***
В большом зале прецептории Темплстоу собралось много народа, помимо рыцарей-храмовников и магистра, здесь был и простой люд. Собрание на этот раз было открытым. На высоком помосте в кресле восседал сам Лука де Бомануар, облаченный в белые ниспадающие одежды с нашитыми восьмиконечными красными крестами. Его высокая фигура выделялась среди других рыцарей. В руках он держал посох с крестом ордена, который был символом священной власти. Рядом, но на небольшом отдалении, располагался стол, за которым сидели два капеллана в черных одеждах, чтобы вести протокол капитула. Еще два брата-монаха стояли по бокам, чтобы следить за возможными оплошностями во время заседания и вовремя менять пергамент. Четверо прецепторов, среди которых был Бриан де Буагильбер, занимали места чуть дальше, на некотором расстоянии от магистра. Рядовые члены ордена, простые рыцари-храмовники сидели на обычных длинных скамьях, а уже за ними располагались оруженосцы и те, кто состоял на искусе. По всему залу стояла стража, отделяя собравшуюся толпу от того месте, где собрались храмовники. Большинство из собравшихся были жителями Темплстоу и теми крестьянами, кто нанимался к храмовникам для работы в полях. Всем было любопытно поглядеть на самого могущественного магистра ордена и и на доблестного рыцаря Уилфреда Айвенго, который, по слухам, смог не раз одержать победу над самим Брианом де Буагильбером — могущественным воином и одним из прецепторов ордена Храма. Бомануар желал, чтобы как можно больше народу присутствовало при таком показательном разбирательстве ведь это был неплохой для него повод проявить и показать свою безграничную власть и могущество, что те умы, которые имеют хоть малейшие сомнения в его силе, узрели, что Лука де Бомануар еще держит своей рукой бразды правления орденом. Собрание капитула открылось пением псалма «Venite, exultemus Domino»**. Этот псалом храмовники часто пели, вступая в бой с врагами. Сотни мужских низких голосов возносились под каменные своды прецептории, образую торжественный и мощный единый поток. Когда звуки хорала смолкли, Бомануар обратился к собравшимся. " — Преподобные и храбрые мужи, рыцари, прецепторы, друзья нашего святого ордена, братья и дети мои! И вы также, родовитые и благочестивые оруженосцы, соискатели честного креста! Также и вы, наши братья во Христе, люди всякого звания! Да будет известно вам, что не по недостатку личной нашей власти созвали мы настоящее собрание, ибо я, смиренный раб божий, силою сего вручённого мне жезла облечён правом чинить суд и расправу во всём, касающемся блага нашего святого ордена. Преподобный отец наш святой Бернард, составивший устав нашей рыцарской и святой общины, упомянул в пятьдесят девятой главе оного, что братья могут собираться на совет не иначе, как по воле и приказанию своего настоятеля, а нам и другим достойным отцам, предшественникам нашим в сём священном сане, предоставил судить, по какому поводу, в какое время и в каком месте должен собираться капитул нашего ордена. При этом вменяется нам в обязанность выслушать мнение братии, но поступить согласно собственному убеждению.»* Голос Бомануара, не смотря на преклонный возраст, звучал громко и уверенно. Строгие и низкие ноты то и дело прорезали его ровное течение, отражаясь, казалось, во всех уголках большого зала Темплстоу. — Обвинение, прозвучавшее из уст христианина, пришедшего в нашу обитель — продолжал Бомануар, напустив на себя серьезный и мрачный вид. — Оказались серьезными и касаются они не мирянина, находящегося в услужении на нашей земле, а рыцаря из нашей братии. И не простого рыцаря, посвятившего себя служению, а прецептора и старшего по значению и почету нашего ордена. Наш доблестный собрат Бриан де Буагильбер известен все здесь присутствующим как храбрый и усердный защитник креста, свершивший множество подвигов в Святой Земле и не только в Палестине, очистив святые места от язычников, осквернявших