...and the price is right

      – Почему они не открывают? – Джено нервно постукивал пальцами по рулю.       – Ждут подтверждения от главы дома, – Джемин выглядел расслабленным, откинув голову и разглядывая небо над макушками садовых деревьев.       Наконец ворота дёрнулись, и створки поползли в разные стороны, выпуская автомобиль. Заправщик выдохнул и поспешил умчаться прочь, наплевав на ямы и пыльную дорогу.       – Тебе удалось с ним договориться?       – «Договориться»? Хах... Не смеши...       Джено нахмурился, неодобрительно посмотрев на отражение блондина в зеркале заднего вида.       – Договор предполагает наличие равноценных условий для каждой заинтересованной стороны.       – Но... Ты должен был хотя бы попробовать убедить его! Нет?       – «Убедить»? Я? Зачем? Он всё прекрасно понимает.       – Тогда... какого чёрта?       – Хочешь знать, как всё было? Стоило мне открыть рот, как что-то в окне его крайне заинтересовало, и всё оставшееся время мы молча слушали ваши увлекательные шептания. Похоже, в медальоне малыша не только чип, но и микрофон, прикинь? Уровень контроля...       – ЧТО? – Джено дал по тормозам и повернулся к пассажиру. – Нет! Что теперь будет?..       – Блять... Ты в курсе, что от резкого торможения можно сломать шею?!       – Если он всё знает, Донхёк в опасности!       – Я бы так не сказал. Скорее, это я на первом месте в списке обезвреживания... Конечно, я ему не ровня, но... Если правда о прошлом Марка всплывёт, для него всё закончится быстро и весьма болезненно.       – А что будет с Хёком? Это навредит ему?       – Наоборот. Если он первый откажется от своего капо и расскажет правду – будет благословлён, хах.       – Ты говорил, что Марк не тот, за кого себя выдаёт, но... Как ты вообще узнал об этом?       Джемин хитро улыбнулся и снова откинулся на спинку сиденья, запрокинув голову.       – Расскажу, если останешься на ночь.       – Нет.       – Заплачу по двойному тарифу.       – Я везу тебя домой. У меня скоро смена.       – Хорошо, я заплачу тройной тариф, только отвези меня в порт.       – Это ещё зачем?!       – Нужно уладить кое-какие дела... – блондин сладко зевнул и закрыл глаза. – Видишь ли... чтобы не сдохнуть там же на месте, пришлось сделать вид, что я приехал продать Марку своё казино.       – Что?.. Разве это не слишком?       – Я отпишу тебе половину в завещании, не переживай.       – Мне не нужны деньги.       – Тогда что тебе нужно?       – Я...       Джено смотрит, как мимо проносятся машины, и сжимает руль.       «Ничего... просто... хочу тебя поцеловать»       Всю обратную дорогу до Сеула он украдкой бросал взгляды на спящего пассажира и вздыхал, грустно размышляя о вечном.       ...       Донхёк проверил пластырь и переоделся. Ожог на животе всё ещё ныл при любом контакте с одеждой, доставляя кучу проблем. Особенно ночью...       Хёк в последний раз пробежался глазами по комнате и вышел. Внизу, у главного входа, для сопровождения на автодром его ждала целая свита.       В эти два дня Марк не приходил ночевать к нему. Но вымолить разрешение участвовать в гонке было очень сложно не только поэтому... Скорее даже, совсем не поэтому.       В ту ночь Хёк очень нервничал и не мог заснуть. Ожог пульсировал, нутро съедало сожаление. Он чувствовал вину и стыд за всё произошедшее, но особенно сильно – за поджог и ужас в потерянных глазах Марка. Он хотел извиниться. Хотел всё исправить... Наконец уже под утро снаружи послышался шум. Марк практически не стоял на ногах. Хесон вышла встретить господина, чтобы, поддерживая, проводить его в дом. Судя по тону голоса, она на что-то жаловалась, причитая, пока Марк вдруг не схватил её за волосы и со словами «заткнись» не начал целовать. Хесон не сопротивлялась, будто