Первый день его жизни

***

      Густой пар стоял в ванной комнате, мешая нормально дышать, и наполнял каждую клеточку тела приятным теплом, оседая влагой на бледной коже Учихи. Шум воды позволял расслабиться и ни о чем не думать, но полностью у него это не получалось, ибо привыкнуть к весьма частым, а иногда и долгосрочным отлучкам Нокори оказалось нелегко. Вытершись большим полотенцем и закрепив его на бедрах, парень провел раскрытой ладонью по зеркалу, увидев в образовавшемся отражении два зеленых глаза.       Казалось бы, всего лишь такая мелочь, как цвет глаз, но это меняло все. Шисуи даже часто становилось не по себе, когда он видел их, так что пришлось изловчиться избегать все отражающие поверхности. Нет, и не сказать, что ему не нравилось или что-то в подобном роде: даже наоборот, это отличие будто освобождало его от прошлого, от кланового имени и прочего. В конце концов, какой к черту зеленоглазый Учиха? Разглядывая свои-чужие глаза, шиноби и представить не мог, чтобы они обернулись когда-либо красным шаринганом, только вот Маэда, любившая рубить правду-матку и считавшая ниже своего достоинства хоть в чем-то ему лгать, вполне ясно объяснила, что когда-нибудь под воздействием его чакры и при известных условиях пробуждения у него вновь может появиться шаринган.       Думать об этом в ближайшей перспективе у Шисуи не было ни сил, ни желания, честно говоря, правда, до конца распустить себя и очистить разум у него тоже получалось, мягко говоря, не очень. Домик в самой глуши страны Чая, окруженный живописной природой, терял все краски, стоило ему остаться одному. Вроде бы взрослый и вполне самодостаточный ниндзя, раньше умевший ухаживать за собой и занять чем-то свободное время, но тут все перевернулось верх дном. Раньше он даже не задумывался над этим, только теперь осознав, что у него-то свободного времени не было почти, а когда уж оно появлялось, Шисуи почти постоянно торчал на полигонах, тренируясь, а оставшиеся жалкие часы разделял между редким времяпрепровождением в доме Фугаку-сана и сном. Хобби и увлечений у него никогда не имелось, готовил он постольку-поскольку, а любой навык рассматривал через призму полезности, редко отдаваясь какому-либо процессу для собственного удовольствия. И да, он бывал очень болтлив, так что вынужденное молчание тоже не красило будни взаперти в этом богом забытом уголке мира.       Именно так Шисуи Учиха из устрашающей легенды Мерцающего Шисуи и превратился в беспомощного и потерянного человека, почти что инвалида, без четкой цели, лишенного всего. Или он всегда был таким, а Нокори просто убрала всю иллюзорную мишуру, попросту показав белую пустоту его души? Было ли вообще хоть что-то за красивой оболочкой гения клана и обладателя сильнейшего додзюцу? Шисуи наивно надеялся, что да.       Он уже оделся и готовил обед, когда во дворе послышались торопливые шаги и входная дверь вскоре с громким стуком распахнулась: Маэда, сколь бы утомительным ни было путешествие, всегда врывалась в дом едва ли не бегом и тут же кидалась на него с нечленораздельными писками, зависая на несколько минут на шее Шисуи, которого подобное до сих пор слегка смущало, хотя и льстило тоже. После бурных приветствий повеселевший Учиха погнал уставшую куноичи принять ванную, пообещав накрыть стол в кратчайшие сроки, с чем та сразу же согласилась, не преминув шутливо предложить присоединиться, если он того пожелает.       Нокори продолжала быть активным ниндзя на службе у Листа, принимая долгосрочные задания в дали от деревни, в основном, связанные с ирьенинской деятельностью и реже шпионажем, хотя Шисуи не сомневался, что через абсолютное большинство своих пациентов, среди которых было много чиновников, представителей знати и других власть имущих, она тоже собирала информацию лично для Сандайме. Соблюдая кодекс шиноби, он не вмешивался и не задавал вопросов, но сама Нокори оправдывалась, что чем больше она будет на виду, тем меньше у верхушки деревни будет к ней вопросов.       