«Игорь, появилась информация по местонахождению Разумовского. Срочно приезжай.»
Настроение резко жахнуло в минус. Это была не просто плохая новость. Это был просто провал по всем фронтам.
Игорь сделал глубокий вдох-выдох. Так, нужно успокоиться. Думай, Игорь, думай. Для начала стоит выяснить, действительно ли у Прокопенко точная информация или же это ложный след? Если точная, то ехать стоит незамедлительно, чтобы начать рыть… в кардинально противоположном направлении. А если информация ошибочная, еще выдохнуть на оставшиеся пять дней заслуженного отпуска.
Подумав, Гром решил позвонить Прокопенко чуть позже, для начала стоит «обрадовать» Волкова и Разумовского, кто бы там в последнем сейчас не сидел.
Игорь спустился вниз и услышал тихий разговор из-за приоткрытой на улицу двери. Он подошел к порогу и осторожно взглянул в тонкую щель.
Разумовский, растрепанный и какой-то поникший, сидел, уткнувшись лбом в грудь Олега, а тот как-то чересчур нежно гладил его по голове.
Игорь с минуту наблюдал за этой идиллией. Подколки Птицы за завтраком натолкнули Грома на определенные мысли по поводу отношений между Олегом и Сергеем. Порой Игорь случайно замечал взгляды друг на друга, осторожные касания, это совершенно детское желание Сережи прижаться к Волкову как можно теснее. Дружба дружбой, но взрослые друзья-мужики так себя не ведут. Или ведут?
Всё, что Игорь знал об их прошлом, сводилось к катастрофично малому объему информации: оба из детского дома, привязаны друг к другу с детства. На первом курсе института их пути разошлись — Разумовский остался учиться, Волков отчислился и ушел в армию. Но, видимо, они поддерживали связь. Потом Олег стал наёмником, а Сережа неожиданно пошёл в гору со своей соцсетью. А дальше… Дальше Разумовский спятил и решил жечь — в прямом и переносном смысле.
Игорь прикрыл дверь. Идти к ним сейчас и портить эти редкие минуты спокойствия ему не хотелось. Однако мысль о том, что их, возможно, обнаружили или скоро обнаружат, не могла не нервировать. При этом Игорь отдавал себе отчет, что и сам может сильно подставиться.
Его мрачное настроение не укрылось от пришедших вскоре Олега и Сережи. То, что это был именно Сережа, сомневаться не приходилось — никаких развязных движений, никакой театральности. Разумовский кутался в свою толстовку и бросал на Волкова и Грома нервные взгляды.
— Я в норме, — робко улыбнувшись, сказал он Игорю.
Гром кивнул.
— Приятно слышать.
Олег опустился в кресло, Сережа тут же пристроился на подлокотнике.
— Сереж, сломаешь, — заметил Волков.
— Я аккуратно, — тут же заспорил Разумовский.
Олег вздохнул и ничего не сказал.
Игорь внезапно почувствовал себя лишним. Возможно, в его отсутствие Олег просто перетащил бы Сережу к себе на колени.
Гром тяжело вздохнул и собрался уйти к себе, но Сергей неожиданно крепко схватил его за рукав:
— Игорь, что случилось?
— Ничего, — соврал тот, но Разумовского этим не убедил.
— На тебе лица нет. Это из-за Птицы, да? Я поговорю с ним.
— Нет, не совсем. Вернее, дело не только в нём, — Игорь бросил многозначительный взгляд на Олега. Волков тут же сосредоточенно подался вперед, весь превратившись в слух.
— Я получил смску от Прокопенко. Это мой начальник… Короче говоря, есть информация о твоём местонахождении, — сказал Гром.
Эта новость была воспринята по-разному: Волков напрягся, готовый в любой момент схватить Сережу в охапку и с боем прорываться сквозь любые преграды. Разумовский же побледнел и, нервно сглотнув, тут же полез в карман за мобильным проверять новости.
