***
Тем временем Ричард обговаривал свой план с преданным другом графом Эссекским. — Почему он все еще жив? — Ричард сидел в глубоком кресле, обитом бархатом, с маленькими изображениями золотой короны на спинке и подлокотниках. — Магистр Храма? — уточнил Эссекс. — Филипп де Мальвуазен, — отвечал король. — Почему он все еще жив? Он проявил невиданное пренебрежение к нашей особе и этим нанес нам оскорбление. А еще барон не из тех, кто готов добровольно преклонить колено перед своим сюзереном. Стоило отдать приказ сиюминутно и повесить наглеца прямо здесь, в Йорке. — Это было бы бесчестно, мой король. Да и что скажут люди… — граф Эссекс вздохнул. — Тебя что-то слишком волнует слово «честь», — перебил его Ричард. — Ну а людская молва не должна волновать наш слух. Разве льву есть дело до того, о чем блеют овцы? Оставить все так, как есть и позволить Мальвуазену окончательно распоясаться, подав дурной пример остальным? Тогда, мой друг, нам вряд ли удастся вновь накинуть узду на нормандских вельмож. Я дам тебе два больших отряда воинов и тридцать лучников в придачу. Напомни барону де Мальвуазену, что он задолжал английской короне десять тысяч серебром. Если у Филиппа не найдется серебра — что ж, я не откажусь и от золота. И пусть поторапливается, ибо с каждым днем, с каждой подобной задержкой, мы теряем не только казну, но и уважение. А заставить нормандских баронов уважать английского короля можно лишь подобным образом, друг мой. — Значит, льва все же заботит то, что говорят и думают о нем овцы? — улыбнулся граф. — Это не просто людская молва! Если какой-то нормандский барон может вот так просто пренебречь самим королем, значит так поступят и другие! Значит, их король ничего не стоит и его можно не бояться! Не ставить ни во что! Настало время укрепить нашу власть окончательно. Ступай и исполни мой приказ. Я и мои люди догоним тебя, — Ричард вскочил на ноги, чуть не опрокинув кресло. — Мой король, позвольте прервать вас. Люди Филиппа де Мальвуазена тронулись в обратный путь. — Айвенго вошел в зал и преклонил колено перед своим королем. — Но уехали не все — некоторые остались. Их будет сопровождать небольшой отряд из десятка воинов не больше. — Прекрасно, добыча сама идет к нам в руки. Уилфред, вели барабанщикам бить сбор — распорядился Ричард, а его глаза в предвкушении «доброй охоты» загорелись ярким огнем. Айвенго, в свою очередь, старался исполнить любой каприз короля, так как Ричард обещал помочь своему любимцу вызволить его несостоявшуюся невесту леди Ровену из когтей несносного норманна Мориса де Браси. Но, как это часто случается, короли забывают о своих обещаниях. Ричарда занимали теперь совсем другие вопросы, и он вовсе не собирался вступать в конфликт с французским королем Филиппом Августом ради, пусть даже благородной и знатной, саксонки. Но Уилфред, ничего не зная об этом, поспешил вниз, во двор замка, чтобы поскорее исполнить приказ короля.***
Тем временем наша телега все дальше и дальше отъезжала от Йорка. Мое отсутствие заметят не раньше следующего утра — именно на это я и надеялась, но по всей видимости, зря. Окончив переговоры рыцари Храма еще долго что-то обсуждали со своим новым гроссмейстером, а после разошлись по комнатам, отведенным для них в замке. Тогда как их магистру и его страже был отдан целый этаж. Вернувшись в свои покои, Буагильбер первым делом налил себе немного вина и развалился в кресле рядом с разожженным камином — его радовали собственные успехи. Теперь играть с Ричардом было куда проще, но не менее опасно, чем раньше. Магистр вовсе не собирался прощать долг английской короне и вновь давать деньги ордена на не бог весть какое предприятие вывернувшемуся из плена Ричарду. Ему были важны не столько золотые монеты или залог, который пытался выставить король, сколько собственные условия. А состояли они ни в чем ином, как в добром куске английской земли в вечное пользование ордену Храма. Бриана не интересовали никакие посулы и гарантии в виде слова чести самого короля Ричарда Львиное Сердце — ему ли не знать, что стоило слово английского «льва»? Наверняка пыль на его сапогах стоила куда больше, чем все обещания и клятвы Ричарда Да-и-Нет. Буагильбер остался непреклонен. Пока новый магистр наслаждался моментом и отменным вином, в дверь его покоев кто-то постучал. — Войдите, — пригласил Буагильбер, вынув кинжал из ножен и положив его перед собой на небольшой столик, где стояло вино. — Это я, — ответил вошедший Альберт де Мальвуазен. — Филипп и часть его людей уехали обратно домой. — Значит, твой братец вовсе не желает видеть той опасности, которую, возможно, готовит ему Ричард. — Бриан поднялся. — Люди Ричарда уже собираются во дворе замка. Клянусь Девой Марией, что-то назревает и это «что-то», возможно, коснется Филиппа! — Альберт не находил себе места. — Успокойся. Я уже отдал приказ послать вслед за Филиппом