Сегодня этот мир спас я

Чем больше времени проходило, тем больше крепло убеждение Гарри в том, что следующий раз, когда Эггзи позвонит, станет их последней встречей. Мальчик неминуемо скоро должен был войти в возраст, когда он в полной мере осознает, что значат цифры на обороте медали и больше никогда не наберёт их, чтобы попросить Гарри помочь ему с уроками. Гарри держал слово — если не перед Мерлином, то хотя бы перед собой, — и за прошедший год не предпринял ни единой попытки навести справки насчёт Эггзи. Главная причина заключалась, конечно, не в честности и порядочности, а скорее в том, что Гарри довольно хорошо себя знал: если бы он узнал о мальчике хоть что-то, то совсем скоро он знал бы о нём абсолютно всё. Однако он ничего не мог поделать с тем, что на второй год он прочитал в газете об успехах Эггзи на соревнованиях по легкой атлетике, и не сказать, что он долго корил себя, когда на третий год позволил себе поднять пинту Гиннеса в честь его нового преуспеяния. Ещё год спустя он подумывал о том, чтобы повесить вырезки из этих газет на стену рядом с другими передовицами Sun, потому что в каком-то роде это тоже было одно из его дел и, может быть, потому что одна малая, глубоко спрятанная его тщеславная часть гордилась тем, что мальчик спросил у него совета и так упорно ему следовал. Однако в этот год никаких новостей о его достижениях не попалось Гарри на глаза. А на пятый год Гарри получил сообщение от координатора, переданное ему Эггзи: «Пожалуйста, помоги мне. Мой отчим убьёт меня». «Довольно юневильно, — подумал тогда Гарри, предупреждая шок. Очевидно, что ситуация должна была представляться мальчику достаточно серьёзной, раз он снова обратился к Гарри спустя столько времени. Однако «убить»? — Молодой человек, насколько я могу судить, вы чертовски хорошо бегаете и умеете бросать копьё. Мне едва ли представляется проблема, которую невозможно было бы решить, владея обоими этими чудесными навыками». Одним словом, Гарри был настроен скептически. Быть может, имела место профессиональная деформация, как любил говорить ему Мерлин, вследствие которой само выражение «меня убьют» перестало посылать даже малейший укол страха в его сердце. «В меня сейчас выстрелят из базуки, Мерлин», — вот это другое дело. И всё же шокирован он был — когда увидел на углу вечерней улицы мальчика, очень похожего на того, с которым он встречался пять лет назад, с сигаретой во рту. — Эггзи? — спросил он, приближаясь. Эггзи обернулся к нему. Гарри не осознавал этого, но за прошедшие года в его голове сложилась определённая картинка, где Эггзи был обычным мальчиком из неполной семьи, который — немного благодаря Гарри — справился, нашёл хобби, которое имело все шансы перерасти в удачную карьеру, и обзавёлся друзьями по интересам, которые вытащили бы его из любой передряги — такими друзьями, с которыми Гарри ему был не нужен. — Гарри! — воскликнул Эггзи и сигарета упала в снег. — Блин. У тебя не будет? … И в эту складную картину не вписывался подросток-бунтарь, курящий стрелянные сигареты. Сколько ему теперь — тринадцать, нет, уже четырнадцать? Гарри был повергнут в некоторый культурный шок, это правда, однако был и достаточно далёк от того, чтобы осуждать и тем более поучать. Впрочем, всё же возмущён он был тоже, но совсем по другой причине: — Тренер разрешает тебе курить? — спросил он больше с удивлением, чем с требованием. Брови Эггзи взлетели вверх — черт, черт, Гарри ведь не должен был знать, — однако удивление на его лице тут же сменилось унынием. — Я, э, я… бросил. — Курить? Эггзи почесал затылок и поправил шапку. — Не. Легкую атлетику. Гарри вобрал глубокий вдох. У него было много вопросов. Но все они не имели отношения к делу. Он заметил, что взгляд Эггзи куда-то устремлен и проследил за ним. Это был его дом, в окнах горел свет. — Почему бы нам не зайти внутрь? — спросил Гарри, потому что им обоим определённо не помешало бы более теплое и дружелюбное место, чем двор в неблагополучном районе. — А? — Эггзи, казалось, был застигнут врасплох. — А. Мы тут больше не живём. «Верно. У него ведь теперь есть отчим, очевидно, они с Мишель живут вместе с ним». — Тогда что ты тут делаешь? — Мне здесь нравится, — ответил Эггзи и помолчал, прежде чем добавить: — И мне типа некуда больше было идти. Я… я сбежал из дома. «Что ж, похоже это будет длинный разговор и я не собираюсь вести его под снегопадом», — подумал Гарри и предложил пройтись до его авто.

