Алькатрас

      Я не мог издать ни звука. Стоял, молча вцепившись в облупленный косяк, немного прищурившись и то и дело облизывая пересохшие от волнения губы. Это точно был сон. Чудесное видение, от которого так не хотелось просыпаться. Невероятная сказка, вдруг сменившая, впитавшиеся в кожу кошмары. Я ощущал, как по организму разливается бурным потоком радостное волнение. Пропитывает собой каждую клеточку измученного тела, плавно течет по расширившимся венам, заставляя оледеневшую кровь вновь бежать с новой силой. И, наконец, концентрируется где-то глубоко в сердце, заставляя его раскрошенные обломки медленно восставать из пепла.       Я снова был живым. Впервые за такое длительное время я мог сделать полноценный вдох. Мне казалось, прошли года, века, десятилетия с того самого дня в выедающей глаза своей белизной палате. Мне казалось, я успел прожить сотню жизней и тысячу раз умереть с той самой секунды во дворе дома Нико.       Я действительно умер тогда. Утонул в собственном захлестывающем меня гигантскими волнами чувстве вины океане, затерялся в некогда цветущих, а сейчас желтеющих лесах бездонных глаз напротив, отравился собственным токсичным ядом, отойдя на тот свет в страшных мучениях. Я не знал, что обитателям Ада дают второй шанс… Я не смел даже надеяться на это… Поддакивал намертво вцепившимся в мой истощенный мозг словам Порко, вновь и вновь пытаясь убедить себя, что он на самом деле прав, но сам не до конца верил. Он сумел вернуть к жизни даже ее… Разобранную на части и развеянную ветром мою давно утраченную надежду…       Он был здесь. Он и правда был здесь. Такой настоящий, будто сошедший из моих воспоминаний… Перебирал трясущимися пальцами край своей жёлтой куртки, отведя взгляд куда-то в сторону, и тоже молчал, делая рваные, короткие вдохи. Он так же не мог надышаться…       Неужели тебе тоже не хватало кислорода, Нико? Конечно, не хватало. Это ведь ты вцепился в его лёгкие, как смертоносный клещ, высосал весь воздух, чтобы надышаться самому. Ты думал, как ты будешь жить с дырявыми бронхами? Он же ничуть не сопротивлялся…       Я медленно вдыхал и выдыхал, чувствуя, как меня ведёт от его присутствия. По телу разливалось ощущение фантомного опьянения, напрочь отключая мозг, и я едва удерживал себя, чтобы не протянуть вперёд руку, в попытке дотронуться до него хоть кончиками пальцев. Самый желанный подарок. Лучший из возможных.       Я прикусывал губы, ощущая, как они сами собой расползаются в неконтролируемой улыбке и впивался ногтями во влажную ладонь, стараясь хоть немного прийти в себя.       За спиной в конвульсиях корчился безмолвный Мики и я чувствовал, как меня накрывает растущими волнами безумной эйфории. Я слышал, как он давился собственной желчью, блевал собственными страхами и паникой, и я ликовал, понимая, что и тут он ошибся. Нико все же пришел.       Тихо постучал в мою дверь, как и когда-то прежде, десятки дней назад. Я ещё не понимал, зачем он это сделал, но не давал себе ни секунды на размышления. Он был здесь. И большего мне было знать не нужно.       Хотелось убедиться, что это реальность. Просто сделать пару несмелых шагов за пределы дома, вдыхая такой знакомый аромат парфюма Нико… Зарыться лицом в его выглядывающие из-под накинутого капюшона волосы и навсегда потеряться в этом моменте, лениво наблюдая, как заходит за горизонт утомлённое солнце. Мне так этого хотелось, но я не решался… Слишком живы были воспоминания о нашей предыдущей встрече. Связывали меня по рукам и ногам, не давая сдвинуться ни на миллиметр, протяжно выли ледяным ветром, проходя костлявыми пальцами по покрывшейся мурашками коже. Ты не должен вновь повторить ту же ошибку. Не должен позволить собственным неуместным желаниям взять над собой верх…       Я несколько раз моргнул, фокусируя внимание на разделяющей нас невидимой линии. Стеклянный барьер, красная черта. Полоса, которую мне негласно запрещено пересекать.       Его личные границы, которые я с присущей мне наглостью и эгоизмом нарушал так много раз. Я не мог себе позволить сделать то же самое вновь.       Со старой жизнью было покончено. Со старой версией меня было покончено. Я слышал, как темнота чвакает за моей спиной, доедая мои разлагающиеся остатки. Мики, я был уверен, не получит ни кусочка…       Я до боли стискивал зубы, неотрывно наблюдая за будто прикованным к месту Нико. Отслеживал малейшее изменение в его эмоциях, боясь пропустить даже самую малость.       