— Но как же… Я только недавно искал информацию, там полная чушь…
— Если у полиции что-то есть, они не станут делиться с прессой, — отрезал Гром.
Сережа перевел взгляд с него на Волкова.
— Олег…
Тот смотрел прямо, но в светлых глазах Игорь не видел ничего. Олег словно закрылся в себе, как в раковине, о чём-то сосредоточенно думал. В комнате ненадолго повисла тишина.
На Сережу больно смотреть — он нервно хрустел пальцами, теребил край толстовки, встряхивал отросшей рыжей гривой и поминутно оглядывался по сторонам, словно ожидал неожиданного нападения.
Наконец Игорь не выдержал:
— Не суетись. Я пока не знаю, что у них есть. Позвоню Прокопенко и, если надо, сегодня же вернусь в Питер.
— Но нам в любом случае нужно уезжать отсюда, — бледными губами сказал Сережа, — это место совсем небезопасно.
— Отчего же? — Игорь передернул плечами, — я знаю, как думают те, кто пытается тебя поймать. Они уверены, что ты по возможности попытаешься уехать из страны. А если и решишь остаться, уедешь в какую-нибудь Тмутаракань. Вряд ли кому-нибудь придет в голову мысль, что ты настолько обнаглел, что решил перебраться из культурной столицы в столицу действующую.
Сережу это не успокоило. Казалось, он был готов сорваться в любой момент.
— Я пойду соберу вещи, — прошептал он, но тут на его запястье сжались крепкие пальцы. Олег тряхнул головой, сбрасывая оцепенение, и твердо сказал:
— Спокойно. Игорь, позвони Прокопенко. От этого и будем плясать. Собраться успеем.
— Почему ты так спокоен? — взвился Сережа.
Олег резко дернул его к себе, обхватил поперек туловища, крепко прижав руки Сережи к бокам, и вкрадчиво произнес:
— Потому что если бы в Питере действительно знали о твоем местонахождении, Грома бы, скорее всего, не вызывали туда.
— Но он же в отпуске, — нервно ответил Сережа.
— И при этом написали именно ему, значит, рассчитывали, что Игорь не откажется вновь вести это дело, — отрезал Волков и слегка встряхнул его, — остынь, Серый. Никто тебя не бросит. Ты помнишь, что я сказал тебе по поводу больницы? Ты больше туда не попадешь. Я дал слово.
Сережа сглотнул, глядя в глаза Олега. Подался вперед, уткнулся лицом в его плечо и прерывисто вздохнул, явно подавляя рвущиеся наружу рыдания.
— Тише, — Волков ослабил хватку и принялся гладить его по спине, — спокойно, Серый. Я с тобой.
Игорь, весь этот диалог выслушав молча, достал свой телефон и отошел позвонить. Вернулся он довольно быстро, но этого времени хватило, чтобы Разумовский взял себя в руки. По крайней мере, выглядел он пободрее, чем когда Гром уходил.
— Прокопенко сказал, что пришла информация о том, что кого-то, похожего на тебя, видели по дороге Питер-Москва. Но никто не знает, действительно ли ты сейчас в столице. Да и то, что это ты, гарантий у них нет. У меня предложение — я поеду в Питер и попытаюсь увести след в другую сторону…
— Нет, — Олег резко поднялся на ноги, — поеду я.
— Почему ты? — одновременно спросили Сергей и Игорь.
— Потому что ты — в отпуске, — Волков ткнул пальцем в Грома, — и будешь его догуливать. А я подключу свои связи. Вам придется несколько дней, может быть, неделю, побыть одним. Справитесь?
— Олег… — Разумовский смотрел на него широко распахнутыми глазами. Казалось, он не верил своим ушам.
— Это решено, — отрезал Волков.
— У меня осталось всего-то пять дней, — неуверенно напомнил Гром, — да и компания… Сергей, я и Птица…
— С Птицей договоримся, — в голосе Олега звучала непоколебимая уверенность, — он и сам не дурак, понимает, что к чему. А если за неделю не уложимся, ты, Игорь, из отпуска плавно перейдешь на больничный.