***

— Крутая тачка. — Не время для комплиментов, — прервал его Гарри, заводя двигатель и включая обогрев, — но это действительно хорошая машина, ты прав. Гарри не часто удавалось сесть за руль самому и нетрудно догадаться, что когда такая возможность ему предоставлялась, он предпочитал делать это с комфортом. — А где переключать передачи? — Эггзи. — Что? Я не знаю чего ты хочешь, — насупился Эггзи, обняв себя руками и отвернувшись в окно. — Я полагал, это ты просил меня приехать. Эггзи сидел, молча смотря в лобовое стекло на работающие дворники. Теперь, при свете, Гарри мог рассмотреть его. Его черты заточились с возрастом, в этом не было ничего примечательного, как и в том, что он стал выше и приобрел осанку спортсмена. Он всё ещё выглядел молодо, юно. Но в то же время Гарри уже с трудом мог назвать его мальчиком. Может быть Эггзи вступил в тот возраст, когда все пытаются выглядеть более взросло, может быть в глазах Гарри всё ещё не до конца рассеялся этот флёр, сквозь который он смотрел на него эти пять лет, может быть снова что-то сдвинулось в его взгляде. Вероятно, Гарри вглядывался слишком пристально, потому что когда Эггзи повернулся к нему — а он попытался отвернуться — его шея заныла. — Пожалуйста, Гарри, — сказал Эггзи тихо. — Мне очень нужна помощь. В этот раз я серьёзно. Я не знаю, что делать. «Учитывая, что ты упорно не желаешь объяснить мне, в чем дело, я — тем более», — собирался сказать Гарри, но вдруг к нему пришла неприятная и крайне неудобная в разрешении проблемы догадка. — Эггзи, — Гарри строго посмотрел на него, предупреждая одним взглядом любую ложь и утаивание. — Ты… побил своего отчима? — Нет, — ответил Эггзи без намека на возмущение. — Но он убьёт меня, если я покажусь ему. Он убьёт меня, я точно знаю, потому что… потому… я… я потерял кое-что. — Что именно? — Я не могу сказать тебе, Гарри! — неожиданно резко ответил Эггзи. — Но я потерял это, я не знаю как, этого просто не могло произойти… я не знаю. Я не могу сказать тебе. Это плохо. Очень. «Что ж, даже не знаю, как мне быть с этими исчерпывающими данными». — Полагаю, это что-то, о чём ты также не сможешь сказать полиции? — Нет, не могу. Было множество, действительно множество вариантов развития этой истории, и Гарри, ожидаемо, не нравился ни один. Очевидно, этот человек, его отчим, кем бы он ни был и чем бы ни занимался, относился к Эггзи и его матери не лучшим образом из возможных. Судя по тому, что он услышал, этот человек также может быть связан с криминалом. — Пожалуйста, Гарри, пожалуйста, помоги мне, — снова заговорил Эггзи, избегая его взгляда. Гарри до сих пор приходилось напоминать себе, что Эггзи говорит вовсе не «Гарри», а «Генри». В том, что агенты не должны использовать своё настоящее имя во время миссий — и в том числе имена других агентов, — есть не только сугубо утилитарная цель поддерживать конспирацию. Имя — это механизм манипуляции. Отвлекающий маневр. Когда человек слышит своё имя — даже будь он предельно собран и натренирован — он отвлекается. Может быть, всего на мгновение, но его внимание безраздельно сосредотачивается на одном слове, вырезая из поля зрения всё остальное. И иногда этого мгновения достаточно, чтобы произошло непоправимое. Стоит ли говорить, что Гарри знатно себе досадил. — Боюсь, я не до конца понимаю тебя, Эггзи, — сказал он, повернувшись к нему всем телом, чтобы Эггзи перестал делать вид, что разговаривает с пустым креслом. — Чем я, по-твоему, могу помочь? Ты позвонил не за тем, чтобы я помог тебе вернуть… эту вещь, не так ли? — Эггзи бросил на него быстрый взгляд и помотал головой. — Тогда какого рода помощи ты от меня ожидаешь? На секунду — на долю секунды — Гарри был уверен, что он знает ответ. Эггзи доверяет ему сильно — неоправданно сильно: он сел с Гарри в машину не задумавшись, при том, что он знал, у каких людей не стоит спрашивать дорогу, когда ему ещё восьми не исполнилось. Эггзи хотел поехать с ним. Эггзи собирался