Я ощущал себя, как человек, наконец, получивший сытный обед после месяца вынужденной голодовки. Жадно впивался взглядом в знакомые черты, опасаясь, что в любую секунду очнусь на старом диване в гараже под звуки булькающего смеха Мики, с горечью осознавая, что насытиться мне больше не удастся никогда.       Он был таким необходимым. Источник нескончаемого запаса кислорода, живительной силы и сосредоточение моей долгожданной свободы. Такое длинное слово «свобода» так уютно уместилось в слове из четырех букв. Два синонима, легко и правильно соединённые в одно. Нико…       Он заметно нервничал. Будто бы сам был удивлен, что пришел, и не понимал, что он здесь делает. Покусывал бледные и так уже искусанные губы, прерывисто вдыхая, и, казалось, иногда забывая выдохнуть. На миг прикрывал глаза и тут же одергивал сам себя, вздрагивая и широко распахивая их вновь. Он словно боялся выпустить меня из зоны своей видимости, хоть на миг утратить контроль и подпустить меня ближе, чем следовало. Ближе, чем установил его появившийся не так давно блок.       Я переступил с ноги на ногу, заметив, как он тут же дернулся, как-будто желая отступить, но так и не смог сдвинуться ни на миллиметр. Я резко втянул губами воздух, ощущая, как знакомая боль вновь прокалывает острыми когтями мое залатанное сердце.       Это уже было. Я будто бы вновь был там. Отключился в той пропитанной отчаянием палате, придя в себя лишь пару секунд назад. Застрял в собственной временной петле, в измучившем меня дне сурка, создал личную иллюзорную реальность, в которой ещё было возможно всё. В которой я вновь мог получить шанс на прощение…       Что ты там думал себе, Хокка? Что ответ на твой так часто задаваемый вопрос — это твердое «нет», лишённое страха и сомнений? Что теперь все точно будет кончено, раз Нико до сих пор стоит на месте, успешно справляясь с желанием выблевать все твои обещания тебе под ноги? Думал, что он кинется тебе в объятия, аккуратно перебирая пальцами твои спутанные волосы и шепча, что все будет хорошо? В его слова ты бы точно поверил.       Я закрыл глаза, чувствуя, как по щекам скатываются крохотные слезы, тут же замерзая и покалывая кожу мелкими иголочками. Слишком больно, слишком остро, слишком холодно…       Я поднес руку к лицу, стирая непрошенные капли, и передёрнулся, ощущая, как несколько ледяных слезинок впились в потрескавшиеся губы. Снег, это был снег…       Я открыл глаза и тут же прищурился от неожиданной белизны, покрывающей хмурую землю тонким, сотканным на скорую руку серебряным полотном. Это снова уже было… Залитая солнцем, светлая комната. Толпа ярких снежинок, плавно танцующих в осенних закатных лучах. Караулящая у ног Нико, скалящая зубы в насмешливой ухмылке истерика…       Ты, действительно, думал, что все будет по-прежнему? Ты всегда возвращаешься к началу. Всегда тыкаешься носом в холодные стены пыльного тупика, надеясь однажды пробить в нем дыру своей пустой башкой. Замкнутый круг. Металлические оковы на твоих конечностях и затянутая петля на твоей шее…       Я тяжело сглотнул, с трудом проталкивая дальше в горло знакомый, мешающий дышать ком, и закашлялся, ощутив мертвенно-холодную ладонь на своей коже. Нико теперь уже не сводил с меня взгляд. Тревожный, испуганный. Врага нужно знать в лицо. Ты ведь помнишь это, Нико?       Я не понимал, почему он медлит. Почему не развернется, быстро уходя прочь? Не сотрёт воспоминания об этом месте, жалея, что, вообще, пришел? Не вычеркнет меня из памяти, радуясь, что не нужно вновь бояться? Я не последую за тобой, обещаю.       Мои обещания так мало значат, но это я сдержу, если это то, чего ты хочешь.       Он почти не мигал, с опаской уставившись мне в лицо. Пробегал глазами по моей сгорбленной фигуре, словно пытаясь напомнить себе, кто перед ним. Задержался на мгновение на моих сжатых до хруста в костяшках кулаках и медленно перевел взгляд мне за спину, резко выдохнув и облизнув тонкие губы.       Наверное, он тоже его видел. Видел, как Мики встаёт, пытаясь собрать с пола свои изувеченные конечности. Я слышал, как он вновь приближается ко мне, волоча сломанные ноги по паркету. Различал хлюпающие звуки, с которыми вязкая кровь покидала его разорванный рот. Я снова чувствовал растущее во мне отчаяние, которое мне так до конца и не удалось выкорчевать с корнем.       Нико боялся меня. Несмотря на то, что сам пришел. Несмотря на тот факт, что до сих пор стоял в десятке шагов, дрожа то ли от холода, то ли от неконтролируемого страха.       