Сэм
Если бы это было свиданием, Сэм попросил бы Бриджит закрыть глаза. Дружеской встречей? Он точно не привёл бы её сюда. Си-Эн Тауэр… в последний раз он видел эту башню ещё при жизни матери. Тогда же он поднимался на один из верхних этажей, чтобы увидеть Ниагарский водопад, находящийся аж в ста двадцати километрах от башни. «Смотри, Сэмми, во-о-он туда, видишь?», — мать присела на корточки и прижалась щекой к его щеке, пальцем указывая направление. А он, признаться, не видел ни черта, но почему-то восторженно отвечал: «Да-да, разумеется вижу». Сэм видел гораздо больше, чем какой-то там водопад — целый город лежал на его ладонях. От этого простительно было кричать: «Да-да!». Кажется, целая вечность прошла с тех пор, и вот теперь не мать, а Бриджит стояла рядом, но на лице её читалось сомнение. — Ты боишься высоты? — предположил Сэм, а Бриджит отрицательно мотнула головой. Не говоря ни слова, она едва заметно улыбнулась, и Сэм, сочтя это добрым знаком, пригласил: — Тогда, прошу — то самое место, которое произвело на меня неизгладимое впечатление. Хотелось поделиться им с тобой. Признаться, для него было действительно странно подниматься в лифте, затем по узкой лестнице и не попытаться взять Бриджит за руку. Более того, Сэм действительно всё чаще задавался вопросом, что же такого в этой Бриджит, что он не просто не может послать всё это к чёрту, но ловит каждый момент, пытается угадать её настроение. Возможно, в чём-то стоило признаться себе, вот только в чём, и как впихнуть всё это в удобоваримые определения? Даже оказавшись на смотровой площадке, они не сделали попытки приблизиться друг к другу, оставаясь на расстоянии пары футов. Зато Бриджит моментально буквально прилипла к окну. — Хорошо, что сегодня ясная погода. Говорят, что где-то там можно рассмотреть Ниагарский водопад, — будто бы между прочим заметил Сэм. — До него же километров сто. — Сто двадцать, — уточнил он. — Признаюсь, как ни старался, так его и не увидел. — Ничего страшного, — Бриджит не отрываясь смотрела на город, в свете лучей полуденного солнца, казавшийся золотым. — Так тоже очень красиво. Знаешь, наверное, даже слишком, и я… ничего подобного раньше не видела в жизни. Мы вообще мало выезжали из Бейли-Даунс. Так что… спасибо тебе, Сэм. Это… действительно очень… очень… Бриджит не могла подобрать нужного слова, а Сэм думал, что разговоры и не важны. Более того, его не трогали восхищения Бриджит, не впечатлял вид на город. Самым странным открытием дня, а возможно и всего столетия можно было считать, что лицо Бриджит в лучах солнца становится бледным до прозрачности, совсем как китайский фарфор, но глаза… глаза её лучились теплом и светом. Эти глаза… и её рот, едва заметно выдохнувший его имя — Сэм удивился тому, как оно прозвучало, облаком повиснув между ними, шумом осенних листьев прошелестело на ветру, осталось воспоминанием в усталом небе. Сэм думал, что у Бриджит очень нежный голос, потрясающие глаза и тонкие беззащитные руки, которыми она могла бы кому угодно шею свернуть, если бы дело касалось её близких.Бриджит
Они провели в башне несколько часов, но ей так не хотелось уходить, даже когда Сэм предложил: — Лично я проголодался. Мы могли бы пойти и перекусить. Бриджит хотелось признаться, что она осталась бы здесь навек. И, очевидно, дело было не только в виде на Торонто, не только в солнечном деньке. Бриджит нравилось присутствие Сэма и тот формат диалога, что установился теперь. Оба молчали, но тишина говорила гораздо больше, чем если бы была нарушена. — Да-да, конечно. Но мне не хотелось бы где-то сидеть. Может быть, купим что-то на вынос и погуляем ещё? — предложила Бриджит. — Разумеется. Как хочешь. — Думаю, я тоже могла бы показать тебе кое-что. — Вроде бы ты говорила, что не бывала в Торонто, — улыбнулся Сэм, будто пытаясь поймать Бриджит на лжи. — Да, это так, но я прочитала чуть больше книг, чем читает среднестатистический человек. Проза — мир глазами писателя. — Ты права, если брать то, что среднестатистический человек читает за всю жизнь, — ответил Сэм, но только потом понял сколь двусмысленно это прозвучало. — Впрочем, я заинтригован.Сэм
