Настолько ужасным кажется мир снов, что каждый раз, просыпаясь, Феликс клянётся себе всем сердцем, что больше никогда не сомкнёт глаз.
В чёрном тумане, покрывающем каждый угол зачарованной смертью темноты, сидят скелеты и пьют красное вино из бокалов. Они весьма необычные, но Феликс привык видеть их каждый раз, как только манящий сон забирает его душу и сковывает в удушающие объятия. Феликс знает их имена. Имена людей, которые погибли из-за него. Они навечно закованы в его снах, с удовольствием мучают, не скрывая счастливых улыбок от долгожданной встречи. Да и скрыть улыбки скелетам, попивающим густое красное вино из блестящих бокалов, нечем. Ни кожи, ни мышц. Лишь кости и зубы — убивающий жизнь внутри оскал. Алая жидкость пачкает их, стекает по позвоночнику и рёбрам, а скелеты лишь смеются, будто в самом деле пьяны. Они скучали по юному испуганному взгляду и теперь празднуют. Ведь Феликс редко заглядывает к ним. Он избегает сна, как огня. Мама с папой, которых измучили до смерти у него на глазах. Бабушка, получившая восемь ударов ножом, когда защищала его от покушающихся на его жизнь монстров. Младшая сестра, спрыгнувшая с обрыва в реку в попытке сбежать от охотников за его головой. Дядя с тётей, сожженные заживо. Все они здесь. Во сне. Поливают белые кости кроваво-красным вином. — Всё в порядке, если ты умрёшь, — убаюкивает приближающийся скелет маминым голосом. — Ты бегаешь от смерти уже долго, должно быть, ты устал… — Иди к нам, сынок, — шепчет отец с другой стороны и протягивает почерневшие от убившего его пламени кости рук. Феликс пятится назад, пытаясь дышать, но лёгкие не позволяют, сжимаются, будто высыхают изнутри. Спиной парень упирается в невидимую стену, а скелеты приближаются к нему, протягивая бокал, полный вина, ожидающий своего владельца уже слишком долго. — Иди к нам, Феликс! — хором зовут остальные со счастливыми улыбками. — Нет, нет, нет, нет, нет… Я должен жить, вы сами говорили мне, я должен жить, — Феликс чувствует жгучие слёзы, покрывающие его щёки. Он вытирает их, однако вместо слёз на тыльной стороне ладони лишь кровь. Кровь, уносящую жизнь с каждой каплей, даже не прося разрешения, покидает его тело. — Нет! Нет! Нет! Он не хочет умирать. Смерть. Феликс чувствует её внутри постоянно сантиметрами безграничной души, чувствует её снаружи немеющими подушечками пальцев. Каждый удар сердца с болью проносится по телу, заставляя покорно упасть на колени и лбом коснуться темноты, умоляюще реветь и бить кулаками по невидимому полу. Он виноват. Чертовски виноват и готов гореть в аду за то, что обрёк близких на страшные муки. Однако не сейчас, не сегодня, не так. — Я умру, — шепчет Феликс в пол, чувствуя неосязаемое касание жизни на щеке и пытаясь уцепиться за него. — Но позвольте мне умереть достойно. Скелеты замирают, а родители в свою очередь переглядываются. И лишь затем послушно отдаляются. Пока белые кости скелетов растворяются в темноте, кровь останавливается. На щеках чувствуется тепло, и слёзы становятся невинно-белоснежными, нетронутыми ласковыми касаниями смерти. Во всём виновата его сила, подаренная Феликсу самим богом. Его сила, которую жаждут заполучить сильнейшие Особенные из каждого уголка земного шара. Его сила, которую пытаются уничтожить люди. Его сила, которая разрушает своего обладателя постепенно, выжимая каждую каплю и не оставляя взамен ничего. Сила, что таится в слезах, торопливо впитывающихся в кожу. Проснись! — Джисон, у тебя ведь есть чистая одежда? — живой голос слегка режет уши. — Да, сейчас принесу.«Джисон?»
