...and the price is right

             Несмотря на все обещания полиции, они нашли их.       Жаждущие крови предателей слуги Дона пришли ночью, и непосильную боль той тьмы Марк запечатлел в своём сердце навсегда...              Над ещё живыми супругами Ли хладнокровные убийцы глумились в лучших традициях азиатской мафии, оставив их сыну роль беспомощного зрителя с кляпом во рту. Когда же с ними было покончено, тела полили кислотой, и от жуткого смрада химической реакции разложения самых дорогих ему людей Марк окончательно потерял разум и сознание... Очнувшись, он увидел что лежит на лужайке перед пылающим домом, у полуобвалившегося входа которого его друг пытался уговорить свою мачеху не ходить туда...       – Это опасно!       – Его родители ещё там, Джехёни. Я буду осторожна!       – Мам, нет! Стой! – но она вбежала в дом, не слушая сына...       Марк попытался встать, но тело его не слушалось. Он хотел закричать, как вдруг дикая боль пронзила лёгкие. В полных ужаса глазах зияла дыра... Он поднёс к лицу испачканные черной кровью руки и мучительно застонал, собрав последние остатки человечности, чтобы надёжно спрятать их под семью замками ненависти.       – Они уже мертвы!... мертвы... они мертвы!... слышите?.. они уже мертвы!       – Хён?..       Марк отнял руки и увидел перед собой златовласого мальчика в пижаме, который тёр глаза и сладко зевал, явно не отличая сна от жестокой реальности. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, пока малыш Хёк вдруг не подошёл и не обнял испачканного кровью безумца...       Дом пылал адским факелом возмездия, и когда пожарные приехали, все перегородки внутри уже обвалились...       Джехён рыдал, продолжая звать мачеху, которая так и не вышла.       Маленькие тёплые ручки крепко обнимали Марка за шею, будто забирая всю боль и делясь волшебной силой...       Сонный мальчик пах свежим постельным бельём и мылом.       – Когда хён проснётся, страшный сон забудется... Не плач, хён... не плач...       Но Марк не мог остановиться.       Он мог лишь обнять в ответ ещё сильнее...              ...              Четыре пары любопытных глаз проткнули его насквозь, уязвимо задев за живое... Будто пришпиленная натуралистом к стенду бабочка, Хёк стоял неподвижно, прислушиваясь к притаившейся в углах темноте, что шептала сквозь зубы «ты не уйдёшь, не поплатившись...»       – Что?! «Твоё»?! Я не ослышался?! Wow ~ !.. Ну-ка, подойди, малыш!       Тот, кого они называли Джонни, поманил его рукой, похлопывая по диванчику, но Донхек больше не мог выносить на себе испепеляющий взгляд монстра, за которым он так беспечно спустился в самый ад, чтобы в ужасе отречься, проклиная.       Нужно было немедленно бежать... и как можно дальше.       Вспотевшие ладони дрожали от паники. Хёк с силой дёрнул ручку ещё раз, но дверь не поддалась, а за спиной пахнущие чужой кровью и деньгами извращенцы продолжали разговор.       – Но я этого парня никогда не видел...       – Можно подумать, ты знаешь всех его людей, Лоло!.. Хотя... С каких это пор сюда пускают кого попало? Ты перестал учить собак манерам, Марк?       – Парни, парни, хей, вы серьезно?! Он сказал «это моё»... Вы думаете, этот милашка типикал солджер?       – Заткнитесь. Голова болит... – холодный голос показался Хёку ещё безразличнее обычного... Но не успели липкие мурашки добежать свой марафон, как сердце замерло вновь, лишая остатков кислорода.       – Я, кажется, понял... – молчавший всё это время блондин, что сидел играя золотым револьвером, теперь улыбался.– Это та самая, загадочная шлюха Мун Тэиля, за которую наш знаменитый капо выложил целый миллион, устроив массовые беспорядки на ночном заезде... верно?       – Чтооо?! Массовые беспорядки?!       – Хуйня... Где ты собираешь эти сплетни, Нана?!..       – Но он не похож на товар Муна...       – Это легко проверить, кстати... У него должна быть татуировка в форме полумесяца на лобке.       – Ха? Мерзость... Ты-то откуда знаешь такие детали, Чону? Тебе мало ебанутых поклонниц?       Хёк чувствовал, как горят уши, мысленно представляя автокатастрофу, в которую он попадёт сразу после того, как справится с этой долбаной дверью... План был следующим: чудом выжить, но потерять память. Всю. Полностью... Навсегда.       – Так эти слухи – правда, Марк Ли? Ты отдал тому чудику лям?! Вот за это?! Но... Ты же не...       – Больше не вызывай меня ради забавы, Джемин-а. Я не пёсик, – резко прервав полемику, Марк вдруг поднялся и, перекинув пиджак через плечо, направился в сторону выхода, у которого уже целую вечность страдал, умирая, с головы до ног покрытый мурашками Ли Донхёк.       Но элегантный демон успел сделал лишь пару шагов, когда звонкий голос смешал все карты, надменно предостерегая:       – Ты знаешь правила, Марк. Он не выйдет.       Следующие пару секунд, что они смотрели друг на друга, показались Хёку самыми напряжёнными за всю его бесславную жизнь... Но властный холод, ещё вчера олицетворявший собой смертельную опасность, сейчас не пугал Донхёка.        На дне красивых чёрных глаз теплилась его надежда.       – Это мне решать, – спокойный голос будто каждым своим словом касался кожи изнутри, вымораживая, и сердце Хёка мелодично отбивало две четверти в секунду, но он его не чувствовал...       – Хоть ты и говоришь так... Правила – есть правила, – широко улыбаясь, На Джемин положил револьвер на стол и, поманив Хёка рукой, позвонил в колокольчик.       Донхёк не решался сделать и шага, нервно ломая пальцы, пока Марк не кивнул ему, указав взглядом в сторону по-царски огромного игрального стола.       – Подготовь чёрную колоду, – холодно бросив вышедшему из-за бархатной шторы крупье, хозяин револьвера усадил Хёка на соседний стул. – Как тебя зовут?       – Ли Донхёк. А вы...?       – Я На Джемин, владелец этого заведения и старый друг твоего хозяина, хоть он и молится на мою «скоропостижную», хах...       – Чу́дно. Но у меня нет хозяина.       Как показывает практика, дурной характер невозможно научить переживать о самосохранении его носителя. Хёк прикусил язык и напрягся...       – «Нет»? Вот как?.. Хоть ты и говоришь так... – улыбка блондина стала ещё хитрее, а горящие глаза устремились куда-то за спину Донхёка.       Бариста сглотнул...       Карты были розданы, но Хёк и не думал трогать те, что услужливо положили на изумрудное сукно прямо перед ним. Он не собирался играть по правилам моральных выродков, что смотрели на него ровно с тем же интересом, с каким дети обычно смотрят на живую обезьянку первые две минуты.       Ещё один выход за занавеской, откуда появился крупье и куда, вероятно, незаметно просочился участвовавший в отвратительной оргии парень, стал первым на очереди стратегическим приоритетом, и что-то подсказывало Хёку, что Марк препятствовать побегу не станет. Остальных же бариста не настолько боялся.       Но до противного слащавый На Джемин словно читал его мысли.       – У этой вип комнаты есть одна особенность, Ли Донхек, – откинувшись на спинку вычурного кресла, он взял револьвер и открыл барабан, проверяя патроны. – И тебе следовало бы знать о ней, перед тем как врываться сюда.       Убедившись в полной готовности изящного убийцы, Джемин спокойно уложил руки на скрещенные ноги так, чтобы золотое дуло смотрело Хёку в живот.       – Чтобы выйти отсюда, ты должен либо выиграть, либо проиграть.       – Но... Я не играю в покер. К тому же, у меня с собой только тысяча вон. Не думаю, что вас устроит такая ставка.       – Мы не играем на деньги, милый, иначе размер ставок ты услышал бы задолго до того, как получил карты, – судя по довольной улыбке, Джонни явно нравился его расклад. Он наконец докрутил самокрутку, которой занимался последние несколько минут, и стоило сигарете коснуться губ, как крупье услужливо поднёс зажигалку... – Что ты оставил на входе?       – На входе?.. Ничего.       На Джемин высокомерно усмехнулся, после чего вдруг нагнулся, приставив револьвер к шее Донхёка.       – Значит, твоя ставка – жизнь... – шипящий голос зло драл перепонки, и Хёк еле сдержал вскрик, молясь лишь о том, чтобы не сломаться...       «Только не дрожи, идиот... Не смей...»       Холод драгоценного металла, обжигающего кожу, добавлял градус реальности тому дерьму, что творилось с ним последние несколько часов, и Ли Донхёк искренне удивлялся своей «везучести» на смертельно экстремальные приключения в этом городе...       «Если я сдохну... хён сможет вздохнуть спокойно»       Эта дикая мысль возникла из ниоткуда и поначалу даже рассмешила...       Но слишком быстро стало не смешно.               Хёк играл в покер лишь пару раз в жизни и оба неудачно, так и не разобравшись в тонкостях иностранного искусства. Но даже в самом страшном сне, он не мог и представить ту тяжесть унижения, с которой под всеобщий смех он проиграет сначала свою жизнь, затем, вдруг, девственность, пару миллионов вон... и именно в таком абсурдном порядке.       Богатые ублюдки издевались, радуясь новой игрушке и проявляя к нему чувств, не больше чем к груше для битья или анальному вибратору. В какой-то момент времени Хёку даже показалось, что они забыли, ради чего всё было затеяно, полностью отдавшись азарту... Порочность сквозила в каждой их шутке, пропитывая алчностью напитки, придавая аромат беззакония наркотическому дыму, что слетал с их насмешливых губ... С каждой партией их уносило всё больше, а ставки были всё изощренней.       Донхёк потерял счёт времени.       Вентиляция здесь явно обитала в графе «отсутствует», и вскоре парню стало казаться, что каждая его мысль пропитана ядовитым дымом. Вкусив все оттенки стресса, тело будто жило своей жизнью, удивляя реакциями, и чужую руку на бедре Хёк заметил, только когда, поглаживая, она добралась до паха.       Он подавился вскриком и резко вскочил, уронив стул, но не удержался на ногах... Боль от падения отрезвила мысли.       Место, где его так похотливо гладили, горело.       Хёка трясло...       «Что я наделал?..»       Героем на словах быть легко. Но стоит дойти до дела...       «Хён... прости... я опять... опять приношу проблемы...»       Тщательно сдерживаемые слёзы затуманили глаза, смыв последние остатки гордости... Почему каждый раз, когда он пытается следовать за мечтой, происходит подобное?       – Ну вот. Джонни, что ты наделал?       – Но... Это обидно, я ведь даже ещё не начал!       – Похуй, его сопли – теперь забота Наны.       – Э!? Блять...       Их громкий пьяный смех вытер о его душу ноги, и даже к полке для обуви обычно относятся с бо́льшим участием.       Вдруг кто-то переступил через его распростёртые на полу конечности...       – Надеюсь, вы наигрались, потому что мне пора.       Джемин дёрнулся, но Марк оказался быстрее и первым коснулся оружия, резко щёлкнув барабаном и демонстративно высыпав патроны на стол. – Ты, кажется, выиграл его жизнь, Джемин-а? И если я выиграю у тебя, то...       Его холодная усмешка упала на пол оглушительным молчанием... Веселье вмиг потухло, утонув в темноте.       – Но, Марк... «Русская рулетка» – это уже слишком... Может..?       – Хочешь сыграть вместо него, Джон? – Марк выбрал один патрон и вместе с оружием передал его крупье.       – Конечно нет...       – Неудивительно. Как решим, кто будет первым?       Привычным жестом адвокат поправил перчатки и склонил голову набок... Казалось, для Марка Ли предстоящая кровавая игра была чем-то будничным, и меню ужина заботило бы его сейчас куда больше, чем пятидесятипроцентная вероятность того, что до еды не дойдет вовсе...       Бледное лицо хозяина заведения не выражало ни одной эмоции.       – Ты выбрал игру. Я выбираю очередность. Стреляй первым, дорогой капо.       – Договорились, – Марк принял оружие и, ловко играя им, сел напротив На Джемина.       «Что?.. Но... Нет... это же бред!.. они же не...»       От чёрного вакуума слиплись лёгкие, когда рука адвоката вытянулась, целясь меж глаз блондина...       «Что ты делаешь?.. Подожди... Не надо!..»       Хёк открыл рот, собираясь остановить происходящее, но наружу не вырвалось и сдавленного звука.       Глухой щелчок равнодушно выстрелил в тишину, а беззаботный свет внутри Донхёка вдруг сломался и потух... остановив сердце.       «Нет... Нет..! Хватит!...»       Он спрятал лицо в ладонях как раз в тот момент, когда На Джемин прицелился...       «Пожалуйста...»       Выстрел оглушил его.       Именно с таким жестоким звуком обычно и исчезает всё, во что веришь...       