небольшой отряд наших воинов. Любой рыцарь Храма стоит пятерых ублюдков Ричарда! — успокаивал друга Буагильбер, наполняя его кубок вином. — Спасибо, не нужно, — ответил храмовник, поспешно отставляя кубок. — Ах да. После смерти Луки де Бомануара и моего чудесного спасения, я позабыл, что ты не берешь в рот ничего крепче воды, — усмехнулся Бриан. — Дело не в этом. Или ты полагаешь, что я настолько струсил тогда, что… — Альберт нахмурился будто мальчишка и плотнее завернулся в плащ. — Нет-нет, прости. Если б не твой брат, который рассказал мне про недуг, которым ты страдаешь, я был бы гораздо худшего мнения о тебе и до сего дня не сомневался в том, что именно ты пытался меня отравить. Если бы не Филипп, я так и не узнал бы, что наш доблестный собрат Альберт де Мальвуазен не выносит ничего, что заставляет веселить кровь. — Буагильбер похлопал своего друга по плечу, как бы успокаивая того. — Как же тебе удавалось скрывать это раньше? — Я только делал вид, что пью или пил только воду. Спасибо моему проворному оруженосцу… Чего ты хотел? Чтобы меня подняла на смех вся наша братия? Ну, да теперь ты знаешь, что Альберт де Мальвуазен не пьет ни вина, ни эля, ни другого веселящего кровь напитка. Не переношу все это лет с двенадцати. Каждое возлияние, еще с того времени, когда наш отец стал сажать меня и Филиппа за стол со всеми воинами и старшими мужчинами в нашем роду, заканчивалось для меня плохо. Два-три дня я мог проваляться в болями в животе… Ей богу, Бриан — словно кто все потроха вынимает… — Альберт шмыгнул носом и насупился сильнее прежнего. — Зато ты можешь есть за двоих! — рассмеялся Буагильбер. — Спасибо, что отправил небольшой отряд рыцарей вдогонку. Теперь я не так волнуюсь за Филиппа. Но не все его люди смогли уехать сегодня… Кстати, ты и свою служанку отправил обратно к Филиппу в замок? — спросил Альберт как ни в чем не бывало. — Что? Мою рабыню?! Я никого никуда не отсылал! — кубок храмовника полетел на пол, а сам Буагильбер от растерянности даже пошатнулся. Сейчас его охватила не злость, а именно растерянность. Он полагал, что его рабыня просто спит в комнате для прислуги, тогда как накануне ночью он сам прогнал ее. — О, я не знал… Я видел как она запрыгнула в одну из телег… Значит, твоя малютка сбежала. — Медленно, как бы рассуждая, ответил Альберт, пристально глядя на своего друга. — Что ж, если она решила уехать обратно в замок Филиппа, тем лучше… Лучше для нас обоих… — проговорил Бриан совершенно отрешенным голосом. — Для кого? — невинно поинтересовался Альберт, сделав вид, что не расслышал последней фразы. — Я сказал, что так будет лучше. Когда приеду — разберемся, сейчас есть дела поважнее. А у Филиппа она будет под присмотром, — ответил Буагильбер, с досадой пнув ногой упавший кубок. — Так что там с посланием из Рима? Храмовники перешли к обсуждению дел ордена, а после разошлись по своим покоям. Только уснуть этой ночью Бриану де Буагильберу так и не довелось.***
Наш путь продолжался. Ближе к ночи Филипп приказал разбить лагерь, чтобы заночевать в ближайшем лесу, подальше от дороги. Устали и лошади и люди. Всем хотелось немного передохнуть. Было решено продолжить путь рано утром, чтобы люди барона, выехавшие из Йорка позднее, успели догнать повозки. Никто не заметил моего появления в лагере: Элвина и две другие служанки продолжали прятать меня в повозке, сунув мне четверть головки сыра и половину круглого хлеба. Поужинав таким образом, я немедленно уснула, даже не сняв с себя одежды. Было холодно. Где-то вдалеке слышался вой волков, и шумели деревья, но теперь все казалось совсем иначе, ведь я сбежала, а значит, если мне и впредь удастся прятаться в повозке до того, как мы подъедем к замку де Мальвуазена, я смогу затеряться среди крестьян из окрестных деревушек или просить Филиппа оставить меня жить среди других обитателей замка — только не отдавать храмовнику. Надежда была слабой, но попытаться все же стоило. С этими мыслями я провалилась в глубокий сон, ничего не замечая вокруг. Рано утром все поднялись по сигналу трубившего рога. Скорый завтрак, и снова в путь. Но меня ждал неприятный сюрприз. Я, по привычке решив умыться, осторожно выскользнула из крытой телеги. Свежий иней мерцал на ветках деревьев. Не успела я протянуть руки, чтобы собрать несколько капель застывшей росы и инея и хоть как-то протереть лицо, как вдруг кто-то крепко схватил меня за плечо и развернул к себе. — А я-то думаю, что это за новая фигура, с головы до ног завернутая в плащ? Значит сбежала, да? — это был Арно. — Тише, только не кричи, иначе всех переполошишь. Лес шума не любит. Я не хотел тебя пугать. — Проклятье, Арно, ты подкрался так незаметно. Я ничего не услышала, — выдохнула я. — Еще бы! Вот что, уж не знаю, сбежала ли ты от своего хозяина, или он сам отпустил тебя, но я должен доложить моему господину. Он все равно узнает, когда