Время, когда теряешь границу между сном и реальностью, стремится показать вам то, чего ваши глаза не замечают.
— Джисон! Джисон! — хохочет маленький мальчик, махая тонкими руками, больше похожими на спички. Кто это? Джисон смотрит удивлённо, пытаясь распознать до боли знакомый писклявый голос, который он слышал, определённо слышал раньше и не один раз. И сам мальчик, черноволосый, с пушистыми завитушками на голове, усыпанный с ног до головы веснушками, кажется невероятно близким, родным. А его лучезарная улыбка и вовсе рассекречивает закрытые в сердце и недоступные для разума моменты из прошлого. И только оглянувшись по сторонам, Джисон понимает, куда он попал. Тихая деревня посреди густого леса, центральная детская площадка и скрипучие ржавые качели, на которых Джисон провёл всё детство, сутки напролёт обсуждая с Феликсом — некогда лучшим другом — любые темы, которые могли только прийти в голову.«Феликс… Как я мог забыть?»
Джисон поднимает взгляд на подбежавшего к нему запыхавшегося мальчика. Сердце непривычно сжимается, словно ломая каменный слой ороговевшей на нём пыли, а дар речи словно пропадает, как и вера в происходящее. Странное чувство заставляет затаить дыхание. Джисон судорожно смотрит на себя — на тонкие руки, на худое тело и короткие ноги, свисающие с качелей и не дотягивающиеся до земли, хоть она и близко, кажется, стоит только руку протянуть, и коснёшься её. — Джисон! Они идут на забив! Быстрее, чего расселся? — в маленьком ушастом мальчике, чьё лицо покрыто рыжими веснушками, Джисон видит не просто старого друга, он видит всё своё детство. — Правда?! — с вмиг расцветшей улыбкой на лице спрашивает Джисон, чувствуя внутри нечто большое, тёплое и родное. Он выдыхает из лёгких тёплый воздух, вновь смотря на свои маленькие руки и улыбаясь шире. По-настоящему улыбаясь, не так, как улыбаются из вежливости, не так, как улыбаются родителям, чтобы заверить их, что всё хорошо, не так, как улыбаются для фотографий даже в самые счастливые моменты. Джисон улыбается душой, касаясь ладонями качелей и чувствуя их ржавость, набирая больные лёгкие чистого деревенского воздуха, и всматривается вдаль, пытаясь найти дом бабушки и дедушки. Феликс стаскивает Джисона с качелей и ведёт по заросшей травой тропинке вдоль маленьких домов, откуда приветливо пахнет жизнью и безграничной детской свободой. Джисон вспоминает этот путь, вспоминает и дома, что встречаются им по дороге, и в какой-то момент его мысли приходят в тупик и разворачивают его: а точно ли это сон? Быть может, сном была вся та жизнь, которую прожил Джисон? Потому что ничего реальнее руки, сжимающей его руку, он не чувствовал никогда. — Ты ведь Феликс? — спрашивает Джисон, всё ещё не веря, что он действительно видит его, не веря, что вообще мог забыть его. — А кто я по-твоему? Мэрилин Монро? Джисон усмехается. И вправду. Даже у Мэрилин Монро с её белоснежными волосами и таким же платьем, поднимающимся на ветру, не получилось бы притвориться Феликсом, который был самым настоящим солнцем, чья улыбка легче этого платья в сто тысяч раз. — Детдомовские опять на наших напали! Пойдём, разберёшься с ними! Побьём их! — радостно заявляет Феликс, шагая вприпрыжку, но тут же поправляет себя. — То есть, наши побьют, а мы просто посмотрим. — Детдомовские? — Джисон задумывается, вспоминая ветхое здание на краю деревни, которое всегда шаталось из стороны в сторону и завывало от своей же тяжести, вспоминая и ребят, с которыми они постоянно конфликтовали и дрались, даже если повода особого не было. — Точно. — Ты какой-то странный, — хихикает Феликс и улыбается во все зубы. — Ешь больше грецких орехов, для мозгов полезно! — Ты меня сейчас тупым назвал? — Джисон пихает его в бок. — О! Понял? Значит, не