Феликс открывает глаза, хлопая ресницами и щурясь от яркого света.«Кто это вокруг? Это не Минхо и даже не Хёнджин. Тогда где я? В больнице? Нужно срочно уходить, иначе поймают. Срочно… »
Феликс сквозь режущую боль приподнимается на локтях, жмётся в угол, накрывая тело лежащим рядом одеялом.«Холодно…»
Два силуэта, ещё нечёткие, но Феликс различает их среди хлама вокруг. Один стоит близко, передавая другому что-то, а затем удаляется. Другой — рядом, в паре шагов. Светлый. Свет — это добро, так сулят все детские сказки. Феликс чуть дёргается от неожиданности, когда светлый силуэт поворачивается к нему, и лицо становится чётким и чуть взволнованным. — Очнулся? — Чанбин подходит к дивану и разглядывает лицо Феликса пристально, пытаясь понять, почему недавно красные пятна не его лице превратились в обыкновенные веснушки. — Как ты? Живой? Феликс сглатывает, зарывается в одеяло, скрывая веснушки под ним. Однако от пристального взгляда трудно укрыться. Чанбин смотрит, будто пытаясь найти ответы на все свои вопросы, только вот кроме смятения в лице напротив ничего не находит. — Всё в порядке. Ты живой и ты в безопасности, — Чанбин касается аккуратно трясущейся кистью руки края одеяла. — Тебя сильно потрепали, если не предпринять что-нибудь, то будет плохо. Феликс смотрит большими глазами-пуговицами, упираясь в чёрные глаза напротив, просчитывая через них пульс: чуть учащённый, значит, волнуется, но немного, скорее всего из-за стеснения и неловкости. И из-за страха. Большого страха. И от руки, что держит край одеяла исходит тепло. То самое тепло, которое Феликс чувствовал во сне. Джисон наблюдает за происходящим издалека, щурясь и разглядывая тихого парнишку, пока в желудок поступает горячая лапша быстрого приготовления. Сперва незнакомец рассматривает повреждения сам: глубокие раны уже затянулись и особо опасных для жизни нет. Те уроды, видимо, напали на него неожиданно, даже отпор не удалось дать. И всё же Джисон уверен, что знает его. Знает не внешне, знает где-то внутри, чуть ниже сердца, где прячутся все забытые воспоминания. Как будто он видит человека, который застыл во времени, в его памяти, застыл за каким-то валуном, не дающим узнать его. Но это невозможно. Так кто тогда этот парень, чьи большие глаза словно умоляют узнать его. Узнать и… поздороваться? Спросить, как его дела? Узнать, где сейчас живёт и чем занимается? Джисон чуть трясёт головой, отгоняя чересчур непривычные мерзкие слащавые мысли и шикая под нос: «Бред…» — Как тебя зовут? — спрашивает Джисон, моментально вновь ловя на себе пронзающий испугом взгляд. Феликс смотрит на Джисона, с некой опаской, недоверием, разочарованием. И Джисон, вытягивая шею и оценивающе осматривая каждый сантиметр открытого тела, чувствует этот взгляд. Но он не помнит. Бесит-бесит-бесит. Чувство, раздирающее изнутри бесит. — Я спросил: как тебя зовут? — повторяет вопрос Джисон, не скрывая своего раздражения, а Феликс бегло отводит взгляд, возвращаясь к глазам Чанбина и беззвучно прося помощи у него. Джисон видит это, возмущённо ухмыляясь. Не было бы здесь Чанбина, разговор бы завернул совсем в другое русло, и Джисон вывел бы пострадавшего на чистую воду. Но не сейчас: Чанбин слишком добр, чтобы позволять Джисону переходить границы в первые же минуты. — Джисон, давай с вопросами позже приставать будем, — спокойно произносит Чанбин, смотря в ответ и, ни слова ни говоря, обещает защитить. — Опасных ран не осталось, но оставшиеся нужно обработать, — заверяет полицейский. Феликс приподнимает футболку дрожащими руками, осматривая тело. Он потратил все силы, на регенерацию оставшихся ран её не осталось. Другого выхода нет. Аккуратно