будем подъезжать к замку, — Арно покачал головой. — Если сбежала — эх, девица, тебе же хуже. Господин де Мальвуазен не станет ссориться из-за тебя с Буагильбером, а тот уж точно по возвращению прикажет заковать тебя в кандалы. — Отпусти меня, — жалобно пропищала я. — Отпустить? Куда? Вокруг леса и вот эта дорога, что ведет прямиком в замок моего господина и в его деревни. Ты с ума сошла! Куда ты пойдешь? Ты замерзнешь в лесу, или тебя загрызут волки. Отпустить… Пойдем, некогда спорить, нужно отправляться в путь. К вечеру, либо к полуночи мы будем дома, — Арно крепко схватил меня за руку. От земли поднимался пар, кое-где виднелись проталины. Наверняка днем будет теплее, чем было накануне, и ехать будет легче. — Не трудись, мой славный Арно, — раздался знакомый голос Мальвуазена-старшего. — Можешь показать мне свою «добычу» прямо сейчас. — Она либо сбежала, либо храмовник ее сам отпустил… Прибилась к нам и… — не договорив, Арно выставил меня вперед. — Угу, вижу, девица, ты успела воспользоваться моим не самым лучшим советом. Ну да ладно. Сейчас действительно нет времени, вернемся домой — разберемся кто и кого отпустил, — усмехнулся Филипп. Мы уже было хотели вернуться к повозкам, как поблизости раздался тихий шорох. — Тише! — прошептал Филипп, приставив палец к губам и хватаясь другой рукой за рукоять своего меча. — Это я, мой господин, — послышался голос одного из воинов. — Там, около кромки леса мы заметили всадников. — Сколько их? — напряженно спросил Филипп. — Около пяти или шести. Мы точно не рассмотрели; туман, — отозвался другой рыцарь, выходя из кустов. Туман действительно был на удивление густой и вязкий, и мало что было видно уже на расстоянии вытянутой руки. — Ну и туман! — воскликнул один из воинов. — Да, — кивнула я. — Такой мистический и завораживающий. — И в этом завораживающем тумане мы будем первыми, кто хлебнет лиха, — язвительно сказал Филипп. — Всем быть начеку и достать оружие.***
Наши опасения были напрасны. Это были вовсе не разбойники и не люди Ричарда — всадники оказались рыцарями Храма, которых отправил Буагильбер. — Проклятье, Дайон! Мы приняли тебя и твоих собратьев за разбойников и уже приготовились к бою, — рассмеялся Филипп, который, по-видимому, знал предводителя отряда. Этот был тот самый храмовник с глубоким шрамом на шее. — Сэр Дайон де Вермандуа, барон де ля Марш, господа, прибыл к вам собственной персоной, чтоб сопровождать до самого замка и в случае необходимости оказать любую помощь и защиту, — послышался голос другого храмовника, подъехавшего к нам. — Адриан, добро пожаловать и тебе — рад видеть доблестного воина среди остальных достойных рыцарей Храма, — Филипп и Адриан крепко обнялись, как только храмовник спешился. — Добро пожаловать, господа, еще немного, и мы прибудем во владения Филиппа де Мальвуазена, «Лютого норманна», как называют меня мои добрые саксонские соседи! — рассмеялся Филипп, радуясь встрече со старыми знакомыми. Судя по всему, Мальвуазен знал почти всю новоприбывшую компанию. После радушной встречи все отправились к повозкам, и наш путь продолжился. Отряд храмовников, который ехал позади, состоял из шестерых крепких воинов, прошедших не один кровавый бой в Палестине. Рыцари тихо переговаривались между собой и посмеивались над Дайоном, который то и дело бросал на меня быстрые взгляды. Телега, в которой ехали Губерт, маленькая Анна, Элвина, несколько служанок замка и я, была последней в веренице остальных. Прятаться мне больше резона не было, и я сидела, свесив ноги через бортик, вдыхая свежий утренний воздух. — Смотри-ка, наш Дайон все никак не может оторваться от этой девки! — хихикал сэр Ги де Моран, храбрый воин и защитник Сионского Храма, сражавшийся когда-то бок о бок с Буагильбером и прекрасно знавший обоих братьев де Мальвуазенов. — Да ладно, видать эта малютка и впрямь ему приглянулась. Что будешь делать, Дайон? — смеялся Адриан. — Заслужу внимание столь прекрасной девицы! Клянусь Пресвятой Девой Марией, я такой красотки не видал с прошлой Пасхи! — отвечал Дайон, подмигивая мне. — И что же ты с ней будешь делать? — поддразнивал его другой храмовник. — Ведь устав запрещает рыцарям Храма жениться. — Если бы не устав, господа, я бы глазом не моргнул — увез бы эту глазастую красотку в свое баронское поместье. И настрогал бы пяток-другой эдаких кучерявых черненьких карапузов! Все лучше, чем ходить с ошейником рабыни… Такую девку грех держать про запас, — рассмеялся рыцарь. — Замерзла? Вот, возьми, завернись в это — хоть немного согреешься. — сказал Дайон, протягивая мне шерстяное одеяло, которым обычно пользовались рыцари Храма, если им приходилось ночевать в пути. — Благодарю вас за заботу, сэр рыцарь, — кивнула я, с радостью приняв одеяло. Утро было хоть и не такое холодное как прежние, но все же меня немного трясло. Так, шутя и посмеиваясь, наша кавалькада из обозов и всадников приблизилась к владениям барона де Мальвуазена.***