торжествуя... Ошеломлённый, Хёк покраснел и бросился снова в кровать. Мысли в голове запутались в пульсирующий клубок, сожрав последние остатки логического наследия. Тревога усилилась, пустив саморазрушение по второму кругу. Не выдержав, он снова встал и, наплевав на гордость, в компании любопытных доберманов подкрался к комнате капо. На стук никто не ответил. Толкнув дверь, Донхёк оказался в пустой холодной комнате с нетронутой кроватью... Искать пришлось недолго. Странные звуки привели его к кабинету, дверь которого была приоткрыта достаточно, чтобы позволить рассмотреть детали.       Опираясь на стол, Марк курил, пока голая Хесон стояла перед ним на коленях, отсасывая и лаская себя.       Хёка затошнило. Холодный пот облизал спину, вызвав дрожь.       Он не помнил, как вернулся в комнату и куда делись собаки. Его трясло от гнева, но он не мог понять почему. Было противно и грустно одновременно. Хотелось поджечь этот чертов дом. Желание извиняться улетучилось.       Хёк твёрдо решил сбежать отсюда навсегда.       Как можно дальше. В беспамятство.       Донхёк проснулся около часу дня. Хесон не пришла его будить утром как обычно, и он был этому безумно рад. Оставшись до позднего вечера у себя в комнате, Хёк зря переживал о том, что капо или управляющая придут за ним или пошлют камердинера принести еды и узнать, почему он не выходит. Кроме собак никто не приходил. Даже чтобы сделать перевязку... В доме было тихо. Напряженность, витавшая в воздухе, сгущалась. Хёк набрался храбрости и около полуночи наконец спустился на кухню. Голод победил.       – Явился?       Хесон сидела за столом, глядя в телефон.       Её строгий тон был чем-то новым, и Донхёк поёжился. Она никогда раньше не была холодна с ним... «Злится, что я чуть не спалил её господина?..»       Не ответив, Хёк продолжил рыться в холодильнике. Вытащив пудинг, он взял ложку и собрался уходить.       – Мёнхи никогда не делится тем, что видит на камерах наблюдения. Но в этот раз он всё рассказал о том, что видел вчера вечером.       Донхёк замер. Хесон отложила телефон и выпрямилась.       – Да как ты посмел подвергнуть босса такой опасности? Ты жалок и абсолютно бесполезен. Очередной мусор, что раболепно липнет к нашему капо, куда бы он ни пошёл. Как ты посмел не дать ему того, что от тебя требуется, возомнив себя равным? Думаешь, печать делает тебя особенным? Спустись на землю, самовлюбленный молокосос. Ты ещё жив только благодаря господину Марку. В следующий раз, если не подставишь свою дырку как полагается, я лично отрежу тебе яйца. И возьми со стола мазь и новый бинт. Никто не будет за тобой ухаживать. Отныне всегда и во всём обслуживаешь себя сам, понял?       У Донхёка была броня. «Мне плевать». Она спасала его по жизни не раз, не давая сбоев. Чужие слова – будто стрелы. Они несутся к тебе, но, встретив отчуждение, ломаются и падают, не задевая. Однако сейчас, посмотрев вниз, Хёк увидел, что весь в крови... Ни одно слово не пролетело мимо. Всё в цель. Очень больно.       – Не волнуйся, нуна. Я всё понял. Особенно насчет «дырки». Буду брать с тебя пример.       – Что?       – А у вас весь персонал подставляется, когда этому уроду приспичит? Если есть какая-то очередность, то дай мне знать, чтобы я мог подготовиться заранее.       – Ха? Маленький ублюдок... Совсем ничего не боишься? Ты даже не представляешь, сколько людей мечтали бы оказаться на твоём месте. Не выставляй себя ещё большим чмо, проваливай с глаз моих.       «Она мне завидует?.. Будь ты проклят, Марк Ли!..» Хёк ревел от обиды, пока не заснул, забыв про пудинг и перевязку.       Марк снова не пришёл той ночью.       Наутро Хёк привел себя в порядок и направился к кабинету капо. Времени не оставалось. Заезд на автодроме должен был состояться вечером. Мысль о том, что им придётся встретится после всего произошедшего и увиденного, пугала неимоверно. Но выбора не было. Джено прав.       – Он у себя?       – Да. Но через несколько минут едет в город готовиться к слушанию. Хотели с ним поговорить? – камердинер вёл себя как обычно, и Хёк немного успокоился.       – Да.       – Одну минуту, – он взял телефон и продолжил в трубку. – Господин, здесь к вам Ли Донхёк... Да... Я понял... Можете зайти.       Донхёк толкнул двери и неловко замер у порога. Некоторое время Марк совсем не замечал его, пролистывая документы, затем остановился и поднял глаза.       – Что случилось? У меня нет времени.       – Я... Я хотел извиниться, – Хёк выпалил, не подумав, смотря куда-то в бок и ковыряя заусенцы.       – Извиниться? Так и будешь стоять там? Подойди.       Помедлив, он осторожно подошёл к столу, всё ещё избегая смотреть капо в глаза.       – Я хочу принести свои извинения. Я... я не должен был поджигать тогда... ведь... я... Прости.       Повинуясь порыву, Хёк поклонился, радуясь возможности спрятать лицо.       – Перестань. Ты не чувствуешь вину. К чему этот спектакль?       – Нет! Я чувствую!.. – он поднялся, возмущаясь, и вдруг встретил чужой взгляд. Холодный и... до жути пронизывающий. – Я правда хотел извиниться. Мне... стыдно за своё поведе-..       – Прекрати. Единственный, кто должен извиняться – это я. Разве ты не считаешь так же? Держи я себя в руках, ничего бы не случилось. Твой поступок был самообороной. Я знал, что противен тебе, и должен был понимать твоё отчаянное состояние.       – «Отчаянное»?.. – Донхёку было обидно. Он хотел, чтобы его слабости простили. Хотел понять свои чувства и обиды. Хотел понять чувства и страхи другого. Но его снова не восприняли всерьёз. Оттолкнув, как глупого ребёнка. – Ты мне не противен. Мне противны твои методы и загоны.       – Как всегда грубишь. Неужели я не вызываю у тебя ни капли уважения? Хотя бы из-за возраста?       – Ты раньше никогда не упрекал меня за это.       Камердинер прервал их, просунув голову в дверь.       – Машина ждёт, господин. Пора.       – Хорошо.       Марк надел пиджак и, закурив, начал собирать вещи в кейс. Сигарета в тонких губах разбудила постыдные воспоминания, заставив Хёка смутиться. Когда всё было готово, капо похоронил едва начатую сигарету в пепельнице и подошёл к окну. Его фигура в костюме красиво выделялась на фоне света, вызывая зависть и восхищение, но Донхёк редко признавался себе в этом.       – Так зачем ты пришёл? – голос Марка изменился, став стальным.       – Извиниться.       – Не нужно. Это всё?       – Нет, я... Я хотел попросить разрешения участвовать в любительском заезде сегодня.       – Зачем?       – Ну... просто... это моя мечта. Ты же знаешь, как я люблю машины, стрит рейсинг и всё такое... – Хёк нервно сглотнул, чувствуя, как потеют ладони.       – Да. Я знаю. Знаю не понаслышке... – Хёку показалось, что Марк ухмыляется, но по этой неподвижной спине невозможно было ничего понять.       – Так мне можно поучаствовать?       Марк молчал, играя на нервах.       – Хён? Ты меня слышишь?       – Ты уверен?       – В чём?       – Что выиграешь?       – Не знаю... Для меня это впервые. Но... я не боюсь проиграть. Я боюсь не попробовать, оставшись на обочине.       – Ты прав... Победитель – не тот, кто пришёл первым. А тот, кто стал счастливым вопреки, – Марк ещё немного постоял и пошёл к двери, не глядя на Донхёка.       – Подожди!.. Так мне можно?       Уже в дверях капо нехотя бросил:       – Я тебя отпускаю.       И почему-то Донхёку показалось, что не эти слова были ему нужны.       Хоть Марк и отправил с ним пять человек охраны, справиться с ними оказалось легче, чем он думал. Вернее, даже «справляться»-то толком не пришлось. Они сами быстро ретировались, стоило Донхёку их заверить, что всё с ним будет хорошо, и отправить на трибуны.       