Он боялся меня… Сильнее, чем летом, когда изо всех сил старался храбриться, вновь и вновь отражая мои атаки. Сильнее, чем в те разы, когда так отчаянно пытался доказать сам себе, что я больше ему не враг, бессознательно стараясь держать меня на расстоянии.       Сильнее, чем в нашу самую первую настоящую встречу в том пропахнувшем насквозь ужасом и безысходностью переулке, когда он, едва держа себя в руках, впрочем, то и дело скатываясь на рвущие мою черную душу мольбы оставить его в покое, все же решил принять мою помощь, вероятно сотни раз пожалев об этом потом.       Я принимал это тогда. Принимал, глотая душащую меня обиду, понимая, что должен дать ему время. Что все мои подвиги не прошли для него бесследно. Я принял это даже в тот раз в больнице, с ужасом осознавая, что назад дороги не будет. Я снова запутался в своем личном лабиринте, с разбега треснувшись головой об одну из его самых прочных стен, при этом не догадавшись выпустить руку, слепо следующего за мной Нико. Я принимал это все предыдущие разы, понимая, что слишком много налажал. Достаточно, чтобы этот страх не смог просто рассеяться с первыми лучами восходящего солнца.       Но я не мог принять это теперь. Не мог вынести эту пожирающую меня панику в его глазах, бьющую все рекорды нашей с Нико личной шкалы. Я больше не хотел быть монстром. Не хотел вновь возвращаться в постепенно засасывающую меня в самый эпицентр смерча огромную воронку. Хотелось сделать хоть что-то. Заорать в голос, выливая на застывшего Нико тонны обещаний, что теперь все точно кончено, и я уже никогда не причиню ему вред. Взять волшебный ластик и стирать этот невыносимый страх до тех пор, пока его тень не перестанет отражать невероятную зелень глаз напротив, и пока я сам не выбьюсь из сил. Хотелось любым способом заставить его поверить, что больше не нужно бояться…       Я тряхнул головой, пытаясь сбросить с шеи все сильнее сжимающую ее руку.       Нет, я обещал себе, что больше никогда… Никогда я не заставлю Нико делать ничего против его воли. Ты можешь снова сказать, чего стоят твои обещания, Йоэль?       Он неуверенно сделал шаг назад, слегка покачнувшись и на секунду прищурившись из-за попадающего на ресницы снега. Он вновь растворялся. Таял в воздухе, окутываемый миллионами замёрзших пылинок. Шаг за шагом… Один…второй… За спиной глухо смеялся Мики, перечеркивая все мои надежды красным. Красный. Белый. Идеальное сочетание.       Я резко дернулся вперёд, выставляя перед собой дрожащую от перенапряжения руку. Если он сейчас уйдет, я просто умру. Если он сейчас уйдет — это будет означать, что все кончено. Жизнь кончена. Надежда кончена. Я…       Да, ты конченый, Йоэль. Ты и так это знаешь. Я не мог его отпустить. Не тогда, когда он, наконец, тут. Сам. По доброй воле. Один сплошной ответ на мою кучу незаданных вопросов. Мое дыхание. Моя свобода…       Он сделал ещё один шаг назад, становясь все меньше и меньше. Мне снова было холодно. Снег забивался мне под кожу, заставляя леденеть сердце. Превращал меня в одинокого Кая, пытающегося из разбитых кусков своей жизни выложить такое необходимое слово из четырех букв.       Шаг, ещё один. Такой неуверенный, робкий и нерешительный. Он словно пытался остаться, и сам гнал себя вперёд…назад…       Сжимал пальцы в кулаки и тут же разжимал, беспомощно глядя по сторонам. Пытался перехватить мой взгляд и тут же отводил глаза, будто вспомнив, в какую игру мы играем. В какую игру играет он. Я не знал четких правил, но осознавал размытые границы. Очень четкие границы. Границы без границ…       Я не хотел с ним расставаться. Не хотел терять те крохи тепла, в которые так беззастенчиво кутался. Я хотел все тепло. Вечно. Рядом со мной. Если он сейчас уйдет, я просто перестану существовать. Ты эгоист, Хокка. — Стой, подожди. Не уходи, — я сам опешил от так неожиданно вылетевших из моего горла слов и сделал крохотный шаг вперёд, протягивая и так вытянутую руку к тут же замершему на месте Нико. — Пожалуйста, не уходи, — отчаяние и безысходность, так явно зазвучавшие в моем голосе, казалось, достигли ушей Нико раньше, чем моих собственных. Проникли в его кровоток раньше, чем в мой собственный. Впитались в его сердце быстрее, чем…       Я вздохнул, ощущая, как мое сердце на миг перестало биться, прислушиваясь к тихому шепоту своего сокамерника в нескольких метрах. Я выдавал себя с головой. Мне было плевать. Я просто не мог его отпустить. Такой желанный