Несоответствия

Во-первых, дома Финдекано не снились кошмары. Во-вторых, даже если вдруг и снились, его спальня была достаточно далеко, чтобы никто не услышал плача – это если он вообще плакал, а мы же знаем, что в таких делах никто ничего никогда не может доказать. Ну, кроме мамы, разве что. В первую ночь в доме дяди ему снились волны. Во сне никто не появлялся и не вытаскивал его из черноты одним рывком; нет, Финдекано погружался глубже, глубже, и вода была такая ледяная, что будто бы ошпаривала изнутри, когда он вдыхал. Он проснулся и долго боялся вдохнуть как следует – потому что если громко вдохнуть, придёт волна и раздавит. Растянулся на простыне. Дома они пахли лавандой и апельсином, а здесь мятой, наверное, и сажей немного. В дверь постучали. Нет, если притвориться, что он спит… – Извини, – сказал Кано, входя в комнату, – ведь невозможно было не услышать. Что, на новом месте новые кошмары? Ирмо сегодня нас не любит? – Не надо, – Финдекано говорил медленно, странно, что зубы не стучат, после ледяной-то воды, – так об Ирмо. Это разве можно? – Не знаю, – Кано сел к нему на край кровати, уже в ночной рубахе, и волосы мокрые, – думаю, он бы не обиделся. Что снилось? Первое их знакомство Финдекано помнил смутно: праздник, внезапный поход в гости, «хочу такую же лютню, как у Кано…» – и ладно он, но Кано-то наверняка всё помнил тоже. Надо как-нибудь показать, что он стал старше, что это всё было давно, подумаешь, восхищался. Поэтому Финдекано наклонил голову и сказал: – Нет, ничего. Прости, что разбудил. – Я что, похож на эльда, который собирался спать?! – возмутился Кано шёпотом. – Самое лучшее время, тишина ведь! А ты всхлипываешь не в лад, так что давай, рассказывай. – Больше не буду всхлипывать. Я не хотел тебя… – О валар, Финдекано. Думаешь, ты один видишь плохие сны? Думаешь, Майтимо раньше ко мне не вскакивал, а я не отнимал его одеяло? В этом и смысл того, чтобы в доме жило столько народу, – Кано забрался на его кровать с ногами, – сколь угодно шумного. Никто никогда не останется один. Конечно, иногда это звучит как приговор, но в основном… – Правда не сердишься? – Начну, если не расскажешь. И о, не говори отцу, что я не спал, он не любит моих ночных занятий. – Скажу, что сам тебя разбудил. Мне снилось озеро. – И ты остался на берегу совсем один? – Нет. Нет, я был в воде. А что, ты оставался… – О, нет, не слушай меня, это всё так, пустое. И что там в воде? – Я чуть не утонул. – Какие ужасы. Послушай, тебе нужно заснуть снова и выплыть, и тогда… – Но я не выплыл! – кажется, он ударил Кано в грудь, и тот сказал: «Ну уж», но не обиделся. – И не выплыву, потому что не умею толком плавать! – Ну так это же самое простое, – сказал Кано, – как раз научишься этим летом. Ну? Финдекано не отвечал, и тогда Макалаурэ придвинулся поближе, взял его за плечи и наклонился – ну, не так, чтоб быть с Финьо лоб в лоб, но близко. И сказал: – Даже если вдруг озеро опять появится, кто-нибудь обязательно тебя вытащит. Майтимо, или я, или отец, или мама, или даже Тьелкормо, или, кстати же, твой отец или твоя мать, или майар какие-нибудь. Никто и никогда не дал бы тебе утонуть, и дальше не даст. Понимаешь? Никакого озера. Я это говорю, потому что сам… Мне самому иногда мерещатся подобные вещи. Кано обнял его за плечи и прижал к себе, и выяснять, какие там подобные вещи, Финьо не стал.