***
Картинки мелькали с невообразимой быстротой, смазывались, искажались и сменялись одна за другой. Меня мутило от этой скорости, от невыносимой яркости изображений и жуткой какофонии звуков. Кто-то звал меня по имени, тряс меня за плечи, вызывая все новые приступы тошноты. Я пытался ухватиться хоть за что-то, почувствовать под пальцами хоть какую-то опору, восстановить отсутствующее равновесие. Мне больше не за что было хвататься. Рука находила лишь пустоту, вновь впивалась ногтями в свою ладонь, и я отключался, ощущая на коже такой знакомый пепел… — Йоэль… Я снова был там. Ковырял носком ботинка образовавшуюся после дождя грязь и делал очередную затяжку, прислонившись плечом к стене какой-то пивнушки. Наркотик приятно дурманил мозг, расползаясь желанной отравой по организму, и я ощущал небывалый прилив сил, делая ещё один глубокий вдох. Я заметил его почти сразу. Ярко-желтая куртка совсем невыгодно выделялась в опускающейся на город темноте. Как призыв к немедленным действиям, заставляя меня вновь и вновь возвращаться к ней взглядом. Ее владелец стоял, накинув капюшон и опустив голову так, что я не мог увидеть его лицо, и сильнее пытался вжаться в дерево, будто стараясь таким образом спрятаться от всего мира. Смешно. Он думал, его никто не заметит. Я открыл было рот, дабы привлечь к нему внимание, но почему-то одернул сам себя, замирая на полуслове. Рядом громко сматерился Мики, и я сглотнул, надеясь, что никто не заметил моего внезапного порыва. Парень вдруг поднял голову, посмотрел мне прямо в глаза и, крепче вцепившись в лямку своего рюкзака, осторожно сделал пару шагов назад, все так же не сводя с меня взгляда. Я бы мог его остановить. Указать на него пальцем, отпустив пару оскорбительных шуток в его адрес, и тогда бы он точно не отвертелся. Но я просто стоял, прилипнув к мокрой стене и не издавал ни звука, наблюдая, как его куртка мелькает между деревьев. Он был для меня никем. Просто ещё один пацан. Один из многих, имеющих несчастье попасться нам на глаза. Ещё один, которому мог бы выпасть прекрасный шанс стать новой игрушкой для всегда готового развлечься Мики. Я не мог понять, почему не сдал его. Не мог ответить сам себе на такой вопрос, лишь прикрыл веки, дабы стереть из виду обжигающую белки желтизну, и заново затянулся, чувствуя, как приятный туман предательски рассеивается. Рядом раздался громкий треск, и я вздрогнул, уставившись на выброшенную Мики банку с остатками отвратительного пойла. — Пойдем отсюда. Все равно тут нехер ловить. — Я выкинул сигарету, пару раз наступив на нее ботинком, и, не в силах себя перебороть, посмотрел в сторону деревьев. Там, ожидаемо, никого не было. — Йоэль, ты с нами? — Да…да… — мой голос слегка дрожал, и я прокашлялся, пытаясь скрыть непонятно откуда взявшуюся нервозность. Забудь о нем, Йоэль. Ему просто сегодня повезло. Я оттолкнулся от стены и сделал пару шагов вперёд, неуклюже запнувшись о ранее выброшенную бутылку. Перед глазами потемнело, и я упал, тут же вскрикнув от боли, когда что-то проткнуло кожу на ладони. Стекло… Много стекла… Оно было везде. Трескалось под моими пальцами, врезалось под ногти, пока я отчаянно пытался подняться, вымазываясь в текущей из ран крови. Она лилась потоками, смешиваясь с комьями грязи, и текла дальше, проделывая себе путь между деревьев. Я кричал, стараясь позвать на помощь, но горло внезапно сковала чья-то невидимая рука, отбирая у меня доступ к желанному кислороду, и я захрипел, ощущая, что не могу пошевелиться, не могу вырваться, сделать хоть что-нибудь… Стремительно растущая тревога захватывала разум, и я почти отключился, краем глаза замечая рядом с собой жёлтое пятно. Я потерял равновесие, мешком падая в образовавшуюся лужу крови, чувствуя, как моя толстовка быстро пропитывается алой жидкостью. Сил бороться не было. Горло саднило и ныло, и я мог лишь рвано дышать, улавливая сбоку тихий шепот: — Ты думал, я его не достану? Думал, что сможешь защитить его? Ты ещё не понял, что я всегда получаю то, что хочу? — Он присел, обхватив мое запястье, и надавил на раненую ладонь, вонзая осколки ещё глубже. — Причина всегда была в тебе. Как бы ты не пытался все изменить, ты всегда возвращаешься в одну точку. Ты не сможешь изменить того, кем на самом деле являешься, — Я повернул голову, сталкиваясь взглядом с мутной синевой его глаз. Я не видел его лица, но мне и не нужно было. Я помнил все до мельчайшей черточки. — Ты можешь сколько угодно путешествовать по своим мирам, но тут тебе не «Эффект бабочки». Я не знаю, что ты видишь, но реальный мир не может быть настолько плох, чтобы ты захотел остаться там. Он смотрел на меня, не произнося ни слова, и я, наконец, отключился, чувствуя, как текущая кровь накрывает меня с головой***
В глаза ударил яркий свет уличных фонарей, и я поморщился, делая глоток из только что открытой бутылки дешёвого вискаря. Я и не планировал напиваться. Нет, пока нет. Вечер только начинался, и мне хотелось сохранить разум трезвым как можно дольше. Мики сказал, будет весело. Нам точно будет весело. Очередной бедолага из числа ноунеймов смешно ползал по мокрому асфальту, в попытке собрать вылетевшие из сумки книги. Мне совсем не хотелось его трогать. Он выглядел так жалко, и одновременно почему-то создавалось ощущение, что в грязи в данный момент ползает совсем не он. У него дрожали руки, когда он безнадежно пытался защититься от нападающих поочередно Марка и Элви, выставив перед собой ту самую пострадавшую сумку, но он так и не проронил ни слова. Не издал ни единого звука, когда тяжёлые ботинки впивались в его худые бока. Мне отчего-то было не по себе. Я никогда не испытывал особого удовольствия от садистских игр, предпочитая, как и сейчас, держаться в стороне, но ещё никогда до этого мне так отчаянно не хотелось вылить на голову затягивающегося очередной дозой наркотика Мики все отвратительное содержимое недавно купленной бутылки. Я посмотрел в сторону, чувствуя, что ещё немного, и блевану прямо под ноги пытающегося встать пацана. Эту слабость мне точно не простят. Мики ухмыльнулся, не сводя взгляд с происходящего. Ему нравилось. Он сделал пару шагов вперёд и выхватил многострадальную сумку из рук парня, случайно оторвав цветные нашивки. Enter Shikari, Linkin Park… Кусочки ветром понеслись прочь, едва задев рукав моей куртки. Парень издал жалобный всхлип, когда нога Мики встретилась с его ребрами, и мне самому захотелось всхлипнуть. Все было не так. — Давайте, ребята, кто там хотел развлечься сегодня? Он весь в вашем распоряжении. — Марк хохотнул, затягиваясь дурью, и вновь нанес несколько ударов, хватая бедолагу за выбившиеся из-под сдвинутого капюшона волосы. Виски застряло в горле, и я закашлялся, прикрывая ладонью рот. Хотелось закрыть ещё глаза и уши, дабы не слышать звук от наносимых ударов. Пацан так и продолжал молчать, уже не пытаясь отбиться, а лишь свернулся в клубок, прикрывая руками голову. Его поведение злило Мики. Я ощущал растущую в нем с каждым ударом ярость, как цунами выплескивающуюся наружу, и прикусывал губы, наблюдая за происходящим. Хотелось прогрызть себе пальцы или оторвать башку вконец разошедшемуся Мики, но я просто стоял, придавленный к месту, не в состоянии сделать хоть что-то. Трус, ты