Вообще сожительство их носило довольно странный характер: иногда Шисуи даже казалось, что Маэда воспринимает его, как один большой проект-миссию — настолько она увлекалась, работая с охранными и маскировочными печатями, созданием путей отхода для них в случае опасности и, конечно же, лечением его глаз. Что же, у его подающего надежды офтальмолога-хирурга был совершенно неугомонный характер и, в отличие от своего пациента, у нее каждая минута, казалось, заполнена какой-либо деятельностью. Если она не слишком увлекалась, что, правда, случалось часто, то Маэда тащила и Шисуи за собой, пытаясь развлечь и поднять настроение. Следовало признать, получалось отменно, только вот эффект сходил быстро, о чем Учиха, впрочем, предпочитал не распространяться, скрываясь за добродушной улыбкой, будто навечно сковавшей лицевые мышцы.       В моменты, когда на душе скребли кошки от переполнявших чувств, он закрывался в ванной, выкручивая воду на полную, и мог сидеть в помещении, полностью наполненном паром, по несколько часов, пытаясь собраться с мыслями. Шисуи все порывался, но так и не осмелился спросить о том, почему Нокори вообще спасла его и с десяток вариаций этого же вопроса. Почему именно он? Только он? Чем заслужил жизнь?       Накрыв на стол, Шисуи присел и позвал ее, на что со стороны их общей спальни раздалось громкое «бегу!», после чего в коридоре показалась бегущая фигура Нокори, одетой в одну небрежно завязанную юката. На его просьбу собрать мокрые волосы, девушка лишь возвела глаза к потолку, так что Учиха сделал это сам, изрядно удивив таким действием Маэду и явно оказав на нее впечатление, ибо во время трапезы она вовсе не ерничала, как обычно, а вела себя до подозрительного прилежно, даже хваля его блюдо с не домашней сдержанностью.       Игривый настрой Нокори он угадал, когда после того, как они закончили обедать, девушка не позволила убраться и помыть посуду, вместо этого потянув его в гостиную. Через почти полностью открытые седзи на их задний двор, где Маэда разбила небольшой огород, в помещение проникали приятный ветерок и тепло. Устроились прямо на полу и Нокори принялась рассказывать о путешествии в страну Камня, а Шисуи впитывал каждое слово, изголодавшийся по свободе.       Ее голова лежала на его коленях, а в пальцах она крутила пояс юкаты, говоря отвлеченно и расслабленно, чуть прикрывая и жмуря глаза, когда он поглаживал ее волосы, убирая пряди за ухо, и щекочущими движениями касался шеи. Шисуи осознал смену обстановки, когда она вдруг замолчала, смотря на него с запредельной задумчивостью, которую он видел только в моменты обследования глаз. — Что? — пробормотал он, несколько раз моргнув в попытке согнать секундное замешательство, но еще больше смутился, заметив как четко выделяются ее напряженные соски через тонкую ткань. — Просто, — плавно подняв корпус, она приняла сидячее положение прямо напротив него. — Твои глаза темнеют, когда ты задумываешься или погружен в себя, — коснувшись его щеки, Нокори чуть подалась вперед так, что теперь он мог ощущать ее дыхание немногим ниже губ. — Мне это нравится… — шепнув это, она поцеловала его с неожиданной томностью и тягучестью, что мало сочеталось с ее обычным темпераментом, но на этом открытия на сегодня не заканчивались.       