всё ещё потеряно, друг, главное — борись! Феликс тут же уворачивается от маленького кулака, стремящегося в его лицо, и смеётся пуще прежнего. Джисон правда забыл. Забыл, насколько счастливым и свободным себя чувствовал в деревне, среди размеренной жизни, где бунт и драки — самое крутое развлечение. Джисона, с его стремлением быть первым во всём, в деревне уважали. Конечно, были те, кто недолюбливал его и говорил это открыто. Детдомовские. Джисон терпеть не мог их компанию. И эта ненависть, к счастью, была взаимна. Не проходит и десяти минут, как мальчики прибегают за городскую школу: она закрывается на ремонт каждое лето, поэтому взрослых тут нет. А вот небольшой стадион и наличие каких-никаких скамеек делают это место идеальным для драк и прочих зрелищ. — Сейчас мы вам покажем! — слышится из центра толпы, уже успевшей сформироваться, пока Феликс бегал за Джисоном. Феликс хватает Джисона за руку и тащит сквозь толкающихся ребят в центр, где напряжение растёт с каждой секундой. Внутри круга толпы стоят две группы ребят. Они старше Джисона на пару лет, однако здесь все друг друга знают. В деревне иначе не бывает. — Как ты назвал моего друга? — разминая шею, спрашивает главарь сильнейшей деревенской банды, первый «плохой парень», завоевавший место в юном сердце Джсона. И даже спустя столько лет Джисон остаётся того же мнения: этот парень чертовски красив для деревенского подростка. — Ты про этого сосунка? — усмехается парень из банды детдомовских. Джисон вспоминает его, вспоминает, как однажды этот парень нажаловался дядюшке, что Джисон ворует его яблоки. Маленький, щуплый, с острым подбородком и злыми чёрными глазами. Его дразнила вся деревня, а он за это злился на Джисона. Конечно, ведь именно Джисон внушил всем, что все рассказы мальчишки о его семье — ложь. Пусть Джисон и не участвовал в драках никогда, он любил их организовывать. Этот мальчуган был не настолько глуп, как остальные, чтобы не понять это. На памяти Джисона он вовсе был единственным, кто считал его врагом. И был прав. Без Джисона детдомовские бы точно одолели их банду. И сейчас, смотря на него спустя долгие годы, Джисону он кажется невыносимо похожим на кого-то. Кого-то из будущего. Точнее, из настоящего. Или вовсе из прошлого… — У него хотя бы родители есть. А твои где? — на детском лице появляется отвращение. — Даже они бросили тебя. — Да что ты понимаешь, щенок, — слышится на фоне осуждающего гула детдомовских. — Мои родители умерли, защищая меня. А твои где? Слышал, твой отец вчера за мамины золотые серьги купил ящик алкоголя? — Сукин сын, — рычит мальчик, бросаясь на детдомовского парнишку, но тут же получает неслабый отпор. — Да от кого твоим родителям тебя защищать? Что за чушь ты несёшь? Они просто бросили тебя, бросили! — Они спасли меня от Особенных! — рычит детдомовский, замахиваясь и подавая знак своей банде, что можно начинать. По толпе проносится волна смеха. Все присутствующие слышали эту историю много раз, но чем чаще о ней говорили, тем большим бредом она казалась. Когда Джисон услышал её в первый раз, ему показалось забавным пустить слух о том, что в детском доме часто читают книги про Особенных и что поэтому все там верят каждому слову их главаря. Время шло, а слух всё расползался и расползался, и теперь каждый в деревне упрекал бедного мальчика во лжи. Джисону даже было немного жаль его. Но правду он всё равно никому не рассказал, ведь драки с детдомовскими — лучшее зрелище из всех. Если бы все узнали правду, то Джисону нужно было бы ломать голову, придумывая для них новый повод. — Чушь! Это всё сказки, которые тебе рассказали, чтобы ты не расстраивался! — Особенные сожгли наш дом и убили их! Они сожгли всё дотла, убили даже собаку, а я