Сожжённые крылья

За те годы, что Олег работал наемником, он научился спать очень чутко. В любую секунду он был готов сорваться с места, чтобы защититься, напасть или бежать в укрытие. Тихие всхлипы нельзя было бы услышать, даже если лежать рядом с Сережей. Он просто давился слезами, но Волков проснулся. Несколько секунд привыкая к окружающему сумраку, Олег подошел к кровати и лег рядом, притягивая Разумовского к себе. — Сереж… Ты чего? Сергей покачал головой, закрыл лицо рукой и отвернулся. Олег зарылся пальцами в рыжие волосы и принялся гладить его по голове, как маленького. Иррационально, но это всегда помогало. — Серый… — Волков прижался губами к рыжему затылку, — тебя что-то мучает? Расскажи мне, не надо переживать это в одиночку. Разумовский не ответил, вцепился пальцами в подушку, уткнулся в неё лицом и глухо завыл. У Олега неприятно похолодело в груди. — Сереж! Сереж, посмотри на меня! Посмотри! Сильные руки с легкостью развернули его. Олег обхватил пальцами тонкие запястья, чтобы Сережа снова не закрылся от него. — В чём дело? — П-п-птица… — выдохнул Разумовский. — Опять он? Что он сделал?! — злость немедленно вскипела внутри, едва Олег услышал проклятое имя — или кличку? — их общего врага. — Нет… Не он… Я… Олег выдержал паузу, ожидая продолжения, но Разумовский молчал. Тогда Волков осторожно предположил: — Ты беспокоишься о том, что он снова захватывает твое тело? — Н-нет… Я… я… его… предал… Он… настоящий… Олег… Я не вру… Я не псих… Птица — живой… «Свихнулся», — мрачно подумал Волков, а вслух сказал другое: — Сереж… Так не бывает… — Не всё в мире… можно объяснить… — всхлипы ненадолго прекратились, Сережа шмыгнул носом, — он пришел ко мне в детстве… Подружился, стал меня защищать… Я единственный, кто видел его… Но он реален, Олег! Птица сказал, что он может попасть в наш мир только через таких, как я. Он назвал меня своим «окном». Тем, кто у кого есть связь с иными мирами. Олег терпеливо слушал это бред, но под конец не сдержался: — Сережа, ты это выдумал. Это не фантастика, не мистика, это жизнь! Серый, я понимаю, что тяжело признавать такой факт, как неполадки с головой. Но это не навсегда! Мы сможем найти лекарство… — Нет! — Сергей вдруг отшатнулся от него, — ты не понимаешь! Я здоров! Здоров! Птица реален! Олег напрягся, готовый в любой миг к неожиданному удару. Но Сережа, заметив его взгляд, вдруг сразу упал духом: — Ты мне не веришь… — Серый… — Считаешь меня сумасшедшим. — Серега… — Уходи! — Что? — Олег непонимающе уставился на него. Серый что, его выгоняет? — Уйди от меня! Оставь меня в покое! Я же псих, по твоим словам! — крикнул Сережа, — уходи! Волкова не нужно было просить дважды. Он поднялся на ноги. — Ты отдохнешь, придешь в себя, и мы все обсудим, — серьезным тоном сказал он. Разумовский бросил на него полный обиды и негодования взгляд: — Я не буду с тобой разговаривать, пока ты считаешь меня ненормальным! Олег вышел, хлопнув дверью.