Он не был удивлён, когда увидел перед собой ворота, ведущие в городской парк, скорее его поразил выбор Бриджит. Он ожидал выставки, музейной экспозиции, даже поход в кино меньше удивил бы Сэма. Поражало то, что он — парень со справочником по биологии — не знал о существовании места под названием Хай-Парк, а эта девчонка, неловко натягивающая на запястья рукава свитера, знала. — Вот, — сказала Бриджит, будто приглашая пойти вслед за ней, а затем продолжила, словно на мгновение оторвавшись от земли, преодолев её притяжение. — «Как движется к земле морской прибой, так и ряды бессчётные минут, сменяя предыдущие собой, поочерёдно к вечности бегут». Сэм понял, что хотела сказать Бриджит, но развернувшееся перед ним многоцветие осени, порезвившейся кистью своей в кронах деревьев, в столпотворении трав и поздних цветов, тянущихся к скупому на ласковый свет ноябрьскому солнцу, на миг лишило его дара речи. Когда же он очнулся, Бриджит всё ещё переминалась с ноги на ногу, будто в ожидании, что именно Сэм сделает первый шаг. И он сделал это, но на свой манер: — «Совсем не знак бездушья — молчаливость, гремит лишь то, что пусто изнутри». На мгновенье она смутилась, поняв, но тут же взяла себя в руки: — Я хотела сказать лишь о том, что если бы мы оказались здесь летом, то попали бы на шекспировский фестиваль. — Ты преподносишь информацию достаточно оригинально. Я же хотел сказать то, что сказал, — улыбнулся Сэм. — Да, и очень здорово, что мы пришли сюда. — Летом было бы зелено и тепло, — настаивала на собственной неловкости Бриджит. — В том, как природа засыпает, есть своё очарование, — заметил Сэм. — Мне очень нравится осень, особенно когда так тепло и солнечно. А дальше они молчали, бродя по извилистым дорожкам парка, и каждый думал о своём, глядя как лёгкий ветер невесомыми пальцами бережно снимал жёлтые листья с деревьев, ткал из них шуршащий ковёр под ногами. Нити лучей, достигающих земли, пытались простегать его, но тщетно. Хрупкость момента поражала Сэма. Они присели на скамейку, чтобы перекусить. В погожий день множество людей вышло на прогулку. И родители с малышами, и влюблённые пары, и сгорбленные старички. Сэм думал о том, что давно уже не позволял себе провести время в праздности, просто наблюдая за игрой света и тени, борьбы мысли с блаженным запустением в голове. Боковым зрением он наблюдал за Бриджит, которая, казалось, совершенно перестала его замечать, она отложила свою порцию пончиков в сторону и погрузилась в чтение газеты, которую купила у перехода. Бриджит читала совсем недолго, и судя по выражению её лица, когда она убирала газету обратно в сумку, Сэму следовало подождать и не задавать вопросов. Он вообще-то уже давно понял — ожидание — лучшая тактика в отношении Бриджит. — В газете довольно большая заметка посвящена событиям в нашем городе, — наконец, заговорила она. Сэм удивился как сухо и официально прозвучало это в тёплом осеннем воздухе. — Что пишут? — как можно бесстрастнее поинтересовался он. — Ты расскажешь или мне лучше прочесть самому? — Знаешь, я пойму, если ты тотчас встанешь, развернёшься и исчезнешь, уедешь, — отметила она, будто не слушая, но на мгновение посмотрела Сэму в глаза с такой надеждой, что тот решил не отступать, что бы Бриджит