Бриджит
Проснувшись, Бриджит нашла Сэма, листающим справочник, который они прихватили из библиотеки по абонементу. Сэм сосредоточенно грыз карандаш, иногда что-то записывал и… был совершенно бесстыдно обнажён. Бриджит хотела было залиться краской, вспоминая, что произошло ночью, а потом продолжилось утром, но не нашла в себе и грамма стыда. Она скорее любовалась, как солнечный свет устроил игру с тенью на рельефном теле Сэма, оставив россыпь бликов на спине и крепких ягодицах. Бриджит не думала обозначать своё присутствие. Напротив, она не хотела мешать, понимая, чем всё закончится, если она позовёт его. От этих мыслей внизу живота стало тяжело. Спустя некоторое время Сэм сам повернулся к ней. — Не думал, что Бриджит Фицджеральд может быть такой тихоней. Бриджит дёрнула простынь, прикрывая наготу и… показала ему язык. Озорство, радость, тут же нашедшие отражение в его улыбке, больно царапнули по незажившей ране внутри: «Джинджер больше нет, а она радуется… радуется присутствию мужчины». Нет, глупости. Джинджер изводила её придирками и ревностью только потому, что в последнее время была уже не её сестричкой Джинни. Та, с которой она провела почти всю жизнь, была счастлива, если была счастлива Бриджит. Придя к удобному умозаключению, Бриджит нашла в себе силы улыбнуться в ответ. — Вот уж не думала, что Сэмюель Макдоналд будет сверкать передо мной голым задом. — Сэмюель Макдоналд — тот ещё книжный червяк. И он, кажется, нашёл то, что мы с тобой так долго искали. Сэм даже не потрудился прикрыться, наоборот, он переместился чуть ближе, так, чтобы прикоснуться к ней, поймать быстрый поцелуй, а потом продолжить: — Аконит. Он теряет часть своих свойств сразу после того, как растение срезано. То есть лекарством в полной мере он является только находясь в земле. В остальных случаях — это лишь временная мера. — Хм-м, — только и смогла ответить Бриджит. — Но, помнится, ты говорил, что аконит цветёт лишь раз в году, да и то весной. Думаю, нам придётся ждать довольно долго и, боюсь, мы ничего не знаем об этой болезни. До весны изменения могут стать необратимыми. Так же как у… Джинни. — Думаю, что нам предстоит небольшое путешествие, но не в весну. Мы поедем в Ванкувер. — Поищем аконит под первым снегом? — не удержалась от иронии Бриджит. — Там бабушка и её сестра, у которой тоже оранжерея. Думаю, нам стоит попытать счастья. К тому же, это единственный вариант. — Может быть, стоит позвонить ей перед выездом? — Возможно мне просто хочется ещё раз её увидеть, не теряя при этом надежды? На этот контраргумент Бриджит было нечего ответить, она коротко посмотрела на Сэма, кивнула и сказала: — На самом деле это отличный план, потому что никаких других у нас нет.Сэм
Проехать три с половиной тысячи километров за рулём? На это могла уйти неделя. Но одно дело шлифовать колёсами дороги родного городка, другое — отправиться на другой конец страны. Сэм думал, что старый фургон на трассе — это плохо, и он не может так рисковать, когда рядом Бриджит. С другой стороны, если не предпринять попытку, Бриджит же будет гораздо хуже. Поэтому на быстром совете, проведённом перед выездом, и прерываемом бесконечными поцелуями и другими приятными действиями, было решено купить спальники, рацию, несколько дополнительных канистр для бензина и атлас. — Как же ты раньше ездил без карт? — удивилась Бриджит, в который раз смеша Сэма своей рациональностью. — Ну, дорогу от оранжереи до окраины я как-то находил, в соседние города приезжал по указателям, — рассмеялся Сэм. — Ты — маленькая зануда. Бриджит, казалось, не заметила шутки и дописала ещё три пункта карандашом в списке покупок.Бриджит
Она действительно не думала, что после такой тёмной ночи, которая преследовала её последний месяц, может разгореться такой светлый день. Бриджит бродила рядом с Сэмом по супермаркету и не думала ни о чём, кроме покупок. Да, вспоминать о Джинджер было всё ещё слишком больно, но теперь она могла отвлечься, рассмеяться, когда, близоруко щурясь, Сэм читал состав на банке с консервами. — И этот человек называл меня занудой? — И этот человек, наверняка, даже не представляет, из чего вообще делаются консервы? — эхом отозвался Сэм. — Уверена, они растут на деревьях, — рассмеялась Бриджит. А ещё Бриджит нравилось наблюдать за Сэмом, когда тот вёл фургон. Сильные руки, сосредоточенный на дороге взгляд… но моментально тающий, стоило ему лишь только оглянуться на неё. — Мне страшно, Сэм, — нарушила Бриджит долгое молчание. — Почему? — удивился он. — Просто так не бывает. Со мной никогда подобного не случалось. — Чего не случалось? — Ну, что между нами всё так быстро и, кажется, хорошо. — Бриджит, — неожиданно серьёзно сказал Сэм, вновь отвлекаясь от дороги, — иногда лучше не искать причинно-следственных связей. Если тебе действительно хорошо, я счастлив, потому что хорошо и мне. А что касается скорости развития событий. Поверь, быстро — это только для тебя. Я всё время нашего знакомства тщетно добивался твоего внимания.Сэм
