Кофе с молоком или чай с лимоном

— Михаил Александрович, судя по снимкам, все очень вовремя среагировали, — Воля стоял в кабинете Молотова, внимательно проверяя все результаты анализов и раннее сделанных снимков. — Да, не хочу забегать вперед, но тут я могу говорить только о первой стадии. Причем очень удобно расположенной. — Операция не должна быть сложной, — Алексей Владимирович улыбнулся, не часто у них была возможность так относительно легко и сразу с контрольного удара начать борьбу с заболеванием. Молотов же его радости не разделял. — Если удалить опухоль сразу, то потом закрепление лучами и дело с концом, тьфу, тьфу, тьфу, конечно, но пока все складывается на много удачнее, чем мы думали. — Не совсем, — Михаил Александрович присел за свой стол. — Мы не можем отправлять его на операцию сразу. — Это понятно, подготовка и так далее, но это все же займет не так много времени. — Нет, Вы не поняли. Я тут листал его карту с обычной поликлиники. Мне не нравятся кардиограммы за последнее время. — Кардиограммы? — Я отправил Семенова сделать Шастуну еще одну, и УЗИ сердца заодно. Если там что-то не так, то операция невозможна, во всяком случае пока. — Но, Михаил Александрович, мы можем потерять время. Такого удачного положения болезни потом не будет. — Я знаю, но давайте дождемся заключения кардиолога. Оба врача молча погрузились в изучение карт Антона на какое-то время. Молотов старался как можно тщательнее изучить все изъяны здоровья парня уже раз в четвертый, а Воля искал подтверждение своим словам о необходимости операции, потому как такая возможность справиться с болезнью за короткое время представлялась очень не часто, хотя он и прекрасно понимал, что Михаил Александрович прав касательно всех рисков. Дверь кабинета открылась, и внутрь вошел низкий, чуть толстоватый человек, с пролысиной и орлиным носом. В руках он держал какие-то бумажки, графики и снимки. Оказавшись внутри кабинета, мужчина поднял глаза поверх своих прямоугольных узких очков, что висели на самом краю его носа. — Михаил Александрович, вот… как Вы просили снимки, — говорил он медленно, растянуто и даже как-то долговязо. — Я сделал заключение. — Я Вас слушаю, — Молотов нахмурился, принимая все листы из рук врача и внимательно их оглядывая. — Сердце слабое. — Это все, что вы можете сказать? — Воля тоже склонился над принесенными бумажками. — Я все подробно изложил, — Семенов сделал паузу, чем заставил двух других врачей поднять на него взгляд. — Но в письменной форме. — А можно устно продублировать? — Воля старался вчитаться в заключение. — Операция может быть произведена? — Это весьма неоднозначный вопрос. С такими показателями, как у этого больного… можно жить, но операция подразумевает наркоз, нагрузка ляжет слишком… большая на сердце. Можно очень навредить, вплоть до летального исхода, хотя это… конечно, вряд ли. — А мы на живую режем, — Алексей Владимирович поднял глаза на коллегу. — Какие прогнозы? — Около пятнадцати… процентов на летальный исход и еще шестьдесят на осложнения. — Пятнадцать слишком много, — Молотов покачал головой. — Лечение? — Разумеется… я прописал медикаментозную поддержку. Это поможет восстановиться… всей сердечно-сосудистой системе. — Сколько это займет времени? — Около двух-трех… месяцев. — Два-три месяца! — Воля аж прикрикнул. — С ума сойти можно! — Сердце… — Да знаю я, сердце — превыше всего, — закончил за кардиологом фразу врач. — Но это слишком много. — Мы не можем рисковать жизнью парня. Он сейчас находится не в критическом состоянии, будем наблюдать за динамикой, и принимать решения по мере поступления. Разумеется, я назначу ему лечение, но, к сожалению, ничего сверх сильного мы дать ему не можем. — Да знаю я, чего учите-то, словно я первый год работаю, а не двадцать второй. Но счастье было так близко… — протянул Воля. — Мне жаль, но другого выхода у нас просто нет, — Михаил Александрович дочитал письменное заключение врача и перешел на предоставленную схему лечения. — Игнатий