Гром поперхнулся на вдохе.
— В смысле?
— В коромысле, — огрызнулся Олег, — найдешь, как выкрутиться. Скажешь, что сломал ногу. Или сломай её на самом деле.
Игорь несколько минут молча разглядывал лицо Олега, а потом, не удержавшись, фыркнул в кулак.
— Извини, Олег, но у тебя как с головой?
— Отлично, — отозвался тот, — получше, чем у Серого.
Разумовский сполз с кресла на пол и снизу вверх смотрел на Волкова и Грома пришибленно и испуганно.
— Ладно, — Олег хрустнул шеей, разминая, — пойду собирать вещи.
Он вышел из комнаты. Сережа потерянно смотрел ему вслед, после чего повернулся к Игорю с совершенно несчастным выражением лица.
— Не смотри на меня так, — покачал головой Гром, — я сам не в восторге.
Разумовский раздумывал недолго. Он вскочил на ноги и бросился за Волковым.
Игорь протяжно вздохнул. Кажется, веселье начинается.
***
— Ты точно должен уехать? — Сережа сидел в кресле, поджав под себя ноги, и смотрел на собирающего в большой рюкзак вещи Олега.
— Серый, мы же уже это обсудили, — Волков бросил на него усталый взгляд, — так нужно. Ради тебя. Я не хочу уезжать, но есть вещи важнее этого. Твоя безопасность, например.
— И насколько? — произносить слово «уедешь» для Разумовского с каждым разом становилось всё сложнее, и звучало как приговор.
— Постараюсь уложиться дней в пять-шесть. Но обещать не буду, Серёж. Я уже связался с несколькими хорошими знакомыми, они готовы помочь.
— Как же я буду… тут без тебя, — Сережа закрыл руками лицо, скрывая подступающие слезы.
Олег бросил рюкзак на кровать, подошел к нему, сгреб в охапку и встряхнул:
— Давай-ка я напомню тебе, кто ты есть, Серый. Тебе больше не восемь лет. Ты не в детском доме. Никакая Елизавета Владимировна не погонит тебя с чердака спать. Ты взрослый человек, Сережа. Тебе двадцать четыре года. Ты создатель социальной сети. Ты миллиардер. Черт возьми, почему я должен тебе об этом говорить?! — прошипел он, по-прежнему крепко сжимая его предплечья.
Сережа прикрыл глаза, переваривая услышанное. Он действительно на какое-то время совершенно забыл про эти моменты. Странно, но после психиатрической клиники в его голове некоторые воспоминания подверглись определенной деформации. Чувствовал он себя по-прежнему тем мальчишкой в растянутом свитере.
Разумовского била дрожь. Олег несколько секунд пристально разглядывал его лицо, после чего неожиданно ласково провел согнутым пальцем по его влажной от слез щеке.
— Серый… Послушай меня. Я сделаю всё, слышишь, всё, что нужно, чтобы защитить тебя. И я вернусь, Серый. Слышишь меня?
— Обещаешь? — очень тихо спросил Разумовский.
— Я вернусь, — повторил Волков. Рывком дернул Сережу к себе, прижимая к своей груди, после чего так же резко отпустил, схватил с кровати рюкзак и быстро вышел из комнаты.
Разумовский сжался в комок, чувствуя себя восьмилетним мальчишкой с разбитыми коленками и ссадинами на лице и руках. Олег ушел, а это значило только одно — он снова остался один.
***
Птица равнодушно наблюдал за прощанием Сережи и Олега. Он сидел на подоконнике и видел, как отъезжала машина. Перед этим Волков и Гром о чём-то перекинулись парой слов.
Тот факт, что их, возможно, обнаружили, не тревожил Птицу. Он был спокоен и предвкушал отличный отдых, в особенности, когда над душой не будет стоять Волков. Олег был другом Сережи. С Птицей они установили что-то вроде нейтралитета. Временного.