Несмотря на сопровождающих отряд храмовников, Филипп все же волновался за тех, кто выехал из Йорка позже. Он сдерживал себя, чтобы не выдать свое волнение и не послать Арно и Тарви назад, встретить остальных. Уже начались межевые столбы, обозначающие владения Мальвуазена, и дорога, которую окружал густой лес, стала знакомой. Проехав еще немного, Филипп все же приказал Тарви и Арно взять несколько воинов и отправиться на разведку, ибо остальные люди Филиппа так и не встретились с нами, как планировалось накануне. И была еще одна причина, о которой барон, конечно же, молчал — Тибо. Он волновался за своего единственного сына, самолично приказав тому возвращаться вместе с остальными и сопровождать людей с небольшим отрядом стражи до самого дома. Было решено сделать небольшой привал и подождать, когда вернутся Арно, Тарви и несколько других рыцарей. Потянулись долгие часы ожидания, но Мальвуазен запретил разводить костры или перекусить тем, что было с собой. Никакой охоты по дороге или чего-либо еще, что могло бы привлечь внимание. Наконец, спустя несколько томительных часов, Арно и Тарви возвратились в сопровождении нескольких воинов. Если Арно еще как-то мог сохранять относительное спокойствие, то по лицу Тарви было ясно, что стряслось что-то дурное. Мальвуазен безотлагательно стал расспрашивать их, предполагая худшее; его люди так и не догнали нас. Оба оруженосца принесли недобрые вести. Как выяснилось из разговора — на отряд напали вооруженные всадники. Это были люди Ричарда Львиное Сердце. — Некоторых взяли в плен. Других убили. Не только крестьян, мой господин, — продолжал Арно, стараясь говорить по-существу, чтобы не злить барона. — Но с некоторыми они расправились без жалости… — Где остальные? — опешив, спросил Филипп, оглядываясь по сторонам, будто ожидая кого-то увидеть. — Где Жиль? Где… Где Тибо? — вновь спросил он, понизив голос. — Мой господин, их… Их также захватили люди Ричарда, — ответил Арно, невольно сжав кулаки. — Мы не сумели их догнать. Некоторых из пленников они обезглавили и бросили на дороге в замок, привязав сорванную нашивку с гербом одного из пажей… Мы еще не открывали мешок… — Есть какие-нибудь требования? Чего хочет этот… король без королевства?! — рявкнул Мальвуазен, не выдержав, а глаза его сверкнули гневом. — Они пока ничего не сообщили, — Тарви был бледен. — Они убили Бранда и еще двоих. Голова Бранда осталась висеть на копье, там у дороги. Мы сняли ее и… — И? — Филипп сдвинул брови. — И положили рядом с мешком, чтобы… после похоронить их. — Похоронили или ждали моего приказа? Давай сюда мешок! — приказал Филипп, но руки его задрожали, когда Арно упомянул о Тибо. Бодуэн в ожидании страшной картины перекрестился и до боли сжал руки. Мальвуазен медленно спустился со своего коня, отдав поводья слуге. Он медлил. Казалось, Филипп впервые в жизни боялся того, что ожидал увидеть. Неужели среди отрубленных голов собственных людей будет и голова его единственного сына? — Давай мешок. — Арно протянул хозяину свою страшную ношу. Большой холщовый мешок промок от крови, и тонкие красные струйки потихоньку стекали вниз. Филипп поставил мешок на землю и развязал тугой узел. Его глазам предстали головы некогда бравых молодцов и храбрых воинов, которые верой и правдой служили ему долгие годы. Словно в какой-то горячке, Мальвуазен принялся извлекать из мешка головы одну за другой, раскладывая на поляне и произнося вслух имена погибших. Среди них он обнаружил голову молодого Жиля. Одному Господу было известно, что творилось в душе и сердце этого жестокого норманна. Наконец, дело было закончено. Тибо среди погибших не было.***
— Похоронить этих храбрецов и отпеть в замковой часовне! А сейчас приготовиться к обороне! Немедленно! — крикнул Филипп и прижал свои измазанные кровью руки к лицу, прошептав короткую молитву. — Господин, мы так и собирались сделать, только… — робко вставил Тарви. — Только что? — Филипп отнял руки от лица. — Что нам теперь делать? Ведь мы не знаем наверняка, перекрыты ли подъезды к замку, — волнуясь, говорил оруженосец. — Верно. Возможно, нас ждет засада, — кивнул Мальвуазен, очнувшись после кровавого «послания» Ричарда. — Стоит послать Губерта на разведку. Если они там были — уже успели натоптать… А Губерт лучше любого пса чует чужих. Было решено отправить лесничего вперед. Один из храмовников, сэр Ги де Моран, поехал вместе с ним. Заодно, по возможности, попробовать уберечь людей из деревушек, что раскинулись неподалеку от замка. — В любом случае, нам стоит вернуться к замку, — говорил Филипп, собрав рядом в круг своих воинов. — В случае нападения придется отступать в лес и уводить туда людей. Волчьи капканы и медвежьи ямы будут нам небольшой помощью в этом деле. Элвина, — обратился де Мальвуазен к служанке. — Вместе с господином Дайоном и еще несколькими рыцарями доберетесь до лаза, который ведет в подвалы замка. Соберешь всех женщин и детей. Там есть небольшие запасы еды и питья, чтобы укрыться на какое-то время и переждать бойню.***