Доминикович, эти препараты сочетаются с иммунотерапией? — Да, вполне, они весьма универсальные… Проблем не будет. — Хорошо, — Молотов удовлетворенно кивнул. — Я так понимаю можно звать Полину, чтобы она начала курс? — Алексей Владимирович с толикой тоски смотрел на вырисовывавшийся курс лечения Антона. — Зовите, введем ее в курс дела. Но первый раз я все сделаю сам. Хочу еще с Антоном поговорить. Воля кивнул Молотову и ненадолго удалился из кабинета. Семенов тем временем распрощался с коллегой и вышел от него совсем. Да уж, Михаил Александрович и сам сожалел, что все вышло так. Пока они не обнаружили проблемы с сердцем, все шло как по маслу, но вот, чудес не бывает… Сейчас же врач старался как можно детальнее прописать для медсестры курс лечения Антона, потому что именно ей предстоит приносить и контролировать употребление парнем таблеток, прохождение всех процедур капельницы и прочего. Он максимально грамотно вписал к выписанным таблеткам кардиологом процедуры медикаменты и со своей стороны, периодически уточняя сочетаемость препаратов. Вообще, результаты анализов у Антона были вполне себе неплохие в его-то ситуации, а потому сейчас главной задачей врачей было, как можно дольше удержать начальную стадию, чтобы к моменту операции опухоль не разрослась и они бы удалили минимально количество тканей. Это, по мнению Молотова, было самой противной задачей. Он вообще полностью разделял мнение своего коллеги Алексея Владимировича, и будь его воля, он тоже сделал бы операцию как можно скорее, но. Но болезнь эта штука коварная и непредсказуемая, и сейчас им приходилось только сидеть, ждать и надеяться, что выписанные препараты как можно лучше сдержат развитие болезни и как можно быстрее восстановят сердце парня. Вот он, первый раунд игры на выживание, игры на главный приз — лишний год жизни, игры, в которой побеждают очень немногие. Воля вернулся через минут пятнадцать уже с Полиной, которой Михаил Александрович тут же вручает листок с курсом лечения на ближайший месяц. Девушка внимательно оглядывает все написанное в нем, прикидывает, где какие лекарства у них хранятся и сколько нужно выделить на Антона, а после кивает, поднимая глаза на всего наставника. — Сердце? — единственное, что спрашивает девушка, но смысл вопроса ясен и без пояснений. — К сожалению, — кивает врач. — Слишком большой риск, мы не можем пойти на это. — Еще один человек, который будет питаться таблетками в таком количестве, что в целом можно не подавать ему обычную еду, — Воля хмыкнул, заглядывая еще раз в план лечения и подмечая, какие именно препараты для капельниц нужно выдать медсестре. Алексей Владимирович не был лечащим врачом Антона, это был человек, который проводил различные диагностики, процедуры и прочие сложные махинации. Он уже лет десять, зарекомендовав себя как отличного специалиста, работал с Молотовым. В профессионализме их заведующего отделением он не усомнился ни разу за все годы, просто сколько был он не работал, у него все равно душа болела за людей, которые не могли лечить рак так, как можно было бы, если бы не куча отягощающих факторов. Оттянутая операция — это в большинстве случаев лишь удачная ремиссия, а то и проигрыш болезни. Он знал это, он знал, что это не просто решение Молотова, это ну не приговор прям, но важное предупреждение. Михаил Александрович поставил на ноги не одного человека и просчетов не допускал. Просто иногда болезнь априори нельзя было победить. Именно поэтому, как бы не сетовал Алесей Владимирович, он разделял решение коллеги. Но все равно смотреть, как страдают люди, больно, а еще больнее смотреть, как страдают люди, которые только начинали жить…