всего лишь трус. Ты же можешь помочь ему. Я отступил на шаг, прячась в тени запертого магазина. Он слишком походил на меня. На того, кем я был. Того, кто не мог дать отпор, корчась под ударами чужих кулаков. Мики говорил, что помогает мне… Не на это ли была похожа его помощь? Я разжал пальцы, позволяя бутылке упасть на асфальт. Раздался оглушительный треск, и я прикрыл глаза, уговаривая себя, что это все же было лопнувшее стекло, а не несколько сломанных ребер. — Приди в себя, Йоэль. Ты нужен нам… — Ты что, заснул там, Йоэль? Подойди, ты мне нужен здесь, — я рвано вдохнул, уставившись в кровавое нечто в метре от меня. Мики вытирал грязные ботинки о штаны безымянного юноши, безмятежно ухмыляясь. Элви и Сато нигде не было видно. Лишь несколько оставленных в свежей грязи следов намекали на их местонахождение, но мне уже было все равно. Я не мог оторвать взгляд от покореженного бездыханного тела, распластанного на грязном асфальте. Сломанные пальцы впились в края теперь уже желто-красной куртки, и я согнулся пополам, все же выблевывая содержимое желудка в кучу разбитого стекла. — Мики, ты охренел что ли? Зачем ты…? — Это не я, — я всхлипнул, вытирая рот тыльной стороной ладони и указывая на его разбитые кулаки, хрипло произнес: — У тебя все руки в крови. Я видел, видел, как ты… Ты совсем с ума сошел? Ты же убил его… — Это не я, — его абсолютно спокойный голос заставил меня замереть, неверяще глядя в его лишённое всяких эмоций лицо. — Это ты. — Что… — Да, ты. Всегда был ты. С самой первой секунды. Ты предал его ещё тогда, сдав со всеми потрохами, и ради чего? Чтобы перестать чувствовать себя слабым? Подняться в своих глазах за счёт другого? Тебе ведь тоже было весело, не так ли? Я затряс головой, ощущая, как отросшие волосы больно бьют меня по лицу. Я заслужил это. Совершенно точно. — Думал, что защитил его, когда подставился сам, обменяв свою вонючую шкуру на его жизнь? Я тебе скажу так: ты самостоятельно сделал его самой желанной целью. Приставил ему пистолет к виску, ожидая, когда же он выстрелит. Ты хотел сбежать от меня? Думал, перережешь поводок и все будет кончено? Думал, так просто поменять сторону, будучи по шею в крови? — Я закрыл ладонью рот, всхлипывая все сильнее и чувствуя вкус чужой крови, плавно растекающейся по языку. — Убить, чтобы выжить, Хокка. Ты всегда был таким. Менял чужую жизнь на свою, стараясь выиграть себе побольше времени. Каково это — быть бессмертным ублюдком, которого ненавидит лучший друг? Твой белобрысый кучеряшка может сколько угодно говорить, что дело не в тебе, но мы-то оба знаем правду. Он двинулся ко мне, остановившись в нескольких шагах, и, склонив голову набок, произнес: — Ты хотел ответ на свой вопрос. Задавал его в никуда сотни раз, надеясь, что твои слова найдут адресата. Легко верить в чудо, создавая у себя в башке тупые картинки иной реальности. Мики не было там в ту ночь. Там был ты. Припёрся к Нико, как следует накачавшись алкоголем и думая, что он бросится тебе на шею, выслушивая весь льющийся из твоего рта бред? Ты думаешь, Мики в тот раз был трезвый? Блядь, бедный пацан, нехило его тригернуло. — Он вытащил из ниоткуда смятую пачку сигарет и затянулся, выдыхая дым мне в лицо. Я закашлялся, медленно съезжая по скользкой стене магазина. Проснись, Хокка. Это все долбаный сон. Длинная кома, от которой я все не могу очнуться. Наверное, я умер тогда. В один из тех теплых осенних дней. Попал под автобус или запутался в собственной одежде и вывалился в окно, разбив голову о торчащие внизу камни. Это мой личный Ад. Персональное чистилище. Все девять кругов, которые я вынужден проходить снова и снова, пока не выбьюсь из сил и меня не растерзают личные демоны. — Ты, правда, надеялся, что ты и Мики для него разные люди? Заткнись, просто заткнись. Провались пропадом, развейся в клубах вонючего дыма, утони в потоках остывающей крови. Что угодно, просто оставь меня в покое. — Надеялся, что он найдет тебя во тьме, окутывающей его разум? Я вообще удивлен, что он продержался так долго. Пытался не потерять те оставшиеся крохи контроля, которые у него ещё оставались. Забавно, он так много рядом с тобой теряет, — Он присел на корточки, легко касаясь пальцами моих волос. Не трогай меня, просто не трогай. Ты и так поглотил меня. Дай мне ещё время перед тем, как начнёшь переваривать. — Ты как вампир. Высасываешь из человека все до капли, и тебе всегда мало. Десятки покалеченных тобою жизней, столько же навсегда отнятых. Думаешь, людям легко существовать в пустой оболочке? Столько планов, надежд. Ему бы жить да жить, но ты всё отнял, — Он наклонился ниже, касаясь губами моего уха. Я дёрнулся от отвращения, но бежать было некуда. Уже было некуда. Меня никто не ждал, а мое собственное яркое солнце только что навеки потухло, раздавленное грязным ботинком одинакового с моим размера. — Ты собирался жить, пока не получишь от него точный ответ. Так какие тебе нужны ещё ответы, Хокка? — Я зажмурился, ощущая, как темнота оплетает меня со всех сторон, связывает тугими узлами, затягивает на моей шее новую петлю. У нее всегда были припасены для меня новые петли. Я пытался сделать вдох, но воздуха больше не было. Он сменился тоннами затекающей в ноздри густой темно-красной жидкостью. Все правильно, Йоэль. Мертвецам не нужен воздух. Ты и так продышал больше положенного, вдыхая кислород сквозь вырванные у него лёгкие. Он дёрнул за свисающую рядом со мной петлю, выключая свет во всем мире, и все окончательно померкло.***
Я даже не сразу понял, где нахожусь. Веки поднимались с огромным трудом, не желая фиксироваться на месте, а насмерть сухое горло требовало хоть каплю воды, чтобы воскреснуть из мертвых. Мне казалось, что если я попробую сглотнуть, то моментально задохнусь, закашлявшись от попавшего во внутреннюю пустыню воздуха. Я сдавленно застонал, пытаясь сдержать кашель, и медленно поднял левую руку к лицу, ощущая, как она с трудом преодолевает каждый миллиметр. Бледные пальцы мелко тряслись, пока я вглядывался в каждую крохотную черточку, стараясь отыскать хоть каплю въевшейся в кожу крови, но все было чисто. Ни одного пятна. Ни намека на мои ужасные преступления. Ты здорово заметаешь следы, Хокка. Где там твой портрет с вымазанным в крови изображением? Жертв все-равно не найдут. Они чудесным образом растворяются в ванной, полной химических веществ. Его постигла такая же участь. Что, не видишь его здесь? Осмотрись получше. Он ведь был рядом с тобой. Прямо на расстоянии вытянутой руки. Так где же он сейчас, Йоэль? Ты знаешь ответ. Он ведь так же растворился в той самой ванной. Не тешь себя иллюзиями. Рядом что-то зашуршало. Я медленно повернул голову в сторону и чуть прищурился, пытаясь рассмотреть происходящее в тусклом свете уличного фонаря. Я узнал его почти сразу. Наверное, теперь я узнаю его при любых обстоятельствах. Он въелся мне под кожу, забрал мое имя, снял с меня скальп и смастерил себе новое лицо. Почему я никогда не видел, насколько мы похожи? Мой темный близнец стоит в углу, неспешно плетя узел из тонкой веревки и что-то тихо напевает себе под нос. Я не могу расслышать слов, но его голос прогрызает дыру в моей голове, сводит с ума и никак не затихает. Я хочу, но не могу оторвать от