Итак, наш отряд разделился. Губерт и сэр де Моран отправились на разведку, а мы стали продвигаться дальше в лес, минуя опасные волчьи капканы и медвежьи ямы. Сам Филипп словно чего-то ждал — возможно, вестей об остальных пленниках, а быть может, готовился к требованиям Ричарда. Нас ждали нерадостные вести. Лесничий и сопровождающий его Ги вернулись ближе к вечеру, с трудом пробравшись к нашему новому лагерю. С ними были женщины с детьми и уцелевшие крестьяне и слуги, те, кто успел вовремя спрятаться. Остальные мужественно защищали замок, но нападение было неожиданным, а стражи в замке не так много. Ведь было Рождество… Один крестьянин поведал Филиппу как пали ворота замка, как отряды Ричарда крушили все на своем пути, сжигая деревни и не жалея никого. Оставшихся в живых воинов и слуг, отказавшихся признать короля Ричарда своим новым хозяином — вешали. У Ричарда осталось лишь несколько пленников. Среди них был сенешаль замка де Мальвуазена. Как и предполагал Арно, на подходах к замку наш небольшой отряд ждала засада. А сам замок уже был не раз атакован за время, пока его хозяин со своими людьми был в дороге. — Сколько людей перешло на строну Ричарда? — резко спросил Филипп, выслушав крестьянина. — Никто, мой господин. Никто не согласился перейти на сторону короля. Они почти всех велели вздернуть во дворе замка. Остался лишь господин д’Этреси — наш сенешаль, главный лучник, аббат и еще мальчик, мой господин… — сбиваясь от волнения, говорил старый крестьянин. — Какой мальчик?! — не выдержав, вскричал барон, схватив крестьянина за шиворот. — Что за мальчишка? Отвечай, старик! Какой он из себя? Говори, черт бы тебя побрал! — Он… Он на манер ваших пажей, господин… Только одежду они с него сорвали… Нашивки гербовые… Их ведь двое было… Мальчишек… Одного они убили сразу… А тот, другой, лет десяти на вид, темный и подстриженный на господский манер — жив. Он жив, только они их всех повесят, мой господин… — продолжал сбивчиво крестьянин, теряясь от страха и указывая пальцем на двух оставшихся пажей Мальвуазена. — Значит жив… — выдохнул Филипп и отпустил несчастного. — Арно, Тарви, — вновь обратился он к своим оруженосцам. — Сколько у нас людей? — В нашем отряде воинов тридцать и еще храмовники… — начал Тарви. — Нет. Я говорю, сколько у нас всего людей? Понимаешь, о чем я? Считай всех, кто способен держать оружие в руках, — спокойно сказал Мальвуазен, стягивая с себя походный плащ и облачаясь в кольчугу. — Человек шестьдесят от силы, — отозвался Арно, немного подумав. —Мужчин. — Что ж, все женщины и дети отправится в катакомбы и тайные подвалы замка. Про них Ричард не знает… Никто не знает, — продолжал Филипп, на этот раз обращаясь ко всем. — Элвина, ты отвечаешь детей и за всех остальных головой. Сбереги детей, особенно детей. Всем слушаться ее, и никаких споров. — Да мой господин, — служанка закусила губу. — Ты, — Мальвуазен неожиданно обратился ко мне. — Ты пойдешь с ними, они любят тебя и послушают. Вот, надень, — продолжал Филипп, снимая с себя тяжелую рыцарскую цепь тусклого золота — символ благородного происхождения. — Если кто посмеет ее ослушаться, знайте, это все равно, что ослушаться меня! — Они любят тебя и доверяют… — он заглянул мне в глаза. Это очень важно… Заслужить любовь… С этими словами Филипп надел на меня этот знак принадлежности к дворянскому роду с гербом дома де Мальвуазенов и крепко затянул мой ворот. — С вами поедут сэр Дайон де Вермандуа и сэр Ги де Моран. И еще Губерт. — Прошу меня простить, господа, — вмешался один из храмовников. Это был сэр Пьер де Ре, который только присоединился ко всей честной компании рыцарей Храма, — пока вы сидели в лесу и рассуждали как лучше поступить, мне удалось прочесать небольшой перелесок рядом с твоим замком, Филипп, а еще поглядеть на то, что осталось позади. — Говори, Пьер. — Мальвуазен настороженно посмотрел на храмовника. Дети жались к своим матерями, мальчишки постарше наперебой рвались принять участие в сражении наравне с остальными мужчинами. Женщины молчали, предвещая скорбь и потери. — Дорога на Йорк перекрыта одним из отрядов Ричарда. На всадниках красные королевские нашивки со львом. Во главе их отряда стоит сакс — его называют Айвенго. Наши пути к отступлению будут отрезаны. Впереди только этот лес. На подходах к замку нас ждет засада. Полагаю, нам всем придется несладко. Боя не избежать. — Значит, Ричард решил меня уничтожить, раз до сих пор не выдвинул никаких требований, — задумчиво сказал Филипп. — Он выдвинул, — раздался голос Дайона. — Неподалеку от замка я обнаружил послание, которое было прибито копьем к дереву на опушке леса. А к копью привязана чья-то