Письма в никуда или Александрийская принцесса

И снова здравствуй, мама. Сегодняшнее письмо я переписываю уже третий раз, так как слёзы непрерывными ручьями льются из моих глаз. Каждый раз, когда я дохожу до написания ужасной новости, я заливаюсь ими. Они капают на бумагу, создают разводы, и чернила смазываются, заставляя слова превратиться в тёмные орнаменты. Неделю назад в моей жизни случилось ужасное горе. Горе, которое вот уже целую неделю не даёт мне покоя. Я думаю об этом день и ночь и, кажется, незаметно схожу с ума. Мои мысли заняты только случившимся. Я беспричинно кричу на Анжелу. А однажды… В то время, когда у Кальяса были сильные колики, у меня появилось ужасное желание ударить его. Заставить замолчать хотя бы на несколько секунд. Я возненавидела его тогда, мама. Я сдержала себя, но неизвестно — сдержу ли в следующий раз. И вот снова слёзы падают на бумагу. Она становится сырой, и я пишу чернилами по ещё не подсохшей поверхности. Я потеряла ребёнка. Я потеряла свою маленькую надежду и смысл жизни. Я даже боюсь вспоминать о тех страшных минутах, которые решили всё — жить ли моему ребёнку или нет. Я совершила недавно страшный грех и теперь наказана за это. Я предала свои интересы и потерпела за это. Говорят, что тот кусок мяса, который я съела был отравлен. Горю, охватившему меня нет предела. Я бесконечно рыдаю, а если и засыпаю, то ясно вижу перед собой во сне прекрасное личико моего не родившегося малыша. Его маленькие тёмные кудряшки и курносый носик. Это лицо не даёт мне покоя. Закрывая глаза каждый вечер, я молю всех богов, которых только знаю о пощаде, о том, чтобы предстоящая ночь не была так жестока ко мне, как предыдущая. Мои мысли помешались. И даже сейчас я пишу тебе всё это бессвязно. Я пишу всё, что приходит в голову в эту минуту. Я снова ничего не ем. Анжела постоянно заставляет меня что-нибудь съесть, но я прогоняю её. Не хочу видеть её. Не хочу видеть никого в этом Дворце, с кем-либо разговаривать. В прошлом письме ты писала об отце, о его болезни и безнадёжном состоянии. Я не хочу ничего отвечать на этот счёт. Скажу только, что всё плохое возвращается к нам. Сделав подлость одному человеку, предав его, мы страдаем сами и, возможно, даже сильнее. Предательство для меня является самым страшным преступлением человека. Невозможно простить его, невозможно забыть. Но не только предатели страшны и глупы, потому что совершают предательство, страшны и те, кто безмолвно наблюдает за этим, не предотвращает порождение зла и ужаса на этой земле. Своё лицо я видела в зеркале в последний раз несколько дней назад. Это не моё лицо, мама. Не моя кожа, до того светлая и без единого пятнышка или морщинки. Сейчас же моё прекрасное лицо окончательно обезображено истощением и страданиями, непрекращающимися ни на минуту. Щёки впали, мелкие морщинки покрыли кожу вокруг глаз. Волосы выпадают клоками. Вчера я расчёсывала их после купания впервые за неделю, потому что они ужасно спутались, и страшная грязная копна повисла на моей голове. Анжела заставила помыть меня голову. Я расчёсывала их гребешком, который мне подарила Джадира (она прислала мне несколько подарков, в числе которых был и гребешок). Когда я проводила им по волосам, то неприятное чувство опустошения накрыло мою голову, как будто частички меня остаются на гребешке. Так и было. Он весь был покрыт моими посветлевшими, рыжими волосами. Я выронила гребешок и решила взглянуть на себя в зеркало. Клок волос отсутствовал на самом видном месте — надо лбом. Я ужасно испугалась и вскрикнула. Теперь моё и до того безобразное лицо дополнилось ещё и отсутствием волос. На мой крик и плач, который охватил меня после, прибежала Анжела. Она попыталась успокоить меня, но я жестоко её оттолкнула, о чём до сих пор жалею и прошу у неё прощения. Она всё понимает. Говорит, что мне нужно хорошо питаться и пить успокоительные, которые мне выписал врач. Он приходил ко мне сразу после того, как у меня случился выкидыш. Это произошло внезапно и ужасно быстро. Острая боль прорезала мой живот, я вскрикнула и упала на пол. Словно стальной меч вонзился в меня и разрезал все внутренности, заполняя живот изнутри кровью. Кровь тогда была везде. На моём платье, на руках, ногах и ковре, на который я упала. Я лежала недолго. Но поверь мне, за это короткое время я успела почувствовать такую сильную боль, какую ещё никогда не чувствовала в своей жизни. Это боль была не только физической, она разрывала меня изнутри, проникала в душу, разбивая её как стеклянную вазу на кусочки. Стеклянные осколки, вонзившиеся в меня, остались в моём теле и до сих пор. До сих пор причиняют мне невыносимую боль. До сих пор не дают мне покоя. Анжела прибежала вместе с доктором и Хайрат. Они были очень напуганы моим положением и мертвенно-бледным телом, растянувшимся в луже крови. Позже Анжела рассказала мне, что Хайрат, увидев меня, чуть не упала в обморок. Я этого не помню. Вообще я мало что помню хорошо. В основном всё во сне, всё в забытьи, всё в тумане. Последнее, что я видела пред тем, как провалиться в тёмную и беспросветную бездну, это лицо доктора. Он присел над моим телом, а дальше… Дальше я ничего не помню. Анжела говорит, что меня тогда унесли в госпиталь. Я пролежала там несколько дней без сознания. Ни у кого не было даже надежды на моё выздоровление. Они все думали, что я умру. — Госпожа Беллона, я так боялась, что вы покинете нас. Я молилась за вас, хоть и не имею иконы. Я просила Бога, чтобы он даровал вам здоровье и вытащил из этого ужасного положения. — Зачем ты просила Бога о моём выздоровлении, ведь я больше не в его власти, — сказала я ей. Но внутренне была рада тому, что хоть у одного человека в этом Дворце была надежда на мою жизнь. — Что говорят во Дворце о моём положении? Рассказали Императору? — Да, Императору рассказали. Я не хочу говорить с вами об этом, ведь вы ещё слабы. — Я хочу знать, что обо мне говорят. Расскажи мне всё. — Во Дворце не говорят о вас ничего хорошего. — Анжела тяжело вздохнула. Ей было неприятно рассказывать мне всё это. — Они винят вас в выкидыше, и даже Император, узнав об этом, очень рассердился на вас… Тут она замолчала и окончательно поникла. — Дальше. — Они винят вас в том, что вы не смогли уберечь своего ребёнка. Во Дворце так принято. Если у женщины случается выкидыш, то всегда виновата она. Женщина здесь виновата во всём и даже в том, что от неё не зависит. Такая женщина считается осквернённой и больше никогда не допускается к Императору. Максимум на что она может рассчитывать, так это возможность жить в гареме и выполнять роль служанки. Не важно, есть ли у неё дети от Императора. Даже если их пять или десять. Один выкидыш может перечеркнуть всё. Мне всё равно, даже если меня выкинут из Дворца. Даже если заставят пойти по свету с бродягами. Мне незачем жить, незачем есть, пить, спать, мне незачем существовать на этом свете, в то время как нет моего ребёнка. Я не знаю, напишу ли тебе ещё. Не знаю, что будет со мной через день или два. Буду ли я жива, или мой прах развеют над столицей, я ничего не знаю. Прости, если написала здесь что-нибудь лишнее или сильно расстроила тебя своим письмом.