поднимая взгляд и находя тёплые глаза Чанбина, Феликс с тихим прерывистым холодным дыханием кивает, позволяя помочь. — Я осторожно, — заверяет Чанбин, приготавливая смоченную в чистой воде тряпку. — Можешь снять свою одежду? Я тебе дам чистую. Феликс замирает, дышит чуть учащённо. Он не уверен, что сможет справиться с болью, которая пронзает тело даже в бездвижном состоянии, однако все равно снимает с себя кофту и берётся за края футболки, приподнимая их вверх. — Ладно, вы тут обрабатывайтесь, а я выйду, — Джисон подрывается с места, не в силах выдержать нависшее над ним непонимание. — Чан звонит, — и нервно улыбается раненному незнакомцу, видя секундное смятение в его глазах. — Ничего не говори ему! — кричит вслед Чанбин и следит, пока коллега не хлопнет дверью, а затем возвращается к задумавшемуся Феликсу, тут же хватая его за холодные бледные руки и останавливая. — Осторожнее… От бесчисленных мыслей в голове Феликс и не заметил, как кровь вновь полилась из его ран. Он никогда не относился к своему телу подобающе. Его бы воля, он перестал бы есть, чтобы исчезнуть. Стал бы призраком, который ничего не чувствует. Потому что в чувствах нет толка, когда избитое тело немеет и перестаёт ощущать что-либо, кроме боли. — Больно, — безэмоционально произносит Феликс необычно глубоким голосом и смотрит на кровь, бегущую к пупку и обжигающую кожу, а затем на Чанбина, продолжая неудачные попытки стянуть с себя футболку. — Давай помогу, — Чанбин не сдерживается, убирает холодные руки с футболки, принимаясь стягивать её с чужого тела самостоятельно. Макушка Феликса скрывается в окровавленной ткани, но уже через несколько секунд появляется перед Чанбином вновь. Кровь с футболки испачкала бледное лицо, но Феликс даже не пытается вытереть её с себя, словно смирился с тем, что она вечно покрывает его кожу. Мокрой тряпкой Чанбин нежно проводит по лицу, стирая кровавые разводы, и переходит к телу, которое Феликс закрывает руками, потому что стесняется изучающего взгляда, пусть и понимает, что по-другому не выйдет. — Я сначала промою водой, а потом… у меня есть пластыри и бинт. Подойдёт? — Феликс кивает и Чанбин смачивает тряпку в тазике с чистой тёплой водой. — Меня зовут Чанбин. А тебя как? — Фе-… — запинается, понимая, что для правды сейчас нет места. — Файер, — Феликс щурится и замирает, кусая изнутри щёки, когда чувствует небрежные касания по ранам, проползающие под прикрывающие тело руки. Настоящее имя говорить опасно. Потому что за Феликсом гоняется огромное количество и людей, и Особенных, уничтожая всех, кто хоть как-то связан с ним. Всем приходится по душе мальчик-игрушка, которого можно бить и резать ножами, а он все равно будет жить и даже лечить, стоит лишь надавить на правильные места. — Файер, значит… — Чанбин улыбается, промывая тряпочку с кровью в воде и вновь прикасаясь к телу. — Типа «огонь»? — Феликс усмехается еле заметно, однако от взгляда Чанбина ничего не уходит. — Почему те парни тебя били? — Ради забавы, — шепчет Феликс, вновь пытаясь прикрыть тело от нахлынувших воспоминаний. — Хэй, не закрывайся, — просит Чанбин, прополаскивая тряпку в тазу, окрашивая воду в красный цвет. — Я хочу помочь, но как я смогу сделать это, если ты закрываешься? — Почему? — Феликс смотрит, кажется, в самую душу. — Ты боишься меня, так почему помогаешь? — С чего ты взял, что я боюсь? — Чанбин отмахивается, однако Феликс выглядит действительно искренним и голос его звучит до ужаса пронизывающе. Неужели он видит страх? — Я не боюсь… — но попытка переубедить тщетна. Феликс опускает взгляд на окровавленный рукав футболки Чанбина.«Ранен? Боится, сам ранен, но все равно помогает?»