***

Произошедшее у озера Игорь объяснить не мог. Что-то во всем этом было странное. У воды он явно потерял над собой контроль, впав в состояние транса. Словно вода оказывала на него такой эффект. Но это же была полная чушь! Такого не бывает! «Ага, а еще откуда не возьмись порыв ветра, который сшиб с ног», — внутренний голос в голове не удержался от ехидства. Игорь походил по комнате взад-вперед, раздумывая. Он помнил первую встречу с Разумовским. Тогда в казино Сергей показал себя человеком смелым, немного безрассудным, но в общем правильным. Никакого позерства, показной крутости и самомнения. Это был первый богатый человек, при разговоре с которым у Грома не возникло желание съездить ему между глаз. Выяснив правду о Чумном Докторе, Игорь был готов к тяжелому разговору. Но вовсе не к полному изменению личности оппонента. Вместо нервного молодого человека, не побоявшегося выйти в одиночку к наглухо отбитым гопникам, перед Громом появился настоящий психопат со склонностью к пиромании. Мимика, жесты, даже голос — всё это было принадлежало не Сергею Разумовскому, а кому-то диаметрально противоположному. На лицо была неутешительная картинка раздвоения личности. И всё же… «Думай! Думай!» — Гром подошел к окну, за которым уже опустились сумерки, и вздохнул. Что-то во всей этой ситуации было неправильным, неестественным… Игорь чувствовал, что что-то упускает, что-то очень важное. Быстрые шаги на лестнице отвлекли его от раздумий. Это был Волков. Игорь приоткрыл дверь и увидел Олега, выходящего на крыльцо с зажигалкой и сигаретами. Что у них там случилось? Гром, подумав, вышел следом. — Присоединюсь? — спросил он осторожно. Волков кивнул. Игорь отказался от протянутой сигареты и пристально оглядел Олега. Волков был мрачен и, кажется, немного расстроен. — Прогулка сегодня… не удалась, — сказал Гром. — Это точно, — вздохнул Олег. — Как он себя чувствует? Проснулся уже? — Да, — коротко ответил Волков, — отходняк. — Ясно, — протянул Игорь, чувствуя нежелание Олега продолжать разговор. Что ж, можно и помолчать. Со второго этажа раздался грохот, словно упало что-то тяжелое. Игорь резко повернулся, готовый броситься в дом, но заметил, что Волков не сдвинулся с места. Стало быть, ничего серьезного. — Можно задать тебе вопрос? — немного погодя уточнил Волков. Гром кивнул. — Ты веришь в сверхъестественное? Услышать такой вопрос от Олега было неожиданно. — Ты про Деда Мороза, что ли? — хмыкнул Игорь. По лицу Олега скользнула усмешка. — Нет. Серый сказал, что Птица реален. Что он не расстройство психики, а реальное существо. Что-то вроде демона. Если демонов вообще можно называть реальными. Игорь замер. Странно… Он сам буквально десять минут назад задавался вопросами о том, что вообще произошло с Разумовским. — А ты сам-то что на этот счет думаешь? Волков пожал плечами. — Хрен знает, во что я верю. В основном, в то, что видел своими глазами. Или что можно доказать. — А проверить, реален ли Птица, ты не можешь, потому что его видит только Сергей. Олег кивнул, затягиваясь второй сигаретой. — Серый на меня обиделся. — Потому что не веришь? — Угу. Гром оглянулся — шторы окна на втором этаже были задернуты. — Знаешь… Это, конечно, не мое дело, но… Неважно, реален Птица или нет. Он, так или иначе, причиняет ему неприятности, так что Сергею в любом случае тяжело. А ты его единственный… — Друг? — Олег вздохнул, — да и он мой… — Единственный близкий человек, — закончил Гром, делая упор на слове «близкий». Олег помолчал. Потом, потушив окурок, поднялся на ноги, посмотрел на Игоря сверху вниз и кивнул: — Спасибо. Гром молча кивнул ему в ответ.