спросить, может ли он пожить вместе с Гарри. И Гарри — будучи опытным Кингсманом, будучи агентом, который несколько раз выступал наставником для кандидатов, будучи просто взрослым человеком — не знал, что собирается сказать. А затем Эггзи ответил: — Убей его — ты же можешь это сделать, да? Теперь он смотрел прямо Гарри в глаза. Его брови были гневно сведены и взгляд полон решительности. «Боже правый, это явно вышло за рамки подросткового бунта». — Я могу, — осторожно произнёс Гарри вслух, — но не стану. — Почему? — взвился Эггзи. — Ты говорил, я могу просить о чём угодно. — Да. Обо всём, что в моей власти. Я связан обязательствами, Эггзи, я не могу убить человека просто потому, что он тебе не нравится. — Но ты же типа, э, киллер? Ты убиваешь плохих людей, потому что они никому не нравятся, правильно? Он плохой человек, и я его ненавижу. У Гарри дрогнула скула от напрашивающегося смеха. Что за остроумный молодой человек. — Я думал, мы с тобой уже это проходили, — сказал он тем временем без тени улыбки в голосе. Взгляд Эггзи вмиг стал уязвленным, обиженным. — Ты не понимаешь! Он- он плохой. Он делает плохие вещи, — он запнулся, по-видимому понимая, что Гарри его общие слова не впечатляют. — Ма с ним плохо. И я- я бросил атлетику из-за него. Он заставил меня, потому что… я не могу сказать почему. Это уже что-то, теперь у Гарри с этим джентльменом личные счеты. Однако Мерлин всё одно вынет из него душу, если он приблизится к кому-либо из семьи Эггзи хоть на пушечный выстрел. — Боюсь, это, к сожалению, не меняет дела. — Возможно, если Гарри будет стоять на своём — а он будет стоять на своём, потому что нет и шанса, что он объяснит Мерлину, почему он убил гражданского по просьбе четырнадцатилетнего ребёнка — возможно, тогда Эггзи откроется ему немного больше. То, что его отчим, скорее всего не самый порядочный человек, было понятно, но Гарри волновало, как в этом замешан Эггзи. Если он стащил у своего отчима пистолет — это одно, если тот принуждает его к чему-бы то ни было — это другое. — Понимаешь ли ты в полной мере, о чём просишь? — Гарри, мне четырнадцать, — закатил глаза Эггзи, — я знаю, что значит «убить». «Очень впечатляет», — сардонически улыбнулся своим мыслям Гарри. — Нет, я спрашивал не об этом. Понимаешь ли ты, что прямо сейчас ты пытаешься заказать убийство? Я работаю в секретной службе, Эггзи, а не в гильдии наёмников: я не могу делать всё, что мне заблагорассудится. В том числе, я не могу убивать без приказа. — «Побойся Бога, Гарри», — внезапно зазвучал над его ухом голос Мерлина, которого, видимо, окончательно добила та часть, где Гарри «не может делать всё, что ему заблагорассудится». Эггзи пожевал губу. — Выходит, ты довольно бесполезный, да? — Что ж, мне говорили, я завариваю необычайно ароматный чай. И мои наручные часы могут стрелять дротиками с транквилизатором. — Реально?! — Что «реально»? — Ты только что сказал… — Я совершенно точно ничего не говорил, — позволил себе улыбнуться Гарри. Он мог бы убрать этого мужчину: лично ему было достаточно того, как Эггзи о нём отзывался, и что у него хранились некие вещи, про которые нельзя заявить в полицию — не убивать собственноручно, но позаботиться о том, чтобы он получил по заслугам и исчез надолго. Однако Гарри не имел права поступать так с Мишель. Одной ей явно приходилось туго, и какого бы человека она ни нашла, это был её выбор, и пусть Эггзи пока не понимал этого, Гарри не мог это игнорировать. Он забрал у нее первого мужа, лишив разом и поддержки, и средств — он не имел права даже думать о том, чтобы вмешиваться в ее семью снова, как бы ее новый супруг с ней ни обходился. Могло быть всего одно исключение — если Эггзи действительно грозила опасность, если его отчим в самом деле дал ему повод переживать за свою жизнь. Но Гарри никак не удавалось его разговорить. И уж точно эта скрытность исходила не из большой преданности. Неужели этот человек настолько сильно его запугал? Верилось с