***

Антон проснулся от громкого стука в дверь и заходящей в палату Полиной, которая громыхала какой-то небольшой тележкой. Разлепив глаза и одаряя нарушителя спокойствия недовольным взглядом, парень накинул одеяло себе на лицо, показывая, что вставать не намерен. Но пролежать ему так удалось совсем недолго. Кажется, организм решил за него, что для него важнее сейчас, и через секунду парнишка подскочил и тут же унесся в ванную, склоняясь над унитазом. Его вывернуло буквально наизнанку, оставляя во рту противный вкус, а в воздухе — запах. Полина спокойно прошла к Антону, нажала на кнопку смыва и оттянула парня, который все еще пытался отдышаться. Что ж, это было худшее утро из всех возможных. Проснулся от шума в больнице, так еще и вырвало вдогонку. — Доброе утро, — девушка мило улыбнулась. — Как ты? Антон поднял на нее лицо, выражение которого так и твердило «действительно, как я?», но медсестра пропустила этот взгляд, протягивая ему стакан воды и какую-то таблетку. — Выпей, станет легче. Парень послушно принял таблетку из рук девушки и закинул ее в рот, попутно запивая водой. Вернув стакан обратно, он медленно поднялся на ноги и проследовал вслед за медсестрой к кровати. — Я повторю вопрос, — уже более требовательно произнесла Полина Андреевна. — Как ты себя чувствуешь? — Бывало и лучше, — буркнул парень, но после все-таки решил добавить. — Подташнивает и живот крутит. Почему меня вывернуло? — Это нормально. Обычная реакция организма на вчерашний алкоголь. Мы-то тебе все прочистили, но инстинкты еще никто не отменял. Это даже хорошо, теперь все точно прочистилось. Антон упал обратно на кровать, желая пережить свой недуг в постели, но сделать ему это снова не дали. Через пару минут в палату вошел Молотов, неся в руках листок бумаги с какими-то своими пометками. — Доброе утро, — врач прошел ближе к Шастуну. — Как самочувствие? — Все нормально, как Вы и предполагали, — ответила за парня медсестра и вручила Антону градусник. Парень принял его из рук девушки и зарылся глубже в одеяло, когда к нему на кровать подсел врач. Вид у него был серьезный и озадаченный, что точно не могло радовать Антона. Легкая дрожь пробежала от страха по всему телу, а голова снова заполнилась мыслями, догадками и предположениями о том, на какую именно тему хочет поговорить с ним Михаил Александрович на этот раз. Потому что все предыдущие разы Антону не сильно понравились. — Что ж, тогда хорошо, — кивнул Молотов. — Антон, а теперь слушай меня очень внимательно, пришли результаты твоих анализов. Антон думал, что надежда на то, что все обойдется, разбилась в дребезги еще вчера утром, но нет, он ошибся, сейчас она снова мгновенно вспыхнула, но так же быстро потухла после следующих сказанных врачом слов. — Рак правого легкого, первая стадия. Ты счастливчик, что это обнаружилось именно сейчас, а не позже. На данном этапе мы действительно можем побороться за положительный исход событий. Теперь очень многое будет зависеть от тебя самого и от того, как ты будешь вести лечение. Мы со своей стороны обещаем тебе самые эффективные и надежные схемы, а ты должен только добросовестно их выполнять и верить в лучшее. Я хочу предупредить тебя сразу, путь предстоит непростой, долгий и тернистый, но он точно не непроходимый. Из прогнозов на будущее скажу, что тебя ждет операция и с большей долей вероятности химия. Страшного в этом ничего нет, много людей уже проходили это. Прямо сейчас операцию мы сделать не можем, она отложилась на пару месяцев. Тут выяснилось. что у тебя небольшие проблемы с сердцем. В этом ничего смертельного нет, более того, ты сам прекрасно живешь с этом уже лет пять, но для того, чтобы провести такую серьезную операцию по удалению опухоли, нужно все же привести все остальное в порядок. Поэтому слушай план действий. Сейчас мы медикаментозно будем восстанавливать и поддерживать сердце, а параллельно с этим проведем иммунотерапию, которая будет сдерживать развитие раковой опухоли до операции. Как только сердце придет в норму, мы проведем операцию, а дальше действовать будем уже по ситуации. Все понятно? Антон молчал. Просто смотрел на врача потухшими глазами и молчал. Ему что серьезно только что наметили план лечения? Он все еще не хотел осознавать свою болезнь, но с каждым новым днем, с каждым приходом врача, с каждым его