Вдруг кто-то грубо схватил бариста за шиворот и поднял на ноги.       – Теперь я могу идти?       Пахло свежей хвоей... Первая мысль, что возникла в голове спонтанно, стоило Хёку понять, что к чему: «Ну конечно... Разве дьявола можно убить?»       Он еле стоял на ногах. Его тошнило. Не раздумывая, бариста схватился за чужой локоть, больше не отрицая свою зависимость... Как бы сильно он его ни ненавидел, сейчас этот человек буквально был для него всем.       С уха На Джемина на дорогую блузу тонкой струйкой стекала алая кровь. Он улыбался.       – Какой же ты скучный, Марк.       – Я уже жалею об этом.       – Хах... у тебя был шанс.       Джемин взял со стола револьвер и, зарядив его, засунул в рот крупье, обвиняя бедолагу в кривых руках. И Джонни было попытался остановить спровоцированный публичным унижением припадок, когда выстрел всё же прозвучал...       Но Хёк этого уже не услышал.       С лёгкостью открыв заколдованную парадную дверь, под пристальным взглядом сотни людей, что в страхе расступались и оборачивались им в след, Марк тащил бариста через всё казино, не разбирая дороги.       Безудержный гнев, мелкой дрожью передававшийся всему телу от крепко сжимавшей его руки, казался невозможным для человека подобного склада. Во всяком случае, ещё пару минут назад Донхёк был уверен, что эта надменная глыба льда от природы не наделена способностью чувствовать. Однако невероятная сила ярости, исходящая сейчас от адвоката, вызывала удушье...       И это чувствовал каждый.       На выходе Марк отшвырнул Донхёка к стене и, одним ударом опустив одного из охранников на колени, приставил к его голове пистолет.       – Какого дьявола, я спрашиваю, вы впускаете простых смертных?! А?!       Незнакомый прежде, угрожающе шипящий голос напугал Хёка больше, чем непонятно откуда взявшееся оружие, но реакция охранника была живописнее.       Его искаженное от ужаса лицо вмиг позеленело.       – П-прошу, г-господин... Можете убить м-меня, но только... умоляю, не т-трогайте мою семью!..       – Ты хоть представляешь, что ты наделал?!.. – пару секунд Марк будто борется с искушением спустить курок, кусая щеки изнутри.       – Хён?..       Слово вырвалось само по себе... быстрее, чем он успел сжать обветренные губы, но это сработало почти мгновенно: адвокат зло отбросил громилу и, убрав оружие, снова схватил Хёка, увлекая следом.              Уже светало, и небо на горизонте горело нежно розовыми нотками с золотым отливом. Со стороны причала пахло морем и гниющей древесиной...       С жадностью глотая свежий воздух, Донхёк не сразу заметил, что стучит зубами от холода. Тошнота прошла, но организм ещё не успокоился, продолжая посылать сигнал бедствия каждому волоску на теле. Так или иначе, Хёк искренне благодарил Всевышнего за то, что выбрался на поверхность живым. И больше всего ему сейчас хотелось домой, к Дже... Там он точно будет в безопасности.       – Хён?       В выступившем из тени здания молодом человеке Хёк узнал парня, который там внизу, перед чёртовой дверью, пытался его остановить.       «Хён?...» Донхёку не нравилось то, как надменно этот «водитель» смотрел на него...       – Ключи.       Получив брелок, Марк закурил и, жестом отпустив тут же поднёсшего ему зажигалку парня, по-хозяйски вцепился в чужой воротник.       – Да куда ты... меня тащишь?! Ай!.. Больно же!..       Хёка забросили на пассажирское сиденье чёрного BMW, будто выбросили мусор, заблокировали двери и куда-то быстро повезли, нарушая все правила...       Бариста не знал, что означает «капо». Но всё увиденное лишь в очередной раз подтверждало временами невероятно пугающие опасения. Марк Ли не тот, за кого себя выдает, непринужденно беседуя в залитой заходящем солнцем кофейне брата... И он даже не просто «обычный» гангстер...       Он настоящий монстр, кого боятся все.       Сжимая кулаки, Донхёк не чувствовал пальцев... Воспоминание о холоде револьвера на собственной шее обернулось противным звуком выстрела в ушах, и его затошнило с новой силой.       «Куда он меня везёт?..» Страх дьявольской расправы новой дозой адреналина выстрелил в кровь, и в отчаянии бариста начал пинать водительское сиденье, не сразу распознав истерику.       – Хватит курить! Меня тошнит! Останови машину! Слышишь?! Останови!       Хотелось поскорее проснуться, вырвавшись из лап кошмара. Сейчас Донхёку казалось, что он согласен оказаться где угодно, хоть в Зимбабве, наплевав на детские мечты и упрямый характер, но для начала ему нужно было освободиться от власти демона, что теперь тащил его через весь аэропорт к кассам.       – Один на ближайший рейс до Чеджу.       – Что?! Я не полечу! Что ты творишь? Мне нужно домой! Отпусти!       – Нужно было раньше думать. Тебе нельзя здесь больше оставаться.       – Нет! Я хочу сначала поговорить с Джехёном! Отпусти!       – Заткнись, – игнорируя все его крики и попытки вырваться, Марк купил билет и потащил проблемного брата друга к зоне досмотра.       Хёк чуть ни упал, когда его грубо вытолкнули в коридор из синих лент...       «Почему?..» Как давно из его глаз текут эти ручьи тошнотворного бессилия?.. «На сегодня хватит...»       Сил мыслить здраво, чтобы придумать что-нибудь и договориться с этим ненавистным придурком, чисто физически уже не хватало. Хёк не спал почти сутки... Шмыгнув носом, он почувствовал сладковатый запах дыма вип-комнаты. Вся одежда пропахла едким унижением от собственной никчёмной опрометчивости...       Донхёк было попытался пробиться и убежать, но Марк поймал его за шиворот и вновь толкнул в проход:       – Не глупи.        – Блять... Ты... ты не имеешь права!.. – голос дрожал, но Хёка это заботило сейчас меньше всего. – Урод... если ты меня не отпустишь, я... я вызову полицию!..       Марк невозмутимо стоял стеной, грубо пресекая любые порывы неподчинения и совершенно не обращая внимания на глазеющих со всех сторон любопытных прохожих.       – Я ненавижу тебя... отмороженный... ублюдок... – больше не в силах контролировать ни эмоции, ни слова, Хёк подошёл к Марку и, вцепившись в рукава его пиджака, в отчаянии начал трясти чужие руки. – Ты... придурок!.. невозможный.!.. Я... я всё расскажу хёну!...       Бариста не помнил, когда в последний раз его слёзы были такими болезненными.       Если бы только он не был таким наивным, возможно...       «Уже неважно...»       Донхёк уткнулся лбом в чужую грудь и глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться. Марк Ли пах чем-то приятно хвойным и знакомым... В голове тут же всплыл образ ночи, когда он прочувствовал все нотки этого аромата впервые, в поисках спасения прижимаясь к чужому телу под мягкий успокаивающий голос:       «Не бойся, скоро пройдёт...»       Поддавшись порыву, Хёк не заметил, как, утонув в хрупкой беспомощности, обнял адвоката крепче, будто моля о защите.       – Пожалуйста... отвези меня к Дже... прошу... пожалуйста... Я хочу домой... Я... я больше не доставлю тебе проблем... обещаю... но сначала... я хочу проснуться. Хён, пожалуйста...       Казалось, солнце взошло уже тысячу раз, когда Ли Донхёк ощутил на себе ласково поглаживающие по волосам тёплые руки.       – Ты... не сможешь проснуться. Никогда... Прости.       Тихий шепот над ухом, полный нестерпимой боли, был совершенно чужим.       И стало страшно.       Хёк будто содрал «защитную плёнку», своими глазами увидев, что мечта давно мертва... надежда убита... а будущее сожжено до тла.       Так холодное дыхание лишь коснулось поверхности, отравив весь океан.              ...              – Нет!!... – очнувшись, он сел слишком резко, и изумрудного цвета пиджак слетел на пол...       Приглушенный свет от покрытого вышитыми узорами абажура освещал небольшую гостиную-кухню, что вместе с жилыми комнатами располагалась на втором этаже над кофейней. И хотя и завтраки и обеды братья чаще готовили внизу, для жарки мяса на ужин всегда использовалась лишь эта небольшая плита в центре низкого столика, что в окружении разбросанных подушек стоял рядом с диваном, на котором Хёк нашёл себя целым, но не сказать, чтобы совсем «невредимым»...       – Хён?..       