Несоответствия

– Довольно, – говорит Индис, и Феанаро поражается этому голосу. Индис сейчас как будто не пытается его жалеть, и не пытается втереться в доверие и сделать вид, что ей не всё равно. Она ведёт себя так, как он ждал с самого начала, и почему-то от этого становится легче – он всё это время был прав. – Да, я не твоя мать, но я жена твоего отца, а значит, мне не может быть всё равно, что ты не спишь которую ночь. – Ты что, шпионишь за мной? – Встать к младшим и увидеть свет из-под двери – это не называется шпионить, Феанаро. – А Арьо что, уже не спит с тобой… с тобой и с отцом? – Вот видишь, – говорит Индис и тянется, чтоб достать с полки очередной травяной сбор – все ваниар на них помешаны, как видно, то венки, то это. – Ты тоже знаешь о наших делах, и я, заметь, не говорю тебе, что ты шпионишь. Пока мы живём под одной крышей – все мы связаны, и изволь, наконец, это учитывать. – Ты хочешь, чтобы я покинул этот дом? Места, где он мог огрызнуться, отболтаться, места, где он мог бы побыть самим собой, будто становится всё меньше и меньше – так волна набегает на песчаный холм и вымывает из-под ног одну, вторую горсть. – Я хочу, чтобы ты перестал использовать мои слова как повод ранить своё сердце и в том обвинить меня же. Никто не хочет, чтобы ты покинул дом, ни я, ни дети мои, ни тем более твой отец. Она говорит медленно, внушительно – совсем не так, как обычно, когда прячет взгляд и запинается. До «ну» и прочих непотребных заполнителей пауз Индис, правда, почти никогда не опускалась, но в остальном – раньше это у её ног плескалась волна, всё время норовила оттеснить. Да раньше он и был этой волной. Индис берёт одну из кружек – не его, конечно, и не отцовскую, но и не свою – одну из нераскрашенных, однотонных, ничьих, Феанаро не думал даже, что она знает, где они хранятся. Что Индис Ясная вот этими холёными руками будет измельчать мяту – пахнет мятой – и зверобой, и всё это насыпет в синюю чашку и зальёт кипящей водой. «Пусть бы она облилась», – думает Феанаро то, из-за чего бы обязательно поссорился с отцом, и это мысль, которую он на самом деле даже не считает своей, Индис уже достаточно унижена тем, что явилась в чужую семью – вот только отец, кажется, ждёт от него чего-то такого, и Феанаро говорит и ждёт – когда отец наконец скажет уходить открыто? Когда плёнка спокойствия наконец лопнет? – Пей и иди спать. – Благодарю, но нет. – Иначе ты опять столкнёшься с Ноло или Арьо и снова скажешь им что-то такое, после чего они не смогут заснуть ночью. Язык – оружие, и ты обнажаешь его в доме. Если твой сон касался бы только тебя, я бы не стала сейчас это говорить. Она ставит перед ним кружку, будто он сам возраста Арьо, и мгновение Феанаро представляет – вот он смахивает кружку на стол, вот поднимается, отряхивает тунику… Индис стоит и ждёт, скрестила руки на груди. Впервые, может, Феанаро понимает, что отец в ней нашёл, кроме фальшивого утешения. – А ты не такая, какой хочешь казаться, – говорит он и делает первый глоток. Мяту Индис, оказывается, прижала ко дну мелким круглым ситом, и теперь к нёбу ничего не липнет. Славно. А ещё она сунула туда соцветья васильков. – Ты тоже можешь злиться. А отец считает – нет. – Откуда взял ты это? Можно злиться, но выбирать другое. – А зачем? Чтоб я сходил с ума, пытаясь понять, ты ли это притворяешься или я вижу чего нет? – Притворство – это когда говорят неискренне. Я никогда тебе не врала. – Что, и все эти сказочки, как ты хотела бы, чтобы мы все были одной семьёй – что, тоже правда? – Ну разумеется, я этого хотела бы, – говорит Индис, пока по коридору со всех ног бежит кто-то маленький – скорее Арьо. – Но если сделать к тебе тысячу шагов, а ты не сделаешь ни одного – что же получится? Тысяча первый шаг, прости, тут не за мной. О, как она заговорила. Феанаро отставляет чашку и собирается уже ответить что-то, неважно что, Индис всегда легко было отпугнуть даже и очень приблизительной формулировкой – но в кухню вбегает Арьо и говорит: – Я тоже хочу! – Арьо, – говорит Индис снова с этой своей светлой, слегка сбитой с толку улыбкой, и Феанаро передёргивает, – разве не стоит сначала сказать: «Доброе утро»? – Доброе утро, – говорит Арьо и карабкается на стул рядом с Феанаро, – и тебе, мама, доброе утро. Феанаро, а что это у тебя? – Твоя мама сделала. Ты этого не хочешь, от него эльдар спят утром. – Ты что, решил спать утром? – Да, – потому, что твоя мать меня заставила, впервые в жизни, кажется, воспользовавшись логикой, – потому что до этого не спал сколько-то там ночей, и теперь грёзы меня избегают. – Ооо, – Арьо заглянул всё-таки в его кружку и сморщил нос, – оооо. Я хочу тоже так научиться. Индис смотрела на него – и это были словно два наброска один поверх другого; эта, с отточенными словами, очень взрослая, будто просвечивала через размытую и растерянную. Феанаро не нужна была её вина, не нужны были извинения – вину не искупить. Но эту, которая имела на отца право, потому что тоже родила ему детей – эту, наверное, он мог бы уважать. Возможно. Через раз. И пусть попробует сказать отцу про васильки.