Феликс останавливает руку, держащую тряпку возле его живота и, сделав глубокий вдох, закрывает глаза. Кончики пальцев белеют, и белизна эта густым туманом покрывает запястье. Сердце бьётся и с каждым ударом прожигает тело, и на лице у Феликса веснушки превращаются в сияющие звёзды. Совсем незаметно, но настолько светло и чисто, что Чанбин не может ничего возразить, с открытым ртом наблюдает за белоснежной ладонью, касающейся его плеча невесомо и завораживающе холодно накрывающей рану. Чанбин смотрит на это, вспоминая, что именно этот свет он искал всё это время. Именно этот свет спас его, когда он упал с дерева и разбил голову о камень. — Ты?.. — шепчет Чабнин, но понимает, что ответа не получит. Феликс убирает ладонь, тут же хватаясь за сердце и глубоко дыша. Сознание мутнеет, но он держится, держится изо всех сил, чтобы остаться в сознании. Чанбин смотрит на место, где ещё пару секунд назад ныл порез, и видит идеально гладкую кожу, без единого повреждения. — Спасибо, — произносит Чанбин, сглатывая вязкую слюну и чуть отдаляясь. — Я не боюсь тебя, просто… — Чанбин не в силах договорить, от взгляда напротив все слова из головы пропадают. — Просто надеешься, что я тебя не убью, — уголки губ грустно поднимаются. — Нет, нет же, я не считаю тебя монстром, — Чанбин краснеет от смущения, хмурится, убирает тряпку и разматывает бинт. — Помогаю, потому что должен, — Феликс чуть выпрямляется, позволяя забавно ворчащему Чанбину обвить его талию и плотно обмотать бинтом. — И вообще, не показывай свои способности кому попало. И не гуляй по таким тёмным районам ночью, если твоя сила не может спасти тебя. — Она может, — шепчет Феликс. — Тогда почему вместо твоей силы какой-то незнакомец помогает тебе выжить? — закрепляя бинт, Чанбин поворачивает Феликса за подбородок на себя. — Сейчас всё хорошо. Хорошо ведь? — Спасибо, — еле слышно говорит Феликс, проверяя прочность бинта пальцами. — Вот, — Чанбин протягивает жёлтую футболку, что одолжил ему Джисон. — Давай одену, — ответа он не дожидается, забирает футболку обратно, изнутри расправляя её горлышко и просовывая светлую макушку внутрь. — Теперь руки, осторожнее. Феликс сгибает руки в локтях, позволяя Чанбину пропихнуть их в рукава. — Хочешь кушать? У меня есть утренняя выпечка и… — начинает Чанбин, но его перебивают. — Всё в порядке, мне уже нужно… — Срочно выезжаем на дело! — в офис вбегает Чан, взбудораженный и помятый. Чанбин испуганно накрывает Феликса одеялом и встаёт перед ним, чтобы Чан его не увидел. На лице появляется неловкая улыбка, скорее подчёркивая смятение, нежели скрывая его. Однако Кристоферу, к счастью, немного не до неё. Айва-Айва-Айва! Его голову скоро будет разрывать это слово. Следом вбегает Джисон, взглядом Чанбину показывая, что мелкого нужно выводить. — По всем признакам — блядская Айва! Камеры поймали лица, нужно собрать улики. Полицию пока на место преступления не пускают. — П-прямо сейчас? — переспрашивает Чанбин, когда до него доходит смысл сказанных слов. — Да, собирайся, — тараторит начальник, круша шкаф и роняя вешалку в поисках необходимых вещей и рабочего пиджака, не обращая абсолютно никакого внимания на коллегу. Вдруг на весь офис раздаётся звонок телефона. Мелодия, скорее совершенно обычный скучный рингтон, призывающий ответить поскорее на звонок. Чанбин оборачивается, смотря на одеяло, под которым замешкался Феликс, и переводит взгляд на