него взгляд. Чуть приоткрыв рот, наблюдаю, как он весело накидывает себе петлю на шею, затягивая немного туже и с глухим стуком повисает в воздухе, выбив невидимую табуретку у себя из-под ног. Думал обмануть свою судьбу, Йоэль? Я зажмурился, резко выдыхая, и прикусил губу, чтобы не впиться в собственное горло. Тебе не нужны свидетели. На меня вдруг накатила ужасная тяжесть. Воспоминания один за одним продирались сквозь закрытые окна и выбирались из-под кровати, тут же просверливая дырки в моем черепе и плавно затекая внутрь. Я бесконтрольно глотал воздух, чувствуя, как тонны расплавленного отчаяния и вины льются мне в горло, прожигая его насквозь. Для меня было чересчур. Будто прорвало плотину сдерживаемых мною эмоций, и сейчас я просто захлебывался ими, все надеясь умереть прямо на месте, но смерть никак не приходила. Ты его напугал. Нет, не так. Заставил его ночной кошмар ожить и выйти из-под контроля, в секунду снося все барьеры, которые он так старательно строил. Поставил свое «хочу» выше его «не надо». Добил его окончательно, втаптывая в землю все, что было им. Ты так и не дал ему расцвести. Оборвал все только что распустившиеся бутоны и пустил их по ветру. Ты смог добиться того, что никогда не смог получить Мики. Ты сломил его. Ты убил его. Ты, а не Мики. А в сущности, какая между вами теперь разница? Нико ее не видит. Он не сказал ни слова, но разве слова могли бы точнее выразить его отношение к тебе? Он мертв, Йоэль. Ты его убил. У него ещё нет надгробия, но ты заранее подготовил на нем надпись. Огромными буквами так, чтобы видели все и отовсюду. Ты — чудовище, Хокка. Думал, что сможешь обмануть других? Сможешь обмануть себя? Вас не разделить. У вас одно чёрное сердце на двоих. Одна протухшая кровеносная система. Ты отравляешь его, он отравляет тебя, и все по кругу. Ты создан из этой отравы, убиваешь все, чего касаешься. Твой темный близнец психопат. Чем ты лучше его? Он не пытался быть кем-то другим…не пытался быть тем, кем не являлся. Ну а ты? Я всхлипнул, слыша, как тихо покачивается Мики в своей петле. А ты просто предал его. Втёрся в доверие и вонзил нож ему в спину. Думаешь, теперь ты для него хоть что-то значишь? Я попытался привстать, заставив кровать недовольно заскрипеть. Йоонас говорил, что точку можно будет поставить, когда Нико мне сам скажет об этом. Так что было там, у его дома, если не явная огромная точка? Жирное чёрное пятно, ставящее на мне окончательный крест. Несмываемый след, стирающий меня навеки из существования. Я неспешно сел, цепляясь пальцами в заботливо накинутое на меня одеяло, и спустил вниз обе ноги, чувствуя сильнейшую слабость в конечностях. — Йоэль… Сбоку послышался тихий голос, а затем он внезапно усилился, подталкиваемый прочь своим хозяином. — Йоонас, Йоонас, иди сюда, он очнулся. Я поморщился, выставив вперёд руку и ухватившись за журнальный столик. Я не хотел сейчас никаких выяснений отношений, которые точно должны были последовать. Не хотел выслушивать длинную лекцию от Йоонаса о том, как я вновь лажанулся, не послушав его. Я больше не мог выносить свое присутствие и не понимал, почему прибежавшие на зов Томми и Йоонас не выглядели так, будто хотели блевануть. Или несколько раз съездить мне по морде. Мне уже было все равно. Я чувствовал, как во мне все так же неспешно качается на моих внутренностях бессознательный Мики, и не мог упускать ни секунды. Я должен был покончить со всем этим до того, как он очнётся и сможет вновь причинить вред кому-то из моих друзей. До того, как я сам смогу причинить им вред. — Куда-то собрался? — Голос Йоонаса неприятно бил по мозгам, заставлял сжиматься сильнее от осознания того, какую боль я собираюсь ему причинить. Это в последний раз, Йоонас, обещаю. Ты и сам пока это не понимаешь, но тебе будет легче. Я встал, ощущая, как Томми мягко придерживает меня за плечи, и попытался скинуть его руки. Да, мудаком быть проще. — Сколько я валялся? — Получилось очень хрипло, будто после сильнейшей простуды или хорошего перепоя. Меньше нужно было нажираться, Хокка. — Три дня, — Олли стоял в стороне, скрестив руки на груди. Я видел это в его взгляде. Осуждение. Конечно, Йоонас им все рассказал. Слабак Йоэль решил свести счёты с жизнью, а после неудачной попытки напился и пошел добивать Нико, как-будто ему и так было мало. Да, Олли, теперь ты понимаешь, какой я на самом деле? Запомни это ощущение и не позволяй себе ни на миг в нем усомниться. Я — монстр, который тянет вас на дно. Прости за этот камень на твоей шее. Его скоро не будет, вот увидишь. — Ты знаешь, как ты меня напугал? Как ты всех нас напугал? — Йоонас был очень бледен. Стоял, вцепившись в косяк, комкая в пальцах почти пустую пачку от сигарет. Я посмотрел себе под ноги, не в силах больше ни секунды выдерживать его взгляд. Он очень похудел. Я не понимал, как за пару дней ему удалось скинуть так много, а затем мне захотелось выписать себе самую серьезную пощечину из всех возможных… Раскрой глаза, Хокка. Это не пару дней. Сколько он уже с тобой возится? Около двух недель? Полностью забил на себя и круглосуточно подтирает тебе слюни, боясь оставить одного даже на пару минут. Ты чувствуешь это, да? Стыд. Мерзкое ощущение, выедающее остаток ещё не доеденных внутренностей. Он заслужил это? Заслужил быть персональной сиделкой, палочкой-выручалочкой и феей-крестной в одном флаконе? — Как ты себя чувствуешь? Голос Йоонаса слегка дрожал, хоть он и очень старался себя контролировать, и я все же взглянул в его лицо, отмечая, какие синяки появились у него под глазами от усталости и перенапряжения. На его месте я бы себя ударил, но он, лишь рвано выдохнув, продолжил: — Ты помнишь что-нибудь? Что с тобой произошло? У тебя были галлюцинации. Ты много всякого говорил. Ты это помнишь? — Как бы я хотел это забыть. Я закрывал глаза и представлял, как одним движением руки стираю все плохое, что успел им причинить, соскребаю все дерьмо, что успел натворить. Помню ли я? Я помню все до последнего жеста, до последнего слова. Помню каждую недвижимую черточку на его лице и говорящую со мной словами Нико тишину. Нико… Я рвано вдохнул, ощущая, как рядом копошатся мои демоны. Я больше не мог думать о нем. Не мог позволить ни одной мысли просочиться в мой распухающий мозг. Если я хоть на секунду разрешу его имени вновь коснуться моих ушей, то просто упаду прямо здесь, придавленный все прибывающими тоннами вины. Это было так по-детски, так трусливо, вновь прятать голову в песок, как страус, но я просто не мог иначе. Со мной было уже все кончено, и я боялся подтверждения своим страхам. Боялся, что уже все точно кончено и для него. — С ним все в порядке, — будто прочитав мои мысли, произнес Йоонас. — Для него просто это было слишком. Он не ожидал нашего визита. Его можно понять, Йоэль. Я говорил тебе, что это плохая идея. — Да что ты знаешь о плохих идеях, Йоонас? Я сам — плохая идея. Неправильное решение, принятое им впопыхах в тот момент, когда он решил довериться мне. Петля, которую он накинул себе на шею в ту секунду, когда сжал мою окровавленную ладонь. Я просто паразит, который высасывал из него все силы, пока было чем питаться. Он отдал мне все… Всю свою энергию, всю кровь. Пережал со своей стороны образовавшуюся