Впервые оказавшись за кулисами настоящего сеульского автодрома, Хёк не верил своим глазам, готовясь к заезду и проходя техосмотр на новенькой Nissan GT-R Nismo ярко зелёного цвета. Эта была сцена родом из его мечты, и Хёк старался не дышать, чтобы она не рассыпалась в одночасье.       Поглаживая руль, Донхёк вспомнил слова камердинера, когда тот подвёл его к этой красотке в гараже. «Господин просил передать вам, что после гонки можете оставить эту машину себе. Это подарок капо». Как ни крути, а это было странно...       Наконец, сигнал был подан и гонка началась.       ...       План был безупречным, но Джено не учел одного: Ли Донхёк был в первую очередь гонщиком. И только потом уже – Ли Донхёком.       Первый круг он завершил последним, но это его ничуть не беспокоило. Хёк изучал трассу и маневры соперников. Второй он закрыл уже третьим, явно вывев своей наглостью из равновесия бывалых оппонентов. Утонув в адреналине, он забыл обо всём, не успев обогнать финалиста на одну секунду. Сердце билось как бешеное. Хёк слышал рёв трибун и визг тормозов финиширующих участников. Он смеялся, трясясь от перевозбуждения и чувствовал себя невероятно счастливым идиотом. «Я второй! Охренеть можно!..» Это был личный рекорд и однозначная победа для простого парня с Чеджу, что грезил однажды оказаться с сеульскими гонщиками хотя бы просто в одном ряду на старте...       Донхёк отдышался и поднял глаза. Его имя было на табло рядом с суммой приза за второе место. «Вау... да я богат...» Приходя в себя, он прошелся взглядом по трибунам и вдруг наткнулся на знакомую фигуру. С полными ужаса глазами Джено нервно кусал костяшки, не спуская с его машины глаз.       – Блять!!!.. Баннер!..       Сердце упало в пятки.       – Нет, нет, нет, неет! – Донхёк судорожно соображал.       Слева от финишной площадки был въезд во внутренние помещения автодрома. Он медленно двинулся в ту сторону, игнорируя призыв ведущего забрать вознаграждение. Шлагбаум выглядел массивно безучастным. Донхёк сглотнул и вылез из машины, чтобы всё-таки поднять его, а не таранить. Уж очень жалко было зелёную малышку... Но стоило выйти, как его окружили журналисты.       – Скажите, что чувствует новенький, получив такой сногсшибательный результат на своём первом заезде? В анкете вашим спонсором указан директор самой престижной юридической фирмы по сопровождению банкротства. Скажите, в каких вы отношениях? Почему вы не забираете денежный приз? Хотите отдать его на благотворительность?       Донхёк почти пробрался к шлагбауму, но замер, увидев рядом с ним телохранителя дома Ли. Тот молча кивнул и указал глазами обратно на машину, куда Хёк тут же запрыгнул, вырвавшись из толпы. «Черт!..» Паника скачками подбиралась к горлу. Руки дрожали. Наконец телохронитель открыл шлагбаум. Не долго думая, Хёк зажал кнопку сигнала и начал газовать, разгоняя людей. Проносясь мимо мужчины в водолазке, он подумал о том, что что-то здесь было не так. С самого начала.       На душе скребли пятикилограммовые кошки, корябая в унисон. До крови, черной и густой, как дёготь. Она лилась по спине и смердила плохим предчувствием.       – Где этот долбаный седьмой выход?       «Нашёл» (♫)* (IMAX «The Great Shipwreck Of Life»)       Донхёк подъехал к желтой полосе перед открытым шлагбаумом. Рядом ни души...       Он оборачивается.       Ждёт.       Никого.       Он ждёт ещё несколько секунд, напряженно вслушиваясь в тишину.       Очередная ночь незаметно заполняла улицы пригорода, погружая закоулки в неизбежную тьму.       – Что ж...       Хёк выжимает педаль в пол и несётся между островками заброшенных гаражей, дрифтуя на крутых поворотах.       