Рваное дыхание Тряпки нервировало Птицу. Он с раздражением раскрывал и снова складывал крылья, изредка поглядывая на сжавшегося в кресле Сережу.
— Ну что, надолго хватило его обещания никогда тебя не бросать? — ехидно бросил он.
— Замолчи, — шепотом отозвался Сергей, — даже не пытайся.
— Я еще даже не начал, — ухмыльнулся Птица, — да ладно тебе, что раскис? Волков уехал, но с нами остался Гром! И вот с ним-то мы можем прекрасно провести время.
— Оставь Игоря в покое! — тут же взвился Сережа, — ты его не тронешь!
— Да не трону, не трону, — Птица насмешливо взглянул на Разумовского, — сначала займусь тобой, Тряпка.
— Перестань меня так называть, — слабо огрызнулся Сережа, — от тебя не дождешься сочувствия.
— Конечно, нет. Ты хочешь, чтобы я взял тебя на ручки, погладил по головке, поцеловал в лобик и сказал, что всё будет хорошо? — издевательски поинтересовался Птица, — возьми себя в руки, ты, размазня. Волков уехал прикрывать твою задницу. Что ж, это понятно, почему. Ему твоя задница ой как нужна.
Сережа вскочил на ноги и бросился к Птице.
— Тварь! Какая же ты тварь! Бесчувственная сволочь! Ненавижу! — закричал он.
— Хо-хо, какие эмоции! Мне нравится! Наконец-то! — Птица с неприкрытым удовольствием наблюдал за попытками Сережи его ударить. Птица ловко уклонялся, и Разумовский чаще мазал, а иногда попадал по мебели и после этого шипел от боли.
— Уймись, птенчик. Так ты ничего не добьешься. Хочешь выплеснуть свою злость? Сделай это. Внизу сидит Гром. Если ты помнишь, это он поймал нас, — ухмыльнулся Птица.
Это подействовало диаметрально противоположным образом — Сережа замер, тяжело дыша и исподлобья бросая на него полные ненависти взгляды.
— Дело вовсе не в Громе, — наконец выдохнул он, — а в тебе. Это ты это начал.
Птица скучающе вернулся обратно на подоконник.
— Ты неблагодарный свинтус, Сереженька, — совершенно спокойно сказал он, — я пытался спасти наше общее тело. Ты не помнишь, потому что был тогда пьяный в стельку, как однажды вечером, открыв окно, едва не вывалился с двадцать седьмого этажа. Забывал пожрать, часто не ложился спать. Как ты думаешь, Сереженька, почему ты на здоровье особо не жаловался? Ну, кроме проблем с головой, о которых нам с тобой уже прожужжали все уши? Да потому что я оттащил тебя от окна, я силой впихивал в тебя еду, я переносил наше бесчувственное тело на диван или хотя бы на пол, чтобы ты не свалился со стула и не напоролся виском об угол стола! Ты, неблагодарный, вечно скулящий сгусток рефлексии, выжил только благодаря тому, что я вовремя хватал тебя за шкирку на протяжении большей части твоей жизни! А теперь я, оказывается, тварь! Да и пусть, Сережа. Я тварь, а ты — не видящий дальше своего носа инфантильный трус. И, если честно, меня это все задрало, — с этими словами Птица толкнул когтистой рукой оконную раму и выпрыгнул на улицу.
Сережа подавил крик, рвущийся из груди, и бросился к подоконнику. У самой земли Птица расправил крылья и взмыл вверх. Несколько секунд — и он исчез.
Разумовский ошарашено оглянулся, ища подтверждение, что всё происходящее ему только показалось. Но всё намекало на то, что это была правда. Отсутствующие вещи Олега, раскрытое нараспашку окно. А еще ужасающее ощущение пустоты в груди.
Сережа сделал несколько шагов к креслу и замер. Пол под ногами качнулся, кресло и торшер рядом с ним сделали резкий кульбит. В висках что-то ощутимо кольнуло, и Сережа ничком рухнул на ковёр.