подарок, завёрнутый в яркую жёлтую обёртку. Мне никогда не нравился жёлтый цвет… Йоэль, разве ты не помнишь, что это твой любимый цвет? Твое личное солнце, способное своим присутствием развеять мрак серого, лишённого жизни существования. Он всё ещё продолжал излучать этот свет. Просто удивительно, после того, что с ним случилось. Он ведь не ты. Не такой слабак. Не тряпка, вытирающая собой залитый кровью белоснежный кафель. Красное и белое. Уже не совсем идеальное сочетание. Алые разводы на светлой изрезанной коже. Шрамы, которые останутся с тобой навсегда. У него тоже есть шрамы. Десятки, сотни. Скрытые за слоями теплой одежды, за толщиной возведенных стеклянных стен, за клочками его израненной души. Ты их не видишь, Хокка. Смотри внимательней. Он сам сплошной шрам. Сплошная рана, кровоточащая на твоих глазах…       Он рвано дышал, пытаясь захватить хоть толику враз выкачанного из атмосферы кислорода, и не отрывал испуганный взгляд от края моего слегка задернувшегося рукава. Меня вдруг окатило с ног до головы обжигающей горечью. Неконтролируемая лавина, кипящая лава. Невыносимое чувство. Стыд.       Время вновь будто остановилось. Я видел, как он чуть приоткрывает рот, обхватывая собственное запястье длинными пальцами, а затем тяжело сглатывает, наконец, посмотрев мне прямо в глаза.       Я закашлялся, быстро поправляя съехавший край, натягивая его как можно ниже, до костяшек, до кончиков пальцев. Ткань неприятно затрещала, грозя порваться в любой момент, но я продолжал тянуть, надеясь, что может быть так Нико решит, что ему показалось, что это не на самом деле. Стыдно быть слабаком? Боишься, что он будет считать тебя слабаком?       У него было одеяло, чтобы спрятаться. А у тебя? Что есть у тебя? Тяжёлая дверь, способная отгородить тебя от его взгляда… А ты действительно хочешь быть огражденным?       Он смотрел то мне в глаза, то на мои запястья, скрытые под толстым слоем ткани.       Быстро дышал, пытаясь сморгнуть оседающие на ресницах снежинки и отпечатавшиеся на его сетчатке следы моих необдуманных действий. Не убегал, не морщился, кривя бесцветные губы в ожидаемом презрении. Презрение… Ты такого плохого мнения о нем, Хокка?       Он резко вдохнул, внезапно прижав ладонь ко рту, и я почувствовал, как мои внутренности скручиваются в липкий комок. Он стоял в нескольких метрах, но я так четко видел его глаза… Он не ожидал этого. Конечно, не ожидал. Сделал один шаг вперёд, тут же наткнувшись на собственную стену, и вновь затих, не в состоянии разбить ее сжатой в кулак ладонью. Я хотел бы подойти ближе. Позволить, наконец, его кулаку найти свою цель, но так и стоял, приклеенный к месту, безнадежно пытаясь отыскать в его взгляде то самое презрение.       Страх. Там снова был страх. Но какой-то иной. Другого рода. Смутно знакомый, окутывающий мое тело приятным теплом потерявшихся во времени, тех летних вечеров. Сейчас он боялся не меня. За меня. Боялся за меня…       Я медленно сглотнул, ощущая, как сдавившая горло рука постепенно слабеет. Он не ожидал от тебя такого… А ты не ожидал от него…       Это осознание выбило из меня последние крохи кислорода, выцедило по капле поднимающуюся внутри тревогу. Оторвало ей ручки и ножки, кидая их Мики, как мясные кости оголодавшему псу.       Он боится за меня… — Эм…это просто…не обращай внимания, это ерунда, — Все было ерунда. Мики…тошнотворно орущая за спиной истерика, хлопья первого снега, падающие мне на лицо и волосы. Все было неважно. Кроме него. Кроме его взгляда, прощупывающего каждый миллиметр, каждый нерв, в попытке убедиться, что я в порядке. Я уже был в порядке. В полном порядке. Мне хотелось продлить это ощущение, заставить его остаться насовсем, задержать его в своих заледеневших пальцах, бережно унося с собой в дом. Мне хотелось задержать Нико… — Здесь холодно… Ты не замерз? Потому что мы могли бы зайти внутрь и…- Я осекся, заметив, как он быстро качнул головой из стороны в сторону и сжал зубы, пристально глядя мне в глаза.       Я не успел даже подумать о том, что говорю. Мозг отказывался функционировать, сбивая слова в одну кучу, фразы в одну кучу, меня растаскивая на мелкие кучи. Я просто не хотел его отпускать. Не сейчас. Никогда…       Он все так же стоял, не двигаясь с места, не спеша уходить, но, абсолютно точно, не спеша оставаться. Нужно было сказать что-то ещё. Что-то нужно было обязательно. Мысли бились о черепную коробку, таща за собой бессмысленные предложения, уставшие от вечного использования шаблоны.       «Как ты себя чувствуешь, Нико?»       А ты сам не видишь, Хокка? Не можешь обработать в своей голове такую очевидную картинку? Состыковать между собой все пазлы?       «Я хотел бы извиниться за…» — ты много за что должен извиниться. Так сказал Йоонас. Он был прав, не так ли? Господи, я должен был просить у него прощения. Должен был падать перед ним на колени, вымазывая собой белый снег, заставляя его превращаться в грязь. Впечатывая себя в получившуюся смесь. Тебе место там, да. Под ботинками Нико. Грязи и тебе. Должен был умолять его простить меня. Должен был, но ни одно слово не могло сорваться с моих губ. Мы были так близко, но, в то же время, между нами были сотни километров. Сотни минут, когда он во мне нуждался. Сотни секунд, когда я не пришел на помощь. Мы вновь были, словно чужие. Словно два незнакомца, волею судьбы оказавшиеся в том самом долбаном переулке.       Я старался не моргать, краем глаза улавливая, как мелко дрожит воздух вокруг нас, идёт рябью, подкидывая зрачкам другие декорации: освещённая парой тусклых фонарей темная улица, вместо сужающей сосуды невыносимой белой.       Я хотел бы вновь вернуться туда. В тот заполняющий до краев непроглядный мрак, только бы увидеть, как Нико делает несмелые шаги по направлению ко мне, а не прочь. Только чтобы вновь чувствовать его дрожащую руку в своей…       Он снова отступил назад, чуть поскользнувшись на тонком слое снега, а я ощутил, как на лбу выступает совсем не холодный пот. Он уходил. Уходил прочь. Совсем, как в моих снах. Терялся в заволакивающем землю горьком тумане, заставляя меня травиться всем невысказанным, что было внутри. Заставляя меня ловить свое сердце где-то на пути к горлу и отчаянно цепляться пальцами в ставший катастрофически ледяным воздух.             Только не сегодня, Йоэль. Больше никогда.       Я опустился на ступеньку вниз, заметив, как Нико вновь замер, неверяще уставившись перед собой. Не мог поверить, что я на такое способен? Боялся, что я ещё и не на такое способен?       Я облизнул губы, ощутив на языке несколько умерших снежинок. — Ты не зайдешь, я понимаю. Давай, может, просто побудем тут? — Я нервно сглотнул, чувствуя, как мозг потихоньку немеет, покрываясь коркой плотного льда. Я пытался придумать хоть что-нибудь. Что угодно, что не будет звучать так жалко. Это было жалко. Я был жалким. Хочется, чтобы он расчувствовался и пожалел тебя? Хочется… Да, хочется.       Он вновь мотнул головой, до боли прокручивая застрявший в моих внутренностях по рукоятку острый клинок. Давай, добей меня до конца. Осталось лишь вытянуть нож из глубокой раны, чтобы я захлебнулся собственной кровью. Истек бурлящими во мне отчаянием и сожалением. Всего одно мгновение, Нико. Дай мне ещё хоть мгновение…       Я нервно сглотнул, прикусывая уже и без того надкусанный ноготь. Помоги мне, Нико, просто помоги мне. — Как ты добрался сюда? — Он вздрогнул, облизнув губы, и заозирался по сторонам, будто пытаясь понять, как он здесь оказался.       Я не отрываясь наблюдал, как он беспокойно оглядывается, хмуря брови и рвано дыша, до побеления сжимая тонкие пальцы. На секунду он зажмурился, словно забыв, что боится выпустить меня из поля зрения, и я увидел знакомую тень крадущейся из-за угла паники.       Вдруг до безумия захотелось наплевать на все, преодолеть увеличивающееся между нами с каждой минутой расстояние и сжать его в объятиях, заслоняя собой от всех невзгод. Тело само рвалось ему навстречу, руки тряслись, и я уже не совсем понимал, где нахожусь. Мне казалось, что я несусь сквозь белую пелену, прохожу сквозь твердые стены Лабиринта и растапливаю собой невидимые стальные преграды.       Я вновь задыхался. То ли от иллюзорного бега, то ли от удушающей невозможности изменить хоть что-то. Это было похоже на пытку. Самую сильную из всех возможных. Я беспомощно наблюдал, как он вновь и вновь хватает необходимые крохи кислорода, пытаясь одолеть своих так некстати проснувшихся демонов. Я не представлял, что он видит. Не имел понятия, почему мой вполне безобидный вопрос вызвал у него такую реакцию. «Как ты сюда добрался, Нико?»       По телу пробежала дрожь, и я обхватил себя руками, чуть наклоняясь вперёд.                   Добрался. Ехал. Шел. Бежал. Как ты добрался сюда, Нико? Они же все были рядом с тобой. Люди. Много людей. Спешили по своим делам. Пытались избежать проблем.             