Спутанные эмоции просочились в кровь тревожным потоком. Каждая вспыхнувшая из ниоткуда мысль обрывалась и падала вниз, не повстречав логической опоры. Вскоре у его ног их скопилось так много, что Донхёк начал задыхаться.       Странно...       Почему ему больно? «Play with me, you can make the love, I'll make the money... Stay with me, shut out the world, live underneath the city...»       Перекрёсток. Хёк не заметил, как выехал к пригородной объездной трассе федерального значения.       Новигатор показал направо, вверх, вокруг города.       Донхёк повернул.       Гладкая поверхность дороги сверкала отраженными огнями фонарей, казавшись бесконечной сзади, но оборванной впереди.       Хёк следил за знаками, стараясь не нарушать, то и дело поглядывая в зеркало заднего вида. «Через пятьсот метров съезд, поверните направо»       Дорога должна была занять больше времени... Куда пропали все километры?       Съезжая, Донхёк сбавил скорость. «Через сто метров поверните налево, на мост»       Ожог под пластырем снова заныл, пульсируя, и Хёк вдруг резко дал по тормозам. Машины сзади раздражённо сигналили.       Уронив голову на руль, он наблюдал, как, свисая с шеи, медленно покачивается серебряный медальон с узором томоэ... Перед гонкой телохранители настоятельно просили его отдать им печать на сохранение, но Донхёк наотрез отказался. С самого утра ему казалось, что что-то не так... Он вдруг выпрямился и открыл медальон.       Внутри ничего не было.       – Простите, с вами всё в порядке? – кто-то стучал в запотевшее окно.       По капоту барабанил дождь.       «Его настолько задела моя непочтительность или дело в поджоге?»       – Если вы не выйдете, мы вызовем полицию! Эй!       Хёк переключил передачу и резко тронулся, визжа шинами. «Вы ушли с маршрута»       Донхёк врывается в забитый город, в два раза превышая допустимую скорость.       Он носится по улицам, как полупьяный, проезжая светофоры на красный. Прогнав все мысли, что так осточертели, Хёк даже не пытался проживать отдельные эмоции. Заглушая страх, он представлял себя непобедимым стрит рейсером. И сожалению никогда его не догнать. Не в этой жизни.       Наконец, дорога завела его в тупик из полицейских машин.       «Что я делаю?..»       ...       В это было трудно поверить, но Донхёк впервые оказался в полицейском участке. Раньше он старался, всё же, до такого не доводить... Приняв за чеболя, его не стали сажать в общую камеру, выделив целую отдельную клетку в конце коридора с холодной металлической лавкой.       Всё было не так уж и плохо, не считая томительного ожидания.       При задержанном не оказалось ни документов, ни прав, ни промилле, ни внятных объяснений. Машина не значилась угнанной. Её вообще не было в базе. Всё это очень озадачило сотрудников органа правопорядка. В плохом смысле...       Хёк не знал, почему не решился назвать имя и телефон брата, по которому соскучился безмерно. Он просто молчал, не произнося ни слова с самого момента задержания, пока уставшие разговаривать со «стенкой» детективы не решили отправить его на сдачу всех анализов и проверку отпечатков пальцев.       Донхёку казалось, что прошла сотня лет, а пальцы начали неметь от холода, когда за ним вдруг пришли.       Открывший дверь полицейский вежливо пропустил вперёд элегантно одетого мужчину, который даже в тусклом свете мрачного подземелья оставался для Хёка самым опасным существом в радиусе тысячи километров по всем осям.       Донхёк не мог оторвать от Марка своих горящих глаз.       – Идём, – капо протягивает руку.       Донхёк кивает и осторожно берёт его тёплую ладонь в свою.       ...       – Прости, что так долго, заседание затянулось. Ты голоден?       