Сценарий не такой! // 剧本不是这样的

Сяо Хан чувствовал себя так, как будто он очень долго спал. Проснувшись, он все еще не понимал, что было сном, а что реальностью. Занавески наверху были ярко-желтыми и расшитыми золотыми драконами. Он долго смотрел на них, прежде чем внезапно сел и огляделся. Его взгляд скользнул по благовониям из селадона, золотым лакированным ширмам, паре вышитых золотых драконьих сапог на подставке для ног у кровати и решетчатому обогревателю с клубящимся дымом в нескольких шагах от него. Все они выглядели изысканно и роскошно; все они были драгоценными и изготовленными с изяществом. Похоже, кто-то был встревожен звуком его подъема. Тут же в комнату вошел молодой человек, поклонился и остановился перед ширмой. Мягким ласковым голосом он спросил: — Ваше Величество не спит? Ведущий ученый давно ждет в восточной теплой комнате. Это был Сяньфу, главный евнух, который служил непосредственно императору Цину с самого детства. Император Цин обладал непостижимым умом и непостоянным характером. То, что маленький Сяньфу мог понять о разуме правителя, было достаточно, чтобы сделать его доверенным лицом среди остальных слуг. Прямо сейчас, когда император Цин молча сидел на своей императорской кровати, Сяньфу вздохнул в глубине души. У него было ощущение, что покровительство императора для этого ведущего ученого, вероятно, подошло к концу. Все знали, что император был очень хладнокровен и очень капризен в своих привязанностях. Сяньфу не мог не пожалеть ведущего ученого за глубокую привязанность, которую он испытывал к императору; эти чувства должны были пропасть зря. Даже сейчас он все еще ждал слов императора Цина в восточной теплой комнате. Сяньфу спокойно ждал, согнув спину. Наконец, спустя долгое время, из императорской кровати за ширмой из розового дерева послышались звуки. — Пусть подождет, — очень медленно сказал император Цин. Его голос звучал хрипло и тише, чем когда-либо. Он казался даже более равнодушным, чем обычно, и Сяньфу даже подумал, что он уловил след гнева в голосе правителя. Сердце главного евнуха упало, а лицо напряглось. Не имело значения, что Его Величество рассердился; что было фатальным, так это то, что он не знал, на что император злился! — Налей… нам чашку воды. Неуверенность наполнила сердце Сяньфу. Как только он услышал команду, он быстро налил чашку и почтительно принес ее императору. Хотя приказ императора Цина звучал не очень гладко и имел очевидную паузу, прежде чем обратиться к себе, Сяньфу не особо задумывался об этом из-за своего трепета перед властью правителя. Император Цин не хотел, чтобы его слуги находились слишком близко к нему. Поэтому, протянув ему чай, Сяньфу почтительно отступил за ширму. В это время зимой чай был немного горячим, но не обжигающим. Чайные листья — это листья иглы лотоса, подаренные небольшой юго-западной страной как дань уважения. Чай был очень ароматным. Император Цин сделал глоток, но каким бы теплым ни был аромат чая, он не мог растопить холод с его лица. Император Цин не спеша пил чай. Осознавая, что императора все труднее и труднее понять, Сяньфу не мог не поднять глаза и тайком взглянуть на него. Этим единственным взглядом он неожиданно встретился с темными глазами императора. Сердце Сяньфу дрогнуло, его колени ослабели, и он чуть не упал на колени. — Сяньфу, — император отставил чашку. Вскоре чай остыл, как и его тон, когда он сказал: — Пусть он войдет и обслужит нас. — Да, ваше величество, — Сяньфу удалился, все еще склонив голову. Только после того, как он закрыл дверь и сделал несколько шагов, он вздохнул с облегчением. Вытирая холодный пот со лба, он поспешил к восточной теплой комнате. Возможно, из-за того, что он ждал этого долгое время, ведущий ученый шел очень легко и быстро. Даже его шаги по снегу казались приятными. Подойдя к Вечнозеленому дворцу, где жил