You're falling into it An inescapable release Or something intimate Between the you that no one sees Once I was real Once I had something to lose Once I could peal Once I was harder to bruise Caleb Kane - Once (I was real)
***
Тем же вечером разразился жуткий шторм. Он бился в крепкие стены, будто желая попасть внутрь, и выл подобно огромному голодному младенцу. Дождь водопадом стекал по окнам, размывая весь наружный мир в огромное бесформенное пятно. Ши Уду сжимал напряжёнными пальцами виски. Казалось, что в этом мире не осталось никого, кроме него — и мысли последних дней нахлынули с новой силой. Будто на красиво написанную картину просыпали соль — и та впитала поверхностный слой краски, обращая внешнюю уверенность в россыпь белых пустых пятен. Пошатываясь, словно пьяный, он поднялся и по какому-то наитию двинулся в сторону комнаты Хэ Сюаня — сам не понимая, зачем. Тот лежал в кровати без сна, лицом к стене, чутко прислушиваясь к происходящему снаружи. Когда дверь комнаты скрипнула, он напрягся, быстро понимая, что кроме как Ши Уду, больше некому к нему прийти. Хэ Сюань решил притвориться спящим, чтобы посмотреть, что он будет делать дальше. Художник осторожно переступил порог, на мгновение замерев на нём. Послышался звук неуверенных шагов, а затем кровать прогнулась под весом ещё одного тела — Уду сел на край, напряженно всматриваясь в лицо, проверяя — спит или нет. Затем осторожно коснулся прохладными пальцами чужого лба, убирая налипшую прядку. Вздохнул. Кровать скрипнула ещё раз — это Ши Уду лег рядом, спиной к спине отвернувшегося к стенке Хэ Сюаня. И в этот миг воспоминания окончательно нагнали его. — Брат… Кудрявые локоны, так тщательно выпрямляемые каждый день — лишь затем, чтобы не видеть в зеркале знакомое лицо, столь похожее на его. У брата волосы вечно торчали в разные стороны непослушными кудряшками. Чужое тепло, проникающее в спину соцветием огненного цветка, с одной стороны — будоражащее, а с другой — напоминающее о мгновениях, когда со своим самым близким человеком он так же лежал вместе, в одной кровати, чувствуя себя нехорошо из-за непогоды. Ши Уду не сразу понял, что плачет.***
Хэ Сюань уловил момент, когда спина, прижатая к его собственной, вздрогнула. А потом еще раз и еще. Ши Уду всё равно не сказал бы прямо, в чем дело, значит, и в расспросах не было толка. Поэтому Хэ Сюань, всё ещё притворяясь спящим, перевернулся на другой бок и когда-то привычным, а теперь полузабытым движением обхватил художника одной рукой. Тот вздрогнул, когда почувствовал руку, легшую поперек его груди. Затем тихо выдохнул, пытаясь унять слезы. Закрыл глаза и провалился в глубокий сон. Хэ Сюань заснул через несколько минут, пригревшись у тепла чужого тела, когда усталость взяла верх. Он решил спросить у Ши Уду, что это было, ближе к утру.***
Проснулись они все так же в обнимку. Вот только Ши Уду теперь развернулся к нему лицом, видимо, ворочаясь во сне. По его щеке стекала слеза — неужели и во сне плакал? Хэ Сюань, находясь в полудреме, сперва стер ее большим пальцем, а после коснулся губами оставшейся влажной дорожки. Когда-то так же он утешал её. Веки Ши Уду задрожали и он открыл глаза. Ощутив прикосновение чужих губ, он поднял взгляд и некоторое время они с Хэ Сюанем играли в безмолвные «гляделки». Никто не решался разрушить хрупкую тишину, казалось, что одно-единственное слово уничтожит краткий миг взаимопонимания. Вчерашний страх и пустота в душе ослабли после сна, а жест Хэ Сюаня увел мысли в иное русло. Вряд ли более безопасное, но от них хотя бы не хотелось выйти наружу в шторм и раствориться в нём — или в море… Сейчас вместо этого хотелось раствориться в Хэ Сюане. Израненный изнутри, уставший бороться с этим в одиночестве, словно в полусне Ши Уду потянулся вперёд и осторожно коснулся губами чужих губ. Хэ Сюань ответил на поцелуй — медленно, аккуратно, будто боясь спугнуть. Интересно — после всех пережитых потерь ему казалось, что он больше не может испытывать ни к кому ни искренней привязанности, ни каких-то нежных чувств. Слишком страшно было снова остаться одному, ненароком привыкнув к чужой близости. Война пережевала его внутренности и выплюнула наружу, оставив под кожей вечно сосущую пустоту, бьющуюся о клеть костей вместо сердца. Которую, уговаривал он себя, можно заполнить чем-то хотя бы физически. Поэтому Хэ Сюань ел как не в себя и выматывал себя физическими нагрузками. Пустота не исчезала. Она росла и крепла вместе с мышцами, растягивалась вместе с желудком - и была, пожалуй, его единственным спутником. До сегодняшнего момента. Ши Уду смог пробудить в нем что-то. Было больно, как сдирать корочку с едва зажившей ранки — но это была приятная боль. Его постоянное нахождение рядом медленно засыпало пропасть в душе. Песчинка за песчинкой. Уду напоминал о реальности, не давал окончательно отцепиться от нее. Напоминал о существовании Хэ Сюаня своими чертовыми картинами, на которых тот теперь появлялся с завидным постоянством. Равно как и в его фантазиях появлялись эти губы, оказавшиеся в реальности такими мягкими — бывший военный не мог и мечтать о том, какими они окажутся на ощупь. Некоторое время они просто целовались друг с другом с какой-то непривычной нежностью, которой никогда не отличались их слова, и Уду ласкал кончиками пальцев отросшую щетину на щеке Хэ Сюаня. Художник медленно двигал ртом, посасывая чужую нижнюю губу, в какой-то момент даже игриво оттянул её на себя. Хэ Сюань долго не мог оторваться от чужих губ, а когда смог — и увидел полусонное, чуть смущенное лицо напротив, — его захлестнуло чем-то теплым, как бывает, когда торопливо проглотишь горячий напиток и чувствуешь обжигающий ком, опускающийся внутрь. Бодрствующий Уду никогда не выглядел так расслабленно, так нежно. Бодрствующий Уду бросался ответными колкостями, хмурился листу бумаги, прежде чем начать рисунок, закатывал глаза — выпрямлял волосы, в конце-то концов. Бодрствующий Уду никогда не выглядел так уязвимо. Хэ Сюань… мог оценить такую степень доверия. И ответить тем же, пустить в своё пространство — позволить приблизиться без опасения, что тебе причинят вред… без обоснованного опасения, по крайней мере. Руки Хэ Сюаня обхватили чужие плечи, а пальцы зарылись в волосы. Он закрыл глаза, чувствуя, как сон снова накрывает его плотным одеялом.***