ни сказала. — Хочешь, прочту сам? — ещё раз предложил он. — О тебе в статье ни слова, — ответила Бриджит. — Пишут о пожаре и о том, что в доме не было найдено ни одного человеческого тела. Только труп… собаки. — Это плохие новости, но ты же понимаешь, что всё могло быть ещё хуже, — осторожно улыбнулся Сэм. — Дело не в том. В статье написано про маму. И о том, что одно тело было найдено во дворе, в игровом домике. — Что-то случилось с миссис Фицджеральд? — Якобы она подозревается в убийстве Трины Синклер, — на одном дыхании выпалила Бриджит. — Это её тело было найдено и опознано. В момент парк лишился золота, тепла и света. Из вен деревьев будто вытянуло всю кровь, и вот они стояли теперь серебристые, то ли седые, то ли освещённые вспышкой молнии прозрения. Бриджит тоже словно лишилась объёма и цвета. Даже нежно-зелёные глаза её, казалось, почернели. Зрачок целиком захватил радужку, губы сжались в тонкую полосу. — Я сочувствую, Бриджит, и Трина… я… — только и смог выдавить Сэм. — Сочувствую и не понимаю, что там могло произойти. — Пишут, что мама призналась в убийстве, но это ведь не так, я-то знаю, как обстояли дела на самом деле. Безмолвный вопрос застыл в глазах Сэма, да так, что Бриджит пришлось продолжить, не ожидая момента озвучки. — Повторюсь: если ты сейчас развернёшься и уйдешь, я пойму. Я не попрошу тебя остаться. Но я должна сказать тебе — мама не убивала Трину. — Её… убила Джинджер? — спросил он, не сразу оправившись от шока. Бриджит снова замолчала, но тишина уже не была столь давящей. Не глядя на Сэма, она словно пыталась уравновесить на внутренних весах все обстоятельства, прежде чем дать ответ. — Всё сложнее, чем может показаться на первый взгляд. В тот вечер мы оставались дома, но я всё же собиралась пойти к тебе, было необходимо высказать кое-какие догадки, уже тогда у меня был аконит. Во дворе мы столкнулись с Триной. Она выглядела странно — была пьяна или употребляла что-то. Я не знаю точно, но судила по её поведению. Сэм, я просто хотела пройти мимо, но она остановила, потребовала отдать её пса, которого, клянусь, мы не видели. Тогда Трина заплакала, но речь шла уже не о Морли. Она рыдала и говорила, что сочувствует мне, потому что я тебе не нравлюсь, и что ты связался со мной лишь потому, что уверен в своей исключительности и любишь иметь дело только с девственницами. Она просила, чтобы я отказала тебе, если ты будешь настаивать, на… близости: «Кто-то хоть раз должен отказать ему в этом удовольствии, я не смогла, как и остальные дурочки. Хотя бы ты не делай этого, ты не должна делать это». Я не слишком хорошо помню тот момент, но, рыдая, она сказала: «Ты такая же шлюха, как и твоя сестра». В тот момент, будто из ниоткуда, и выскочила Джинджер, она набросилась на Трину, затащила её в наш дом, в кухню. Нет, она не била, не оскорбляла, тогда Джинджер была ещё не слишком агрессивной. Скорее, она пыталась защитить меня, одновременно насмехаясь над Триной и её состоянием, но для той всё было более чем серьёзно. Нет, думаю, она всё же была пьяна, потому что в какой-то миг Трину вырвало, и Джинджер отпустила её. В тот момент Трина выхватила нож, но воспользоваться им не успела. Она поскользнулась и упала, но очень неудачно. Падая, Трина задела головой угол стола. Всё произошло мгновенно. Бриджит замолчала, а Сэм ошарашенно произнёс: — Она сломала шею? — Смерть была моментальной, мы даже толком ничего не поняли. — Но… почему вы не вызвали скорую, почему не позвонили «911»? Почему?! — Я испугалась. В тот день, чуть раньше, Джинни и Трина сцепились на уроке. Произошла драка, но их растащили. Думаю, Джинджер стала бы первой подозреваемой, а мы не могли терять время. Сэм, мы