Чёрный одуванчик

      — Я не могу быть мёртв. Вот он я — живой и невредимый, — непонимающе возражает Джисон, искренне отказываясь верить в то, что только что увидел.       — Это просто видение. Оно может быть ошибочно, — Минхо пытается успокоить, однако удаётся это плохо.       Джисон чувствовал, как нож прорезал его кожу, он видел последние секунды своей жизни. И Минхо чувствовал то же самое. Но если он мёртв, то почему на теле не осталось даже шрама? И сердце отчётливо бьётся, совсем как настоящее. Хотя смерть — это свобода. И Джисон чувствует себя свободным настолько, что для него не существует правил.       — Чонин, давай быстрее!       Без малейшей доли страха в душе Сынмин выпрыгнул из окна второго этажа на мокрую траву, приземлившись прямо на ноги. На улице уже начало светать, самое время для утренней тренировки. И если бы Чонин не боялся высоты, то дело пошло бы гораздо быстрее.       Но если кого и стоит винить — так это Сынмина. Он уговаривал Чонина на эту авантюру несколько часов, пока младший не сдался.       — И как я должен тебя научить летать, если ты со второго этажа спрыгнуть боишься? — смеётся Сынмин.       — Почему нельзя было выйти через дверь? — тихо спрашивает Чонин, перекидывая вторую ногу через подоконник и полностью телом оказываясь на улице.       Пальцами Чонин вцепляется в оконную раму так, словно умрёт, если отпустит её. Сынмин тяжело вздыхает, разочарованно мотая головой. Он хотел быть полезным для Айвы, а умея поднимать в воздух лишь небольшие предметы, много пользы принести явно не получится. Нужно что-то значительнее. Например — человек. И Чонин, как по заказу, довольно лёгкий, он идеально подходит для того, чтобы тренироваться в поднятии в воздух людей. Кто же знал, что столь улыбчивый парень никогда в детстве по гаражам не прыгал?       Чонин действительно очень боится, но усердно скрывает это за лисьей улыбкой. Куда годится парень, который умеет только бумажки перекладывать и пыль протирать?       — Просто прыгай. Представь, что тут большой сугроб, — просит Сынмин, нетерпеливо переступая с ноги на ногу.       — Сугроб, под которым могут быть доски с торчащими гвоздями или остатки разбитых стёкол? — тараторит Чонин, вжимаясь в дом сильнее. — Ну уж нет…       — Ну же, я тебя поймаю!       Чонин делает глубокий вдох, зажмуривая глаза, и шагает назад. «Зря, зря, зря!» успевает пронестись в голове, но исправить ошибку уже нельзя, остаётся надеяться лишь на чудо. С открытой радостью хлопнув в ладони, Сынмин разводит руки в стороны, создавая быстрый поток воздуха, который затормаживает падение Чонина и позволяет безопасно приземлиться на ноги, не повредив ни сантиметра тела. Сынмин пусть ещё не так хорош в управлении своей силой, с этой довольно непростой задачей справляется прекрасно. И он определённо гордится собой, видя, как Чонин трясущимися руками пытается удержать равновесие и не упасть.       Раньше Сынмин думал, что Хёнджин самый пугливый человек во Вселенной, но Чонин его явно в этом обгоняет.       — А ты так дрожал, — цокает и улыбается, хлопая Чонина по плечам. — Тебя, наверное, родители засюсюкали, вот и боишься.       Лицо Чонина с испуганного меняется на серьёзное. Ведь его и правда сюсюкали. Только вот забавными он слова Сынмина не находит, вжимает голову в плечи и молчит, не смея произносить ни слова. Сынмин мысленно бьёт себя по лицу. Минхо ведь говорил… Говорил про Чонина, говорил и про то, что нужно сначала думать, а потом уже рот открывать.       — Не стоило мне говорить… — тон голоса у Сынмина изменяется до неузнаваемости. — Минхо говорил мне…       Чонин мелко мотает головой, но на душу обрушивается тяжесть. Он с трудом вдыхает свежий воздух, открывая рот, чтобы ответить «всё в порядке», но не может. Это тяжело. Тяжело вспоминать.       Родители и вправду любили Чонина. А если верить словам Минхо, то они воспитывали Чонина, как будущего принца, оберегая от всех опасностей и из дома почти не выпуская. И Чонин был самым настоящим маминым сыночком, купался в её любви всё детство. Семья Ян славилось своим теплом, идиллией и, разумеется, деньгами. «Однако в каждой семье есть человек, одним щелчком пальцев способный уничтожить всю идиллию. Его старший брат зарезал родителей, украл со счетов все деньги и исчез. Чонину очень повезло встретить Кристофера…» — Минхо говорил, всё в мельчайших подробностях рассказывал, чтобы все были в курсе и знали, какие темы затрагивать не стоит.       А Сынмин…       — Если ты больше не хочешь, то мы можем… — аккуратно шепчет Сынмин.       — Я… — на выдохе произносит Чонин. — Я просто трус. Прячусь за вашими спинами, потому что сам дать отпор не могу, — и мелко кивает, чувствуя холодную слезу на щеке, которую с любовью щекочет утренний ветер.       