Несоответствия

– Мда, – сказал отец, – странно, пора бы ему плыть назад. Он что, не слышит? Феанаро, который сидел, прислонившись к стволу, и только-только воспроизвёл под закрытыми веками нужный рисунок, чтобы дальше добавлять детали, хмыкнул что-то неопределённое. Ну да, ну да. Семейный поход к озеру. Отец, меня бы это порадовало, будь мне столько же, сколько Ноло сейчас, и то не факт – хотел Феанаро ответить, но не ответил, потому что отец редко просил не о чём-то, что связано с Индис, да и вообще, будем честны, не так часто просил. Может, он сам хотел отдохнуть, и если выбирал для этого самую странную компанию из возможных – кто Феанаро такой, чтоб его отговаривать. Он мог бы взять одного Ноло, или одного Феанаро – всё было бы понятнее, чем вот так вот, их двоих. Иногда Феанаро очень хотелось заглянуть в мир, в котором жил отец – где у Феанаро действительно был брат, и где все ладили, в рамках разумного, и где ничто, наверное, не мешало счастью. Наверное. Попытки представить, как всё это выглядит со стороны отца, неизменно озадачивали – будто бы Феанаро пытался прочитать чертёж, который кто-то повернул на тридцать градусов. Или на все шестьдесят. Или даже вверх ногами. Озеро было их с отцом, заветное. Он знал, что сюда ходят и другие эльдар, как им не ходить, но когда сюда в прежние годы являлись Феанаро с отцом, на берегу почти что никогда никого не было. Следы у воды не в счёт. То, что отец позвал сюда Нолофинвэ – что же, это было огорчительно, но ожидаемо, он же ведь так старался не делать между ними разницы. Но неужели нельзя было взять на прогулку всё-таки кого-то одного, и неужели так уж обязательно было брать в дорогу – какая там дорога, три часа пешком! – неужели нужно было тащить в дорогу все эти сырные крендели от Индис! Насчёт кренделей – это было обобщение, Феанаро понятия не имел, что она запихнула им с собой, сама при этом деликатно отказавшись идти. Решила дать сыновьям побыть с отцом. Поздно решила! Ну так вот, теперь из сумок кисло пахло нагревшимся сыром и ещё чем-то жирным и солёным, и Феанаро обречён был до конца дня вежливо отвечать отцу, что нет, не голоден, да нет, задумался, да нет, ничего такого, нет, нет, нет… – Странно, – сказал отец, – раньше он, кажется, не заплывал так далеко. Нолофинвэ! Нолофинвэ, и впрямь заплывший дальше, чем Феанаро мог бы ждать от такой малявки, обернулся и помахал рукой – мол, всё в порядке. – Он растёт, – сказал Феанаро неопределённо, имея в виду «если кому-то взбрело в голову уплыть в дальнюю даль, то и зачем ему мешать». Хорошо бы он вовсе уплыл из их с отцом жизни, но такого быть не могло, и мысли эти Феанаро сам у себя пережидал, как дождь при солнце или как муху на стекле – мелочь, досадная и дурацкая, никто не примет всерьёз. – Ты прав, – сказал отец, – вы оба так быстро растёте. От этого вздоха Феанаро тоже вдруг захотел убраться прочь – и, так как рядом всё ещё было озеро, он наконец разделся и последовал примеру Ноло – прочь от спёртого сыра, от отцовской печали, от собственных незаконченных рисунков. Пока плывёшь – можно вообще ни о чём не думать, особенно если ещё и закрыть глаза. У другого берега ветви старых ив сомкнулись над водой, и каждый год стволы то торчали из воды, то погружались под неё – в зависимости от дождей, и, наверное, от настроения Манвэ – и тогда можно было оседлать ивы прямо в озере же. Феанаро в детстве никогда не хотел отдыхать, рвался обратно плыть без всякой передышки, и отец тогда говорил с предельно серьёзным лицом: – Ну, знаешь ли, Феанаро, я-то ведь устал. Давай-ка найдём, где тут можно посидеть. Взобраться на берег тут было возможно, но тяжело, за ивами ничего толком видно не было, а