Стоя у открытой аптечки в дальнем углу комнаты, Джехён готовил какой-то напиток, задумчиво размешивая палочкой шипучую таблетку. Он был в своих любимых пижамных штанах, что собирались уютной гармошкой на щиколотках, съедая пятки, и пушистой белой кофте с закатанными по локоть рукавами... Казалось, это не светильник, а Чон Джехён освещал комнату, согревая своим исцеляющим обликом, и сколько Хёк себя помнил, его старший брат всегда был таким... Всегда был его родным домом.       – Проснулся? Как ты? – Дже присел рядом и, передав стакан, поднял с пола не по местным меркам роскошную и пугающе инородную вещь, укрыв дорогой тканью его бёдра, отчего на коже тут же выступили мурашки.       Донхёк страдальчески замычал и полез было обниматься, но пришлось сначала выпить лекарства. Несколько минут Дже молча хлопал брата по спине, пока тот изо всех сил сжимал его, потом вдруг мягко поцеловал в макушку и отстранился.       – Где же ты был, м? Донхёк-а?       Хёк виновато улыбнулся и опустил глаза...       Единственное свидетельство реальности очередного кошмара лежало сейчас на его ногах. Пальцы непроизвольно погладили красивую ткань, и, почувствовав знакомый аромат, Хёк вздрогнул, смяв пиджак в кулак.       – Это Марка... Нужно будет вернуть... Ты хоть знаешь, как я перепугался, когда он принёс тебя, сказав, что ты перепил и отключился в каком-то баре, м?       – Что?.. Нет, я... Прости, хён! Я больше так не буду!.. Обещаю.       Дже недоверчиво сощурился:       – Как вы вообще могли оказаться в одном баре?.. Признавайся, ты опять вытянул из бабушки деньги на очередную «благую цель», да?       – Ты перегибаешь, хён! Я же пообещал тогда! Почему ты думаешь обо мне так? Это несправедливо.       – Да? Тогда на чью валюту ты столько выпил в баре, где спичечный коробок стоит больше, чем твоё жалованье?       – Да не был я в подобном месте, хён!.. Этот тупой Марк, чтоб его диарея отымела, занимался своими вип-непотребствами в соседнем заведении, я только и видел, что его спину, когда он туда заходил! Клянусь, я бы никогда не стал тратить бабушкины деньги на пойло, ни за что!..       – Ладно, ладно, всё, успокойся, я тебе верю... – сжав губы так, что на щеках образовались весёлые ямочки, Джехён закатил глаза и расправил руки, объявляя свой приговор, и Донхёк поспешил воспользоваться щедрым предложением, вновь обхватив брата за талию и прижавшись щекой к теплой ткани на его груди.       Наконец-то он в безопасности...       – Иди спать.       – А ты?       – Скоро семь, мне нужно подготовить кофейню к открытию, – Дже встал и, взяв изумрудный пиджак, направился к лестнице.       – Хён!       – Что?       Донхёк подскочил к нему, неуверенно протянув руку.       – Я доставил ему небольшие... эмм... неудобства, и... мне и возвращать, чтобы... ну...       Потрепав брата по волосам, Дже улыбнулся.       – Я понял, понял, не насилуй себя.                     Не раздеваясь, Хёк упал на кровать.       В утреннем свете цвет дорогого пиджака больше уходил в зелень, теряя элегантность и вместе с нею часть своей магии иного мира, но запах был тем же, и бариста вновь коснулся плотной ткани, будто завороженный тем диссонансом, что вызывало само присутствие вещи ненавистного мафиози в привычной обстановке его небольшой комнаты.       «Капо?.. Это что-то вроде титула?..»       Сама собой перед глазами вдруг всплыла яркая картинка того мгновения, когда, только войдя в запретную комнату, Хёк встретил жалящий взгляд этого безумца во время минета и не вынес его.       Неимоверный стыд тут же накрыл его красной волной, заставляя тело сжаться.       – Фу! – с отвращением столкнув чужой пиджак с кровати, он было избавился от постыдного воспоминания, но тут же испуганно подскочил. – Чёрт! Пыль!       «Хотя...... так ему и надо!..»       Свесив ногу, Донхёк хорошенько потоптался по несчастной одежде, затем, немного подумав, всё же поднял её, отряхнул и повесил на спинку стула.       Зачем он вообще решил вернуть пиджак сам и как он это сделает, Хёк не знал, учитывая, что встречаться вновь с его хозяином он бы не согласился ни за какие деньги...       Но назойливой мухой, оскорбляя до глубины души, в голове фоном звучал властный голос, подстрекая, и больше всего на свете хотелось доказать, что кое-кто слишком много на себя берёт, заявляя подобное.       Свобода – это то, что он не проигрывал.       Никому.