И шум шуршащей листвы пытается изо всех сил успокоить.       В отличие от Кристофера, который живёт мыслью о мести, Чонин живёт, думая только о своём спасении. Наверное, присоединяться к Танпопо, а теперь и к Айве было не лучшим решением для жалкого труса, но Чонин не знает, куда ещё может пойти. И если бы бросил Танпопо, как сделала это Суджин, то уже был бы мёртв.       — Он Особенный? — спрашивает Сынмин, пытаясь поймать упавший взгляд. — Твой брат.       — Нет, — мотает головой Чонин. — Он человек.       Сынмин тяжело вздыхает, кладя ладонь на пушистые волосы и трепля их, чтобы успокоить. Вышло некрасиво с его стороны, не стоило упоминать родителей. У всех здесь с предками проблемы. Кто-то поругался, кого-то убили Особенные, а кого-то — простые преступники. Преступники, которых почему-то называют людьми чаще, чем Особенных.       — Прости, я совсем расклеился, — смеётся Чонин, вытирая рукавом щёки от слёз, и улыбается что есть силы. — Научи меня быть смелым, хён. Не хочу быть бесполезным, раз уж я здесь.       — Эй! — повышает голос Сынмин, — Ты не бесполезный, понял? Будем работать в паре — и всё у нас получится.       Но от этих слов слёзы текут с новой силой.       Успокаивать людей Сынмину никогда не приходилось. Обычно, когда кому-то рядом плохо, Хёнджин занимается этим. Но смотря на Чонина, который не верит в то, где и с кем сейчас находится, он не может просто молчать или отпускать ситуацию на самотёк. Ведь именно он уговорил Чонина тренироваться вместе. И теперь он несёт полную ответственность за его состояние.       — Я научу тебя быть полезным, ты поможешь быть полезным мне, — успокаивает Сынмин. — Сегодня у нас первое задание, так давай покажем, на что мы способны? Покажем твоему брату, что ты теперь можешь себя защитить.       Чонин улыбается, поджимая от холода плечи и шмыгая покрасневшим носом, и кивает, соглашаясь. Рано или поздно он всё равно умрёт. И вот уже чуть больше года он живёт благодаря Чану, спит в тёплой кровати, ест вкусную еду, даже на одежду деньги есть. Пришло время отплатить за его помощь, как бы страшно на душе не было. Чонин правда не хочет мельтешить под ногами, пока остальные будут рисковать своими жизнями ради мира на планете. Умереть страшно. Но ещё страшнее умереть, ничего не сделав ради своего спасения.       — Мы — частицы одной команды. Всем страшно по отдельности, но когда мы вместе, — Сынмин вытягивает руки к небу. — Мы непобедимы!       Чонин тихо смеётся, глядя на такого Сынмина.       Сынмин кажется холодным с первого взгляда, а на деле — он все ещё ребёнок. Ребёнок, оказавшийся избранным и из-за этого лишённым человеческого тепла. Зато вместо материнской любви или семейного счастья у Сынмина есть горячее сердце, которое продолжает биться и бороться за право ходить по этой планете. И Чонин соврёт, если скажет, что он не восхищён, если скажет, что Сынмин не заставил его хоть немного поверить в себя.       — Идём? — спрашивает Сынмин.       — Идём! — отвечает Чонин.       Деревья одобряюще покачиваются под действием ветра, а первые лучи солнца прорезают небо, падая на яркую зелёную крону деревьев и на дом. Кажется, теперь дела пойдут только в гору.       Сынмин забегает на задний двор, где есть небольшая поляна с парочкой лавочек и камином, на котором обычные люди готовят мясо по праздникам. Минхо же использует камин, чтобы тренироваться в метании огненных сфер, о чём говорит чёрная бетонная стена дома напротив. Чонин идёт за Сынмином, осматриваясь вокруг и понимая, каким мощным самоконтролем нужно владеть, чтобы управлять дарованной небесами силой. Сынмин встаёт посередине поляны с вытянутой вверх для поиска направления ветра рукой и удовлетворённо улыбается, показывая Чонину пальцем на место, куда нужно встать. Чонин быстро перемещается туда, неловко переступая с ноги на ногу.       Хоть Сынмин и вдохновил его на покорение вершин, небольшой страх быть убитым от падения с высоты всё-таки присутствует.       Сынмин подходит к Чонину, оставляя между ними всего шаг, и вытягивает вперёд раскрытые ладони.       — Возьми меня за руки и не отпускай, — говорит Сынмин, и Чонин потными ладонями хватает его запястья. — Хорошо. Сейчас я проверю, смогу ли поднять тебя. Держись крепко.       Чонин кивает, сжимает запястья крепче и прерывисто выдыхает, ожидая худшего. В любых деяниях главное — быть уверенным в своём партнёре. И видя предельно сосредоточенное лицо Сынмина с чуть нахмуренными от напряжения бровями, Чонин доверяет. Указательными пальцами Сынмин медленно двигает, рисуя в воздухе невидимые круги, создавая под Чонином лёгкий ветер, и, с аккуратным выдохом тёплого воздуха из лёгких, отрывает Чонина от земли лишь на несколько сантиметров. Чонин впивается ногтями в бледную кожу тонкой руки от волнения, но Сынмин терпит, не прерывая процесс.       — Попробуй пошевелить ногами, — просит он, а Чонин осторожно шевелит, не чувствуя под собой ничего. — Сейчас медленно меня отпусти. Просто отпусти, не бойся, я не буду поднимать тебя выше.       Чонин недоверчиво смотрит Сынмину в глаза, а тот уверенно кивает, ни на секунду не сомневаясь. Чонин ослабляет хватку, сжимая от волнения зубы до боли в суставах. Сынмин опускает свои руки вниз, оставляя Чонина висеть в воздухе без всякой поддержки и медленно, с большой осторожностью, делает шаг назад. А Чонин всё также остаётся в воздухе, даже без потока воздуха под ногами, точно в невесомости.       — Прекрасно, — улыбается Сынмин, видя, как Чонин руками разрезает воздух, привыкая к странному и неведанному раньше ощущению лёгкости.       — Я летаю, — смеётся Чонин, с улыбкой оголяя белоснежные зубы. — Я летаю, хён!        И Сынмин счастлив видеть такого Чонина. Чонина, которому удалось расслабиться и поверить в то, что теперь он имеет хоть какое-то значение.       Чан открывает глаза. Свет, попадающий в комнату сквозь мелкую щель занавесок, чуть жжёт глаза, заставляет хмуриться, а руки, словно онемевшие, не в силах закрыть лицо от утреннего солнца. Кристофер чуть двигает шею, оказываясь в тени, и осматривает комнату, покрытую тишиной. Как он здесь оказался?       Голова раскалывается.       Рядом на полу сидит Хёнджин, головой опершись на кровать и, судя по равномерно поднимающимся и опускающимся плечам, спит. Вопросов в голове от этого меньше не становится, но Чан вспоминает вчерашний день. Всё, начиная с офиса, заканчивая водой и объятиями, но отрывками, неполноценно, словно что-то всё время закрывало осмотр, какое-то большое чёрное пятно.       Кристофер напрягается, со сдавленным от боли стоном переворачиваясь на бок к тихо сопящему Хёнджину. Почему он спит здесь? Почему не уходит, не прячется в своей комнате, а мирно спит, оберегая того, кто так небрежно отнёсся к оставленному ему времени? Хёнджин дышит ровно, его кожа бледная, чистая, без единой морщинки, а ресницы густые. И даже руки, согнутые в локтях, выглядят сильными, готовыми бороться и побеждать. Не верится, что ему осталось так мало…       Крис думал, что жить будет легче, если он будет день за днём бороться. Однако в лёгких что-то щемит от каждого вздоха, и вина ощущается всё отчётливее. Месть — не лучшее топливо для добродетели. Потому что месть излучает лишь мрак, ничего более, и паразиты, от которых так стремится избавиться Кристофер, уживаются в этом мраке чертовски хорошо.       — Как я докатился до такого? — вслух шепчет Чан, смотря на Хёнджина, чуть вздрагивающего во сне.       Иногда хочется отмотать время назад, чтобы ударить себя по лицу. Кристофер убивал Хёнджина, убивал, каждым своим действием заставляя ощутить невероятную боль. Он душил его, зная, что тело Хёнджина кишит электричеством. Зная, что Айва никого не убивала. И теперь Хёнджин спит у него под боком, бледный, как смерть, но живой, как только раскрывшая свой бутон роза.       Хёнджин резко дёргается, открывая глаза и сразу врезаясь взглядом в Чана. Карие глаза, почти чёрные, смотрят прямо несколько секунд, а затем Чан отводит взгляд, видя секундный страх в глазах напротив. Но Хёнджин не чувствует этого страха.       Лишь волнение и трепет.       — Ты как? — сонно спрашивает, протягивая ладонь тыльной стороной к открытому лбу Криса.       Страх и вправду пропал за ночь. Невозможно бояться того, чей плач ты слышал и чей сон ты сторожил. Однако от взгляда, полного сожаления и немых извинений, сердце пробивает тело волнами. Почти не больно, даже приятно. Хёнджин убирает руку, пряча её во второй, и тоже отводит взгляд, чуть кашляя, чтобы заглушить тишину.       — Минхо попросил узнать у тебя, с кем ты разговаривал, когда последний раз был в сознании, — Хёнджин трёт нос большим пальцем, вновь смотря на Чана.       Плевать Чан хотел на этого Минхо. Неужели Хёнджину не хочется отомстить? Смотрит большими добрыми глазами, волнуется, но обвинять или осуждать не торопится. Лучше бы Хёнджин обвинял, бил, причинял столько боли, сколько может. Потому что вина подкатывает к горлу и душит, что есть сил.       — Извини… — хрипит Кристофер. Он уже извинялся, но теперь хочет сделать это искренне.       — Это твоя работа — убивать таких, как я. Так чего извиняешься? — сразу перебивает, не позволяя произносить этих слов.       — Но ты никого не убивал…       — Ты ведь не знал, — Хёнджин смотрит открыто. — К тому же, извинения уже не помогут, верно?       