выжил! Выжил, потому что родители любили меня и не дали в обиду! — парень кричит, не жалея голоса. — Молчи, Минхо! Сиротам слово не давали, — слышится от девочек, хихикающих с краю. Джисон ехидно щурится, рассматривая компанию, собравшуюся драться с ними, и, делая стратегические выводы, одёргивает главаря своей банды, шепча ему на ухо: «Вырубите тех, что с краю. Без них они останутся слабаками». — Вперёд! Кто крикнул это судьбоносное слово, Джисон даже не понял: он отвернулся и исчез из мира снов после того, как услышал его. Джисон просыпается с гудящей головой. От боли в руках все мысли и сон исчезли, осели, как пыль на дороге после проехавшей машины. И когда гул в голове успокаивается, тишина вокруг давит на голову, раздражая невыносимо. Вокруг — темнота. Лишь тусклый блеск луны за массивным окном на противоположной стене освещает комнату. Джисон дёргает резко руками, надеясь высвободить их, но лишь туже затягивает узел: запястья крепко связаны между собой и спинкой стула. Хочется крикнуть, что есть сил и голоса, однако Джисон не настолько глуп, чтобы привлекать к себе внимание, не попытавшись сбежать незаметно, пока ещё возможно. Вырваться если и получится, то только сломав стул. И Джисон достаточно догадлив, чтобы понять это. Он упирается ногами в пол, вставая на них, и осматривается, выбирая из трёх стен наиболее подходящую. Синяки пройдут, а вот задерживаться в плену у Особенных не очень хочется. Джисон смотрит вправо, прицеливаясь к стене с золотыми обоями и разбегается, врезаясь в неё и безуспешно падая на холодный пол с громким грохотом. — Блядство… — хнычет Джисон, чувствуя, как холодные кончики пальцев начинают неметь. Как он оказался здесь? Зачем Айве вдруг он понадобился живым? Столько вопросов, а ответы на них приходится выбирать по считалочке в полном молчании. И…«Что мне только что снилось?»
Детство, которым Джисон так дорожил, даже не помня его, вдруг прояснилось, словно по чьему-то приказу. Всё, что ощущал Джисон во сне, казалось как никогда реальным. Даже запахи. Кажется, тот свежий воздух до сих пор наполняет лёгкие. От злости краснеют уши, а попытки выбраться и развязать руки сопровождаются лишь болезненными хрипами и ударами головой о пол. Вдруг сзади раздаётся скрип открывающейся двери. Джисон останавливается, прислушиваясь к аккуратным шагам, вибрациями отдающимися по полу, стараясь не дышать, чтобы его не заметили. Однако трудно остаться незамеченным, когда лежишь посреди огромной комнаты, привязанный к стулу, без возможности выбраться и спрятаться. — Проснулся? — раздаётся голос позади. — Минхо… Говорил же ему не переусердствовать… Джисон замирает. — Минхо? — ледяные руки ослабляют узел за спиной, однако полностью не освобождают. — Да вы издеваетесь! Что за нелепые совпадения… — Он скоро придёт, — светловолосый парень обходит Джисона и садится перед ним на корточки, пытаясь поднять Джисона вместо со стулом. — Не мог бы ты… Джисона передёргивает, как только он видит лицо Файера, лицо Феликса, лицо друга Хёнджина, лицо его старого безжалостно забытого друга. Это он. Парень, которого избили в подворотне, парень, чьи фотографии теперь развешаны по всему офису. Джисон действительно перестаёт дышать, когда к нему наклоняются, хватая за плечо и показывая лицо, покрытое рыжими веснушками точно такими же, как и у маленького мальчика из его сна. — Феликс?.. — Джисон выдыхает и больше не вдыхает. Он забывает на секунду, что его руки связаны, хочет убрать закрывающую группу веснушек прядь волос. Часть около брови и глаза — у Феликса веснушки там по форме напоминают сердце. Светловолосый парень останавливается, боясь поднять взгляд на Джисона, пульс которого от переизбытка эмоций отклонился от нормы практически вдвое. А