Чана, прислушавшегося к незнакомой мелодии. — Это чей телефон? — в ступоре спрашивает Крис. — Мелодию сменил, — Чанбин нервно хихикает, залезая рукой под одеяло и находя в скомканной толстовке звонящий телефон. Взгляд падает на имя. Минхо. — Кто звонит так поздно? — Чан приподнимает бровь, смотря на Чанбина. — Для массовых обзвонов поздно. — М… Мама! — Чанбин чешет затылок. — Начальник, нам некогда про мелодии разговаривать, — Джисон хватает Чана под руку, отворачивая от несчастного дивана. — Договаривай быстро и выходи, мы такси пока что вызовем, — последнее, что выдаёт Кристофер перед тем, как оказаться выведенным из офиса. Чанбин выдыхает, стягивая с Феликса одеяло и позволяя ему вздохнуть свежего воздуха. В руках телефон всё ещё вибрирует, но Феликс просить вернуть его не смеет, а оглядывается вокруг — плакаты, классификации Особенных, способы обезвреживания… Чанбин не просто спас его, нет. Он пошёл против себя. И он даже не догадывается, что спас участника Айвы, за которым сейчас поедет охотиться. Феликсу остаётся лишь прожигать его взглядом, пытаясь в молчании найти ответы на все вопросы, возникающие один за другим в заполненной туманом голове. — Держи, — Чанбин протягивает телефон. — Ответь и попроси забрать тебя отсюда. — Ты охотишься за Особенными, — озадаченно произносит Фелис, забирая телефон из слабой хватки, — и просто так отпустишь меня? — Да, — Чанбин кивает, прикусывая губу изнутри. — И надеюсь, что мы больше не встретимся. Всю дорогу до места преступления Джисон проверял соцсети, выискивая информацию о жертве. Возраст, семья, бизнес, деятельность в районе. По всем параметрам — неплохой человек. Что же Айва откопала? Должно быть, те, кто в неё входят, не только огнём из рук пуляются, но ещё и чёртовы гении, раскрывающие преступления, о которых ничего не известно. Чем больше Джисон читает — тем больше восхищается. И тем ярче в его сердце загорается неутолимое желание поймать преступников, обезоружить и заточить. Почувствовать власть над теми, кто неугомонно захватывает мир незаконными способами, используя магию и хитрость, воображая себя героями, которым все должны поклоняться, — бесценно для Джисона. И почему-то для него очевидно, что Айва считает себя героями на этой планете. Что же, раз они так считают, Джисон готов дать отпор. — У нас большие проблемы, — разрезает гробовую тишину Чан, после чего водитель на него с подозрением косится. Джисон и Чанбин прилипают с двух сторон к начальнику, упираясь взглядами в экран телефона. — У нас огромные проблемы, — Кристофер глубоко вдыхает воздух, пытаясь успокоить танцующий чечётку разум, однако получается с трудом. Ведь на видео Айва. И почти двести тысяч просмотров за два часа. А речь, которую они толкают — разносят цитатами по всем соцсетям, призывая бороться против преступлений самостоятельно, распространяя столь полюбившуюся людям с давних времён идею анархии. — Что это значит? — Чанбин чешет затылок, понимая, что с этой секунды дело приняло совершенно иные обороты. — Похоже, они решили выйти из тени, — у Джисона на лице восхищение перемешивается с раздражением, а губы сжимаются в тонкую полосочку, чтобы хоть как-то помочь энергии выйти наружу. Он вспоминает таинственного незнакомца, который ворвался к нему домой, и теперь понимает, что он непременно имеет отношение к происходящему. Джисон предпочёл бы нажать на газ до упора и влететь в здание, разбившись на