На самом деле Сэм вообще не думал о скорости развития каких-то там отношений, как и об отношениях в целом. Слишком уж часто ему приходилось отдавать, то, что становилось дорогим и любимым. С Бриджит такого не будет — от так решил, поэтому он не думал о чувствах, а просто любовался, как Бриджит из гадкого утёнка, из угловатой девушки превращается в женщину. И пусть её красота, подобная мартовскому теплу, заметна была лишь ему, он не мог не любоваться, как на коротких стоянках она тянула его в магазин: — Знаешь, я подумала. Кажется… мне подойдёт вот это? — Как я могу оценить? Ты прячешься в примерочной. — Я… э… ладно, потом посмотришь. — Слушай, здорово, если у тебя будет яркое платье. — Сэ-э-эм! Первые два дня пролетели незаметно, и Сэм всё удивлялся, что им не потребовалось новой дозы аконита. Возможно, всему виной была тишина, спокойствие и чувство всепоглощающей любви, а может быть двойная доза, которую они вкатили в Торонто. Снова уколоться пришлось на третий день. Бриджит хандрила с самого утра и наотрез отказывалась отвечать на вопросы.Бриджит
Ей снилась мама. Не та Пэм, казавшаяся в последнее время глуповатой тёткой с дурацкой чёлкой, в измазанных садовых перчатках, а мамочка, к которой Бриджит бежала, раскинув руки, заливаясь слезами, стоило только разбить коленку, порезать палец или испортить новое платье. Мама никогда не кричала, наоборот, уткнувшись губами в макушку Бриджит, она всё повторяла: — Боже, дитя моё, а я думала, что-то серьёзное приключилось. Мама не ругалась, когда они с Джинни подожгли соседскую мусорку, когда из страсти перед экспериментами, допили полбутылки джина из домашнего бара, а потом их весь вечер рвало — разве она причитала? Нет, мама отпаивала их горячим чаем и всё приговаривала, что это пройдёт. Мама никогда не переставала быть мамой, она тихую и верную свою любовь трансформировала во что-то ещё более глубокое: понимание, доверие, уважение… которое они с Джинни принимали за чудаковатость и даже глупость. Бриджит снилась мама, когда она спала в трясущемся на дороге фургоне, положив голову на бедро Сэма. И грезилось Бриджит, что ей снова только шесть, что впереди не зима, не одиночество, а долгое, зелёное, ленивое лето, когда в будние дни они будут играть с Джинджер на участке, а по выходным выезжать всей семьёй на пикник. Ей снились добрые, ласковые, понимающие мамины руки. …и потому, когда она проснулась, не смогла улыбаться. Даже Сэму, тепло поприветствовавшему её. — Просто отстань, ладно, — огрызнулась она, молниеносно отодвигаясь к окну. Сэм встревоженно посмотрел на Бриджит, но промолчал, а та добавила раздражённо: — Со мной всё в порядке, это понятно, да? — Что случилось? — настойчиво поинтересовался он. … Сэм и сам сорвался на Бриджит позже, когда вечером расплачивался за бензин, а она рядом выбирала шоколадные батончики. Симпатичная юная кассирша слишком долго задержала взгляд на лице Сэма и слишком откровенно улыбнулась, благодаря его за чаевые. Бриджит насупилась, Бриджит обиделась, она обвинила его в том, что он флиртовал. — Это не так! — вспылил он, понимая, что это действительно так. Что это потоком грязи идёт откуда-то изнутри. — Понятно одно: нам нужен аконит. В ту ночь они решили снять номер в мотеле и выспаться в кровати. Ехать оставалось день-два, но силы, казалось, покинули обоих. Они наполняли друг друга, снова занимаясь любовью на казённых простынях. Становилось всё лучше и лучше… с каждым поцелуем. И пусть вены жёг аконит, а остатки мыслей рассеивало почти животное удовлетворение, всё же, Сэм предположил, отдыхая, устроив голову на животе Бриджит: — Знаешь, я, кажется, кое-что понял, — начал он, и сочтя тишину, прозвучавшую в ответ, добрым знаком, продолжил. — Дело не только в аконите. Вирус становится сильнее, когда мы допускаем в мысли что-то дурное, грязное или просто не дающее покоя. Это как иммунитет у обычных людей. Когда ты спокоен, хорошо отдохнул в тепле — меньше шансов заболеть. Похоже с нашей бедой то же самое, но она атакует особенно сильно, когда любое зло вторгается в жизнь. Даже о Джинджер я догадался, проследив эту причинно-следственную