трудом — паренёк не труслив, а при ином раскладе не рискнул бы звонить Гарри вовсе. Куда вероятнее, что Эггзи своего отчима истово ненавидел — достаточно, чтобы искренне желать ему смерти — но не хотел рассказывать по каким-то личным причинам. Как будто бы… как будто бы он стыдился этого? Не хотел признаваться Гарри, что он занимается чем-то плохим? Возможно, если бы Гарри удалось прикрепить к нему жучок-прослушку, тогда бы он узнал больше. Разве ему нужно было много? — всего одна оговорка, одна-единственная фраза, которую можно было бы толковать двояко… Но Эггзи ни в коем случае не должен об этом знать, а жучок он рано или поздно обнаружит — и ещё хуже, если это сделает Мишель. Нет, он не может поступить так с Мишель. Ни к чему уже отрицать, что он привязан к Эггзи и печется о нём, но как бы Гарри ни хотелось думать иначе — долг он держит и перед его матерью тоже, и принимая решение, он должен учитывать не только то, чего хочется Эггзи. — Эггзи, — начал Гарри, стараясь не допускать в голос своего напряжения, — я понимаю, что человек, который в данный момент содержит тебя и твою мать, глубоко тебе неприятен. Я верю тебе. Но можешь ли ты прямо сейчас сказать мне — не вдаваясь в детали, если не хочешь — что жизнь с ним невыносима? Эггзи понуро опустил голову. — Я ненавижу его. Он… он пьёт. И он грубый. И ма часто плачет из-за него. — Есть ли у нее выбор? — он сделал достаточно длинную паузу, чтобы Эггзи мог возразить, но тот молчал, так что Гарри продолжил. — Подумай, что будет, если я исполню твою просьбу. Она зависима от него, и ты тоже. — Он сказал, что не будет платить за мои поездки. На соревнования, — пробормотал Эггзи неохотно. — Сказал, что это тупость. «Что ж, это многое о нём говорит», — подумал Гарри. Он точно не будет страдать от угрызений совести, если однажды ему придется топить тело этого невежественного мистера в канаве. — К сожалению, боюсь, он имеет на это право, — тем не менее сказал он. — Твоя мать вынуждена считаться с его мнением. Если только, — он направил на Эггзи многозначительный взгляд, — если только не появится кто-то другой, на кого она однажды сможет положиться. Кто-то, кто всегда сможет защитить её. Эггзи встретил его взгляд смело, почти воинственно и его грудь шумно поднималась от его взволнованного глубокого дыхания. — Кажется, у меня есть идея, — вдруг сказал он и открыл дверь. — Мне нужно идти, спасибо, Гарри! Гарри взяла оторопь. — О. Что ж… это хорошо. Тебя подвезти до дома? — А? — Эггзи обернулся на него, уже выставив одну ногу из машины. — А. Не, думаю, сегодня я переночую у друзей. Они мне помогут. Значит, у него всё же появились друзья. В груди Гарри становилось теплее от этой мысли, однако вместе с тем отчего-то ему вдруг захотелось провести с Эггзи хоть ещё немного времени. — В таком случае могу я подвезти тебя до дома твоих друзей? Эггзи открыл рот и даже немного качнулся, будто собирался сесть обратно в машину, но тут он окинул взглядом сначала её, затем самого Гарри и помотал головой почему-то с виноватой улыбкой: — Не, спасибо, я доеду на автобусе. Гарри попытался ещё раз: — Может быть, я довезу тебя хотя бы до остановки? — Тут не далеко, — Эггзи помолчал, переминаясь с ноги на ногу и повторил то, что уже сказал, но в этот раз с выражением, полным признательности: — Спасибо, Гарри. Я знаю, ты опять ничего не сделал… но все равно спасибо. Ты очень хороший. Пока! С этими словами он захлопнул дверь и побежал прочь, видимо, спеша на автобус, к своим друзьям, чтобы привести в исполнение план, о сути которого Гарри не имел ни малейшего понятия. — Готов поспорить, ты выглядишь сейчас точь-в-точь как брошенный под дождём лабрадор, — подал голос Мерлин. — Теряюсь в догадках, что ты этим имеешь ввиду. — Даже не думай увязываться за ним хвостом, вот что я имею ввиду. — Уже поздно, я просто прослежу, чтобы он без происшествий добрался до дома. — Во имя всего святого, Гарри, хватит пестовать мальчика, заведи себе щенка.