их. Брат наш Бриан прославился не только своей храбростью и воинскими заслугами, но и своей мудростью снискал он уважение среди братии. А молодые рыцари всегда видели в нем образец тех достоинств, которые служат примером для всех. Все наши братья во Христе привыкли видеть этого достойного рыцаря как того, к кому перейдет сей жезл, когда Господь избавит нас от тягости им владеть. Но обвинения этого благородного рыцаря, противоречат уставу нашего Храма. Они настолько серьезны, что ни его высокий сан, ни личные заслуги, ни его доблесть не помешали бы нам подвергнуть нашего брата суровому наказанию и изгнанию из оредна! Ибо собрат наш обвиняется в суровых и тяжких преступлениях. Во-первых — рыцарь действовал самовольно, что противоречит статье нашего святого устава. Во-вторых — собрат наш вершил преступления, кои приравнивают его к безбожникам и разбойникам, покусившись на жизнь и свободу добрых христиан. В-третьих — есть опасения, что собрат наш причастен к куда более тяжкому преступлению! А именно — возможной связи с женщиной, не избегал, но есть опасения, что и сам просил поцелуя женщины, что есть повод для великого соблазна и великого греха. Все эти богомерзкие прегрешения служат весомым основанием для изгнания нашего собрата Бриана де Буагильбера из оредна с великим позором. Таково было бы наказание, если бы наш брат действительно нарушил столь важные статьи устава по собственной воле, но если же это клевета и ложь, напрасно возведенная на нашего доблестного брата — это клевета не только на него, но и на всех нас! Бомануар помолчал немного, вновь оглядев весь зал и все собрание, а потом вновь продолжил. — В этом случае, нам как и на поле боя с проклятыми язычниками, стоит выступать в сражение со злыми языками, порочащих чистоту нашей братии и нашего святого ордена. Мы, как один, встанем на защиту нашей чести и правды! А потому выступайте вперед все, кто является свидетелем этих деяний, дабы мы смогли выяснить правду и воздать по заслугам, либо же противостоять навету. Первым, кого решили выслушать, был сам обвинитель — рыцарь Уилфред Айвенго. Исаака же придержали в дверях, дабы не допустить иноверца к священному собранию. Стража ожидала приказа гроссмейстера. — Доблестный рыцарь, Уилфред Айвенго из Ротервуда пришел сюда, дабы обвинить Бриана де Буагильбера, вашего собрата во Христе во всех преступлениях, о которых я поведал ранее! — говорил Уилфред, продолжая свою обвинительную речь перед всеми собравшимися и повторив слова Исаака о том, что Буагильбер причастен к похищению не только леди Ровены и помощи де Браси. Ропот прошел по залу, но Айвенго продолжал свою речь, сыпля обвинения в адрес прецептора. После того, как Уилфред рассказал все как было, магистр все же разрешил стражникам впустить еврея и предоставит ему слово. Дорожащий Исаак с трудом взял себя в руки и подошел к тому месту, где стоял Айвенго, будто опасался отойти от своего спутника даже на мгновение. — Ваша доблестная милость — начал Исаак, объясняя обстоятельства дела, упоминая о своем плене и о то, кто помогла спастись. — Все, о чем говорил сей достойный рыцарь — чистая правда! И та девушка, что помогла мне и моей дочери Ребекке спастись, наверняка томиться в плену у этого бесчестного страшного человека! Этот воин, без сомнения, где-то спрятал ее, удерживая против ее воли. Я с радостью предложу любые деньги, любой выкуп, если ваш рыцарь согласиться ее вернуть. Она спасла нам жизнь и честь, она для меня словно дочь за которую я готов бороться и отдать все до последней серебряной монеты! — Это клевета на орден! — выпалил Бриан, поднимаясь со своего места, не дождавшись разрешения гроссмейстера. — Позор и ложь! — раздались вопли некоторых других братьев, поддерживающих Буагильбера и по всей видимости, те, кто был согласен видеть его своим будущем магистром. — Ложь! Гнать их в шею! Или повесить! — кричали другие, не стесняясь присутствия Бомануара. — Когда же