шкура. Храмовник передал Мальвуазену письмо. Филипп пробежал глазами по строчкам и грязно выругался, судорожно скомкав исписанный лист. Все это время я не вмешивалась в разговор, а лишь молча была готова исполнить приказ Филиппа отвести людей в укрытие. — Нас обложили в этом лесу, будто зверя, — с горечью сказал Пьер. — Ричард устроил облаву и хочет выманить меня отсюда любым путем, — задумчиво произнес Филипп. — Все бы ничего, но у нас мало воинов, — перебил Дайон. — С нами крестьяне, женщины и дети… — Да, — кивнул Филипп, а его голос стал каким-то отрешенным. — Ричард решил воевать даже с детьми… — Что за послание, Филипп? Позволь взглянуть, — Дайон забрал из рук Мальвуазена злосчастный кусок пергамента, быстро проглядел его и понимающе кивнул, переглянувшись с остальными рыцарями. — И что ты решил делать? Повесят этих — найдешь себе другого сенешаля и слуг. Сейчас главное выбраться из этой заварушки и уберечь людей. А после — когда наберешь новых воинов — мы поможем тебе расквитаться с Ричардом, — быстро говорил Дайон, стараясь подбодрить Филиппа. — Господин! — неожиданно раздался чей-то вопль. Это был один из слуг. — Подступы к катакомбам и лазу отрезаны… Сюда движется большой отряд… Человек сто или больше… Ближе к опушке они выставили лучников… — Началось… — почти шепотом проговорил Филипп, выхватывая из ножен меч и поудобнее перехватывая кинжал. Норманн, казалось, и думать не хотел, чтобы просто так оставить своих людей умирать. Бодуэн, который до сего момента хранил молчание, подошел к Мальвуазену и низко поклонился. — Мой господин, дозволь мне поехать, как можно скорей в замок и начать переговоры с королем, либо хотя бы заменить собой тех пленников, которые особенно дороги твоему сердцу. Именно так он давал понять Филиппу, что готов заменить собой Тибо. Ведь только ему была известна истинная причина смятения своего господина. — Нет! — отрезал Филипп. — Я не стану жертвовать своими людьми! Ибо наша земля — ничто без людей, а люди — ничто без земли! Будь они хоть знатными господами, хоть слугами или крестьянами… Ричард решил устроить на меня охоту — что ж — пусть попробует взять! Ты же знаешь, мой славный Бодуэн — я и сам люблю поохотиться! Приготовиться к бою! Будем прорываться к лазу и катакомбам! В бой идут лишь мои воины и рыцари Храма! Всем крестьянам, женщинам и детям искать укрытие. Ставить телеги в круг! Арно и Тарви мигом принялись раздавать оружие небольшой горстке людей, а слуги тем временем ловко переворачивали телеги, наспех сооружая своеобразные убежища для тех, кто не мог сражаться.***
Началось что-то невообразимое. Женщин и детей прятали за обозами и перевернутыми телегами. Мужчины, которые могли сражаться, встали рядом с воинами и храмовниками. Филипп поспешно затягивал наручи и крепления на кольчуге. Меня затолкали в одну кучу вместе со служанками и детьми. А впереди широкоплечим мощным утесом высился сэр Дайон. В руках у храмовника было два меча. Рыцарь предпочёл сражаться без щита, взяв второй меч в качестве преимущества. Многие, даже опытные воины понимали, что подобная схватка будет неравной. Возможно, наш отряд потеряет многих… Впрочем, времени на рассуждения и раздумья не было. — Что, красавица, повоюем? Уж после боя-то наградишь меня поцелуем? — глядя в мои испуганные глаза, весело спросил Дайон. Вот увидишь, я заслужу твою благосклонность в этом бою! — рыцарь улыбнулся, стараясь меня подбодрить. — Вот, возьми на всякий случай. Пригодится. Филипп сказал мне, что ты недурно метаешь ножи. Да смотри, не вздумай ввязаться в бой, — напутствовал меня Дайон и, наклонившись ко мне, вновь улыбнулся и погладил по щеке. — Не бойся. Ничего не бойся. Этот жест напомнил мне о Буагильбере и о том, что со мной приключилось за последние несколько месяцев. Я молча кивнула и приняла длинный обоюдоострый кинжал храмовника. — Всем в строй! — громогласный крик Дайона возвестил о готовности к бою. Смеркалось. На какое-то мгновение все стихло. Казалось, лес замер в предчувствии бури. Но уже через мгновение неподалеку стали видны огни факелов и слышен конский топот, а лязг кольчуг, мечей и копий напоминал рокот прибоя. Приближающихся к нашему отряду воинов оказалось больше, чем предполагали разведчики, чуть ли не вдвое… Еще через мгновение я услышала боевой клич, а потом на меня обрушился шквал ревущих голосов, боевых рогов и нестерпимый гул и грохот железа. Раздались первые вопли раненных и умирающих… Начался хаос, тот самый кошмар, о существовании которого я даже не подозревала. Все оказалось куда страшней любых книжных историй…***