Крис тяжело вздыхает, ослабшей рукой касаясь чёрных длинных волос и чуть поглаживая голову танцора. «Что происходит?» — отбивает в груди сердце Хёнджина. Чан сам не понимает, зачем, но ему хочется хоть как-то загладить свою вину. Хёнджин взглядом просит забыть. И Крис забыл бы, если бы вернул те месяцы, что он отнял. А у Хёнджина сердце замирает от веса тёплой руки на голове. Он смотрит с опаской на спокойного Кристофера, не рискуя дёрнуться с места, чтобы не подвергать сердце стрессу. Пока оно бьётся, пусть учащённо, но равномерно, всё в порядке.       — Феликс может забрать время у меня и отдать тебе? — спрашивает Чан, а Хёнджин мотает головой. — Вообще способов нет? — рука наконец исчезает с макушки, и Хёнджин может выдохнуть.       — Если хочешь загладить свою вину, то просто расскажи, кто это сделал с тобой? — Хёнджин кивает в сторону шрамов на руках Криса. — Я хочу выиграть эту войну. Вместе с вами. Живым или мёртвым.       — Кто-то пробрался ко мне домой, — отвечает Крис. — Я не видел лица, но думаю, что это иллюзионист. Искажённое восприятие реальности… — смотрит, как Хёнджин поднимается с пола, подходя к окну, чтобы раскрыть шторы и наполнить комнату светом. — И ещё он говорил о ком-то… о ком-то вроде Бога, но он не называл имени. Называл его «он».       — Крапива… — произносит Хёнджин.       Крапива и вправду не могла оставить без внимания охотников за Особенными. Просто отдел Танпопо ничтожно мал, поэтому они не торопились разбираться с ним.       — Где Минхо? — спрашивает Кристофер, с трудом садясь на край кровати и щурясь от пронзающей головной боли.       — Тебе бы полежать ещё, — Хёнджин отходит от окна, садясь на противоположную сторону кровати. — Насчёт Минхо не знаю. Спит, наверное.       — Он ведь знает, что ты здесь? У меня не будет проблем?       — Знает, — говорит Хёнджин и нежно улыбается, заставляя Кристофера вновь получить разряд чувства вины. — Просто отдохни.       Кристофер мычит в ответ, замечая свой телефон на тумбочке. Ему нужно срочно позвонить Ханне. Ханна следующая цель тех тварей, и Чан не выживет, если лишится её. Он тянется за телефоном, набирая вызубренный наизусть номер, и прикладывает телефон к уху. Гудок, два… Чан начинает паниковать. Три, четыре…       — Алло? — слышится наконец голос сестры на другом конце.       — Алло, Ханна? Ты как? Ты в порядке? — тараторит вопросы Чан.       — Да, я в университете. Ты чего звонишь так рано?       — Ханна, тебя хотят убить, — осторожно произносит Крис, но он знает, что Ханна в курсе о его работе и об опасностях, которые несут за собой обязательства, поэтому внимательно слушает. — Останься на ночь у друзей, а лучше вообще на пару недель. Одна никуда не выходи, носи с собой перцовый баллончик…       — Не поможет, — серьёзно говорит Хёнджин. — Пусть собирает самое необходимое и приезжает ко мне в танцевальную студию. Здание круглосуточно охраняемое, я договорюсь с администрацией. И пусть возьмёт с собой кого-нибудь.       Кристофер кивает, соглашаясь.       — Ханна, собирай вещи, мой… — Кристофер запинается, не зная, какое слово лучше подобрать. — Мой союзник приютит тебя.       — Поняла, оппа.       Кристофер сбрасывает звонок, облегчённо выдыхая. Ханна жива. И она должна жить.       — Спасибо, — Кристофер отдаст всё до последней крошки ради сестры. Хёнджин прочувствовал это в голосе.       — У вас в пятницу дело на аукционе. Сможешь привезти её от друзей после него, я буду там репетировать, — Хёнджин чуть улыбается, но тут же понимает, что сказал лишнее. — Только Минхо не говори. Он запретил танцевать. Думает, что я из-за танцев хуже себя чувствую. Но я ради них жил, поэтому не могу перестать о них думать…       — Ты ещё живёшь, — поправляет Чан.       — Я буду репетировать своё последнее выступление, — Хёнджин неосознанно сжимает одеяло. — Танцор умирает дважды, так ведь говорят?       — А мне кажется, что танцор не умирает никогда.       — Скажешь это фотографии на моём надгробии? — усмехается Хёнджин. — Я подмигну с неё, если ты прав.       — Иди ты… — шикает Чан, в сотый раз в мыслях виня себя за то, что сделал. — Ты считаешь меня убийцей?       — Ты ведь убивал, — отвечает честно.       — А как? Как перестать им быть?       Хёнджин задумывается, вспоминая слова, которые говорил Чан вчера, прежде чем отключится. Он говорит искренне, ведь вчера он места себе не находил, считая себя виновным в смерти невинного.       — Хм… Что отличает Суджин от других людей, в чьих смертях ты считаешь себя виновным?       — Наверное, я любил её. Как друга. Она была самым близким человеком, который у меня был. Она знала всё, что я пережил, всё, о чём мог волноваться и что меня раздражало. Она знала меня всего. Да, думаю, у меня не было никого, кем я дорожил бы сильнее, чем ей, — Чан вздыхает, а в сердце колит до ужаса больно. — Но это к лучшему. Рано или поздно кто-то из нас должен был умереть. И я рад, что она не увидела мою смерть.       