император Цин, ведущий ученый тихо потянул Сяньфу за рукав. Он осторожно прошептал: — Евнух Сяньфу, могу я узнать, какое настроение у Его Величества сегодня вечером? Сразу же Сяньфу почувствовал горечь и беспомощность. Он ответил беспомощным тоном: — Господин, Его Величество никогда не любил, чтобы другие небрежно размышляли о нем. Вы ставите меня в затруднительное положение, и я не могу ответить на этот вопрос. Господин, вы находитесь на пике благосклонности Его Величества, поэтому вам не о чем беспокоиться. Но… тем не менее, будьте осторожны. Ведущий ученый на мгновение был ошеломлен, но затем поблагодарил евнуха за совет. Сегодня вечером в Вечнозеленом дворце горело не так много ламп, поэтому он казался немного тусклым. Было неясно, был ли это особый приказ императора Цина. В зале отдыха сильно горел обогреватель. Когда дверь открылась, в комнату влетел холодный воздух, который вскоре рассеялся теплом. Ведущий ученый снял свой тяжелый меховой плащ и обнажил пурпурно-синюю официальную мантию, облегающую тонкое хрупкое тело. Он склонил голову, подходя к ширме перед императорской кроватью. Встав на колени, он поприветствовал императора и выразил ему свое почтение. Хотя он и был застенчивым, его поведение было безупречным и производило впечатление ученого. Император Цин откинулся на кровати, закрыв глаза. С тех пор, как второй человек вошел, император не обращал на него никакого внимания. Только сейчас он открыл глаза и взглянул на человека, стоящего на коленях перед кроватью. — Подними голову. Его голос был легким, но очень достойным. Когда мужчина поднял голову, он не мог не взглянуть на императорское ложе. Кровать была повязана легкой марлей, но он все еще смутно видел внешность императора. У него был широкий лоб и прямой нос. Его брови были аккуратными, а губы тонкими. Его боковой профиль был таким же холодным как мороз, точно так же, как это было в тот день во время восхождения на престол, когда он получил поклонение своего народа, сидя в этой грандиозной карете дракона, благородный и величественный. Ведущий ученый тоже был в это время в толпе и сумел кинуть один взгляд на императора Цина издалека. С тех пор этот образ преследовал его; это стало его навязчивой идеей, как если бы он был одержим. Тусклый свет обогревателя отражался на нем, окрашивая его лицо в светло-красные тона. В тот момент, когда император Цин смог ясно взглянуть на лицо другого человека, зрачки его глаз внезапно сузились — у главного ученого явно было лицо Чжо Фаня! Хотя его характер казался отличным от прежнего, его внешность можно было узнать с первого взгляда. Император Цин был правителем династии Цин. Его фамилия была Сяо, и предыдущий император дал своему старшему сыну имя Хан. Это было настоящее имя императора Цина, Сяо Хан. Что касается ведущего ученого, стоявшего на коленях у его кровати, то это был не кто иной, как тот человек, которого император Цин одним взглядом выбрал во время дворцового экзамена, первое место в рейтинге, Чжо Фань. Чжо Фань был очень красив, и в нем была мягкая элегантность. Император Цин всегда любил мужчин. Привыкнув к ласковым, льстивым девушкам в императорском гареме, император Цин сразу же нашел ученый вид Чжо Фаня и тайное восхищение, скрытое в его глазах, очень освежающим. Подобно обычному гурману, которому иногда нужна была дикая дичь для разнообразия вкуса, император Цин без особых усилий укладывал недавно названного ведущего ученого в постель и дарил ему ночь за ночью. С другой стороны, обожание последнего еще больше усилилось в результате прекрасных навыков императора. День за днем он погружался в сладкую мечту сопровождения своего возлюбленного, совершенно забывая, каким непостоянным и бессердечным мог быть император Цин в вопросах романтики. Он и представить себе не мог, что каждый человек в гареме, когда-либо избалованный