Крики и лязг железа, ржание лошадей, стоны умирающих и кровь… Казалось, кровью наполнился весь лес, и не было ни конца ни края этим рекам... Дети жались к нам с Элвиной, плача от испуга. Перевернутая телега, которая была выставлена перед нами в качестве защиты, то и дело принимала на себя страшные удары. Что происходило за пределами этого довольно слабого бастиона, мы не знали. Голос Дайона то и дело слышался где-то неподалеку, но все же нам было страшно. Никто не знал в какой момент нам придется спасать свои жизни. Высунуть из-за перевернутой телеги голову было смерти подобно, но я все же решилась. Осторожно выглянув наружу, я увидела страшную резню. И вправду, чуть поодаль, впереди телеги, сражался сэр Дайон. Он крушил противников одного за другим, с легкостью опрокидывая их на землю и не щадя никого. Бок о бок с ним сражался сэр де Моран, который ловко отражал атаку целой ватаги наемников-саксов. Нападающие то и дело выкрикивали знакомый клич: «Белый дракон! За Англию!», но Ги не давал им и шагу сделать в нашу сторону. Еще дальше я увидела Филиппа и Тарви, которые просто вгрызались в плотные ряды воинов Ричарда, пробивая дорогу остальным. Искаженные яростью лица бойцов были залиты кровью. В воздухе витал странный запах — это был запах смерти. Казалось, им наполнился весь лес, окружавший нас. Лошади неистово ржали и падали замертво со вспоротыми боками, перебирая ногами в предсмертных судорогах. Некоторые не могли проехать через густую чащу, и тогда на их всадников набрасывались крестьяне и забивали тем, что поворачивалось им под руку, раскраивая черепа и не давая рыцарям опомниться. Отряд, посланный Ричардом, чтобы отрезать нас от замка, числом бойцов превышал наш примерно вдвое, а на поляне, которая вела к злополучному лазу, в ожидании «гостей» выстроились лучники. Ричард все рассчитал. Он не предвидел лишь одного — Филипп не желал сдаваться без боя, даже принеся в жертву собственного сына. Когда я осторожно выглянула из-за своего укрытия, то увидела, что несколько наемников-саксов приближаются к нашей телеге. Дети, заметившие противника первыми, завопили что было сил. Элвина и еще двое служанок схватили длинные палки, валявшиеся рядом, и принялись отмахиваться ими от озверевших саксов. Одна из служанок упала замертво, когда какой-то воин наотмашь ударил ее мечом. Несчастной женщине больше не суждено было подняться. Услыхав наши истошные крики, сэр Дайон обернулся. Этот могучий воин, напоминавший несокрушимый утес, крикнул что-то Ги и побежал в нашу сторону, сметая все на своем пути. Я впала в какое-то странное оцепенение. Вокруг меня метались и кричали люди, кровь заливала камни вокруг. Как во сне я видела, что ко мне приближается наемник со встающим на задние лапы львом, изображенным на красной гербовой нашивке нагрудника. Он подходил все ближе и ближе, а я словно позабыла о кинжале, который отдал мне перед боем Дайон. — Что, сучка, сейчас я отправлю тебя к праотцам! — резкий оглушительный окрик воина вывел меня из оцепенения. Я словно очнулась ото сна, а моя рука сильнее сжала рукоятку кинжала. — Не раньше положенного мне Богом! И только после тебя! — пронзительно закричала я в ответ, вскочив на ноги и резко замахнувшись кинжалом. Милосердная память не дала мне запомнить момент удара, но спустя какое-то время я увидела кинжал храмовника, торчащий из шеи моего врага. Кровь брызнула во все стороны, заливая мне лицо. Воин судорожно хватался за горло, а я все никак не могла отпустить длинный обоюдоострый кинжал. Дайон смог оттащить меня в этой суете. — Жива?! — он встряхнул меня что было силы. — Уходите! Уходите в лес! Живо! Спрятав меня за спину, он стал медленно отступать, сцепившись с остальными саксами. В этот момент мне удалось схватить малютку Анну за руку и вытащить из-под телеги — ее легко могло придавить чем-нибудь тяжелым в этом хаосе. Тем временем сэр Дайон ловко раскидал нападающих, и вот уже Элвина вместе со мной и второй служанкой прятались за широкой спиной храмовника. Элвина не выпускала из рук длинную тяжелую палку, а ее товарка и вовсе схватила горящий факел и орудовала им не хуже, чем какой-нибудь бравый вояка. Никто не хотел сдаваться. Никто не хотел умирать… Я подтолкнула Анну ближе к лесу и приказала ей спрятаться в кустах, а сама схватила меч какого-то мертвого воина и выскочила вперед, остановившись неподалеку от Дайона. Он не мог видеть того, что творилось сбоку или за его спиной. Храмовник служил нам надежным щитом спереди, но увы, опасность обступала нас со всех сторон. Филипп был прав, когда говорил о том, что очень нелегко отнять чью-то жизнь просто так, особенно в первый раз. Но мне некогда было думать об этом. Наемники обрушились на нас какой-то сумасшедшей лавиной. Они буквально сыпались как из рога изобилия. Вскоре мы оказались зажатыми в кольцо из десятка воинов. Дайон продолжал сражаться, но отступать нам было некуда. И тут я решилась на опрометчивый поступок, который позволил бы нам выиграть немного времени, чтобы Элвина и вторая служанка успели вырваться и убежать в лес. Неожиданно для нападавших, ведь до этого я пряталась за спиной храмовника, я выскочила в круг, закричав что-то