словом парня буквально вдалбливали головой в бетонную стену с этими страшными тремя буквами. Антон почти в прямом смысле ударялся о реальность и где-то внутри все сильнее разбивался на осколки. Он не хотел верить, не хотел понимать, не хотел осознавать, не хотел жить в такой реальности. Да господи, пусть он сейчас проснется, пусть его толкнут в бок друзья, поржут, что он снова уснул, когда не надо, и они вместе просто пойдут и где-то посидят. Неужели это мальчик так многого просит? Ему хочется кричать, выть, раздирать себя от реальности, забыться наконец. Он уже ничего не хочет, ничего не видит. Ему вдруг захотелось вскочить и быстро рвануть к выходу из этой злосчастной больницы, чтобы больше никогда сюда не вернуться. Но вместо этого Антон только коротко кивает, хотя на деле все равно понял мало что. Но Молотову этого, кажется, хватило, чтобы продолжить говорить дальше, делая еще больнее и противнее мальчишке. — Смотри, — он указал на привезенную медсестрой тележку.— Полина Андреевна будет приносить тебе сюда утром все лекарства. Принимать их надо утром, в обед и вечером. Что-то до еды, что-то после. Все они расфасованы по коробочкам, и на каждой подписано когда что пить. Первое время мы будем подсказывать тебе, просто чтобы ты привык, а дальше нужно запоминать самому, потому что курс приема этих таблеток долгий, а я не намерен держать тебя тут все время. Так же мы будем ставить тебе два раза в день капельницы. Опять же, тут ты пролежишь неделю, поэтому пока сложностей возникать не будет, но потом тебе нужно будет ходить сюда утром и вечером на процедуры. По времени это будет занимать час с небольшим. А по продолжительности самого курса капельниц — пока я назначу тебе две недели. На данный момент это все, будем смотреть динамику, куда что повернет и дальше уже думать, что делать. Каждое слово врача било по этому большому ребенку все сильнее. Он буквально вжимался в подушку от вида штатива для капельницы, катетера в руке и тележки с кучей таблеток. Нет, он не боялся всего этого, он боялся того, из-за чего это все свалилось на его голову. И несмотря на то, что Михаил Александрович старался подбадривать паренька, говорил, что все не так плохо, что лечение поможет и так далее, Антону от этого легче не становилось. Наоборот, он все больше думал о том, что теперь вся его оставшаяся недолгая, наверное, жизнь будет заключаться в этих таблеточках, медицинских побрякушках, лечении и прочем. Он так не хотел. Он не был готов. — Но, к слову, если ты захочешь, мы можем оставить тебя в больнице на время капельниц, если тебе так удобнее будет. — Нет! От такого заманчивого предложения Антон подскочил как ошпаренный. Руки мелко задрожали, а сам он отпрыгнул от врача на столько, на сколько ему позволяла это кровать. Он не то, что лишнюю недельку остаться тут не хотел, он вообще ничего общего с этим местом иметь не хотел. И сейчас его здесь удерживал даже не здравый смысл, а банальный страх остаться одному и что-либо сделать. Тут люди хотя бы знают о его проблеме, тут не надо никому ничего объяснять, а в школе надо, а на работе надо, а на прогулке с друзьями надо. Но это никак не меняло его решения по поводу лишнего времени пребывания в больнице. — Тише, тише, — Полина мягко коснулась плеча парня. — Давай градусник. Антон послушно все еще дрожащей рукой вынул предмет и чудом его не уронил, что, разумеется, бросилось в глаза Молотову. Он нахмурился, но вслух ничего не сказал. — Так, через полчаса завтрак, — Полина метнулась к тележке и взяла один из контейнеров, на котором было написано «утром до еды», и протянула его парню, подавая воду. — Выпей сейчас эти таблетки. Потом через полчаса после еды выпей те, что лежат в коробочке «утром после еды». А чуть позже я еще приду и поставлю тебе капельницу. Сейчас успокойся, все хорошо, отдохни. Если что-то понадобится или плохо станет, зови обязательно. Антон кивнул, закидывая в рот очередную таблетку и запивая ее водой, давясь от горечи происходящего.