***

Сережа лежал на кровати, сжавшись в комок. Его немного трясло. Олег опустился рядом. — Олег… Разумовский растерянно смотрел на него своими невозможными глазами. На щеках еще не высохли слезы. — Прости меня, пожалуйста… Я не могу… Я просто… Но Волков не дал ему договорить — заглянул в бледное лицо, подался вперед и накрыл его губы своими. Отстранился, внимательно заглядывая в ярко-голубые глаза: — Ты не один, Сереж. Я прекрасно понимал, на что шел, когда решил вытащить тебя из больницы. Если тебя что-то беспокоит, если ты в чём-то сомневаешься, я хочу, чтобы ты всегда шел ко мне. Вдвоем мы со всем разберемся, понял? — Понял… — выдохнул Сережа. — Ты слишком долго боролся с этим в одиночку, — Олег наклонился к нему, зарываясь пальцами в рыжие пряди. — Оно того стоило. Ты жив и ты пришел за мной, — Сережа болезненно улыбнулся. Он рвано выдохнул, отворачиваясь, чтобы Волков не увидел его слез. — Серый… Олег прижал его к себе. — Поплачь. Если хочешь, поплачь, Серый. Легче будет. Разумовский мелко дрожал, словно от озноба, дышал поверхностно и с трудом, сдерживая подступающие рыдания. Олег гладил его по голове, прижимая к себе, совсем как в детстве. Помнится, один раз он даже дул на разбитую коленку Сережи. И оба не видели в этом ничего странного. Если близкому человеку плохо, как можно думать о приличиях? Сережа плакал тихо, вцепившись пальцами в ворот футболки Олега. — Знаешь… — заикаясь, произнес он, — когда… Игорь… принёс мне… твое… л-личное д-дело… Я думал, что… эт… это к-конец… д-для м-меня… У м-меня… м-мир… рухнул… — Представляю, — Волков провёл ладонью по остро выступающим лопаткам, поцеловал мокрый от слез висок, — а я был чёрт-те где, вместо того, чтобы защищать тебя от всего этого кошмара… — Я был уверен… что ты со мной… Я либо очень болен, Олег, либо со мной происходит какой-то пиздец… В любом случае для тебя это может быть опасно… Не хочу тебя потерять… Не выдержу… второй раз. Олег скрипнул зубами, слегка встряхнул Разумовского за плечи: — Долго и счастливо — не про нас, по-твоему? — Я не… не знаю… — Сережа вздохнул, тут же подавляя зевок. Он устал, так сильно устал… — Иди ко мне. Горячие ладони скользнули под футболку. — Что ты делаешь… — Разумовский поперхнулся на вдохе. Олег прижался губами к бьющейся на шее жилке, прошелся по ключицам, выцеловывая остро выступающие косточки. Сережа замер и, кажется, забыл как дышать. — Олеж… — Хочу, чтобы ты раз и навсегда запомнил то, что я тебе сейчас скажу. В Сирии, под обстрелом, я каждую свободную минуту думал о тебе. Думал, что ты делаешь, о чём думаешь. Представлял себе нашу встречу. — Я всё испортил… — сквозь слезы улыбнулся Сережа. — Нет. Как получилось, так получилось. Не сдавайся, Серый, никогда. Понял меня? И не опускай руки. Разумовский смотрел на него, в голубых глазах помимо боли, плескалось что-то еще. — Олег… — Что? — Спасибо… спасибо, что ты есть. Волков усмехнулся. — На лирику потянуло? Ох, Серый, потрепала нас обоих жизнь… Сережа прижался к нему, обхватил ладонями лицо Олега, осторожно поцеловал в уголок губ. Волков медленно опустил его на кровать, подтянул одеяло, укрывая со всех сторон, потом подтянул Сережу к себе, уткнулся носом ему в макушку. — Волче… — М? — Ты… правда не против, что я тогда поцеловал тебя? — очень тихо спросил Сережа. Волков завозился рядом, хмыкнул. — Был бы против, стал бы целовал тебя сам? — Я думал, тебе девушки нравятся… — Ты меня с девушками ни разу не видел. — Оу… Но и с парнями тоже, — осторожно заметил Разумовский. — Ты хочешь поговорить об этом? Сейчас? — Олег зевнул, собственнически положил руку Сереже на живот. — Не знаю… Но когда-нибудь… обязательно. — Поговорим, — Волков говорил уже явно сквозь сон, — спокойной ночи, Серый. Сережа вздохнул, уткнулся носом ему в грудь и улыбнулся. — Спокойной ночи, Олеж.