императором Цином, однажды разделял одно и то же заблуждение: все они думали, что они самые особенные, полностью отличные от других; все они наивно думали, что ради них император Цин превратится из распутного императора в преданного любовника. Что может быть хуже этого? Ты думаешь, что ты очаровательная девушка только потому, что у тебя длинные волосы? Что не так со всеми этими психами с синдромом принцессы? Их слишком много в последнее время! Лицо Сяо Хана было мрачным, как ледник ночью в Арктике. Однажды он подумал, что нарушение сценария приведет в лучшем случае к смерти, но он не понимал, что есть что-то более ужасное, чем смерть — не получить свободы даже после смерти! Несмотря на изменение его личности и декораций, этот проклятый подонок/мусор всегда был перед ним, ожидая, когда он перейдет. Значит ли это, что я навсегда запутаюсь с этим парнем, если откажусь уступить сценарию?! При этой мысли потемневшее лицо Сяо Хан постепенно побледнело. — Ваше Величество? — Чжо Фань все еще стоял на коленях. Заметив, как странно смотрит на него император Цин из-за ширмы, он почувствовал некоторую тревогу в своем сердце. Напоминание евнуха Сяньфу с этого момента, в котором просят его служить с осторожностью, должно быть, возникло из-за того, что Его Величество был в плохом настроении. — … ты можешь встать, — голос императора Цина был ледяным, таким холодным и ровным, что совсем не колебался. Чжо Фань, как будто уже привыкший к этому, медленно поднялся. Благосклонность, которую он получил в эти дни, сделала его немного смелее. Даже в тех случаях, когда он немного переступал свои границы, император Цин был довольно снисходительным. Следовательно, приказ больше походил на намек от императора. Чжо Фань сделал шаг к кровати и немного наклонился вперед. Видя, что император Цин безразличен к его действиям, он почувствовал воодушевление и немедленно подошел к кровати с осторожностью и убрал тонкую прозрачную вуаль. Император Цин все еще был одет в темно-золотую нижнюю рубашку и халат. Теперь он сидел, прислонившись к изголовью кровати, и смотрел на Чжо Фань острым, как бритва, взглядом. Бессознательно Чжо Фань отвел глаза. Склонив голову, он сказал: — Ваше Величество, пожалуйста, позвольте вашему скромному подданному раздеть Ваше Величество. Император по-прежнему ничего не сказал, ни возражая, ни отвергая просьбу. Для Чжо Фаня это было молчаливым согласием. Собравшись с духом, Чжо Фань забрался на кровать и прижал руки к груди императора. Когда он собирался расстегнуть воротник императора, его запястья были зажаты. Подняв глаза, он увидел, что император Цин закрыл глаза и больше не смотрит на него. — Снимай свою, — приказал он, прежде чем быстро отпустить руки Чжо Фаня. Несмотря на некоторое недоумение, Чжо Фань слегка кивнул и медленно расстегнул пуговицы на своем официальном халате. Он не останавливался, даже когда разделся до нижнего белья. Покраснев, он снял последнюю часть одежды и встал на колени перед императором, совершенно голый. Несмотря на то, что ночь за ночью он получал благосклонность императора, Чжо Фань все еще легко смущался. Император Цин всегда делал первый шаг, когда дело доходило до нежности и ласки. Теперь, когда император не проявлял никакого намерения проявлять инициативу, Чжо Фань немного волновался. Он даже не знал, куда деть руки. После долгого тупика Сяо Хан не ответил. У Чжо Фань не было выбора. Он стиснул зубы, собрался с силами и наклонился, чтобы поцеловать императора в губы. Неожиданно Сяо Хан нахмурился и отвернулся, не осознавая этого. Вместо этого поцелуй упал ему в щеку. Оглядываясь назад, он увидел, что Чжо Фань невинно преклонил колени с обиженным выражением лица. Вместо того, чтобы попытаться снова поцеловать его, Чжо Фань наклонил голову ниже и нежно поцеловал императора в грудь сквозь мантию. Думая о паршивом