Джисон не может поверить своим глазам, когда Феликс поправляет волосы и открывает те самые веснушки. В сердце щемит. — Ты ведь? — Джисон нетерпеливо ёрзает, пытаясь придвинуться ближе и рассмотреть изменившееся до неузнаваемости лицо, словно покрытое полотном скорби. — Это точно ты, — вырывается несдержанный смех. — Ты изменился. Волосы покрасил? — Они сами. Поседели, — тихо отвечает Феликс, не слыша ни капли искренности в голосе старого друга. Джисон растерял навыки дружеских бесед за долгие годы одиночества. К тому же, Джисон понимает, что теперь они враги. И кем бы они ни были раньше, они не знают, кем являются сейчас. — Боишься меня? — Джисон дёргает бровью, когда ловит на себе беглый взгляд. — Ты меня узнал ведь тогда? Когда был у нас в офисе, ты смотрел на меня так… странно? Почему не сказал? Феликс молчит, убирая руки от Джисона и поднимаясь, чтобы отойти. Он не хотел становиться врагами и уж тем более не думал никогда бросать вызов тому, о ком с болью в сердце вспоминал все годы разлуки. Потому что все, с кем Феликс был близок, погибли. И Феликс был уверен, что Джисон тоже. — Почему я забыл тебя? — спрашивает Джисон, немного успокаиваясь и с озадаченным выдохом кладя голову на пол. — Благодари бога, что забыл, — безэмоционально отвечает Феликс. — И пообещай, что забудешь, когда всё закончится. Он теперь совсем не похож на того жизнерадостного мальчика, которым был в детстве. В его взгляде нет жизни, в голосе нет эмоций, а в дыхании нет тепла. Всё, что осталось от старого друга, — воспоминания, осевшие пеплом где-то внутри их обоих. — Почему? — Джисон сглатывает накопившуюся от напряжения слюну. — Сколько мы не виделись, что теперь ты связываешь меня? — Семь лет, два месяца и четырнадцать дней, — отвечает Феликс, осмеливаясь посмотреть в глаза старому другу и сжимая губы. Джисон замирает. Ему отчего-то становится стыдно, как будто он совершил нечто действительно ужасное. Стыд проникает в сознание, как отрава, смертоносный яд, Джисон не привык испытывать его. И видя, как Феликс смотрит на него, как на приведение, Джисон не находит ничего лучше, чем скрыть свой стыд за безумной улыбкой и недоумевающим лицом. Он ни за что не позволит каким-то эмоциям вывести себя из строя. Стыд испытывают лишь глупцы, которых Джисон всегда презирал и будет презирать. И чувствовать его в голове парня раздражает до безумия. — Почему… — Потому что ты обычный человек, — слышится сзади. Джисон чувствует, как его стул поднимается и мир принимает правильное положение. Этот голос Джисон теперь узнает среди тысячи. Как и костюм, раздражающе идеальный, выглаженный и застёгнутый до последней пуговицы даже посреди глубокой ночи. Джисон осматривает его недавнего знакомого с головы до ног и обратно, стоит силуэту появиться перед его глазами. Чёрные волосы, идеальное лицо, широкие плечи и глаза, горящие пламенем. Джисон соврёт, если скажет, что не хотел увидеть его снова. — Минхо… Феликс хочет что-то сказать, однако лидер совершенно не реагирует на произнесённое имя. Слишком занят тем, что осматривает Джисона в ответ, прикусывая изнутри щёки и усмехаясь своим же мыслям. — Можешь идти, Феликс, — спокойно произносит он, но Феликс не дёргается с места, ожидая. Минхо смотрит на Джисона, усмехаясь, и добавляет: — Не трону я его. Феликс кивает, бросив ещё раз короткий взгляд на Джисона, провожающего его глазами, полными то ли безумием, то ли беспокойством, то ли азартом, и уходит. — Сбежишь — тебе же хуже, — Минхо выпрямляет спину, становясь напротив привязанного Джисона и ставя ногу на край стула между его коленей. Так, чтобы Джисон переключил всё своё внимание на него. И полицейского дважды просить не нужно. — Зачем следил за Хёнджином? — Ничего личного, просто это