Как бы то неправдоподобно ни звучало, романтики и секса за все время между ними было немного, будто после его спасения возник барьер, разрушить который в полной мере ни один не осмеливался. Те разы же, когда они все же поддавались влечению, что, безусловно, присутствовало, бывали быстрыми, немногословными и даже в какой-то мере злыми. И да, агрессия в большей степени исходила от него, а Нокори лишь покорно принимала его напор. После таких ночей они обычно молча засыпали или уходили в разные части дома, по утру вновь ведя себя так, будто еще с десять часов назад он не нагнул ее на кухонной столешнице, грубо заломил руки, и бил по ягодицам, пока те не приобрели оттенок красного.       Ее поведение почти сразу вызвало в нем знакомую бурю и желание сделать все, как привык, но вот Нокори явно не спешила и уж точно не собиралась вновь оставаться безвольной куклой для снятия его напряжения, с чем Учихе нехотя пришлось согласиться. Вначале он был напряжен до предела, не зная куда деть ставшие вдруг совсем неуклюжими конечности, только вот девушка быстро об этом позаботилась, связав руки его же рубашкой, которую без особых церемоний стянула через голову.       Теплые губы в сочетании с прохладными ладонями вскоре сломали первоначальную скованность, и Шисуи позволил уложить себя на спину и прикрыл глаза, отдаваясь приятному контрасту влажных поцелуев и слегка покалывающих касаний ее пальцев, через которые Нокори слегка выпускала стихийную чакру молнии. Как и всегда они предпочитали хранить молчание: Учиха позволял себе лишь прерывистое и учащенное дыхание да иногда дергался, слегка ерзая на месте, по мере того, как девушка опускалась ниже, уже пройдя ладонью в его домашние штаны и поглаживая стоявший член. Шисуи податливо приподнял таз, помогая снять штаны с бельем и с покорностью расставил ноги шире, когда она слегка надавила на его колени.       Быть в пассивной роли было непривычно для него, но от этого еще более волнительно. В действиях Нокори, во взгляде, в том, как она мягко поглаживала его вздымающийся живот, как целовала внутреннюю сторону бедер, была чувственность и та самая уверенная сила, к которой его внезапно тянуло дурманом. Это чем-то походило на время, когда с него еще не сняли повязку и он точно так же находился в ее власти.       Пытаясь поймать то самое ощущение, он старательно закрывал глаза, но желание видеть то, с каким выражением лица она доставляет ему удовольствие, явно перевешивало, так что Шисуи смотрел, не отрываясь ни на секунду, и чувствовал, что мог кончить от одного зрительного контакта с ней. Ощутив, что уже на грани, он, было, напрягся, желая отсрочить момент, но быстро наплевал на это, расслабившись и позволив девушке довести себя до пика за несколько глубоких насаживаний. Нокори не отпускала его до тех пор, пока он не прочувствовал всю протяженность оргазма, после приблизившись к его лицу и впившись жадным поцелуем во влажные губы. — Не хочешь развязать меня? — выдохнул он, чувствуя как она играется с кудряшками на его затылке. — Нет уж, — многообещающе усмехнувшись, Нокори перекинула ногу через его бедро и одним движением скинула юкату с плеч, притянув его к себе за достаточно плотно завязанные руки. — Знаешь ли, у меня свои методы по лечению депрессии, так что… — сжав его подбородок, девушка взглянула прямо ему в глаза. — Теперь без молчанок? — Ага, — фыркнув, Шисуи согнул ногу в колене, устраиваясь удобней. — До следующей миссии, а потом все на круги своя. — Ах да, — шутливо ударив его в грудь, Маэда многозначительно улыбнулась. — Забыла сказать: у меня отпуск на неопределённый срок. — Сможешь уделить время своему главному пациенту? — спросил Шисуи, полушутя, а получив утвердительный кивок, рассмеялся. — Чего же тогда ждете, ирьенин-сан? Приступайте.       Их сожительство язык не повернулся бы назвать простым или гармоничным, но чего у них нельзя было отнять, так это оптимизма. Шисуи надеялся, что со временем все наладится теперь, когда им никто не помешает, но боялся загадывать наперед, помня о непредсказуемости Маэды.