между нами пульсирующую артерию, чтобы позволить выжить мне. Он пошел на смерть ради меня, не требуя ничего взамен, а я так бездарно растратил его жертву, вымазав его теплой кровью стены своей ванной комнаты. Я сделал пару шагов вперёд, тут же врезаясь в стену и чувствуя, как рука Томми снова придерживает меня за плечо. Это ощущалось, как бег, ну, или в моем случае, ходьба со множеством препятствий. Препятствия были везде. Цеплялись в мою футболку, подпирали собой стены уютной гостиной, всем своим видом показывая, что за ее пределами мне не место, но я должен был оттуда выбраться. — Снова на подвиги потянуло, Хокка? — Йоонас встал передо мной, упираясь рукой мне в грудь, и я затормозил, по инерции едва не налетев на него. — Ты три дня валялся тут без сознания. Олли довел почти до истерики, не реагировал абсолютно ни на что. — Я устало выдохнул, смотря на открытую дверь ванной у него за спиной. Судя по тону Порко, довел я не только Олли, но Йоонас почему-то ещё продолжал держать себя в руках, с неожиданной силой удерживая меня на месте. Ты всё ещё боишься, что я сейчас уйду и наделаю ещё больше глупостей, чем уже совершил? Успокойся, Йоонас. Все дерьмо, что я мог натворить, я уже натворил. Не мешай мне, наконец-то, поступить правильно. — Я хочу отлить. Три дня слишком долгий срок, чтобы терпеть. Йоонас не двигался с места, все так же настороженно глядя на меня, будто понимая, что на самом деле я имею ввиду абсолютно не это. Наконец, он отступил на шаг, давая мне возможность пройти и сказал: — Я пойду с тобой. — Хочешь подержать? — Я сам охренел от своих слов и быстро прикусил язык, ошарашенно наблюдая, как меняется выражение лица Йоонаса. Он сделал ещё один шаг назад, немного приоткрыв рот, а я едва удержался, чтобы не кинуться к нему, сбивчиво бормоча бессвязные, но такие нужные мне сейчас слова извинения. Кажется, ты так и помрёшь, Йоэль, не получив желанное прощение. Я вышел в коридор, сосредоточенно разглядывая пол и слыша, как за моей спиной тихо переговариваются Томми и Олли. А может и не они, может это голодная темнота плелась вслед за мной, хватая меня за края штанов и дыша могильным ветром в спину. Она хотя бы все ещё могла дышать. Я же не мог дождаться момента, когда перестану. Я медленно зашёл в ванную и, не оборачиваясь, толкнул рукой дверь. — Не вздумай запираться, — это был Олли, не Йоонас. Вдруг до безумия захотелось обернуться, найти взглядом притихшего Порко и смотреть, смотреть ему в глаза, уверяя себя, что не вижу там глубокого разочарования. Как долго он будет убеждать себя, что не разочарован во мне? — У тебя ровно минута, Хокка. — Я хочу принять душ. — Где это ты успел так испачкаться? — Я могу рассказать тебе где, Олли. Могу поведать длинную сказку о неудачнике, измазавшем себя в дерьме настолько, что никогда не отмыться, не оттереть свою душу до блеска всеми средствами мира. Тебе эту сказку поведают другие. — Тогда ровно десять минут. Потом мы заходим. И мне плевать, если ты не успеешь смыть пену с намыленной задницы. — Я резко захлопнул дверь перед его носом и, добравшись до раковины, выкрутил кран на полную. Тишину комнаты тут же разрезал шум ливня, льющегося из труб, и я зажмурился, невольно вспомнив ужасный ливень в ту кошмарную ночь. Тогда мне казалось, это просто ещё одна гроза, одна из последних в этом году. Плач Небес по быстро уходящему лету. Плач…плач…но не Небес. Я зажмурился, ощущая, как истерика, наконец, просится наружу. Ты обещал ему. Сказал, что его больше никто не тронет. Сказал, что больше не сделаешь ему больно. Он ведь поверил тебе. Поверил бедному доктору Джекилу, не понимая, что перед ним сидит жестокий мистер Хайд. Я всхлипнул, закрывая себе руками рот и чувствуя, как бушующая истерика разрывает меня изнутри, не находя выхода. Чего ты достиг за свое существование, Йоэль? Чем ты можешь похвастаться в этом моменте своей жизни? Предатель, убийца, лжец и трус. Худшее из всех возможных вариантов. Я съехал на пол, ощущая, как неконтролируемые рыдания захватывают меня с головой. Ты так хотел ответ, Хокка. Он ведь был твоим ответом изначально. С самого первого мгновения, когда ты взглянул в его глаза. Будто вся Вселенная, все, что ты искал, было собрано в одном человеке. Тебе давали ещё один шанс всё исправить. Изменить свою жизнь, спасти того маленького, брошенного мальчишку, которым ты когда-то был. Подарить ему новую жизнь. Получилось лишь утащить его за собой в пропасть. Тебе давно пора домой, Хокка. Ад без тебя пустует… Я медленно пополз к душевой кабине, чувствуя, как холодный кафель обжигает раненые ладони. Десяти минут недостаточно… Тебе всегда мало времени. Куда ты дел то время, которое так жестоко украл у других? Бездумно растратил на ничего не стоящие мгновения и легко пустил по ветру, несясь за ним вслед по темным улицам Оулу. Тебе всегда давали ещё время, ещё возможности, больше шансов. Ещё сочувствия, ещё немного веры в тебя и в твои лишенные смысла поступки. Я заскулил, цепляясь непослушными пальцами в скользкий шланг от душа. Он неприятно скрипнул и тут же поддался, плавно ложась в мою трясущуюся ладонь. Ты просил меня пообещать тебе, Йоонас, что я больше не выкину ничего подобного. Ни лезвий, ни таблеток… Хоть здесь я не нарушу свое обещание. Единственный раз в жизни… Действительно, не будет ни лезвий, ни таблеток, это слишком ненадёжно… Я накинул шланг на шею и обкрутил несколько раз, просовывая насадку в образовавшуюся петлю. Миф, что повеситься можно только стоя. Мои ноги все ещё касались пола, но я уже давно висел в петле, бессильно болтаясь в воздухе. Я вдохнул в последний раз и дёрнулся вперёд, ощутив, как захрустели шейные позвонки. Миф, что у меня все ещё есть шанс на его прощение. Может, когда я зажму артерию со своей стороны, его организм вновь начнет насыщаться необходимым кислородом. Шланг резко натянулся, впившись в горло, и в висках тут же начали стучать молоточки, отдаваясь барабанным эхом в затылок. Голова наливалась горячей тяжестью и мне казалось, она сейчас лопнет, брызгая остатками моих мозгов по светлым стенам ванной Йоонаса. Я жадно сглатывал не успевающую скапливаться слюну, в попытках ухватить хоть каплю неожиданно ставшего таким необходимым воздуха, но ничего не получалось. Меня охватила липкая паника, и я начал дергать дрожащими пальцами не желающий поддаваться шланг, с ужасом понимая, что не могу сдвинуть его ни на миллиметр. Мечтать о смерти легко, Хокка. Почему же ты не радуешься ее крепким объятиям? Я упал на спину, окончательно теряя контроль над своим телом, и в ту же секунду почувствовал, как кто-то цепляется в мои плечи, резко дергая шланг и ослабляя душащий меня узел. Я сделал судорожный вдох, понимая, что воздух почти не проходит по передавленной гортани, и надрывно закашлялся, скребя ногтями по кафелю. Ещё одно подобие вдоха…затем ещё одно… В голове постепенно прояснялось. В ту же секунду щеку обожгло резкой болью, и я схватился за лицо, ощущая, как невыносимо жжет кожу. — Отпусти меня, Томми! Отпусти, я сказал! Я его сейчас здесь самолично урою. — Я медленно поднял голову, вновь закашлявшись, и краем глаза заметив, как в нескольких сантиметрах от моего носа промелькнул ботинок Порко. — Сука, вновь решил сделать то