***

Придя в школу, Дима с Сережей почти сразу врезались в бегущую к ним навстречу Оксану. Девушка явно ждала их с какой-то срочной новостью, потому как выглядела она сейчас максимально взъерошено и даже немного напугано. Друзья, явно не ожидавшие такой необычной встречи, не успели даже сориентироваться и что-нибудь сказать, как Оксана вывалила на них главную новость дня в их компании. — Антон в больнице с отравлением! Парни замерли на месте, огромными глазами гладя на подругу, которая смотрела на них в ответ, так же не зная что тут можно сказать. Друзей как ледяной водой окатило, когда те услышали эту новость. С одной стороны, страх, что случилось с Антоном и почему он им ничего не рассказал, они ведь волнуются, с другой же, непонимание, когда успел и что случилось. Они стояли буквально вкопанные в школьную плитку все втроем, пытаясь хоть что-то начать соображать. Спасительным кругом из этой засасывающей в непонимание бездны оказался Павел Алексеевич, который вышел из какого-то кабинета около ребят. — Прием, есть кто дома? — Воля чуть оттолкнул в плечо Сережу, на что тот в одно мгновение встрепенулся, потянув за собой Диму с Оксаной. — Что у вас тут за собрание? — Антон в больнице? — Дима повернулся к учителю, ошарашивая теперь и его таким вопросом. — А… Э… Ну… — Воля явно не ожидал, что ребята пронюхают так быстро. — С чего вдруг? — Я слышала, как Вы сами походили к завучу и говорили ему это, — девушка нахмурила брови. — Я? — Паша стушевался. — Ребят, вы только не переживайте, с ним все нормально. — Когда нормально в больницу не кладут, — возразил Дима. — Еще и на неделю! — поддакнула Окс. — Это ты тоже слышала? — Паша закатил глаза, девушка кивнула. — Много же ты слышишь всего! — А вы не собирались нам говорить? — Сережа чуть ступил вперед, вводя учителя в еще более неловкое положение своим вопросом. — Почему же, собирался. Конечно собирался. Только я бы вас немного успокоил бы перед этим, а то получилось вот так. — Что с ним произошло? — Оксана не отступала, видимо, желая выведать у будущего родственника все. — Я не знаю, — вранье, конечно, он знал, просто друга не хотел ребятам сдавать, он все-таки не только их товарищ, но еще и учитель, репутация, все дела. — Мне просто Ляся сказала это и все, — заметив, что Оксана дернулась, он продолжил. — Она тоже ничего не знает, можешь не звонить ей. А Антон не отвечает, спит, наверное. Но послушайте, Ляйсан, как психолог, слезно просила не трогать его лишний раз, ему нужно отдохнуть. Поэтому если вы действительно за него переживаете, то оставьте ненадолго, хорошо?

***

Утро у Арсения выдалось сегодня, мягко скажем, не очень. Несмотря на то, что после вчерашнего звонка Ляси из мужчины выветрилось почти все пьяное состояние, а вечером он даже поговорить нормально смог, утром его все равно ждали жуткая головная боль, тошнота и сушняк. А еще и противно разбудивший его будильник не придавал хорошего настроения. Слава богу, сегодня Попову не к первому, а ко второму уроку, это хоть немного вселяло уверенности. Но стоило ему подняться, как все его решимость вместе с уверенностью разбилась о жуткую головную боль, какую он не испытывал уже очень давно. Казалось, что его помсетили в огромный колокол и колотили по нему со всех сторон. Да уж, не самое работоспособное состояние. Вернувшись обратно в кровать, Арс взял в руки телефон, стараясь не делать лишних движений, и заглянул в расписание. Второй урок у шестого класса литра, потом восьмой литра, дальше окно, а за ним десятый русский, его собственный одиннадцатый литература, и шестой русский. Что ж, трем последним, по мнению Арсения Сергеевича, он был нужнее всего, а потому быстро нашел в контактах номер завуча, с которым он был в хороших отношениях. После недолгого убеждения начальства в том, что у него очень уважительная причина, да и вообще, за все время он первый раз так отпрашивается, Арсений лежал довольный собой на своей кровати. Теперь до четвертого урока у него куча времени, и он точно успеет