Они виделись только этим утром, но Хёку кажется, будто с того момента прошла целая вечность. Многое изменилось. И он никак не мог перестать смотреть на адвоката.       «Спроси его... давай... ну же!..»       – Очень... Но... Сколько времени? Сейчас ещё работает хоть что-нибудь кроме баров?       Разговаривать вот так на фоне всего произошедшего было настолько дико, что голос Донхёка стал нарочито писклявее.       – Работает.       – Только не то ужасное казино.       – Ты правда думаешь, что я допускал саму возможность ужина там? Не глупи. Почему ты вдруг о нём вспомнил?       – Не знаю... Мне кажется, я оставил там кое-что важное... в этом чертовом ящике.       – Который на входе? Ты разве что-то там оставлял?       – А дома нет еды? Я вымотался, не хочется никуда заезжать, если честно.       Донхёк не сразу сообразил, что Марк остановил машину из-за светофора, а не чтобы пронзить его внимательным взглядом.       – Дома?       Хёк опустил глаза.       – Я имел в виду... твое дурацкое поместье.       Он напрягся, покрывшись мурашками, когда чужие пальцы коснулись мочки его уха, нежно теребя. Но вскоре сзади посигналили, и Марк вернулся к вождению.       – Ты больше не вернёшься в тот дом.       – Что? Но... Почему?!       – Так будет лучше.       – Что?! Хах... Ты такой же, как все... Сам запер меня там, как бесправного раба для насмешки, а теперь спокойно выбрасываешь?! Что? Устал, да?! А никто и не обещал, что я буду покладистой шлюхой без претензий, когда у меня отберут свободу и право выбора!       – Что ты несёшь, Ли Донхёк? Успокойся...       Но Хёка накрыло, и с губ сыпалось всё, что так наболело.       – Не понравилось, что я грублю? А ты хоть раз вёл себя со мной нормально?! Это Хесон вправила тебе мозги? Хах... Вы ведь спите, да? А сам ревел, прижимаясь, «не оставляй меня...», чертов псих-извращенец! Тебе слава и деньги помутили рассудок? Думаешь, если все тебя боятся и трясутся, то можно вот так играть жизнями? Я, по-твоему, мусор? Ты сам дал мне печать! Ты обязан защищать меня!       – Хёк...       – Заткнись! Я напишу на тебя заявление в полицию за домогательства и насильное удержание в плену, понял? И забери эту дурацкую машину себе обратно. Что? «Подарил»? На память, что ли? Придурок. Я до самой смерти теперь должен работать на одни её шины, по-твоему? Совсем идиот? Ещё и без документов...       – Послушай уже наконец...       – Почему? Почему ты даже не попытался остановить меня, хён? Почему отпустил так легко, как будто тебе плевать?! Я тебя ненавижу! Останови машину! А я ещё сидел там, наивный дурачок, ждал его, доверяя... наплевав на все старания Джено... Да ты вообще зна-..?!       Марк вдруг резко схватил его за руку, притянув к себе, и их глаза снова встретились. Сердце Донхёка замерло, почувствовав чужое дыхание на своем лице.       – Я имел в виду, что теперь мы будем жить в моей квартире здесь, в Сеуле. Так что выдохни и прекрати орать, пожалуйста. Я даже не думал «выбрасывать» тебя. Ты совсем что ли поплыл мозгами, перенервничав после гонки? Не сравнивай меня с другими. Как я могу отпустить тебя? Ты правда не понимаешь ничего или прикидываешься, потому что тебе так легче?       – В твоей квартире?.. – у Хёка пересохло в горле. Уши пылали от стыда. Хотелось исчезнуть... – Но... Почему?..       – Мне так удобнее. Я устал мотаться туда-сюда каждый день. Да и здесь тебе будет спокойнее, без слуг, охраны и собак.       – А... а Хесон-нуна?.. Тоже будет здесь жить?       – Забудь про неё. Думай только обо мне.       – Что?..       В какой-то момент их волосы соприкоснулись, и Хёк был уверен, что его сейчас поцелуют. Ещё никогда лицо капо не казалось ему таким красивым, а губы манящими... Но в последний момент Марк отстранился, отворачиваясь.       – Выходи, приехали. We can make you understand...