же самое! Решил подохнуть, наплевав на все вокруг! Я, наконец, глубоко вдохнул и, немного прищурившись, уставился затуманенным взглядом на Йоонаса. По позвоночнику пробежал неприятный холод, и я передёрнулся, не в силах выносить взгляд Порко. Мне никогда ещё не доводилось видеть его таким. Ни разу в моей жалкой жизни полной всякой мерзости и дерьма. Что бы я ни творил, в какое бы говно не влезал, ещё ни разу он не смотрел на меня с такой яростью и нескрываемым бессилием. Его голос то и дело, срывался, достигая самых высоких нот, и он едва успевал переводить сбившееся дыхание, дабы успеть за собственным криком. Его весьма ощутимо трясло, и я дрожал вместе с ним, словно подчиняясь вибрации, существующей лишь между нами, невидимой нити. Он бился в пожирающей его агонии, будто это не я, а он умирал на этом полу какие-то пару минут назад. Он уже давно погибал… Разве ты не замечал, Хокка? — Ты же мне обещал. Поклялся тогда в палате, что это все, что продолжения больше не будет. Я знал, знал, что здесь будет какой-то подвох. Тебе ведь всегда было наплевать на всех, кроме себя. — Я стиснул зубы, заставляя себя посмотреть на Йоонаса. Я вновь ощущал, как шею сжимает иллюзорный узел. К горлу подступили предательские рыдания, и я прикусил язык, пытаясь протолкнуть горькую кровь по сухой слизистой. Я не знал, как ему доказать это. Как заставить его увидеть то, что вижу я. Почувствовать те скользкие стены тупика, в который я уже давно упираюсь лбом. Разве он не ощущает ту крайнюю степень бессилия, которое оплетает меня с головы до ног, не давая подняться и идти дальше? — Хочешь подохнуть, ну и скатертью тебе дорога. Я больше тебя уговаривать не стану. Только, сделай одолжение, перестань играть в детские игры и покончи с этим уже раз и навсегда. Могу тебя даже до какого-нибудь высотного дома довезти, чтобы один шаг и все. Конец. — Йоонас, что ты такое говоришь? — Что я говорю, Олли? А что мне ещё говорить? Сколько можно издеваться над нами? Мы живём просто на сраном вулкане. Не знаешь, в какую секунду взлетишь. Он вбил себе в голову, что с его смертью все изменится. Что, подохнув, он сможет искупить все то дерьмо, что успел натворить. Думает, что кому-то от этого станет лучше. Он неожиданно громко расхохотался, дернувшись вперёд, и я заметил несколько слезинок, прокатившиеся по его бледным щекам. Меня вновь бросило в холод, и я громко застучал зубами, отчаянно наблюдая, как Йоонас бьётся в неконтролируемой истерике. Я не мог поверить в происходящее. Не мог поверить, что мне удалось довести Йоонаса Порко до подобного состояния. Хотелось так же заорать в голос, потратив последние крохи стремительно исчезающих сил, забиться в такой же истерике, сорвать голосовые связки, ощущая, как стремительно растущему в горле кому всё-таки удается довести дело до логического завершения. — Ты всё ещё винишь себя в том, что произошло с Нико. Когда до твоей тупой башки наконец-то дойдет, что это не так? — А как? — Я, больше не сдерживая себя, закричал, чувствуя, как неимоверно саднит повреждённое горло. — Ты же видел, как он на меня отреагировал. Смотрел на меня так, словно я вот-вот наброшусь. Ты правда не понимаешь, кто я для него теперь? Я — монстр, чудовище, такой же ублюдок, как и Мики. Я даже хуже, Йоонас. Я хуже, чем эта мразь. Это я сделал это с ним. Я, а не он, понимаешь? — Ты… — Йонас выплюнул это короткое слово, будто оно было самой ядовитой змеёй, готовой укусить его в любой момент. Я действительно был ядовитой змеёй. Самой смертельной из всех существующих. — Думаешь, что ты такой же, как он? Считаешь себя такой же мразью? А теперь скажи мне вот что, Хокка… Ты не думал, что все могло быть по-другому? Мики искал способ уничтожить вас обоих, надавить на самые больные точки. Тебе не приходило в голову, что он мог сыграть в абсолютно другую игру? Найти более изощрённый способ, чтобы заставить Нико кричать? — Он замер, тяжело дыша, а я ощутил, как съедающая меня агония откусывает особенно большой кусок, заставляя меня беззвучно орать от внезапно пронзившей тело острой боли. — Ты считаешь себя таким же, как он. Так ответь мне, Йоэль. Ты бы смог сделать то же самое с Нико? — В комнате повисла абсолютная тишина, нарушаемая лишь звуками нашего общего дыхания. Я, не мигая, смотрел на Йоонаса, ощущая, как кровь постепенно застывает в оледеневших венах, а внутренние органы один за другим отказываются функционировать. Смог бы я сделать с Нико то же самое… Сначала, мне показалось, что я ослышался. Неправильно понял вылетевшие изо рта Йоонаса слова. Не распознал звуки, сложившиеся в такое ужасное предложение. Смог. Бы. Я. Сделать. С. Нико. То. Же. Самое. Меня, будто уронили в глубокий колодец. Я не чувствовал своего тела, не ощущал несущегося на дикой скорости сердцебиения. Единственное, что было реальным — вновь поднимающая свою голову невыносимая истерика. В сотни раз сильнее, чем когда-либо испытанная мной, в тысячу раз ужаснее, чем когда-либо существующая. Смог. Бы. Я… — Ты никогда бы не смог это сделать, Йоэль. Никогда бы не смог причинить Нико такую страшную боль… — Для меня это было слишком. Я не был уверен, что смогу вынести ещё хоть секунду, не уткнувшись носом в ледяной пол и жалобно завыв. Я был словно между двумя мирами. Не там и не здесь, застрявший где-то на пол пути, загнавший себя в трясину и уже болтающийся в ней по уши, не способный выбраться самостоятельно. Я чувствовал, как тихий голос Порко обволакивает мое тело. Его слова были похожи на спасательный круг, за который так хотелось хвататься, но я медлил. Я так давно тонул, что уже и не надеялся на спасение. Мы все совершаем ошибки, и ты, действительно, много где налажал за свою жизнь. — Ты не святой, Йоэль. Никто из нас не святой. Но ты тянешь на своих плечах чужую ношу. Винишь себя за грехи, которые не были твоими. Он никогда не считал тебя монстром. И ты сам поймёшь, что ты не чудовище, если подумаешь над тем, что я сказал. Я больше не помнил ничего из того вечера. Не помнил, как оказался на диване в гостиной, крепко сжимая в ладонях чашку с каким-то напитком. Не различал никаких слов, теряясь во множестве разнообразных голосов. Реальных и не совсем. Я даже не осознавал, какие из этих голосов на самом деле были реальны, а какие орали в моей голове, порой повышая громкость до невообразимых пределов. Я ощущал себя, как в криосне. Застывший и опустошенный, досуха выжатый охватившей меня истерикой. Она то и дело возвращалась, пытаясь выдавить все силы до последней капли, и жадно облизывалась, припадая к наполненному уже до краев, стакану. Наверное, ей нравился вкус. Я на секунду прикрывал глаза, каждый раз пробегая и по выжженному на веках вопросу. Ты бы смог сделать то же самое? Я быстро открывал глаза, уставившись перед собой в одну точку, и делал несколько огромных глотков, неконтролируемо морщась от отвратительного послевкусия. Я так и не спросил, что было в моем стакане. Это было неважно. Все было неважно, кроме этой ужасной фразы, не оставляющей меня ни на мгновение в покое. Сделал бы я то же самое? Я забывался на какое-то время и снова приходил в себя, тяжело дыша и цепляясь пальцами в непонятно откуда взявшийся темный плед. За окном тоже было темно. И в комнате…и внутри меня. Медленно поглощающая меня темнота становилась все плотнее, жмурясь от удовольствия и смачно отрыгивая. Наверное, я сходил с ума. Снова и снова шептал пересохшими губами эти чужеродные семь слов. Смог бы я сделать то же самое?***