дно было илистое и покрытое то ли корнями, то ли сплетёнными старыми ветками. В любом случае – неудобно наступать. Интересно – Нолофинвэ отец тоже показывал эти скрытые ивы? Феанаро даже открыл глаза. Наверняка этот выскочка сейчас сидит на одном из стволов или лежит в воде и переводит дыхание. И если он думает, что Феанаро что-то ему скажет, насчёт слабости и упорства, то он ошибся – была охота ещё сильней портить и так дурацкий день. Но Нолофинвэ, оказалось, тихо плыл обратно. Он в себе – вот так сразу, без передышки? Ему там руки не сведёт? Что, самый сильный здесь? Феанаро выругался себе под нос, подплыл поближе. Нолофинвэ и головы не повернул, только спросил, будто бы это Феанаро вечно его отвлекал, а не наоборот: – Что? Наверное, если он рассмеётся посредине озера, отец подумает что-нибудь не то. Поэтому Феанаро спросил в тон: – Тебе не много? – Что? Нет, ты подумай. И смотрел-то он по-прежнему строго вперёд, и плыл-то почему-то по подбородок в воде, иногда только задирая голову, как пёс. – Ты позабыл другие слова? Я говорю – устанешь плыть так долго. – Не твоё дело. – Моё, пока ты можешь в любую секунду ни с того ни с сего пойти ко дну и встревожить отца. Что, будешь говорить, ты полон сил? А я думал, отец учил тебя не врать. – Не твоё, – Ноло всё же к нему развернулся, вздыбив воду, – дело. – Ты что, уже и дышишь тяжело?.. На суше Ноло мог бы от него сбежать сейчас, и скорее всего так же и сделал. Когда один из них ускорял шаг, другой не нагонял почти никогда – ну, если только Ноло в раннем детстве очень хотел обнять его ещё раз, или если Феанаро уверен был, что беспорядок в его комнатах устроил Ноло и никто другой… На воде Феанаро поравнялся с ним легко. Ноло смотрел на берег и на отца, и больше никуда. Может, считал про себя. – А на воде, – заметил Феанаро как бы между прочим, – можно и лежать. Ноло молчал. Отчаянные усилия. Если бы это не был именно его младший словно бы брат, Феанаро бы уже взъерошил ему волосы и рассмеялся бы. И в кого он такой упрямый, не в отца же? И на нос кому-то налип ивовый лист. По правую руку от Ноло спешил куда-то по своим делам водяной жук с длинными лапами. – Отец, – сказал Феанаро, – всё равно же заметит, что ты дышишь тяжело. С кем ты поспорил? Молчание. Ноло ввинчивался в воду, как в задачу, учебник, старую поэму, – как в любое трудное дело, которое считал необходимым выполнить. – Вообще-то плавать весело, – заметил Феанаро, – а не изнурительно. Ты везёшь на себе ивовый лист. – Ну и везу. – Ну и вези тогда! Что ты упёрся? Ты болтаешься на месте. – Тебе-то что за разница? Не драться же в воде. – Вернись обратно к тому берегу и отдохни. – Я доплыву. Вдруг он замолотил ногами по воде – может, это была попытка прекратить разговор, а может, признак усталости – до этого-то плыл почти бесшумно. Вода цвела этими мелкими зелёными крупинками, сама была зелёная – лесная. – Отец решит, что ты тонешь. – Пошути ещё! На озере сложно преградить дорогу, но Феанаро всё-таки обогнал брата, заплыл вперёд него и так остановился. Он не чувствовал воду, не прикладывал усилий – видно, чем старше становишься, тем охотнее озеро держит себя само. Чем менее важно становится вот это вот «не задохнуться на глазах отца», тем проще правда плыть. Смотреть на ветки, на небо, на жуков этих. Итак, Феанаро преградил дорогу Ноло и спросил: – Это у тебя такая новая форма хвастовства – себя изводить? Так я не отец, не впечатлюсь. И он не впечатлится. – Конечно, – нет, он и правда тяжело дышал, Феанаро не чудилось. Но как же он вещал! Будто стоял сейчас у подножия трона, а не мёрз на озере. – Конечно, Феанаро, кому как не тебе знать всё о хвастовстве! А теперь дай проплыть. Феанаро