Хёнджин грустно усмехается, позволяя себе ещё раз посмотреть Кристоферу в глаза. У сердца нет души, оно просто бьётся, выполняя свою главную функцию, но отчего-то смотреть на Чана с каждой секундой становится всё приятнее. Своеобразный массаж сердца. Видеть, как полицейский, ненавидящий существ, вроде тебя, пытающийся убить их всех, смотрит прямо в глаза и пытается найти способ спасти. Кристофер сильный, он мог бы задушить Хёнджина голыми руками, но его руки опущены от разогнавшегося по телу разочарования в себе.       — Тогда… может, тебе стоит попробовать полюбить тех, кого ты хотел убить? — робко спрашивает Хёнджин.       Кристофер смотрит на него, пока до него не доходит смысл произнесённых слов, а затем поворачивается и смотрит в стену. «Это будет трудно» — думает он, вздыхая.       — Кстати, что за аукцион?       Медленно, но верно отношения между Айвой и Танпопо начинают налаживаться. Даже Феликс, привыкший никому не доверять и полагающийся лишь на себя, уже не чувствует себя скованным. Во многом благодаря Чанбину, который своим теплом смывает с него все грязные следы, что оставляли другие люди. Но Чанбин наотрез отказывается верить в то, что он помогает. Он просто разговаривает, спрашивает и внимательно слушает.       Хёнджин чувствует себя немного лучше, поэтому Феликс уже не смотрит на него так обеспокоенно: этим занимается Кристофер. А за каждым движением Кристофера следит Минхо, надеясь, что полицейский полностью пришёл в себя, но всё ещё не соглашаясь доверять ему Хёнджина. Чонин в свою очередь теперь не отходит от Сынмина. Лишь Джисон не привязан ни к кому. Он думает.       Думает о том, что может быть мёртв.       И когда Минхо в десятый раз повторяет план приближающейся операции, он просто кивает. Все равно он никогда не любил придерживаться чьих-то слов, да и на деле придётся часто импровизировать.       Когда его терпение уже находилось на пределе, а количество мыслей перевалило черту допустимого, Джисон выхватил Минхо в коридоре, чтобы поделиться мыслью, которая въелась в его сознание: «Если я умер, то, чисто теоретически, кто-то вроде Феликса мог меня спасти?». И Минхо обещал подумать над этим вопросом, но лишь после удачного завершения дела. Минхо определённо знает, как получить желаемый результат. Ведь Джисон чертовски сильно хочет узнать, что с ним случилось, и сделает всё, чтобы найти ответ на вопрос. В том числе для него не составит труда совершить идеальное преступления ради этого.       И план Минхо сработал: Джисон просмотрел все чертежи ресторана «Авангард», в котором пройдёт аукцион, нашёл в бумагах Минхо список гостей, а в интернете — аккаунты охранников, с которыми можно мило побеседовать и проникнуть внутрь под видом официантов. Страницу организатора, который будет присутствовать, Джисон нашёл в твиттере, пролистал все аккаунты, на которые он подписан, чтобы знать, о чём вести разговор, чтобы внушить доверие. А также духи. Джисон нашёл у Минхо целую полку духов и перед выходом на дело взял с собой самые дорогие.       Всё должно пройти идеально.       Именно с этой мыслью команда садится в машину и в полной напряжения тишине направляется в город.       План обговорён далеко не один раз, но волнение съедает изнутри каждого. «Ну или почти каждого,» — думает Минхо, смотря на преспокойного Джисона, который с нетерпением ждёт, когда его выпустят из душного транспорта.       — Я тут подумал, раз уж мы вместе ведём теперь дела, то и название нам нужно общее, — говорит Чанбин, осматривая всех членов «экипажа», готовящихся с минуты на минуту выйти, наверное, на самое рискованное дело в их жизни. — Есть предложения?       — Нужно выбрать что-нибудь запоминающееся, — поддерживает Чан.       — Сейчас мы олицетворяем зло. Как для людей, так и для Особенных, — говорит Минхо. — Нужно что-то тёмное.       — Но Танпопо значит одуванчик. С японского языка, — набираясь смелости, говорит Чонин и выдыхает, увидев поддерживающие кивки.       — Чёрный одуванчик? — усмехаясь, предлагает Джисон, ловя на себе взгляд Минхо. — С виду зло, внутри добро, — с ухмылкой поясняет, вспоминая, как Минхо назвал его так однажды, только объяснил это в точности наоборот.       — Мне нравится. Звучит стильно, — соглашается Сынмин и с выражением добавляет: — Чёрный одуванчик — посмеете дунуть в нашу сторону, и нас станет только больше.       И в напряжённой тишине наконец раздаётся смех. Чёрный одуванчик. Это определённо лучший вариант из всех, которые могут прийти в голову в столь ответственный момент. И в конечном итоге, каждый внутри с этим названием согласен.       