Он грубо толкнул его в спину, заставляя идти быстрее, и Нико снова едва не впечатался в приоткрытую дверь тачки Мики. Я нервно теребил пальцами края куртки, то и дело прикусывая губы и не сводя взгляд с застывшего рядом Моиланена. Нужно было взять себя в руки и подумать, что делать дальше, но я просто не мог. Зачем он вышел? Почему снова позволил навязать себе правила игры, в которой точно проиграет? Разве ты не помнишь, чем это все всегда заканчивалось? — Они сказали, что застрелят тебя, — Одно предложение. Больше ничего. Как лёгкое дуновение ветра сквозь приоткрытое окно. Нико ни разу не посмотрел на меня, лишь на мгновение сжав мою ладонь, и я прикрыл глаза, надеясь, что мне это послышалось. Ты, ведь, не мог подставиться ради меня, Нико? Только не ради такого, как я… Машина резко затормозила у разрушенного здания, и нас обоих грубо вытолкали на улицу, оставляя на наших запястьях отпечатки длинных пальцев. Это уже было. Не один раз и не два. Когда-то давно. В прошлой жизни, отделенной от этого момента сотнями долгих лет. — Это было даже легче, чем я ожидал, — Мики противно скалился, засунув руки в карманы потёртых джинс, и я едва сдержался, чтобы не броситься на него. Было незачем лишний раз лезть на рожон и бесить монстра, готового в любую секунду откусить тебе голову. Я был уверен, что и на этот раз мне точно не выбраться, но я сделаю все, чтобы Нико был в безопасности. Безопасность. Странное слово. Я дёрнулся, быстро взглянув на стоящего в паре метров от меня Нико. Знает ли он, что слово безопасность теряет рядом со мной свое значение? Стирает очертания букв, выведенных моей и его кровью. Он стоял, гордо подняв подбородок, не позволяя Мики хоть краем глаза заметить брешь в его броне. Поздно, Нико, слишком поздно. Он уже ее увидел. Разглядел не в едва подрагивающих губах или в мелко трясущихся руках. Твоя слабость слишком очевидна. Неужели ты не знал? Первый удар прилетел мне в живот, и я согнулся пополам, судорожно захватывая губами воздух. Ты же не хотел себя выдавать, Нико. Так, почему ты так быстро сдался? Он кричал, орал, почти срывая голос, и я ощущал, что умираю. Не от ударов. Их я почти не замечал. Они сыпались на меня один за другим, не давали передохнуть, выдавливали из лёгких такой необходимый воздух, заменяя его все прибывающей кровью. Это было знакомо. Эта боль была знакома. Я сплевывал алую слюну, ощущая, как трещат сломанные ранее ребра, а тело покрывается знакомыми узорами татуировок. Я к этому привык, но совсем не был готов помирать под душераздирающий аккомпанемент воплей Нико. Зачем ты это делаешь? Зачем позволяешь этому уроду так легко взять то, что он так хотел месяцами? Это все игра, Нико. Большая игра, и та сдаешься, даже не начав. Он схватил меня за волосы, заставив поднять голову и встретиться с ним взглядом. Я ненавидел эту синеву его глаз, так похожих на мои собственные. Не выносил то, как исчезает светлая голубизна спокойного моря, сменяясь темными волнами из-за бушующего шторма. Терпеть не мог смотреться в зеркало, замечая там такие же синие воды. Нико говорил, что мы абсолютно разные. У идентичных близнецов одинаковое ДНК, Нико. Одинаковые глаза. От этого никуда не деться. — Не передумал еще, Хокка? Не тянет назад в родную обитель? — Пошел ты, — моя слюна стекла по его щеке, оставляя на ней кровавую дорожку, и на секунду я замер, заметив сжавшийся кулак Мики. Зубы мне ещё пригодятся. Впрочем он тут же расслабил пальцы, видимо, взяв над собой контроль. Уникальное зрелище. Мне всегда казалось, Мики не известно значение этого слова. — Я редко кому предлагаю подобное. Ты же знаешь, — он облизал губы, не в силах сдержать радостное предвкушение. — И, честно сказать, Йоэль, эти придурки ни в какое сравнение с тобой не идут. Разве только Марк. Но он — не ты. Ты — совсем другое дело, — он присел передо мной на колени, позволяя мне получше разглядеть темное нечто, притаившееся где-то в глубине его черных океанов. — Его жизнь за твою жизнь. Вернее, не так. Его неудобства за твою жизнь. Тут нечего выбирать, Йоэль. Может, ему даже понравится, — державший меня Марк гадко хмыкнул, и я прикрыл глаза, чувствуя, что меня накрывает. Боль постепенно уходила, уступая место пожирающей меня агрессии, неконтролируемому пламени, готовому все снести на своем пути. Я сглотнул, чувствуя, как ногти впиваются в раненые ладони, и вновь посмотрел в перекошенное лицо Мики. Психопат, садист. Больной ублюдок, предпочитающий вымазывать в дерьме остальных, оставаясь чистым самому. Просто жалкая пародия на человека. И как я не понял это раньше? Ты был слеп, Хокка. Послушно лез в трясину, не заметив, что давно сошел с дороги. Ты бы утонул… Ты никогда не умел плавать… Я перевел взгляд на притихшего Нико, все ещё пытающегося освободиться от чужой хватки, и вдруг ясно увидел его фигуру, стоящую на хрупком мосту, переброшенном через зыбкое болото. Он манил меня за собой, подсвечивая дорогу невыносимо ярким фонарем. Я был таким идиотом, что не заметил этот свет раньше. Он рискнул. Протянул мне руку, вымазываясь в вонючей жиже, не побоявшись, что я утяну его за собой на дно. Ты думал, что пошел за мной, Нико? Это я пошел за тобой… — Я бы мог сделать это сам, но между вами образовалась такая крепкая связь. Жаль прерывать, — он провел пальцами по моей щеке, и я, не выдержав, махнул головой, разбивая лбом его нос. В висках неприятно застучало, и я на секунду выпал из реальности, сдавленно застонав, и краем уха слыша, как Мики громко матерится. — Сука, ах ты падла. Ещё один удар пришелся мне в лицо, и я почувствовал, как по губам потекла теплая кровь, весело спрыгивая с подбородка на испачканную в пыли толстовку. Мики вновь схватил меня за волосы, почти касаясь своим разбитым носом моего, и прошипел: — Я давал тебе варианты. Сделать это с ним или умереть. Неужели, я в тебе ошибся, и ты на самом деле такой идиот? Поставить жизнь этого ничтожества выше своей собственной… Я Я сжал зубы, ощущая, как его мерзкое дыхание опаляет мои щеки, и тихо произнес: — Ты сам сказал, тут нечего выбирать. Я не такой, как ты. Я не псих и не больной садист. Можешь делать со мной все, что угодно, но его ты не получишь. Как и меня, — Я выделил последнюю фразу, почти опустившись до шёпота и не сводя глаз с обезумевшего взгляда Мики. Мы оба понимали, что означают эти слова. Он меня не получит. Не получит надо мной контроль. Не сделает меня своей игрушкой. Время для игр закончилось, Мики. Ты можешь меня убить, но я никогда не стану таким, как ты. — Я не такой…и никогда не буду делать то, что ты хочешь… Они летели все выше, подталкиваемые прочь ветром, задувающим из разбитых окон заброшки. Разносились по всему району, взмахивая массивными крыльями. Заглядывали в каждый дом в Оулу, напевая одну и ту же фразу. Ты больной ублюдок, Мики. А я не такой, как ты и никогда таким не был. Теперь я видел то, о чем говорил Нико. Казавшиеся такими похожими на мои глаза быстро тускнели, с каждой секундой теряя свой цвет, мутнели, превращаясь