вроде как моя работа, — грубит Джисон, приподняв нагло брови. Он ни за что не даст себя в обиду. — По фотографиям ты милый зубрила… — шепчет Минхо. — А в жизни… — Тебе-то не знать, какой я в жизни, бездомыш, — отвечает Джисон, облизывая губы, стоит взгляду упасть на идеально очищенные ботинки, находящиеся в опасной близости к его паху. «Тише, тише, тише, тебя же и убить могут» — подсказывает разум, однако когда Джисон его слушал? Парень хихикает, видя сложное, неразборчивое в темноте выражение лица. — Фотографировал себя в одних боксерах. — Ага. — Поцеловал меня, чтобы сбежать. — Сам в шоке. — И ведёшь красивый аккаунт в твиттере, — Минхо ухмыляется, показывая Джисону его телефон с открытым профилем nsfw-аккаунта. — Понравился? Минхо усмехается, пряча телефон в карман своих брюк и пиная стул вместе с Джисоном, всерьёз надеющимся услышать положительный ответ. Однако Минхо в ответ многозначно играет бровями и подходит ближе, стоит Джисону закинуть ногу на ногу и смотреть дьявольски уверенно прямо в глаза. — Любименький сын богатых родителей, прилежный студент, даже школу закончил с высшими баллами… — Минхо наклоняется как можно ближе к чересчур уверенному в себе заложнику. — Твой начальник же не знает о твоём хобби? — Меня на работу за другие умения взяли. — Друзей у тебя нет, родители не знают, в твиттере свою личность ты тоже не раскрываешь… Получается, я единственный? Я единственный, кто знает, какой ты, Хан Джисон, — Минхо смеётся, оголяя зубы, и отодвигается от Джисона, загадочно смотря в потолок. — Так получилось, что для тебя я злодей. Так что позволь мне играть эту роль до конца. — Угрожаешь охотнику за Особенными, который вышел на гениальных преступников современности и поцеловал их лидера, тем, что расскажешь родителям про его интимные фотографии? — Джисон наигранно усмехается, а Минхо кивает, сдувая улыбку с беззаботного лица, как сухой песок. — Согласись, репутация блудного мальчишки не подходит прилежному ученику и наследнику семейного бизнеса, — язвит Минхо. — А особенность огня тому, чьих родителей сожгли Особенные, по-твоему, в самый раз? — язвит Джисон в ответ. — Это был не мой выбор, Джисон. И уж поверь, я перепробовал всё, чтобы избавиться от этого, — на лице появляется грустная усмешка. — Если отрублю себе руки, моё тело все равно будет воспламеняться. А вот если покажу, какой ты, всему миру, то ты, увы, долго улыбаться не сможешь. — Чего ты хочешь? — сухо спрашивает Джисон. Разумеется, простыми угрозами его не напугать. Да и плевать ему на то, что скажут родители по поводу фотографий. Джисону вообще теперь на всё плевать, кроме Айвы и Танпопо. — Хороший вопрос, — наигранно хвалит Минхо. — Удалите фото Феликса. И делайте вид, что Айвы не существует. Вам же проще будет. — Слишком высокая цена за анонимность, — Джисон поднимает подбородок выше и ловит себя на мысли, что будь его руки развязаны, он бы непременно скрестил их на груди. — Рассказывай про твиттер кому захочешь. — Хорошо, давай так, — Минхо убирает руки в карманы и начинает ходить, вспоминая изначальный план на ходу. — Танпопо — голодная собака. Мы кинем вам кость в виде другой группировки Особенных, не менее опасной. Вы займётесь ею, отвлечётесь, а мы закончим свои дела. И разойдёмся на этом. Джисон смотрит на то, как Минхо шагает перед ним, ожидая ответ, однако давать его парень не торопится. Он думал над одним вопросом, который всё никак не уходит из головы. И так уж выходит, что ответ на него хочется услышать сильнее, чем сохранить свой секрет. — Я бы и рад уйти отсюда с костью, Минхо… Но Айва гораздо интереснее, — вздыхает Джисон. — Ты просишь убрать фото Феликса. Почему? С твоими способностями ты бы мог спалить наш офис к чертям. Айве не составит