лёг на спину, раскинул руки, и, глядя на водяного жука на своей ладони, сказал: – Лично я собираюсь отдохнуть, а ты тони когда захочется, дело твоё. Раз, два, три, и. Если он что-то в чём-то понимает, сейчас кое-кто взорвётся. Вода залила уши. Хорошо спать на воде, да только не дают. – Да что ты понимаешь! Вот оно, конечно. – Я? – Феанаро нарочно открыл один глаз, даже не оба, а сам прикидывал: если он вот сейчас пойдёт ко дну, этот маленький самоуверенный тот-кто-мог быть братом, я же успею подхватить? Конечно, если нырну. – Ну разумеется, я ничего не понимаю. Поведай же мне? А ещё его может свести судорогой. Это самому Феанаро тепло, потому что ему всегда тепло, если только он не поссорится с отцом, а этому наверняка ведь очень холодно. Открыл второй глаз. Так и есть – мурашки. Эхом откликнулся отец: – Что у вас там? – Плывём назад! – откликнулся Феанаро излишне бодро, покосился на Ноло и осознал – да нет же, не плывут. Ему и правда холодно. Может, он тоже ненавидел тот поплывший сыр и тоже не притронулся к еде, Феанаро за ним как-то не следил. – Поплыли обратно на тот берег, – сказал вполголоса, – там отдохнём. Тебя всего трясёт. – Подумаешь. – Ну подерзи мне ещё тут. – Там некуда… там нет подъёма ведь! – Там под водой деревья, можно отдохнуть. А ты думал, они вздымаются из ниоткуда, да? Отец стоял на том, исходном берегу, где спуск к воде был пологим и шёл по траве и песку – и смотрел так, будто раздумывал, не доплыть ли до них и ему тоже. – Всё хорошо! – крикнул Феанаро очевидную ложь. – Я просто хочу ивы показать! Это должно было сработать, вообще-то, это же так мило и правильно, когда твой старший сын передаёт секреты младшему. Наверное. Во всяком случае, очень в духе отца было бы так считать. Нолофинвэ меж тем разинул рот, чтобы вдохнуть воздуха, вдохнул вместо этого неудачно набежавшую зелёную рябь и закашлялся, и Феанаро схватил его за руку. – Цепляйся за плечи. Обхвати меня за шею и цепляйся. – Чтоб ты потом припоминал мне это десять лет?! Решительно невозможно. Нолофинвэ всё ещё кашлял, отец пока отошёл от воды, но смотрел всё равно на них обоих, и наверняка проклинал свою же идею семейной прогулки – и поделом, – а он, Феанаро, посреди озера пытался уговорить полубрата отдохнуть. – Цепляйся, или я скажу отцу, что… Нолофинвэ повис на нём всей тяжестью, как будто хотел утянуть под воду или придушить. До ив они доплыли быстро – или, конечно, Феанаро доплыл быстро, а этот на спине, и впрямь заледеневший, так только, дёргал ногами и без толку тянул за волосы. – Пощади волосы, будь добр. – Как будто я нарочно! Всё-таки Феанаро выволок его на берег и усадил где-то среди корней. Хорошо было бы ещё и растереть, но вся одежда оставалась на том берегу, поэтому пришлось попросту прижать этого к себе и снова понадеяться, что он, Феанаро, и правда иногда такой горячий, как иногда шутил отец. С косы у Ноло текло и весь он стал какой-то как мокрая ветка. Послушно уткнулся носом Феанаро в живот и всё-таки огрызнулся: – И не нужно было! – А что нужно, смотреть, как ты замёрзнешь? Про судороги слышал? А про омуты? Никаких омутов тут не было и быть не могло, отец бы обязательно рассказал, но этот хоть бы устыдился тут! Так нет, глазами сверкал. И ступни ещё все в какой-то глине… – Пусти меня! – Да кто же тебя держит? – Феанаро отступил на шаг и чуть было сам не растянулся на корнях. Неудобный берег. – Ты что вообще придумал, почему уплыл? Иногда, когда Феанаро смотрел на Нолофинвэ не как на препятствие и не как на причину некоторых вещей, он видел – ну, ребёнка как ребёнка. Ничего про него не было понятно, кроме того, что упрямей эльда свет не видывал. – Хотел. – Понятно что хотел, но