из ярко-синих в тёмно-серые, безжизненные. Словно полыхавшее до этого голубое пламя погасло, оставляя за собой лишь чернеющий пепел. Мои океаны никогда не горели, лишь изредка темнея из-за отсутствия надолго заходящего за горизонт солнца. Рядом со мной переливалась теперь целая Вселенная, играя множеством красок, и я был уверен, что мое личное солнце больше никогда не перестанет светить над светло-голубым океаном. Я открыл глаза, уставившись в белый потолок гостиной Порко. Несколько раз моргнул, пытаясь привыкнуть к необычно яркому свету, заливающему комнату. Забытое чувство, невероятно далёкое и почти нереальное. Свет. Тут так много света. Я отвык от него. Не думал, что когда-нибудь смогу вырваться из окутывающей меня темноты. Вновь сделать полноценный вдох, не ощущая на своей шее сдавливающие ее пальцы. Я приподнялся на локте, осторожно дотрагиваясь рукой до горла. Вдох — выдох. Ты снова можешь дышать. Это кажется безумным. Я открыл рот, захватывая губами свежий утренний воздух. Он легко проник внутрь, обволакивая гортань и наполняя сдувшиеся лёгкие. Я провел ладонью по коже, пытаясь найти давно накинутый на меня ошейник. Ничего. Пальцы легко прошлись по пустому участку, дотрагиваясь до кадыка и опускаясь дальше к ключице. Ни-че-го. Я прикрыл глаза, неверяще делая один вдох за другим, не в силах надышаться. Ее больше не было. Рука, которая удерживала меня на месте долгие годы, не давая сделать ни шагу в сторону, исчезла, растворилась в рождающихся лучах поднимающегося солнца вместе с остатками моего сна… Сон… Это был всего лишь сон… Я медленно встал, ухватившись за спинку дивана, и сделал пару шагов вперёд, останавливаясь у крохотного зеркала над прибитым к стене шкафчиком. Я вдохнул ещё пару раз, будто перед забегом на длинную дистанцию или прыжком в воду, и осторожно посмотрел в зеркало, встречаясь взглядом со своим отражением. Его больше не было. Ни следа бушующего до этого чужого шторма. Лишь спокойные голубые воды накатывающих на берег океанов. Его больше не было… Я не мог в это поверить. Вновь и вновь заглядывал в застывшее отражение, пытаясь разглядеть хоть каплю чего-то чужеродного в своих глазах и в глазах своего такого же ошарашенного двойника. Он не мог меня просто так оставить в покое. Я осматривал комнату, заглядывая во все укромные уголки, раз за разом возвращаясь взглядом к изученному, до самой последней черточки, отражению. Ты не он, Йоэль. Ты не такой, как он… Я закрывал глаза, слыша, как эти слова отбиваются где-то в сердце голосом Нико. Ты — не он. И ты бы никогда так не поступил… Я ощущал, как часть меня будто просыпается от долгой спячки, вдыхает вместе со мной кружащий голову кислород и начинает жить заново. Стремится жить заново… Когда я, наконец, покинул гостиную, за окном уже окончательно рассвело, и мне пришлось немного прищурился, делая шаг в незанавешенную шторами кухню. Прикусил губу и замер на пороге, ухватившись за косяк и опустив взгляд себе под ноги. Йоонас даже не обернулся. Лишь стряхнул пепел с зажженной сигареты и вновь затянулся, сжимая пальцами кружку с кофе. Я прочистил горло и, немного потоптавшись на месте, прошел вперёд, тихо опускаясь на ближайший стул. — Хм, я… Йоонас, я…я должен извиниться… — Порко выдохнул дым в окно, и я сглотнул, ощущая на языке слабый привкус шоколада. — Ты много за что должен извиниться, Хокка, но, если ты о вчерашнем, то не стоит. — Почему? — Я не ожидал этого ответа. Ожидал полнейшего игнора, оглушительного крика. Чего угодно, но не этого. — А есть смысл? — Он затушил сигарету и тут же потянулся за новой, все так же не глядя в мою сторону. — Ты же снова сделаешь то же самое. — Не сделаю, — он бросил на меня быстрый взгляд и вновь отвернулся, затягиваясь. — То есть сегодня можно спать спокойно? А то я всю ночь потратил, размышляя о том, какой тебе способ выбрать в следующий раз. Я смотрю, ты не повторяешься. — Я серьёзно. Это больше не произойдет. — И что заставило тебя изменить решение? — Ты… — Я? — Он повернулся ко мне, заглядывая мне в глаза, и я спешно уставился перед собой, ощущая, как сердце неровно бьётся о грудную клетку. Со столом разговаривать было проще. — Точнее то, что ты сказал. Слушай, я вел себя по отношению к тебе, как последний мудак. — Первый раз что ли? — Он выкинул окурок в окно и сел напротив меня, сложив руки на груди. — Мне казалось, так будет лучше. — А сейчас не кажется? — Нет. Он выдохнул, наклоняясь ближе, и я медленно поднял на него взгляд, боясь увидеть там явное безразличие. Его не было. Хотя стоило бы, Йоонас. Стоило бы. — Слушай, я не знаю, как это объяснить. — Словами, Хокка. Действиями у тебя объясниться не получается. — То, что ты вчера сказал… Я думал об этом. Вернее, не думал. — Я не удивлен. Если бы ты думал, то не совершал бы таких ебанутых поступков. — Йоонас…дай мне высказаться… — Он замолк, сжав губы и постукивая пальцами по столу. Это отвлекало. — Я видел сон. Очень странный сон. Мы были в той заброшке. И Мики…он… Я не смог это сделать, Йоонас. Никогда бы не смог… — я рвано выдохнул, потянувшись к открытой пачке Порко. Он не сказал ни слова, наблюдая, как я вытягиваю сигарету трясущимися пальцами и подкуриваю, быстро облизывая пересохшие губы. — Даже, если бы у меня был выбор. Даже, если бы мне пришлось умереть. Никогда, понимаешь, никогда я бы не смог. И я понял тогда. То обещание, что я дал Нико…оно все ещё в силе. Я виноват в том, что произошло, да, но, Господи, Йоонас, я не такой же, как он. Я не такой. Я много ужасного совершил в своей жизни. Я нехороший человек, но я пытался измениться. Пытался стать лучше. И Нико это видел. Я надеюсь, что он видел… — мой голос сорвался и я закашлялся, стараясь вдохнуть поглубже. Лёгкие подводили меня, эмоции подводили меня… Так же, как я подводил всех вокруг. Я не мог с этим больше справиться. Меня словно прорвало, и хотелось высказаться. Как же хотелось высказаться… Что-то теплое прикоснулось к моей руке, а затем я почувствовал, как Йоонас мягко берет мои ладони в свои. — Я говорил тебе это уже много раз и повторю снова: Нико не считает тебя монстром. Я не считаю тебя монстром. В том, что произошло с Нико, ровно столько же твоей вины, сколько и моей. Я не уследил, не проверил. Просто ужасное стечение обстоятельств. И, Йоэль, поверь, он знает это. И он доказывал это так много раз. Доказывал, что верит тебе, что верит в тебя. И я все ещё верю, не смотря на то, что ты ведёшь себя, как дебил. Я хмыкнул, еле сдерживая вновь собирающиеся внутри слезы. Ты просто тряпка, Хокка. Тряпка с расшатанной психикой и убитыми нервами. — Я больше не буду требовать с тебя никаких обещаний. Все равно это всегда заканчивается одинаково, — он приподнял уголки губ в улыбке. — Но те выводы, которые ты сделал… Ты все правильно понял, — Я кивнул, ощущая, как солнечные лучи поглаживают меня по голове, спускаясь к плечам и останавливаясь на наших сцепленных ладонях. Порко едва заметно улыбался, слегка морщась от яркого света, а я повернулся к окну, наблюдая, как мимо пролетают опавшие листья. Для меня наконец-то наступал новый день.***