Машина, которую ведёт Кристофер, останавливается за квартал до нужного ресторана. Джисон с довольным выражением лица первый выскакивает из машины, вдыхая свежий воздух и наполняясь силой. Сегодня он повеселится на славу. Наследник-вор. Такого он явно от себя не ожидал. Чонин и Феликс вылезают следом, а Сынмин с недовольно сморщенным носом натягивает на голову парик.       С этой секунды у каждого новая роль.       — Наушники у всех работают? — спрашивает Минхо, получая одобрительные кивки. — Тогда операция начинается.       — Удачи нам, — кричит Чанбин, получая от Чана в плечо за шум.       — Удачи Чёрному одуванчику! — кричит ещё громче Джисон и смеётся, слыша, как Минхо цокает. Цокает, но смотрит всё равно тепло.       — Поехали, — говорит Минхо и закрывает двери.       Машина трогается с места, не торопясь выезжая на главную дорогу.       От результата сегодняшнего дня зависит действительно многое. Да, кража картины важна, но ещё важнее — не попасться на глаза Крапиве и попасться на глаза Особенным-отшельникам, чтобы они сами вступили в Чёрный одуванчик. Минхо не сказал остальным об одной очень важной детали: сильнейшие Особенные-отшельники работают в подобных местах уборщиками, охранниками или грузчиками. И сегодня ресторан «Авангард» будет кишить ими.       В полной тишине машина приближается к пункту назначения, вставая в очередь, выстроенную из дорогих машин. В подобных очередях люди стоят по пятнадцать-двадцать минут, поэтому Минхо в голове ещё раз прогоняет весь план. Всё обязано получится.       Дорогие костюмы и изящные платья, сияющие под светом фар автомобилей, блестящие бриллианты и натянутые улыбки. Препротивная атмосфера накрывает рестораны, где проходят аукционы, где самую бесполезную и невзрачную вещицу можно продать за несколько миллионов. Совершить ограбление в здании, полном богачей с личной охраной и камер видеонаблюдения?       Да.       Минхо включает наушник в ухе, проверяя связь с остальными. Джисон, Чонин и Феликс уже находятся возле чёрного входа. Чан, которого Минхо сначала не хотел брать из-за возможного влияния иллюзии, ведёт машину к главному входу. Чанбин в костюме, который ему на удивление идёт, сидит на переднем сидении, осматриваясь по сторонам и проверяя, не следит ли за ними никто, а Сынмин смотрится в маленькое зеркальце, поправляя немного съехавший на крутом повороте парик.       — Крис, когда высадишь нас, припаркуйся рядом с тем складом, — Минхо указывает пальцем на небольшое белое здание, возле которого стоят пара грузовых автомобилей. — Жди нас снаружи. Как только мы подадим знак, подъезжаешь к чёрному выходу и открываешь багажник. Нас не жди, бери тех, кто принёс картину, и уезжай.       — Понял, — кивает Чан.       — Оплошать нельзя.       — Не волнуйся, хён. У нас всё под контролем, — спокойно говорит Чанбин и машина останавливается.       Чанбин выходит первым, закрепляя наушник на ухе покрепче, и открывает дверь Минхо, выпуская босса с его пассией. Сынмину действительно идёт короткое чёрное платье с перьями на плечах и колготки в мелкую сеточку, иначе объяснить тот факт, что стоило длинным каблукам цокнуть о мраморную плитку, как минимум восемь пар глаз обернулись, нельзя. А маленькая обтянутая белой кожей сумочка на золотом ремне прекрасно дополняет образ дочки какого-нибудь олигарха.       Минхо кивает охраннику, узнавшему его только по блестящим ботинкам и затянутому галстуку, и проходит внутрь ресторана, даже не предъявляя документы, чтобы подтвердить наличие своего имени в списке гостей. Взяв Минхо под руку, Сынмин подмигнул перекаченному мужчине и проскользнул внутрь, оставив от себя лишь лёгкий ветер по носу. Чанбин также здоровается и торопится за Минхо, которого сегодня он обязан охранять.       — Феликс, вы как? — шепчет Минхо, нажимая на наушник, и улыбается знакомым лицам вокруг.       — Джисон заигрывает с организатором и узнаёт, в какой части зала находится самый дорогой алкоголь, — в ту же секунду отвечает Феликс.       — И в какой же? — Минхо спрашивает, потому что понимает: Джисон многое знает о подобных мероприятиях. Ведь самый дорогой алкоголь там, где тише разговоры, где нужно будет разыграть громкое представление, чтобы отвлечь чутких людей от кражи.       Джисон прекрасен. Он чёртов профессионал преступного мира. И Минхо улыбается, осознавая, что его план с мотивацией сработал отлично.       — Девять столиков справа от сцены. Те, что в первых рядах. Они забронированы.       Минхо хмыкает, направляясь туда, куда сказал Феликс. Возле забронированных столиков уже начинает копиться народ, ведя раздражающие беседы, в которых обычно стараются как можно тоньше и язвительнее упомянуть размер своего кошелька.       