Мотались по центрифуге жизни, то и дело угрожая столкнуть тебя с намеченной тобой траектории. Как тебе удалось преодолеть такое большое расстояние, если ты даже одного меня не можешь вытерпеть рядом? Или все дело только во мне? Ведь все дело только во мне, Нико? — Слушай, я могу позвонить Йоонасу. Он тебя довезёт. Думаю, даже ворчать не будет. Что скажешь? — Мне хотелось, чтобы он согласился. Хотелось, чтобы не соглашался. Хотелось, чтобы он отверг мое предложение, посылая Порко с его тачкой куда подальше. Ты что, завидуешь, Йоэль? Завидуешь тем отношениям между ними, которые ты сам никогда с ним не сможешь построить? Завидуешь манере их общения, что казалась легче самого воздуха? Тебе было до них никогда не дотянуться. Ни с тем многотонный грузом, который ты самостоятельно повесил себе на шею. Конечно, он выберет его. А ты, посмел надеяться, что он останется с тобой? Он ведь уже четко дал понять, что ему тут не место. Ни рядом с тобой. Ни с тем, что напоминает о тебе.       Я прокашлялся, пытаясь избавиться от разбухающего кома в горле. Смотри, не подавись своей ревностью, Хокка. Ты больше не можешь ни коим образом влиять на его жизнь. Не имеешь права навязывать ему свое мнение ни в одной из возможных ситуаций, и, если он сейчас или когда-либо позволит Йоонасу занять такое желанное тобой место рядом с собой, ты стиснешь зубы и отступишь в сторону, потихоньку растворяясь в тесной толпе танцующих на ветру снежинок.       Нико шумно вдохнул, сильнее вжимаясь в побелевшую куртку, и медленно качнул головой, мазнув взглядом по моему лицу. Нет. Это нет. Это ведь нет, не так ли?       В груди быстро разрастался наполненный до краев нахлынувшим на меня ликованием, воздушный шар. Становился все больше и больше, раздувая мои лёгкие, грозясь вот-вот оторвать мои ноги от земли. За спиной корчился в смертельной агонии призрак Мики, находя свое последнее пристанище в бездонных желудках пирующей темноты, и я ощущал, как мое сердце отбивает бешенный ритм под мелодию его угасающих криков. Он снова был не прав. Нико не пытался сбежать. Не пытался исчезнуть, найдя успокоение в уютной компании Порко. Просто продолжал стоять, оплетаемый льющимися с неба ледяными слезами, наверное, и сам не понимая, что его тут держит. Как ты вообще смог перебороть себя, Нико, после того, как я так жестоко ворвался в твой, такой хрупкий, выстроенный наспех мирок? После того, как вывалил на тебя все, что накопилось в душе, и жадно ждал ответа, дыша тебе в лицо невыносимым перегаром. Почему ты просто не покинешь свою клетку, заперев дверь у меня перед носом, и не пойдешь жить новой жизнью, о которой всегда мечтал? Йоонас, правда, мог бы тебя подвезти прямо ко входу. Меня, все-равно, вслед за тобой не пустят. Я никогда не смогу оплатить эту огромную цену.       Он утер нос рукавом куртки, слегка потирая плечи ладонями, и вновь попытался сделать шаг назад, неловко покачнувшись и, все же, устояв на месте. — Нико, мм, я не знаю, что сказать. Правда. Вернее, сказать хочу слишком много, но сейчас, явно, не время, — я запнулся, с ужасом понимая, что это конец. Он сейчас развернется и просто уйдет. А разве он не должен был? Ты же сам этого хотел?       Я стиснул зубы, чувствуя, как начинаю терять над собой остатки контроля. Ты просто эгоист, Хокка. Сошедший с ума Смеагол, который не в состоянии распрощаться со своим сокровищем.       Я облизнул губы, ощущая, как в висках стучат десятки крохотных молоточков, с каждой секундой ускоряясь и грозя пробить мою голову насквозь. Давай, скажи это. Просто открой рот и скажи. Пойди на поводу у своих желаний, даже если тебе будет невыносимо больно после. А ты подумал, как больно может быть ему?       Я рвано выдохнул, чувствуя, как молоточки все же попали в цель, сделав в моем внутреннем шаре пару новых дырок. Воздух вновь потихоньку исчезал, и я закашлялся, ощущая на языке привкус знакомого липкого страха. Сейчас или никогда, Йоэль. Назад дороги не будет. Просто скажи это. Ты же хочешь, чтобы он знал. Тебе нужно, чтобы он знал… — Я не хочу, чтобы ты уходил, — прозвучало оглушающе громко во внезапно повисшей вокруг тишине. У меня перехватило дыхание, а весь мир, казалось, просто остановился, враз лишившись всех звуков.       