В то мгновение, делая глоток за глотком предложенного мне Йоонасом кофе, я искренне надеялся, что с Мики было покончено. Бродил по многочисленным комнатам, то и дело прислушиваясь к царящей вокруг тишине, боясь уловить за своей спиной тяжёлые шаги. Лежал на оккупированном мною диване, наблюдая за тем, как постепенно уходят на покой яркие языки пламени в камине, и каждую секунду проводил рукой по шее, ожидая нащупать там злополучный узел. Все было как прежде. Пусто, непривычно, до жути волнующе. Так нереалистично. Я боялся подвоха. Все не могло быть настолько легко. Он нашел меня спустя несколько дней. Пролез в приоткрытое окно гостиной, по-хозяйски устраиваясь в уютном кресле и тихонько посмеиваясь, наблюдая, как я накрываюсь с головой одеялом, в попытках уверить свой измученный мозг, что это все невзаправду. Может быть, иллюзией были те пару суток без него? Он доставал меня даже во снах. Вторгался в мой личный кинозал, выбирая фильм по собственному усмотрению и заваливался в кресло с попкорном в поломанных руках. Ему нравились ужасы. Я просыпался в холодном поту, подскакивая на диване, и с трудом вдыхал, вытирая трясущимися руками вспотевший лоб. Я пытался повторять одну и ту же фразу, заучив ее, как мантру, шепча, как молитву Высшим Силам. Я не такой. Я не такой, как он. Я никогда бы не сделал то же самое. Он злился. Скрипел обломками зубов и плевался кровью, вновь протягивая скрюченные пальцы к моему горлу. Приблизиться у него не получалось. Он следовал за мной повсюду. Плелся по запутанным коридорам, оставляя за собой грязные разводы, выводил кровавые послания на стенах ванной комнаты, наблюдая, как я хаотично отплевываюсь от стекающих по лицу каплей воды, стараясь привести себя в чувство. Я не жалел ни грамма о том, что сделал с ним. Мстительно прикусывал губы, каждый раз натыкаясь на информацию о нем в местной прессе. Глубокая кома. Последствия будут ужасными. Если он когда-нибудь придет в себя. Я пытался убедить себя, что с ним покончено. Пытался убедить в этом нас обоих, периодически повышая голос и рассказывая ему, куда именно он может валить из моей жизни. Но он все не уходил. В глубине души я понимал, почему. Как бы я ни пытался убежать от прошлого и сказать себе, что все будет хорошо, я осознавал, что это ещё не конец. Как бы я ни храбрился, Мики знал, что я сам не до конца в это верю. Не верю в то, что окончательно смог освободиться от него, сжигая воспоминания о нем в потрескивающем камине гостиной. Он ощущал эти сомнения, вгрызаясь в них, как оголодавший паук. Наверное, ни я, ни он по-настоящему не верили, что мне все же удалось разорвать его паутину. Спустя пару недель моего пребывания у Йоонаса я решил вернуться домой, хоть и не был уверен, что это именно вернуться, а не сбежать. Я был должен попытаться снова обрести контроль над собственной жизнью, и, наверное, Порко понимал, что он не вправе меня останавливать, хотя я видел, что он абсолютно не хотел отпускать меня в свободное плавание. Долго сидел на ступеньках у моего крыльца, вероятно стараясь найти подходящий повод остаться у меня на какое-то время, но, видимо, так и не найдя, уехал, предупредив, что будет приходить каждый день. — Если убьешься, обратно в группу не приползай, — сказал он, хлопая дверцей машины, и я почувствовал, как мои губы тронула лёгкая улыбка. Первые дни в одиночестве дались мне тяжело. Я много времени проводил в гараже, прячась от своих кошмаров. Надеясь, что тут они меня не достанут. Выходило не всегда удачно. Я вырубался прямо на потертом диване, выбросив очередную банку из-под пива себе под ноги, а через пару часов подрывался от очередного видения, приобретающего с каждым разом всё более причудливые формы. Я мешком валился обратно, поджав под себя ноги, и тихо выл, с головой закутавшись в цветастый плед. Я не представлял, как Нико может выносить все это. Нико… Я все чаще ловил себя на мысли, что вновь и вновь тянусь к телефону, быстро пробегая глазами по знакомым номерам, и останавливаюсь на одном единственном имени из четырех букв, гипнотизируя его взглядом до тех пор, пока не начинало колоть под веками. Я так и не смог ничего написать. Ни одной строчки, ни одной буквы. Смотрел на подсвеченные синим цифры, прокручивая в голове нашу с Нико последнюю встречу, и ощущал, как внутренности скручивает в знакомый липкий узел. Тревога. Уже до боли близкий друг. Она накрывала меня день за днём, не желая уходить даже после нескольких банок пива. Цеплялась за мои пальцы, заставляя меня снова останавливаться на том самом имени. Я даже не знал, что с ним случилось. Йоонас сказал, что он просто потерял сознание. Не справился с собой, потерял контроль. С ним все должно было быть в порядке. В порядке. Как будто это слово до сих пор что-то значило. Иногда я думал, мог ли он попытаться сделать то же, что и я, но тут же обрубал эту мысль на корню, ощущая, как плотно поселившаяся во мне тревога добирается до груди, протыкая в ней дополнительные дыры. Нет, Нико бы не смог. Никогда. Он гораздо сильнее, чем я. Гораздо храбрее. Он сможет выстоять. Сможет справиться. Даже и без меня. Последняя мысль почему-то колола в самое сердце, и я рвано выдыхал, откидывая телефон в сторону. Йоонас был прав во всем, что говорил, но в одном он точно ошибался. Я был предателем. Трусом, оставившим Нико самого справляться со своими проблемами. Изначально закинувшим его в этот водоворот событий, не попытавшись даже бросить ему спасательный круг. Может, он и не считает меня монстром, но все мои действия, а, точнее, их отсутствие, говорили сами за себя. Я — предатель. И никак иначе. Парни приходили ко мне каждый день. Стучали в дверь, заваливаясь дружной толпой, и я замечал, как они облегчённо вздыхали каждый раз, когда видели меня на пороге. Никто из них так больше и не заговорил о том, что случилось в тот вечер, но я понимал, что они боятся повтора. Боятся, что однажды я сорвусь и разобью себе голову тяжёлым гаечным ключом или попытаюсь повеситься на собственном ремне. Я замечал, как украдкой на меня поглядывает Йоонас, пытаясь обнаружить новую царапину или синяк, которого не было до этого на моем теле, и меня это почему-то злило. Я старался бороться с этим, но все равно сжимал зубы и тяжело вздыхал, вновь и вновь ощущая его взгляд. Ты вышел из доверия, Хокка. Чего ещё ты ожидал? Я хотел поговорить с ним о Нико. Набирал в лёгкие воздух и уже открывал рот, чтобы задать этот вопрос, но обрубал сам себя, до боли прикусывая язык. Слова не шли. Ни одна заготовленная речь так и не получила шанс быть услышанной, и я напивался снова и снова, пытаясь освободиться от распирающих меня эмоций хоть на некоторое время. С алкоголем было легче. Я не успел напиться в тот раз. Не успел сделать ни глотка спиртного, припасенного в дальнем углу холодильника, подальше от любопытного взгляда матери. Не успел вдохнуть поглубже в попытке успокоить моментально ускорившееся сердцебиение. Я не успел сделать ничего. Как и всегда в его присутствии. Успел лишь протянуть вперёд руку, открывая входную дверь и застыть на месте, встретившись взглядом с зелёными глазами, вместо привычных за эти дни голубых. Цветущая весна, так рано пришедшая на смену холодному ноябрю. Тревога постепенно отступала, склонившись перед охватившим меня волнением, и я прикрыл глаза, прокручивая вновь и вновь всего одно слово. Нико. Это точно был Нико.