связь: происходило что-то плохое, появлялась ты, рассказывала, что всё стало хуже, а потом я видел, как менялась Джинджер, становясь всё агрессивнее, утрачивая человеческий облик. Вот и сегодня. Сначала ты не хотела говорить, а потом я разозлился, потому что ты напрасно ревновала. Может, это и мелочи, но на нас они влияют будь здоров. — Это не мелочи. Да, и я не ревновала. — Ещё как ревновала, но речь не о том. Мы говорим, что нужно научиться сдерживаться. Это замедлит разрушение наших тел. — Иногда, Сэм, ты бываешь отвратительно умным. — В любом случае, завтра-послезавтра мы будем у цели. … Поутру было принято решение остаться ещё на день или два — Сэм проснулся с сильным жаром и болью в горле. И хотя он убеждал Бриджит, что нужно ехать, она и слушать его не хотела. — Могу ли я тоже хоть что-то для тебя сделать? — вопрос был задан риторический, потому Сэм не оставалось ничего, кроме как промолчать, улыбнуться, когда Бриджит вернулась из аптеки и долго изучала инструкцию к лекарствам, отпускаемым без рецепта, когда она вспомнила о бульоне, купленном в ресторанчике напротив. — Есть совсем не хочется, — возразил Сэм. — А ты попробуй его пить, — не удержалась она от шутки. — Меня, признаюсь, беспокоит не отсутствие аппетита, а побочные эффекты, описанные в инструкции. Какие-то безобидные противопростудные, а случиться может всё, что угодно. — Думаю, об этом не стоит беспокоиться, — ответил Сэм. — Колоть аконит, не зная последствий, было куда более опасной затеей. — Тебе бы поспать, — предложила Бриджит. — Когда болеешь, во сне организм восстанавливается быстрее. — А ты? Что будешь делать ты? — Не знаю, может быть, почитаю или пройдусь. … После приёма лекарств Сэм действительно быстро заснул, а Бриджит вовсе не хотелось оставаться одной в маленькой комнате и уж тем более тревожить его сон. Бриджит накинула куртку Сэма и вышла на улицу. Прошло каких-нибудь полчаса, с тех пор как она вернулась на улицу, но тяжёлое, будто налитое свинцом небо немного посветлело и уронило на землю, всё ещё устланную золотистым ковром сухих листьев и трав, первые белые хлопья. Бриджит остановилась и подняла лицо, подставляя пылающие щёки снежинкам. Те садились и таяли, чтобы собраться в ледяные капли и воровато убежать за воротник. Бриджит долго-долго стояла, словно стараясь запомнить это чувство, словно это был последний первый снег в её жизни. А потом она долго бродила по городку, до противности похожего на родной Бейли-Даунс. Иногда ей даже казалось, что стоит только свернуть на соседнюю улочку, она увидит свою школу, дом или оранжерею Сэма, но Бриджит тут же осекалась: в оранжерее сохли растения, школа, наверняка была временно закрыта в свете последних событий, а её дом… Странно, когда они находились там, решения принимались легко и просто, она не думала ни о матери, ни об отце, даже о Джинни тогда… Теперь же Бриджит вообще не боялась. Все её мысли оставались сосредоточенными даже не на собственном благополучии, а на жизни и здоровье Сэма, на том, что в одночасье он стал самым близким человеком. Или же стоило признать, что она просто не знает, как существовать в одиночестве? Пренебрегая обществом матери, отца, возможно, она делала крупнейшую ошибку в жизни, теряя самое дорогое? От всех этих мыслей голова шла кругом и только одно становилось ясным — выздоровление, весь, проделанный ими путь, — это вторичное. Во-первых, Бриджит должна ещё хотя бы раз сказать матери, что она её любит. Бриджит нашла себя в сознании только в номере гостиницы, когда её ладонь заботливо проверяла лоб Сэма. — Вот и хорошо, температуры уже нет. — Где ты была всё это время? — Хорошо бы я сама знала ответ на этот вопрос, если ты имеешь в виду в общем.Сэм
Следовало признать, что с Бриджит не было легко с самого первого дня знакомства, а до него мимолётный взгляд буквально кричал: «Не связывайся!» — но только опекая Бриджит, заботясь о ней, Сэм в полной мере чувствовал себя счастливым. Достаточно было забыть события последних месяцев или пустить их в мыслях по параллельному кругу, никогда не пересекающемуся с сознанием. Оказалось, что это легко — жить настоящим, плыть по течению, решать лишь сиюминутные проблемы, вдыхать её запах, надевая свою куртку. Вот потому на аксиому, выданную неожиданно Бриджит: — Да, жизнь сложная штука. Сэм ответил: — Простая, если её не усложнять. …и на этом этапе всё действительно решалось просто: поцелуи, скрип кровати и улыбка в уголках её губ. — Это ложе любви скрипит похуже разбитой кибитки времён переселенцев. — Думаю, утром мы сможем поехать дальше.