оскорбительное, да так громко, что бравые воины на секунду опешили. Воспользовавшись их замешательством, я, позабыв об опасности, бросилась на первого, кто попался мне на пути, и ударила соперника мечом. Он страшно закричал и схватился за плечо. Меч вошел глубоко, разрубив ему руку до самой груди. — Элвина! Бегите! Б-е-г-и-и-и-т-е-е-е! — заорала я что было сил. Это небольшое замешательство дало женщинам шанс перескочить за телегу и отбежать чуть дальше от озверелого стада. — Куда? Назад! — с досадой крикнул Дайон, понимая, что я не могу вытащить обратно свой меч. Он подскочил ко мне будто порыв ветра, схватив за шиворот и отбиваясь от троих сразу. Снова спрятав меня за спину и продолжая бой, рыцарь пытался отступить дальше в лес. Элвина вместе с детьми и остальными слугами успела спрятаться, тогда как мы с храмовником все еще оставались около перевернутой телеги. — Что, красавца, славный сегодня выдался вечер? Как насчет поцелуя, не передумала? Ничего, никто еще не смог победить Дайона де Вермандуа в честном бою! Что, черти, саксонские выродки, думали, рыцарь Храма дался вам на потеху? — смеясь, Дайон продолжал крушить одного за другим, защищая меня своим телом. Его некогда белоснежный плащ был теперь перемазан кровью и грязью, красный восьмиконечный крест, нашитый на котте, слился в единый цвет — вся одежда Дайона, как и его лицо, были залиты кровью врагов. Я судорожно продолжала сжимать в руках кинжал, который успела выдернуть из шеи поверженного мной сакса. Вдруг среди кустов и деревьев, я заметила какие-то огни — это были лучники, которые пришли на помощь людям Ричарда. — Стрелы... — Они разожгут пожар… — Дайон, стрелы! — закричала я что было сил, хватая рыцаря за плащ. — Стрелы! — Быстро спрячься за телегу! Быстрей! И не высовывайся! — крикнул мне Дайон. Я кинулась к телеге и едва успела за ней укрыться, как на нас обрушился шквал горящих стрел. Судорожно шаря вокруг себя в поисках чего-нибудь, что могло заменить щит, я, наконец, обнаружила выломанную из телеги доску. Мне пришло в голову хоть как-то прикрыть Дайона, стоявшего в одной кольчуге напротив вооруженных стрелами бойцов, но было слишком поздно. Когда я выбралась из-за телеги, сжимая в руках тяжелый кусок древесины, храмовник продолжал бой. Оставалось несколько наемников, а где-то раздался сигнал к отступлению. Но для сэра Дайона все было кончено. В его теле торчало несколько горящих стрел. Несмотря на боль и раны, рыцарь держался, продолжая крушить врагов и прикрывая меня собой. Мимо пролетела еще пара стрел — они вонзились храмовнику в грудь, пробивая кольчугу. Сигнал к отступлению звучал громче и остатки наемников саксов отступили. Дайон забрал с собой еще троих, а после упал на землю, отползая ближе к перевёрнутой телеге. Бой был окончен. Отряд Ричарда временно отступил. Я бросилась к Дайону, стараясь прислонить его к борту телеги. Слезы текли у меня по щекам. Я терла руками глаза, стараясь смахнуть их, но только размазала по лицу кровь, смешанную с грязью. — Дайон! Сэр… — я принялась расстегивать крепление кольчуги, чтобы облегчить рыцарю вздох. — Славный сегодня был день, красавица… — раздался голос Дайона. Он слабо улыбнулся и потянулся рукой к моей щеке. — Оставь кинжал себе… На память… Красавица… Никогда не встречал таких прекрасных и храбрых женщин как ты… Поцелуй меня… Слезы душили меня. Осознание того, что этот могучий доблестный воин умирает, оставляя нас, как и всякую надежду — было невыносимым. Я наклонилась к Дайону и поцеловала его еще теплые дрожащие губы. — Я не зря прожил свою жизнь… Не зря… Живи… Девочка… — последние слова рыцаря прозвучали почти шепотом, и он в последний раз прикоснулся к моей щеке. Глаза храмовника застыли, а его рука медленно сползла мне на колени. Губы рыцаря застыли в полуулыбке, а его душа уже отправлялась на небеса. Я беззвучно зарыдала, прижав руку Дайона к груди, словно самое дорогое, что было во всем мире. Долго я так сидела, пока меня не окликнул Арно, который вместе с остальными искал раненых и убитых. Некоторые крестьяне, женщины и дети потихоньку стали выходить из своих убежищ и помогать с ранеными. Где-то завыли волки, словно чуя богатую добычу — убитых было много. — Дайон… — проговорил Арно. — Как же… Как же так вышло. Видать, Господь отвернулся от нас… Никто не ожидал гибели столь могущественного и опытного воина. — Пойдем, ему уже ничем не поможешь. А нам сейчас, как никогда, нужно быть вместе, — подбодрил меня Арно, тряхнув за плечо. Я кивнула, заложила за пояс кинжал храмовника и, прикрыв глаза рыцарю, отдала его меч Арно. Меня трясло мелкой дрожью, хоть холода я почти не ощущала. Вскоре вернулись и остальные. Филипп приказал разжечь огонь и накормить людей и раненых тем, что оставалось из дорожных запасов. Дорога к лазу была очищена. Этот бой мы выиграли, но настоящее сражение было еще впереди. Занимался рассвет.