Отражение пламени

С наступлением утра Кеджиро вновь засыпает. И Хакуджи ужасно рад, что не нужно думать, о чем говорить хотя бы в ближайшее время. Потому что в голове ни одной приличной мысли. Потому что взгляд от расхристанного полуобнаженного Кеджиро отвести довольно трудно. Потому что он убей не понимает, что происходит. Разве что у себя, сам с собой, он может произнести: «Итак, ты чуть не убил этого парня, насильно обратил и чуть не трахнул. Хорошо, что сейчас господин Музан мои мысли не читает!» От мысли о том, что о подобном может узнать прародитель, Аказа громко, неприлично и истерично хохочет. Ржет, как больной укурок. Благо никто не слышит. А вот убежище стоит сменить, потому что сопляки из поезда наверняка будут их искать. Такие слабые, но… Хакуджи вздрагивает, осознавая. Да, слабые. Но своих они не бросают. И не бросят. Рванут искать, презрев то, что рядом с ними третий из высших лун. Презрев то, что могут так легко умереть. Да и остальные столпы могут подтянуться уже этим днем! Они могут начать рыскать по лесу сейчас, пока Аказа находится здесь, вынужденный сидеть под землей как крот какой-то. Но куда им бежать? В крепость бесконечности, где находится господин Музан, который может убить их обоих просто по велению левой пятки? И это если не думать про Доуму, который тут же пристанет, как назойливая муха. А значит нужно продолжать поиски голубой паучьей лилии, пока господин не приказал обратное. Это, если так подумать, неплохой шанс продлить свою жизнь. И то, что случилось за несколько часов до рассвета… Аказа не знает, как это объяснить. И не знает, как это даже попросту понять. Он обратил человека в демона, и тот до сих пор сохраняет свою личность и рассудок, он довольствуется одной лишь кровью демона и впадает в спячку утром на весь день. А да. А еще у Аказы от него вполне так едет крыша. Последнее очень легко проверить. Потому что сев рядом с новообращенным и проведя ладонью по волосам, демон не может не вспомнить тот ненормальный поцелуй и литые тренированные мышцы спины под своими ладонями. Взгляд падает на катану с красным лезвием. Может, и правда оставить ее соплякам? Пусть утрутся и прекратят его донимать!

***

Танджиро Камадо в который раз распутывает бинты, пытаясь удрать на поиски столпа пламени. На самом деле, произойти тогда могло всё, что угодно. И вполне могло выйти так, что демон тащил Ренгоку, чтобы сожрать, а его поведение с передачей крови? Да всякое же могло быть! Может, он его сожрать решил, а вел себя так по обще-демоническому психозу! Демоны же все с прибабахом. И все же Танджиро не чувствовал от демона запаха злости в бою со столпом пламени. Вечером, пока не зашло солнце, Незуко сидела рядышком и искренне, очень по-своему, старалась его утешить. Сейчас она сидела в ящике, но благо, что это, пожалуй, действительно помогло. Сегодня их собирались доставить в поместье бабочки для лечения полученных ранений. Но, как сказал Зеницу, — ранения у них в большинстве были скорее душевные. Даже Танджиро с его раной от шила в животе страдал именно что от того, что не смог даже попытаться спасти Ренгоку. Что он просто лежал и смотрел на то, как этот невероятный человек сражается ради него, как чертов ни на что не годный балласт. — Прекращай страдать херней, Манджуро, я уже говорил, не нужно тупо страдать, просто выздоровей и прикончи того розововолосого урода! — громыхнул рядом Иноске, ероша Танджиро волосы с такой силой, что он попросту едва не клюнул носом землю перед собой.  — Иноске… — Просто заткнись. На пожри, тут еду раздают, — в руки Танджиро резко тычется тарелка с удоном, и тот едва удерживает ее от того, чтобы не расплескать на себя бульон с лапшой.  — Спасибо! — Да заткнись ты! — тут же отворачивается от его улыбки кабаноголовый и, развернувшись, идет прочь, нарочито высоко вскидывая ноги, чтобы громче топать. Хорошо, что под маской не видно насколько сильно у него покраснели уши. Наконец севший на плечо Танджиро ворон повещает, что к ним движется Шинобу Кочо для руководства поисками столпа пламени. Ренгоку, приходя в себя, с изумлением чувствует, что его с тихой руганью куда-то несут, довольно бережно прижимая к груди. И это, пожалуй, не странно, как то, что наваливается на и без того пребывающего с дня обращения в тумане Кеджиро. А наваливаются воспоминания. И очень скоро оказывается, что демоны, что поразительно, умеют краснеть. Ну или это Кеджуро Рэнгоку такой уникальный. Заметив, что его ноша очнулась да еще и слегка сменила раскраску, Аказа поначалу тихо фыркает, а после усиливает хватку, не позволяя новообращенному вырваться. — Долго же ты спишь, Кеджиро! Но мне нравится. Чтобы тебе ни снилось, на такую улыбку хочется смотреть долго! — произносит он в своей привычной манере, а Ренгоку думает, что очевидно как-то уже привык к подобному, и его даже не коробит так, как раньше. Упоминание о сне заставляет нахмуриться. Судя по освещению, солнце едва зашло за горизонт. — Я же не обязан рассказывать, что мне снилось? — Нет, но если тебе захочется, выслушаю! — ухмыляется третий и осекается, поспешно отшатываясь в сторону, а Ренгоку, осознав, что он видит, заполошно дергается в чужих руках. — Я так надеялась, что мальчики ошиблись, Ренгоку-сан, — грустно выдыхает Шинобу Кочо. не опуская своей катаны, а Аказа кривится. — А я надеялся, что нас найдет кто-то из тех дурных сопляков, а не девчонка! — кривится он, и Кеджиро четко осознает, что демон не хочет сражаться с Хашира Насекомых. Совершенно. — А я рад, что здесь именно вы, Шинобу-сан, — тихо произносит Рэнгоку, дергаясь и морщась от слишком крепкой хватки. Зато удается заметить свой клинок ничирин, заправленный за пояс демона. И стискивает зубы. Нужно наконец закончить всё это. Потому что с каждым часом этой перекрученной жизни он свыкается со своим новым состоянием. И недавнее безумие тому яркий пример — Ренгоку начинает нравиться. И в этом нет ничего хорошего. Ведь что, если от крови людей он и вовсе навсегда утратит рассудок, упиваясь вечной эйфорией? — Ох, Ренгоку-сан, — горько произносит Шинобу, просто не зная как теперь быть. О да, она нашла тело Ренгоку Кёджиро как и собиралась. Вот только беда. Он теперь демон и значит, что жизнь эта — не надолго. И судя по его открытому выжидающему взгляду, он с ней совершенно согласен. Безусловно, встреться им кто-то из сопляков или очередная мелочь низкоранговая, Аказа просто рванул бы вперед, затаптывая врага, как мусор. Но тут против него хашира. И к тому же женщина. И их Аказа старается тупо не трогать. Потому что иначе вообще перестанет быть собой. Раз и навсегда. Даже для Аказы есть нечто основополагающее, его личная клятва самому себе. И все же он упрямо ставит на ноги Кеджуро, отлично понимает, что не может себе позволить дать ему умереть. Даже если пламенный хашира действительно этого хочет… Потому что даже сейчас Рэнгоку пылает не хуже, чем раньше. Он живой. Слишком живой для обращенного. И его хочется держать в руках, впитывая тепло и запах костра, исходящий от волос. И активируя «компас», Аказа не может не повернуться к Ренгоку. — Не умирай, Кёджуро. Слово «пожалуйста» никогда не будет озвучено.