Секунды ползли одна за другой, вяло перетекая в опустевшие окошки яркого циферблата. Я замер, не в состоянии в полной мере осознать произошедшее, не в состоянии понять, что я действительно произнес это…       Это ведь было личное. Тщательно охраняемое. Что-то, что я уже никогда и не мечтал сказать ему. Не надеялся, что он услышит. Я сжал кулаки, боясь сделать вдох, боясь испортить этот хрупкий момент, в котором Нико неподвижно стоял, чуть опустив голову и спрятав глаза за ненужными слоями капюшона и челки, в нерешительности комкая пальцами край своей куртки, больше не пытаясь сделать ни малейшего шага назад. Господи, Нико, дай мне хоть какой-то знак. Помоги мне понять, что происходит у тебя в голове. Я не собираюсь тебя удерживать, если ты этого не хочешь.       Больше нет. Я слишком часто подрезал тебе крылья, но сейчас, я обещаю, ты сможешь летать.       Он продолжал стоять, чуть покачиваясь от усиливающегося ветра, слегка приобнимая себя в тщетных попытках согреться, а я цеплялся взглядом в его фигуру, стараясь запомнить все до мельчайших деталей. Мне казалось, я вижу за его спиной дрожащие, понемногу расправляющиеся крылья, покрытые хлопьями первого снега, и я на миг прикрывал глаза, представляя, как он легко взмывает ввысь, улетая прочь. Забавно, ведь я всегда боялся птиц. Сейчас я бы сделал что угодно, лишь бы эта птица не боялась меня. — Я бы очень хотел, чтобы ты остался, Нико. Я понимаю, что не имею права просить тебя об этом… — мой голос сорвался и я закашлялся, ощущая, что ещё немного, и я просто не выдержу. Он ведь был так близко. Тут. Рядом. Невообразимо. — Слушай, пару часов назад я и представить не мог, что ты, вдруг, придёшь. Я же… Я не ожидал, что это возможно. После всего, что я сделал. После всего, чему был причиной. Я думал, что все испортил. Я действительно все испортил, Нико. Я видел, как ты среагировал на мое появление. Блять, я же сам довел тебя до этого. Снова. Я сам. И никто другой. — Я провел ладонью по лицу, ощущая на коже холодную влагу от умерших снежинок.       Глаза сами собой закрылись и мне на секунду показалось, что, как только я их открою, его уже тут не будет. Ни его, ни даже крохотного напоминания о нем. Лишь засыпанная белым песком пустыня, простирающаяся передо мной на долгие годы вперёд.       Я вздрогнул, ощущая, как светлая пыль прячется мне за шиворот, легонько касаясь кожи ледяными пальцами. Наверное, им тоже было холодно. Невыносимо зыбко и одиноко среди сотен таких же, как они.       Я ощущал обжигающий холод, исходящий от невидимой преграды напротив. Пронизывающий меня насквозь тонкими иголками вновь растущего отчаяния. Кровь на этот раз была не красной. Белая. Ослепляюще белая. Светлая, как надоевшая мне до тошноты стена у палаты Нико. Красное и белое. Точно. Твои любимые цвета теперь, Хокка.       Я медленно открыл глаза, боясь увидеть перед собой неразбавленную невысоким силуэтом белизну, и сделал короткий вдох, глотая царапающие горло, неуместные фразы.       Он, все ещё, был там. Смотрел на мои скрытые рукавами запястья, едва приоткрывая рот и хватая губами воздух, будто собираясь что-то сказать, но тут же отпускал его обратно, не решаясь позволить словам вылететь прочь. Слова… Я бы сейчас отдал все, что угодно, только бы услышать от него хоть слово. Любое. Я бы обрадовался самому ужасному набору звуков, отпружинившему от его связок, любому иллюзорному призраку, слетевшему с его сухих губ. Я бы продал душу, лишь бы вновь услышать из его уст свое имя. Такое ненавистное мной, но такое родное в его исполнении… Почему же ты не говоришь, Нико?       Я прикусил тыльную сторону ладони, пытаясь воспроизвести в памяти его чуть хриплый, особенно по утрам, голос. Ощутить, как ускользающая мелодия проникает в каждую клеточку, концентрируясь где-то глубоко внутри и, наконец, взрывается заразительным хохотом, отбиваясь эхом от натянутых барабанных перепонок. Я смотрел, как он бездумно теребит ткань собственной куртки, тщетно пытаясь пересилить сам себя и высказать то, что его тревожило. И мне хотелось верить, что я слышу его тихий голос, прорывающийся сквозь десятки преград и бесконечное количество лет. Мне так не хватает наших разговоров, Нико…       Нико… Я сжал зубы, ощущая, как под кожей копошатся совсем непрошенные, вымытые огромным количеством алкоголя и придушенные металлическим шлангом мысли.       Я не имел представления, слышал ли он хоть слово из того, что я пытался ему сказать тогда, долгие недели назад, у его дома. Не потому ли он сейчас был здесь, чтобы сообщить, что не желает иметь ничего общего с таким, как я. Что не желает больше дышать со мной одним воздухом, пропущенным через фильтр дешёвого бухла и отвратительных сигарет. Может быть, с него действительно было достаточно, просто он никак не мог найти в себе силы в последний раз заговорить со мной, затем навсегда растворившись в оседающих на город вечерних сумерках.       