действовали не особенно размышляя, в состоянии шока, испуга. В мыслях я часто потом возвращалась к событиям того вечера и понимала, какую ошибку допустила. Я хотела всё исправить, но не успела. — Ты… ты… но почему ты обманула меня? Я же спрашивал, где ты была тем вечером? — Видишь ли, Сэм, я очень рассчитывала на твою помощь и боялась, что ты откажешься, если узнаешь о случившемся, но даже это лишь одна из причин. — Что значит «одна из причин?» — эхом повторил Сэм. На этот раз Бриджит задумалась действительно надолго. Казалось, что она принимает какое-то из наиболее важных решений в жизни. Сэму чудилось, что она подбирает слово из миллионов ей одной известных… и не может подобрать. Сэм чувствовал одновременно, как разыгравшийся было внутренним шторм затихает и то, что должна сказать Бриджит действительно повлияет на его решение уйти или остаться. — Ты. Стал. Единственным. Моим. Другом. Я потеряла Джинджер раз и навсегда, подспудно понимая это. Видишь ли, Сэм. Она была со мной рядом всю жизнь, а теперь я оглядываюсь и не вижу в ней никого, кроме тебя. Так как я могла признаться тебе? Особенно в тот момент. Тогда — нет, но теперь я готова услышать любой твой вердикт. Сэм не сразу заговорил. Более того, он думал, что всё услышанное — это самое откровенное признание, что он слышал в своей жизни. Бриджит разделась больше, чем догола. Она показала всё, что внутри. И это её: «единственным-моим-другом» — казалось слишком большой величиной, чтобы пренебречь. — Прости, — вдруг добавила Бриджит. — Ты, наверное, любил Трину. — Мы не дружили и мало общались, но были очень похожи. Трина тоже была очень одинока среди тех мер вещей, которые её окружали, которые навязывались ей обществом, статусом и даже родителями. Я не любил Трину, она не любила меня. Просто однажды ночью она пришла и осталась со мной. Я не знал, что она ещё школьница, мы познакомились через общих друзей, и Трина сказала, что ей восемнадцать. Правда вскрылась быстро, и я сказал, что мы не будем встречаться больше. Наверное, тогда-то она и решила, что меня интересуют только девственницы. Бриджит, я никогда не испытывал отвращения к Трине, поэтому мне жаль её по-человечески. Трудно сдержать эмоции, я не знаю, что чувствую. — Мне, правда, очень жаль. — Я верю. — Ты хочешь уйти? — Нет. Я останусь с тобой, пока тебе самой это нужно. — Меня не ищут, Джинджер тоже, — вновь зашелестела газетой Бриджит. — В полиции мама сказала, что прямо перед трагедией она отправила нас к бабушке в Ванкувер. Конечно, эту информацию могут проверить, но, если даже это не подтвердится, какие ко мне могут быть вопросы? Бриджит замолчала, а Сэм вдруг подумал, что сегодня — день откровений. Чёрт возьми, это самое серьёзное признание, что он делал доселе в жизни и… Бриджит поняла его по-своему. Сэм не понял, как это случилось, но узкая и хрупкая тёплая ладошка оказалась в его руке. Её пальцы — веточки ли деревьев или ядовитый плющ — переплелись с его пальцами, сжав их с такой силой, что в груди больно кольнуло. — Делай, как прикажет тебе сердце, — попросила Бриджит. — Мне тяжело дался этот разговор, но теперь удивительно спокойно, потому что больше нечего скрывать, но ты ничего не должен мне, Сэм, ты и так сделал слишком много. …он не выпускал её руки, пока они вместе шли вдоль аллеи засыпающего парка. Опавшие листья шуршали у них под ногами, а Сэм почему-то думал, что Бриджит, должно быть, голодна. Упаковка с пончиками так и осталась лежать на лавочке. А ещё Сэм всё думал о словах Бриджит и о том, что у неё удивительно мягкая рука. Солнце вышло из-за туч. Сэму было спокойно.Бриджит