это добрые христиане должны прислушиваться к речам язычников! А еще более проклятых евреев! — возмущения продолжались. — Молчать! — раздался его зычный громкий голос, а сам гроссмейстер простер руку вверх. — А ты — обратился он вновь к Исааку. — Говори, продолжай, еврей и упаси тебя Господь, солгать! Исаак замялся и даже испугался, но Уилфред помог ему, подведя чуть ближе, а после и сам возвысил голос, когда тот закончил свою речь дрожащим голосом. — Твой развратный друг, рыцарь Морис де Браси, с коим ты был в сговоре, — начал Уилфред, выступив перед и закрывая собой Исаака. — Похитил леди Ровену, мою будущую супругу. А также вы сотворили истинное бесчинство, достойное разбойников с большой дороги, похитив не только ее, но и моего отца и наших друзей! — Дозволяется ли мне отвечать? — спросил Бриан, обращаясь к Бомануару. — Говори, брат Бриан, ты вправе держать ответ, особенно в эту минуту, когда порочат честь нашего оредна. — кивнул гроссмейстер. — Приведи хоть одного живого свидетеля своей лжи и наветов! — вновь возразил Буагильбер, повернувшись к Уилфреду. — Как же легко и просто возводить напраслину на мертвеца или того, кто покинул пределы Англии. Спрашивай с де Браси, если он повинен в этом преступлении. — А как же твой дружок Фрон де Беф? — голубые глаза Айвенго заблестели, а его урки дрожали, рыцарь еле сдерживал себя, чтобы не бросить вызов храмовнику прямо сейчас. — Я же сказал — легко призывать мертвых в свидетели или сваливать на них всю вину! Мой добрый товарищ по оружию доблестно воевал в Святой Земле, ни чуть не хуже наших доблестных братьев! — Бриан говори с жаром и так убедительно, что многие рыцарь кивали и гневно посматривали в сторону Исаака и сакса. — Я навещал моего товарища по оружию, когда прибыл в Англию. И пробыл у него два дня, дав отдых лошадям и мои оруженосцам, а после отправился в Темплстоу как и подобает всякому рыцарю Храма — искать убежища там, где есть ближайшая прецептория ордена. Барон Реджинальд Фрон де Беф погиб в огне, после того, как на его замок напал саксонский сброд! Эти слухи достигли даже Темплстоу! А больше — я ничего не знаю! И тебе, сэр Десдечадо наверняка известны имена этих разбойников! Что же до твоих «благородных» друзей — я не вожу дружбы с саксами, как и с жалкими трусами, осмеливающиеся возводить клевету на мой орден! Высокопреподобный отец, я не могу далее отвечать на такие дикие и нелепые обвинения. Но если затронута моя честь, как равносильно и честь ордена, я буду защищать ее своим телом и вот этим мечом, который нередко сражался на пользу христианства! — Мы прощаем тебе, брат Бриан — отвечал Бомануар. — Ибо, когда затронута честь ордена, трудно сдерживать свои порывы, чтобы защитить его. Нам стоить выслушать свидетелей. В зале вновь поднялся ропот. Было вызвано несколько человек, которые показали, что Буагильбер вернулся в прецепторию давно и смирно молился и соблюдал пост до того самого момента, как в прецепторию приехал сам магистр. Что до этого обозначенный рыцарь гостил несколько дней в поместье барона Фрон де Бефа, но после тут же отправился в прецепторию Темплстоу вместе со своими оруженосцами. После был вызвал Альберт де Мальвуазен, прецептор обители, который рассказал о приезде Бриана и оруженосцев. Казалось, что Альберт очень осторожно указывал сроки приезда, дабы не вызвать сомнений у Бомануара. Закончив свою речь, полную смирения, с лицемерным видом глубокой покорности, Мальвуазен поклонился Бомануара до земли и вернулся на свое место. Недурно отыграв свою роль, прецептор был уверен, что остается совсем немного и еврея с саксом выпроводят вон. Но дело обернулось несколько иначе. — Взывать к вашей справедливости, как я вижу — бесполезно. — вновь заговорил Уилфред, отчаянно пытавшийся найти хоть какую-то долю справедливости. — Вы все равно будете на стороне вашего преступного собрата! Вам не понять, что такое стонущее сердце любящего мужа и горюющего