миллионы частиц и исчезнув с планеты, скрываясь от дышащего в спину краха. Нужны радикальные меры. А таковых сейчас не имеется. Такси останавливается возле роскошного особняка, выпуская пассажиров на свежий воздух. Дом величественно стоит посреди высаженных вокруг деревьев, промокших под лёгким ночным дождём. И ни одного фонаря вокруг не горит: электричество не просто отключено, оно выведено из строя полностью. Гиблое место. Так подумал бы любой, взглянувший на окунутый в темноту дом. — Зайдите внутрь, но прежде, чем осматривать, проверьте камеры, — Чан подаёт свёрнутую вчетверо бумажку Чанбину. Настроение у начальника явно не из лучших. — Тут допуск к онлайн серверу, куда должна была транслироваться запись. Хитрая система, — Чанбин кратко кивает, передавая данные Джисону, ведь сам успешно оставил телефон в офисе. — Я пойду осмотрю округу. — Поняли. Кристофер убегает, а Чанбин и Джисон следуют указаниям, проходя тихо внутрь двора, где даже ветви деревьев не позволяли себе шелохнуться. Вокруг — темнота, с трудом можно заметить пять ступенек, ведущих к главному входу. Джисону не потребовались ключи, чтобы открыть дверь, ведь она была выдернута с петель. В стойке охранника, встречающей ночных гостей, — пусто. Джисон осматривает вокруг осколки разбитых стёкол, валяющиеся по одиночке купюры, видимо, выпавшие из рук грабителей, пока они убегали, и видит игральную карту. Крестовый туз лежит прямо посреди холла, словно его специально положили на самое видное место, чтобы Джисон увидел и забрал его. И пока что Джисон готов играть по чужим правилам. Но лишь пока что. Чанбин осторожно проходит в стойку охранника, рассматривая кровавые разводы на белой столешнице возле окна. Совсем не похоже на Айву. — Не думаешь, что Особенный, которого ты сегодня спас, мог знать Айву и помочь нам? — спрашивает Джисон, пока приложение для просмотра записей с камер видеонаблюдения неторопливо скачивается. — Я думал об этом, но не захотел втягивать его, — спокойно отвечает Чанбин и достаёт фотоаппарат, чтобы заснять следы насилия, которых было чрезвычайно много для Айвы. — Осуждаешь меня теперь? — Нет, не осуждаю. Но неужели ты просто отпустил его? — Да, — Чанбин чуть усмехается, возвращаясь к съёмке. — Мы ловим только преступников, Джисон. А Джисон, дождавшись наконец загрузки, входит в приложение и вводит данные с бумаги. Система в этом приложении явно не простая — сначала индивидуальная ссылка для скачивания, затем номер телефона, место проживания, дважды пароль, номер паспорта и место жительства. Однако если эту систему взломать, можно собрать столько данных со всей Кореи, что до конца жизни можно будет ими пользоваться. И что-то Джисону подсказывает, что именно через подобные приложение Айва могла бы с лёгкостью раскрывать преступление зажравшихся богачей. Наконец Джисон открывает последние доступные видеозаписи, листая до указанного на листе времени, и готовится смотреть и выискивать незаметные детали. Однако не проходит и пары минут, как Джисон с открытым ртом замирает. — Чанбин, я тебе говорил, что не буду осуждать тебя, да? — дрожащим голосом произносит Джисон, прежде чем поднять взгляд на фотографирующего улики коллегу. — Да, а что? — Чанбин настороженно оборачивается и подходит ближе, утыкаясь в телефон. Джисон сглатывает накопившуюся от напряжения слюну и следит за вмиг потускневшим лицом рядом. — Забудь, что я сказал. Продолжение следует…