что за подвиги? Обычно Феанаро предоставлял такие вещи разбирать отцу. А если Нолофинвэ не скажет и ему, то скажет своей матери, и в любом случае, ни один закоулок его сердца не останется неисследованным и неосвещённым. О нём есть кому позаботиться. Но вот сейчас… – Ты понимаешь, что ты мог пойти ко дну и всё? – Я сильный вообще-то. – Да ну что ты? – Я хотел себя испытать. – Тебя кто-то подбил на это? – Ты. – Что? Ещё всякие тут полуутонувшие с листьями в косах его не обвиняли не пойми в чём. – Когда это я говорил тебе переплыть озеро дважды и без отдыха? Тем более это озеро, холодное? Нолофинвэ замолк. Где-то рядом, за завесой деревьев, что-то выясняли друг у друга звонкие птицы. – Я что, из ума выжил, когда это говорил? Или ты врёшь мне сейчас? Ни о каких озёрах Феанаро с полубратом не разговаривал и в этом был уверен – ну, почти что. Он мог в запале что-нибудь такое бросить, походя – какую-нибудь метафору, и этот мог как-нибудь так понять… – Я не вру! Его опять трясло – и не от холода. Не то что Феанаро разбирался в юных эльдар, хотя отцу с Нолофинвэ и старался помогать. Иногда, в хорошие дни. Отцу, не Индис. Но вот теперь – либо Ноло всё-таки испугался озера, либо был младше, чем Феанаро помнил, что вряд ли, либо… – Ты ел? – Какое тебе дело! Очень интересно. – Такое дело, что ты сын моего отца. Можно, конечно, хотя бы часть пути пройти по берегу – там есть тропа. Можно, но неудобно, но и плыть с этим на спине… А так придётся тащиться по старой листве, по упавшим веткам и валар знают ещё по чему. – Отец, мы обогнём!.. Дождался кивка и правда вытащил Нолофинвэ на тропу сквозь заросли, которым и названия-то не ведал. Всё переплелось. – Пошли. – Я мог бы плыть. – Знаю, что мог бы, только не сейчас. Когда я подбивал тебя переплыть озеро? – Какая разница! – Может, хочу извиниться. – Что-то поздно! Так. – Если я даже говорил тебе переплыть озеро, где там были слова «замёрзни и тони»? – Я не тонул! – Замёрзни, посиней и начни кашлять? Ну? Сколько-то прошагали молча. Крик кукушки эхом гулял где-то в вершинах, перекатывался, как звон иногда под гулкими сводами. Будто бы тоже от чего-то отражался. Как вообще звук распространяется в лесу? – Нолофинвэ, я задал вопрос, – отцовский тон как будто получился сам собой. – А ты не знаешь? – Нет. Удобно было ломиться через чащу и не глядеть друг на друга – Феанаро только ветки придерживал за собой, чтоб по Ноло не попало. Удобно было ускорять шаг ещё и ещё. – Не хочешь говорить – не сетуй потом, что и я с тобой не хочу. – Ты и так не хочешь! Пауза, пауза, мелкие камушки колют ноги. Почему в любом лесу без следов каменных строений эти поганцы всё-таки оказываются. – Обычно, когда я не хочу, ты не уплываешь и не пытаешься утонуть или что-то в этом роде. Это что, чтобы я с тобой возился? От такой мысли Феанаро остановился даже – и младший чуть на него не налетел и тут же пихнул в спину. Замечательно. Отец, прости, мы долго шли, мы подрались. – Пошли, тут есть спуск. Бить меня будешь потом. Ступеньки отец когда-то вырубил прямо в тёмной глине, и теперь мокрые их ноги, и так облепленные всяким сором, по ней скользили. Ай-ай-ай, что скажет Индис, когда ей вернут этого измазанным. – Цепляйся за меня. – Я доплыву сам. – Или скажу отцу, что ты меня ударил. – Ненавижу тебя. – Какие милые признания. – Ты и так лучший во всём, а мне даже поплавать не даёшь. – Ты что, хотел сравняться со мной? – А если и так? В озере замереть не очень получалось, и обернуться мешали собственные волосы, которые Нолофинвэ своим весом опять прижал Феанаро к спине. Какая всё-таки досадная боль. – И зачем ты со мной соревнуешься в том, в чём я с тобой даже и не думал? Ноло промолчал.