Они вернулись в гостиницу только поздним вечером. Снова двухместный номер с общей кроватью, которую непонятно как делить. Снова слишком тесная комната, чтобы пройти мимо друг друга и не задеть, но на этот раз в моменте не было неловкости. Напротив, Бриджит чувствовала, что Сэму хочется прикоснуться к ней, хотя он и сдерживается. … и самое странное — это то, что она была бы вовсе не против прикосновений его рук к своим, слишком уж тепло и хорошо, спокойно и правильно она чувствовала себя, ведомая им. … После душа они легли максимально далеко друг от друга. Так, что Бриджит казалось — Сэму неудобно. — Ты можешь подвинуться и лечь под одеяло, — предложила она. Странная, видимая глазу дрожь, пробежала по его телу, оставляя вещественные доказательства того, что Бриджит не показалось. Она сглотнула и попыталась уточнить: — Ты в порядке? Выглядишь бледным. — Немного жарковато. Думаю, надо выспаться. Утром всё будет хорошо, — слабо улыбнулся Сэм, поворачиваясь к Бриджит. Его пальцы нащупывали выключатель светильника. — Спокойной ночи, Бриджит. — Спокойной ночи, Сэм. Она успела посмотреть в его глаза, прежде чем мгла окутала обоих. Какое-то время они лежали молча, и вскоре Бриджит услышала, как дыхание Сэма выровнялось, а глаза, привыкшие к сумеркам, уловили как мерно поднималась и опускалась его грудь. Наверное, он прав — это просто усталость. Слишком много событий, о которых и думать-то не было сил. И о Джинни, теперь уже и о маме, Бриджит подумает позже. Странно, она могла заставить себя отодвинуть такое больное, столь открытую рану на задворки сознания, но никак не могла избавиться от мысли, что сквозь аромат чистоты и мыла, она чувствует запах тела Сэма, и он ей… чрезвычайно приятен. Что это? Мускус? Смесь ароматов ветивера, можжевельника и нагретого на солнце цемента? Странные ассоциации, зовущие приблизиться, подползти, уткнуться носом в основание его шеи, но так, чтобы можно было ощутить вкус, воровато проведя обратной стороной нижней губы по ключице. От новых открытий ли или от чего-то ещё Бриджит сотрясала дрожь. От неё становилось так холодно, что она тряслась даже под одеялом, натянутым до подбородка. — Чёрт-чёрт-чёрт-чёрт, — выругалась она вслух. Запах становился всё навязчивее.Сэм
Он открыл глаза и тут же почувствовал тишину. Густую, выдавливающую барабанные перепонки. Сэм оглянулся, чтобы проверить на месте ли Бриджит и увидел, что та уснула. Бриджит широко раскинула руки во сне, пальцами, едва ли не касаясь плеча Сэма. Она скинула одеяло, и теперь в полумраке хорошо угадывался её хрупкий силуэт под облаком его собственной футболки. Сэм зачем-то зажёг свет. Впрочем, он просто хотел лучше видеть. Чёрт, он очнулся только найдя себя нависшим над ней, опиравшимся на ладони. Бриджит глубоко дышала во сне, и её грудь поднималась, обозначая мягкую кривую под лёгкой тканью. Естественно, только футболка, больше никакого белья. Сэм смотрел на её полуоткрытый рот, такой доступный, просящий поцелуев. И вдруг ему захотелось схватить её, сгрести в охапку и дать, наконец, вырваться наружу желанию, которое он так долго, ещё со времён их первой встречи, подавлял. Да, он хотел её, жаждал, он мечтал обладать её хрупким телом, вторгаться в её нутро, и чтобы она непременно кричала, но не от боли, а от распирающего изнутри восторга. Иначе всё не имеет смысла. Сэм облизал пересохшие губы, борясь с нахлынувшим наваждением. Держаться дальше он не мог, его обнажённый торс прикоснулся к островку кожи Бриджит, выглядывающему из-под чуть задравшейся футболки. Сэм втянул воздух сквозь сжатые зубы и опустил взор, чтобы полюбовался, как его кожа соединилась с её. Но увиденное, вмиг отрезвило, заставило его покрыться холодным потом и отскочить. Из заживших ран на его животе прорастали жёсткие чёрные волоски…