труда уничтожить нас и избавиться от преследования, — щурится. — Вывод: ты боишься не нас. Значит, есть кто-то ещё, кто гоняется за вами и может найти вас по фотографии, которая до сих пор висит на сайте. И этого кого-то ты боишься, — лёгкая усмешка вновь появляется на лице. — Поэтому ты хочешь, чтобы я удалил фотографию. — Верно, — отвечает Минхо, явно не ожидавший, что Джисон зайдёт так далеко в своём расследовании. — И ты сделаешь это. — И пальцем не пошевелю, — цокает Джисон в ответ. Он замечает желанное смятение в глазах напротив и расслабляется. Джисону нравится разговаривать с Минхо. Не с тем напуганным и вечно жалующимся на жизнь хилым мальчиком, а с Ли Минхо, стоящим напротив во всей красе и явно думающим, что он сможет легко победить в этой схватке. Но Джисон не позволит этому случиться. Минхо достоин играть с ним на одной площадке. Он дорос до него. Однако это не значит, что Джисон собирается проигрывать. Джисон поймал настрой горящих глаз и прочёл правила, которые теперь безбожно нарушит. Особенные. Охотники. Личные границы. Чушь. Джисон разрушит эту нелепую систему и не отстанет от Айвы, чего бы ему это не стоило. — Тогда… чего ты хочешь? — Минхо останавливается, наклоняя голову чуть вбок и прислушиваясь к тихому смеху. — Хороший вопрос. То чувство, что оседлало сердце, душу и голову целиком, нравится Джисону до безумия. Конечно, переговорами в Танпопо занимается Суджин, однако наслаждения, подобного тому, когда собеседник вот-вот начнёт плясать под твою дудку, словами не передать. — Расскажи мне вашу цель. Ради чего вы делаете это? Почему не убиваете людей? Зачем раскрываете преступления? — говорит спокойно, хоть сердце от грубого взгляда напротив норовит выскочить из груди. — Хочу. Знать. Всё, — шёпотом добавляет он. — Ты и вправду похож на одуванчик, когда твои волосы растрёпаны. Минхо подходит ближе и кладёт горячую ладонь на пушистые волосы, ведя вниз, заправляя торчащую прядь за ухо и вызывая табун мурашек по телу Джисона. А затем пальцами берёт за подбородок, задирает голову вверх, не встречая ни капли сопротивления, и наклоняется к горящему от смущения уху. — А на деле в тебе чёрного больше, чем в нас. — Чёрный одуванчик, — с улыбкой шепчет Джисон, не отрываясь от пылающих глаз. — Звучит чертовски хорошо. Я бы так назвал группировку, будь я Особенным. — Надеюсь, тебе будет так же хорошо, пока ты будешь тщательно обдумывать моё предложение этой ночью, — язвит Минхо, убирая руки от чужого лица. — Завтра приду и поговорим снова. Джисон усмехается, опустив голову и слыша лишь отдаляющиеся размеренные шаги. Эта схватка будет долгой. Минхо. Кто же ты такой, Минхо? Мальчик, чьих родителей убили Особенные, теперь возглавляет собственную группировку и сжигает людские дома. Превратился в того, кого всей душой ненавидел. Джисон не знает, что за чувство прочно засело в груди, разрывая на части. Хочется смеяться, прыгать и веселиться, но стоит Минхо посмотреть на него — и Джисон с трудом находит нужные слова из того безумия, в которые превращаются его мысли. Бесит. Джисона это бесит. Неприятные ощущения проносятся по спине, вызывая лишь желание одержать победу над тем, кто заставляет их испытывать. Минхо с не уменьшившимся за разговор грузом мыслей выходит из комнаты, захлопывая за собой двери, и останавливается, выдыхая скопившееся в груди напряжение. — Это он, да? — спрашивает, не глядя на Феликса, облокотившегося на стену возле двери. — Действительно он? — Да. — Развяжи его. И закрой дверь на ключ, — Минхо достаёт из кармана связку и подаёт её Феликсу, заметно поникшему. — Не боишься, что он уйдёт через окно? — спрашивает Феликс, забирая ключи. — Он не уйдёт, — Минхо загадочно улыбается. — Поверь мне. Продолжение следует…