***
Гарри, конечно, знатно отстал от событий, он понял это сразу: последнее, что он смутно помнил — как он прибыл в университет, где преподавал профессор Арнольд, предположительно замешанный в деле. И, судя по состоянию его стрижки — чёрт побери, это явно никуда не годится — это событие было далеко не таким недавним, как ему казалось. Ему сразу же вспомнилась миссия с Персивалем, которая имела место больше десяти лет назад — та, после которой он пролежал несколько месяцев в больничном крыле, потому что оказалось, что приземление на ноги с высоты в тридцать футов может быть чревато переломами пяточных костей и позвоночника. Это определённо было одно из самых отвратительных его ранений, он не находил себе места от бездействия и вялости. Но, во всяком случае, он был в курсе дел: мог хотя бы читать газеты — Мерлин до сих пор припоминает, как перелистывал для него страницы первые пару дней, чёртова язва. Теперь же Гарри предстал перед полнейшей неизвестностью. — Как долго, Мерлин? — спросил он прежде, чем старый друг успел закрыть за собой дверь. Они знают друг друга так давно, что могут опустить приветствия, когда один из них провёл в состоянии живого трупа пёс знает сколько времени. — Довольно долго, в этот раз мы почти начали за тебя волноваться, — получив в ответ испепеляющий взгляд, Мерлин продолжил: — Чуть меньше шести месяцев. Полгода. Меньше, чем Гарри опасался, и вместе с тем гораздо больше, чем он смел надеяться. — Валентайн? — Обезврежен. — Потери? — Критические, за столом осталось пятеро агентов, один из которых только что вышел из комы, а двое — зелёные, как трава на меже, новобранцы. — … Эггзи? — … Боюсь, тебе придётся уточнить вопрос. — Он… справился? — Боюсь, тебе придётся спросить ещё более конкретно. — Кто сейчас Ланцелот, Мерлин? — Мисс Мортон прошла на роль Ланцелота. Чёрт. Чёрт возьми. — Но Эггзи вполне удовлетворился местом Галахада, если тебе интересно, — тут же добавил Мерлин. — Он. Что? — Галахад. Общим советом было решено так. Только если ты вдруг не хочешь дать ему другое имя, как новый Артур. — Новый Артур?.. — Прежнего он отравил, прославляя, к слову, твоё светлое имя. Гарри уставился на свою правую руку, на которой больше не было перстня Галахада. Потому что он отошёл к Эггзи. Потому что Гарри — новый Артур. — Вот дерьмо. — Напротив, я бы сказал, это было просто очаровательно.***
— Я думаю, ты должен кое-что увидеть, — сказал ему Мерлин вдруг посреди их разговора. — Думаю, на сегодня я видел достаточно, — почти что мученически свел брови Гарри. Пока что всё написанное и проговоренное для него выглядело отборным и неперевариваемым к тому же бредом. — Всё же сдается мне, что тебе следует. Это касается твоего парнишки. Эггзи? — И что с ним? Мерлин на секунду устремил взгляд в пространство, будто все его слова иссякли — и видит Бог, когда Мерлин не мог найти слов, это был дурной знак. — Знаешь, я не собираюсь ничего говорить, Гарри, потому что я действительно не хочу знать, что это всё значит, — он вытащил из своей папки с бумагами флеш-карту и вложил её Гарри в руку. — Ты. Посмотри сам и реши, как ты к этому относишься и что с этим делать. Гарри тут же вставил флешку в ноутбук у себя на коленях и, мягко говоря, обомлел. — Хэмиш. — Да? — Это записи из моей палаты. — Полагаю, что так. — Тут несколько тысяч часов съёмки. — Что ж, у тебя намечается довольно продолжительный период восстановления. Когда Гарри немилосердно смерил его взглядом, Мерлин цокнул и отрывисто написал на листке для заметок цифры. Посмотрев поближе, Гарри понял, что это — некая дата. — Мне нужно посмотреть запись за весь день, или важно лишь определённое время?.. — Во имя всего святого, Гарри. Мальчик сидел с тобой сутками и, поверь, ты не захочешь, чтобы я наблюдал это дважды. — С этими словами Мерлин пожелал ему скорейшего выздоровления и вышел из палаты, оставив Гарри в недоумении. Так у него и оказались эти записи. Он был готов поклясться, что не имел никаких предубеждений и даже не подозревал, что ему предстоит на них увидеть. Он включил запись, датированную тем числом, которое Мерлин для него указал. Это было всего несколько дней назад. Гарри со смесью неприязни и тошноты смотрел на себя, лежащего