отойти от последствий вчерашней попойки. Кстати, о ней. Вернувшись вчера домой, Арсений еще долго не мог прийти в себя и нормально уснуть. Он несколько раз прокрутил в голове разговор с Антоном, в очередной раз обвинив себя во всех смертных грехах и почти в голос завыв, потом он вспомнил пересказ этой же истории без утаек и приукрас Ляси, которая одарила его не самым тактичным для ее профессии, но самым точным для данной ситуации осуждающим взглядом. После чего Арсений в очередной раз напомнил себе, что из-за всего этого Антон валяется в больнице с отправлением, покорил себя еще и за это и сделал пометку все же попытаться связаться с парнем. А вишенкой на торте стали воспоминания их с Пашей разговора в баре, а если быть точнее самого его конца. «—  Я уже задавал тебе этот вопрос, но позволь мне повториться. Почему ты с ним так носишься? Не отрицай. Ты загоняешься из-за ссор, переживаешь сильнее, чем за остальных, хочешь всей душой помочь. Я не буду упрекать, осуждать или смеяться. Просто скажи мне, только честно, он… — Нет, я действительно тебе уже отвечал. Он не понравился мне, как парень. Нет, слышишь? Просто я вижу, что у него не все нормально, а еще у него нет семьи, не было друзей, он живет в кафе и зарабатывает полностью сам. Разве этого не достаточно? — Прости, но нет. Для простой помощи может и достаточно, но ты последнее время живешь через призму Антона. Везде его видишь, переживаешь так, словно это самый дорогой тебе человек. Парень просто пропустил пару уроков, а ты так распереживался. Нет, Арс, все то, что ты описал, конечно, весомые аргументы, но их недостаточно. — Не хочешь, не верь. Я все сказал. — Да не в том вопрос. Верю я, не верю, плевать. Ты сам в себе разберись. Пойми, чего ты хочешь, потому что я знаю тебя давно, и это не просто помощь. Не просто благотворительность. Он зацепил тебя. Не знаю, реального ли ты не видишь этого или просто не хочешь мне говорить, но поверь, это слишком ясно». Арсений долго думал вечером над словами друга. До вчерашнего дня ему действительно казалось, что его «просто переживание» это действительно хорошее объяснение всему. Ведь на деле во многом так и было. Он волновался, хотел помочь, думал, как подобраться к пареньку, думал, как узнать о нем что-то. Но вчера Арс осознал одну очень важную вещь. Почти с самого первого сентября его мысли были заняты этим зеленоглазым парнем. Сначала он просто показался учителю необычным. Такой яркий, добрый и наивный чутка, много улыбается и иногда выпускает иголки. Потом он очень заинтересовал Арсения как ученик, как одаренный школьник, как интересный собеседник. Арсению легко и интересно давались дополнительные с парнем, а уроки проходили как-то красочней. После к Попову подступило волнение, когда Антон начал кашлять, причем сильно и с ненормальными кровяными выделениями. А через несколько дней волнение переросло в страх за парня, который, как выяснилось, не имел семьи, не имел раньше друзей, жил в кофейне и зарабатывал на жизнь сам. А когда в голову Арсению пришла мысль, что с его учеником что-то случилось помимо всех этих трудностей, тогда им овладела паника. Паника от неспособности узнать, помочь, повлиять на ситуацию. Паника от вида парня, паника от его исчезновений, паника от его поведения. Попов никогда не терял самообладание над собой, а вчера потерял. Потерял, потому что дошел до какого-то собственного пика, до своей точки невозврата. Он не понимал что с ним, он не понимал что с Антоном. Второе угнетало куда больше. В какой-то момент в голове зажглась лампочка «узнай все», и он просто сорвался. Неспособный остановиться он совершил огромную ошибку и выпустил эмоции… Нет, с этим определенно надо было что-то делать. С этим определенно нужно разобраться, но сейчас, лежа в кровати, Арсений не может ни о чем рассуждать. Сейчас его голова занята лишь волнением за парня, который лежит в больнице, а его самого немного потряхивает от беспомощности и страха. Он боится за него. А причину сам не может сказать.