сценарии, Сяо Хан не чувствовал удовольствия в своем сердце. Однако он также знал, что сегодняшней встречи нельзя избежать, если только он не захочет снова изменить сюжет. Он уже знал о плачевном исходе такого решения; но не могло быть ничего более болезненного, чем то, что происходило прямо сейчас перед ним! —— По крайней мере, давайте немного проследуем по сюжету, прежде чем я разберусь, как поступать со сценарием. Хотя он не любил Чжо Фаня в своем сердце, тело Сяо Хана все еще реагировало под служением другого человека. Он решил закрыть глаза и не видеть лицо под собой. Мгновение спустя он почувствовал, что его мантии приподнимают. Затем его трусы были расстегнуты, и его корень дракона выскочил из-под одежды. Покраснев, Чжо Фань осторожно держал его обеими руками. Он украдкой взглянул на императора Цина, прежде чем склонить голову и взять в рот. Увидев, что глаза другого человека по-прежнему закрыты, он испытал чувство утраты, а также облегчения. Сяо Хан сохранял бесстрастное лицо. Только когда он собирался освободиться во рту Чжо Фаня, его дыхание стало тяжелее. Он нахмурился и открыл глаза. Чжо Фань, застигнутый врасплох, едва не опустившись на раздутый стержень, был потрясен. Взгляд Сяо Хана упал прямо на обнаженный, слегка напряженный член другого человека. Он нахмурился еще больше. Он действительно не хотел этого видеть. Схватив другого мужчину за руку, Сяо Хан швырнул его подальше на кровать и заставил лечь лицом вниз на белоснежную постель. — Ваше Величество? — Чжо Фань беспокойно двинулся. Хотя в холле был обогреватель, его руки и ноги все еще мерзли от зимнего холода. Надавив на талию Чжо Фаня, Сяо Хан холодным голосом сказал: — Хватит двигаться. Не оборачивайся. Чжо Фань стало еще более тревожно, но он все еще послушно лежал, выдерживая вторгшиеся пальцы императора, пока они смазывали его стенки и расширяли его. Сяо Хан был раздражен и не имел настроения для флирта или прелюдий. Он схватил Чжо Фаня за талию и тут же вошел. Жаркое напряжение сжалось вокруг него, и горячее удовольствие прожигало его тело. Безудержно, он вошел еще глубже и начал изо всех сил двигаться. — Мн… Ваше Величество… ах… — тело Чжо Фаня покачивалось в такт движениям Сяо Хана, его прерывистые стоны терялись в волнах греховного желания. Он хотел снова взглянуть на лицо императора Цина, но его тело было прочно прижато; он мог только слышать тяжелое и равнодушное дыхание человека, овладевшего его телом. В отличие от наготы Чжо Фаня, Сяо Хан был аккуратно одет, за исключением его слегка приспущенных трусов. Простыни были быстро спутаны до неузнаваемости от хватки Чжо Фаня. Пределы императорской кровати с балдахином вскоре наполнились звуками бесстыдных мужских стонов и влажного хлюпанья плоти о плоть. Но чем горячее было его тело, тем холоднее становилось его сердце, как будто кто-то смотрел на них апатичным взглядом… В последний момент громкое «ах» вырвалось из горла Чжо Фаня. Его глаза остекленели, когда неконтролируемая дрожь снова и снова пробивалась сквозь его бедра. Сяо Хан рухнул на красивую спину под ним, его дыхание было затруднено. Спустя долгое время Сяо Хан медленно выпрямился и выскользнул из теплого влажного тела Чжо Фаня. Темные глаза наблюдали, как белая жидкость капала на простыни из щели между бедрами Чжо Фаня. Сяо Хан не проявлял никакого желания снова прикасаться к Чжо Фаню, и выражение его лица было до крайности безразличным. Чувствуя себя довольно неудобно из-за липкой влаги на теле, Сяо Хан нахмурился и умылся. После этого он встал с постели, даже не взглянув на мужчину, лицо которого было покрасневшим от слез. Помимо беспокойного дыхания Чжо Фаня, был слышен только звук его холодных шагов в зале, отчего комната казалась особенно пустой и тихой. —— Поскольку сценарий хотел, чтобы он был подонком, он будет подонком до самого конца!