Чанбин оглядывается по сторонам, замечая дверь, возле которой в ряд выстроены официанты с полными подносами еды. Среди них он замечает Чонина и Феликса, разглядывающих зал и прибывающих гостей. Пока что всё идёт так, как и планировалось, только вот Джисон почему-то стоит не рядом с остальными официантами, а рядом с мужчиной в дорогом костюме с ролексами на запястье.       — Господин Ли Минхо, не ожидал вас здесь увидеть, — седой мужчина с забавным усами, которые наверняка кажутся ему аристократичными, протягивает руку Минхо, а глазами бегает по длинным ногам Сынмина. — Вы не из тех людей, которые приходят на подобные мероприятия. У вас есть какая-то цель?       — Думаю, моя цель та же, что и ваша, — Минхо жмёт руку, выдавливая из себя на удивление ласковую улыбку. — Статуэтка семнадцатого века, покрытая золотом и украшенная весьма красивыми камнями, которые по карману далеко не всем, — загадочно произносит он, и мужчина кивает.       — Что ж… удачи вам, господин Минхо, — мужчина хлопает Минхо по плечу и отходит в сторону, чтобы поздороваться с другими знакомыми, пока ещё не настало время главного торжества этого вечера.       Минхо проходит к столу, возле которого собрались явно богатые люди, обсуждающие насущные вопросы и сплетни, и сливается с общей краской вокруг. Некоторых из них он знает достаточно хорошо, но есть и вовсе не знакомые. Привлекать внимание с самого начала — худшая идея из всех, однако стоять в стороне тоже не стоит.       А вот у Джисона на этот счёт свои взгляды. Организатор, с которым ему удалось перекинуться парой слов, случайно сказал, кто и из какой двери будет выносить товары аукциона, и даже пальцем ткнул на расписание, висящее на трибуне возле сцены, где расписано чуть ли не по секундам, что и когда выносить. Времени зря терять не хочется.       Официантам подают команду, и все с одинаково кукольным выражением лица разбегаются по залу, точно муравьи. Феликс и Чонин скрылись в толпе незаметно и пошли туда, куда им казалось безопаснее, а вот Джисон, с подносом алкоголя в руках, направился к знакомым лицам, передать всё, что ему удалось выяснить за десять минут нахождения в зале.       Минхо сразу замечает Джисона и немного напрягается, но Джисон идёт вовсе не к нему, а к Сынмину, протягивая ему с улыбкой бокал игристого шампанского, а затем тянется к господину, стоящему рядом, случайно оказываясь близко к уху Сынмина.       — Здесь немного жарковато, — шепчет Джисон, быстро отстраняясь, чтобы не привлекать внимание, и взглядом показывает на трибуну.       Сынмин кивает, и только теперь Джисон подаёт бокал Минхо, прекрасно зная, что пить сегодня они не собираются.       — Приятного вечера вам, — Джисон вежливо кланяется и растворяется среди других гостей.       Сынмин улыбается, поднимая руку, чтобы убрать прядь чёрных волос за ухо, и пальцем незаметно проносит ветер по сцене, срывая с трибуны бумажку и отпуская её в свободный полёт.       Джисон через несколько секунд сталкивается в зале с Чонином, которому, кажется, не по себе от происходящего вокруг. Большие испуганные глаза бегают по залу, а почти пустой поднос в руках чуть трясется от волнения. Значит, скоро младший должен вернуться к барной стойке. Джисон поворачивается к нему боком и подаёт алкоголь гостям впереди, еле слышно шепча: «Мусор возле сцены». Чонин сглатывает и кивает, а когда гость забирает с его подноса последнюю закуску, быстрыми шагами направляется в нужном направлении.       — Феликс, что по камерам? — спрашивает Минхо, зажимая наушник.       — В нашей зоне вижу две новых. Обе работают. Ещё одна подвижная за сценой, и две возле выходов, — отвечает Феликс.       Минхо поднимает взгляд, якобы осматривая балконы, по которым тоже ходят люди, и видит камеру, вращающуюся по периметру сцены в обе стороны. Интервал пять секунд. Минхо успеет забежать за сцену и вывести из строя электричество.       Чонин тем временем проходит мимо сцены, поднимая валяющийся на полу лист бумаги и сминая его, делая вид, что поднял мусор, и идёт за новым подносом, бумагу из рук не выкидывая. Разворачиваясь и направляясь в зал, Чонин видит Джисона и незаметно передаёт ему бумажку, когда они проходят мимо друг друга. Джисон разворачивает её: японская картина вторая по счёту, будет примерно через полчаса. За это время нужно придумать, как и когда её перехватить у сотрудников, а ещё разнести алкоголь, не пролив ни капли.       Почему-то совсем не хочется получать выговор на работе, куда ты даже не устраивался.       — Джисон?       Джисон замирает. Этого ещё не хватало.       Голос мамы Джисон пусть и слышит редко, но от тысячи других различить может.       Не смотря в сторону звука, Джисон поворачивается спиной и пробегает в зал, надеясь, что мама подумает, что ей просто показалось. Выяснять отношения и придумывать очередные отмазки сейчас не время. К тому же, Джисон видел родителей не так уж давно. «Он ещё не успел соскучиться,» — думает он, прячась.       — Минхо, тут мои родители, — говорит Джисон, включив на наушнике микрофон.       — Беру их на себя.       Минхо улыбается людям, с которыми разговаривал минутой ранее, и тянет Сынмина за собой, удаляясь в зал, чтобы найти родителей Джисона. Ещё никогда не приходилось импровизировать так спонтанно. Минхо видит цель, уверенно направляясь к маме Джисона, ищущей официанта, подозрительно похожего на её сына.       — Здравствуйте, госпожа Хан, не ожидал вас здесь увидеть, — улыбается Минхо, раскидывая руки от «удивления» и переключая внимание женщины на себя. — Вы кого-то ищете?       — Мне показалось, что я видела Джисона, — бормочет женщина, но потом мотает головой. — Старость не в радость…       — Что вы, вы же ещё совсем молоды, — смеётся Минхо, поправляя волосы и нажимая на наушник, чтобы включить микрофон, а Джисон потом подтвердил его ложь. — А Джисона я попросил сегодня понянчиться с моими племянниками.       Женщина удивляется, раскрывая рот и не зная, верить ей в это или нет. Потому что Джисон всегда плохо ладил с детьми. Сам ведь ещё совсем маленький.

Маленький, да удаленький, как оказалось.

      — Вы меня точно не обманываете? — переспрашивает женщина, шуточно щурясь.       — Можете попросить его потом скинуть вам фотки, — улыбается Минхо и выключает микрофон.       А у Джисона в голове пролетели всевозможные маты. Почему, чёрт возьми, именно племянники? Где найти детей, чтобы сделать фото? Однако с каждым новым ругательством и забранным с подноса бокалом, кто-то сверху посылает волны любви Джисону, потому что он видит двух детишек лет пяти, стоящих возле стола с газировкой. Джисон улыбается и, отдав последний полный бокал первому попавшемуся человеку, идёт к ним.       — Ребята, а я лучший друг Президента! — заявляет Джисон, доставая из кармана телефон и открывая камеру. — Хотите фотку?       — Давай! — радостно кричат мальчики в дорогих костюмах. К счастью, они ещё не настолько умны, чтобы понять правду.       Джисон быстро делает два снимка так, чтобы были видны лишь головы без одежды и ресторана на фоне, и, оглядываясь по сторонам, встаёт и уходит за новым подносом. Как же всё-таки хорошо, что дети в современном мире верят во всё и не задают лишних вопросов.       Из колонок доносится жуткий писк, привлекая всеобщее внимание.       Аукцион начинается.       — Итак, дорогие гости! Пришло время начинать то, ради чего мы все с вами здесь сегодня собрались, — слышится голос из колонок по всему залу, а музыка, звучащая ранее, приглушается.       Гости затихают, усаживаясь на свои места и направляя взгляды на сцену, куда вышел солидный мужчина, судя по количеству украшений, не имеющий своего бизнеса, но активно использующий деньги богатых людей за красивую улыбку и ораторские способности. Официантам организатор даёт команду отойти от столиков и стоять наготове. Во время аукциона лишние движения и звуки не нужны.       Минхо с Сынмином и Чанбином садится справа от сцены, рядом со столиками, куда приносят самый дорогой алкоголь, а Феликс, Джисон и Чонин встают к стене, замерев в ожидании.       — Сегодня особенный день. Нам только что сообщили, что к нам доставлен товар, по праву заслуживающий внимания. О нём не было заявлено ранее, но мы не смогли отказать, потому что знали, что вам он определённо понравится.       Минхо напрягается, прислушиваясь к шёпоту вокруг. Ему крайне не нравится взгляд ведущего.       — Что это? — шепчет Сынмин.       — Понятия не имею, — отвечает Минхо.       — Представлять это чудо будет специально присланный агент! Он расскажет вам всё, на что способен их товар! — заявляет ведущий, а по залу проносится волна аплодисментов.       Видимо, никто из гостей не знает о новом товаре, потому что все взгляды устремлены точно на сцену. На сцену, куда выходят две молодые девушки в карнавальных масках, а следом за ними — третья, выкатывая сейф на середину сцены.       — Минхо, это ведь… — шепчет Чанбин, узнавая в третьей девушке Суджин.       На ней нет маски, но и эмоций тоже нет.       — Я вижу, — кивает Минхо. — Не подаём виду.       Аплодисменты стихают и одна из девушек в маске подходит к микрофону.       — Здравствуйте, дамы и господа, — раздаётся ласковый голос. — Сегодня мы представляем вам новейшее изобретение, над которым наша компания трудилась последние пятнадцать лет.       Вторая девушка открывает сейф, доставая из облака пара сосуд с молочно-белой жидкостью. Зал молча смотрит, пытаясь догадаться, что это за жидкость. И только Минхо сразу понимает, что происходит.       — Представляем вам эликсир жизни! Продолжение следует…