отца! Ведь у вас не может быть ни жен, ни возлюбленных, ни дочерей! Но есть еще английские законы, по которым я имею право призвать Бриана де Буагильбера на другой суд — божий! Вот мой вызов! С этими словами Айвенго бросил свою рыцарскую перчатку на пол, прямо перед гроссмейстером. По залу прошел гул. — Что ж, да будет так — объявил Бомануар. — Во имя божие и пускай Господь обнаружит истину! Тебе, брат Бриан, поручаем мы встать на защиту чести нашего оредна, не сомневаясь в том, что победа достанется правому. Аминь! — Аминь! — повторили все присутствующие. Все, кроме Бриана де Буагильбера, который вовсе не думал о всей серьезности разбирательства и о поединке. Тем временем магистр обозначил время поединка, который должен был состояться на другой день, а также место для битвы — для этого прекрасно подошло ристалище рядом с Темплстоу. После собрания капитула и оглашения протокола, двери большого зала вновь открылись и люди стали покидать место суда. А Айвенго и, прибывающего в каком-то отчаянии, Исаака выпроводили за ворота прецептории. Оставалось лишь ждать нового дня — дня решающего.***
Буагильбер был в бешенстве, когда вернулся в свою келью. За ним, как порыв ветра, влетел Альберт Мальвуазен, доказывая по пути что-то своему другу. — И слышать не желаю! — рычал Бриан. — Этот саксонский щенок чуть было не испортил все дело! Но ничего, завтра все решиться, он сам накликал на себя смерть! Я не буду больше таким благородным и отомщу за все, что было под Акрой и за Конрада… Проклятый ублюдок! Как не вовремя… — Тебе не о чем волноваться. Ведь еще не нашелся ни один рыцарь на земле, кто бы мог быть тебе равным по ловкости, силе и воинскому умению. И ты сам знаешь, лучше меня, Айвенго ранен и не в силах будет противостоять тебе в полную силу. — говорил Альберт, плеснув в кружки вина себе и Буагильберу. — Если и было бы о чем, то только о том, что этот сакс не вовремя явился. Теперь мои люди не смогут добраться до нас и Абдалла наверняка просидит в лесу лишний день… Альберт, теперь не время для подобных игр! Проклятье, но да ничего, завтра все решиться. — говорил рыцарь, расхаживая в нетерпении по комнате. — Ведь все уже было готово, если бы не Айвенго… — Не беспокойся, Бриан, я позаботился о том, чтобы людей Бомануара вовремя перехватили. — отвечал Альберт, протягивая вино своему другу. — И потом, возня вокруг жезла магистра уже началась. Многие на твоей стороне, но есть те, кто все еще нуждается в том, чтобы их переубедили. — Так действуй быстрей! И вот еще, Альберт, — продолжал Бриан, крутя кружку в руке. — Кто-то перехватывал наши письма и я уверен, что это кто-то свой. Я полагаю, да нет же! Я уверен, что за этим стоит Монфише! — Я бы не был столь уверен, ведь Конрад как и я — видит тебя нашим будущим магистром. — Альберт насторожился. — Монфише поддержит любого, хоть самого черта, лишь бы занять место как можно ближе к магистру. Да и сам он не прочь встать на мое место. Я уверен. — Бриан вновь нехотя но поглядел на кружку с налитым вином, не осмеливаясь пригубить напиток. — Если будет нужда — Конрада можно будет устранить, но, это будет не так легко, как с нашим старым фанатиком. Что ж, Бриан, выпьем немного вина и пойдем отдыхать. Завтра у нас у всех будет нелегкий день. — улыбнулся Мальвуазен и поднес кружку с вином к губам, собираясь сделать глоток, но пить не стал. Бриан помедлил, но все же выпил вино, не глядя на своего друга. После, Мальвуазен попрощался и направился к себе, а Бриан все еще сидел какое-то время перед горящим очагом, всматриваясь в яркое пламя. Странное и неприятное жжение неожиданно пронзило его грудь, а голова стала какой-то тяжелой. Храмовник привстал и поморщился, плеснув из кувшина в кружку простой воды, он выпил все до капли. Жжение прошло, как и дурные мысли по поводу Конрада Монфише. Приписав это странное чувство событиям уходящего дня, Бриан решил поскорей заснуть. На другой день его ждал суд божий.