неподвижно на больничной постели. Очевидно, это была не самая интересная часть. Он промотал до полудня, затем до трёх часов. В палату всего несколько раз заходили медсестры, но в остальном это было удручающее зрелище. А затем, вечером, на записи появился Эггзи. Он открыл дверь и заглянул в палату так, словно ожидал увидеть кого-то помимо Гарри или как если бы он не хотел ненароком отвлечь его от чего-то важного. Что ж, Гарри действительно был немного занят, не правда ли. Эггзи с той же осторожностью закрыл за собой дверь. У стены рядом с больничной постелью стоял единственный стул, и, учитывая что Гарри, скорее всего, был мало интересным собеседником в его тогдашнем состоянии, — это был стул Эггзи. Потому что Эггзи сразу же направился к нему. Что привлекло внимание Гарри — на нем был костюм, но не тот, который он для него заказал. Конечно, ведь это было несколько месяцев назад. Парень уже может заказывать себе свои собственные костюмы. Гарри посмотрел на время в углу экрана записи: Эггзи пришел почти в десятом часу вечера и выглядел довольно изможденно. Мерлин, должно быть, бросил все силы на то, чтобы сделать из них с новым Ланцелотом опытных агентов за считанные недели. Однако Мерлин, конечно, сказал ему посмотреть эту запись не за тем, чтобы Гарри почувствовал, сколько он упустил. Долгое время, казалось, ничего не происходило. Эггзи сидел упершись руками в колени почти час, неподвижно смотря на него. Однако скоро Гарри понял, что Эггзи на самом деле не сидел над ним, точно над остывающим трупом. Он что-то ему рассказывал. Слов никак нельзя было разобрать, потому что камера висела слишком высоко, и Гарри в первый раз в этой жизни произнес: «Черт возьми, Мерлин, почему именно в этой комнате нет прослушки», — и не в первый раз: «Все приходится брать в свои руки». Он свернул окно с записью наполовину, так, чтобы краем глаза продолжать наблюдать за Эггзи, и открыл рядом настройки. Не нужно быть Мерлином, чтобы выправить звуковую дорожку. Эггзи разговаривал с ним. Гарри не знал, лучше это или хуже, чем если бы он часами сидел в молчании. Мальчик встречал его от силы несколько раз в жизни и провел пару недель в его компании в сознательном возрасте — со стороны могло казаться, что для такой недолгой истории дружбы Эггзи ведет себя чересчур драматично. Гарри ведь не погиб, в конце концов. Гарри даже не мог слышать его. Хотя теперь Гарри бы хотел знать, чего он не услышал. Плечи Эггзи скоро перестали двигаться, словно он замолчал совсем. Затем он повернул голову в сторону Гарри, лежащего на постели. И только Гарри, наблюдающий за ним теперь, настроил звук так, чтобы слышать каждый его вздох, он приподнялся со стула, и Гарри невольно ощутил расстройство от того, что Эггзи вот-вот уйдет. Однако тот не спешил к выходу. Он стоял над Гарри, положив руку ему на плечо, будто собирался сказать что-то еще. А затем Эггзи наклонился, и коснулся губами его лба. «Что ж, это тоже довольно драматично», — подумал Гарри, оправившись от секундного ошеломления. И тогда Эггзи поцеловал его губы. У Гарри перехватило дыхание. Он тут же увеличил окно и приблизил изображение. Он не заметил, что даже приподнялся с подушки, всем телом подавшись вперед, к экрану, на котором Эггзи, на самом деле едва касаясь, прильнул к его лицу. Прежде чем выпрямиться и стремительно выйти из палаты, оставив Гарри лежать среди оглушительно гудящих приборов, выпорхнув через дверь и прикрыв ее за собой очень тихо, словно все еще опасаясь, что громкие звуки могли его разбудить. Гарри поднес руку к лицу, не зная, приложить ли ее к губам или к глазам. Стоит ли говорить, что он был изрядно изумлен. Даже застан врасплох, чего с ним не случалось по меньшей мере лет тридцать. Даже обескуражен, если учитывать то, каким отвергнутым он внезапно почувствовал себя. Отвергнутым, конечно, не этим молодым — слишком молодым — человеком, доверие и теплые чувства которого он нечаянно заслужил, но отвергнутым заранее, за все те мысли, что успели пересечь его разум в одно короткое мгновение. Так или иначе, судя по всему, он отлично настроил звук и у него есть еще несколько тысяч часов видеозаписей куда более занимательных, чем он мог предполагать изначально.