Я поёжился, запуская руку в карман поношенных джинс. Безумно захотелось курить. До боли в теле и почти лопнувших от недостатка кислорода лёгких. Я рвано выдохнул, нащупав смятую пачку, и резким движением вытянул ее наружу, замечая, как непроизвольно напрягается застывший в нескольких метрах от меня Нико.       Секунда, две, три. Ничего не происходило. Затем он быстро прикрыл ладонью рот, будто борясь с накатившей тошнотой, а я все так же продолжал сжимать в трясущихся пальцах смятую пачку, чувствуя, как кожу покрывает липкий пот.       Забыл… Ты ведь совсем не подумал об этом. Давай, выдохни дым в его сторону, наблюдая, как его выворачивает наизнанку перед твоим крыльцом. Можешь ещё макнуть его лицом в получившуюся лужу. Ты сможешь. Такие мудаки, как ты, точно не меняются.       Я не глядя отшвырнул сигареты куда-то вбок, ощущая, как к горлу подбирается недоеденный завтрак. В этот момент я понял, что не смогу больше сделать ни одной затяжки. Никогда. Ни сейчас. Ни потом. Просто не смогу заставить себя чиркнуть зажигалкой и поднести к губам тонкую трубочку, рассматривая навсегда отпечатавшийся на веках чуть сгорбленный силуэт ужасно побледневшего Нико. — Прости…я, я…не подумал. — Он едва заметно кивнул, проводя пальцами по губам, и сглотнул, переведя взгляд мне за спину. По телу прошел резкий озноб, и я ухватился рукой за косяк, чувствуя на затылке ледяное дыхание.       Ты что-то видишь, Нико? Ты тоже видишь его? Тоже ощущаешь его вечное присутствие? Слышишь эхо его тяжёлых шагов, разрезающих тишину бесконечных запутанных коридоров? Ты ведь тоже не знаешь, где найти замки понадежнее, чтобы раз и навсегда оградиться от него. Не знаешь, какой обряд совершить, лишь бы быть уверенным, что он больше никогда не сможет ступить на твой порог.       Он резко вдохнул, делая несколько шагов прочь, и я почувствовал, что отключаюсь.       Меня тянуло в бездну, засасывало в темную воронку ненасытных ртов. Назад к невыносимым кошмарам. Назад к моим голодным демонам. Они радовались его уходу. Оглушающе верещали, протягивая ко мне вымазанные во внутренностях Мики пальцы, и я не выдержал. Не глядя, схватил с вешалки свою куртку, резко захлопывая за собой дверь, и быстро сбежал по ступенькам, заставив себя остановиться у подножия лестницы.       Нико испуганно уставился мне в глаза, обхватив запястье и слегка приоткрыв рот, и я выставил перед собой обе ладони, желая показать, что больше не подойду ближе. Вот так. Осторожно. Словно устанавливаешь контакт с раненым, загнанным животным. Сейчас он, действительно, очень сильно напоминал затравленного зверька, парализованного от ужаса перед своим обидчиком. Перед несколькими обидчиками… Вновь один в окружении врагов. Снова беспомощный передо мной и сдающийся на мою милость. Внутри неприятно закололо от непрошеных воспоминаний, и я поморщился, борясь с желанием прикрыть глаза. Не в состоянии лицезреть последствия своего поведения, Йоэль? Не думал, что будет так больно? Надеялся, что его страх пройдет со временем? Растворится в потоке несущих вас вперёд, подальше от жалящего прошлого, секунд? Думал, если постоянно ковырять кровоточащую рану, она заживёт быстрее?       Я рвано вдохнул, ощущая, как к горлу подступает соленая влага. Не сейчас. Когда-нибудь на разрыв, в подушку, но только не сейчас… — Нико, я понимаю, что не имею права просить об этом, но… не отталкивай меня, пожалуйста. Если тебе неприятно находиться рядом со мной, я пойму. Я не буду настаивать, обещаю. Но позволь мне попытаться всё исправить. Позволь начать все сначала. Не с того начала, с какого мы тогда стартовали. Разреши, хотя бы, писать тебе. Я не прошу большего.       Врешь, Хокка. Снова врешь самому себе. Ты ведь хочешь большего. Хочешь все в прежнем объеме. Столько же встреч, столько же его внимания. Столько же его времени. Тебе всегда было его мало. Ты украл у него так много мгновений. Так много ярких моментов его жизни. Перекрасил их в раздражающе черный, и вручил ему, как насмешку над всем, что ему не суждено было иметь. И теперь ты хочешь забрать ещё… — Ты сказал тогда, что у тебя не было выбора. Тебе пришлось мне довериться. Сейчас у тебя есть выбор. Ты можешь уйти. Можешь навсегда вычеркнуть меня из твоей жизни. Я приму это. Я заслужил. Но я прошу тебя… пожалуйста. Еще один шанс. — Я замолк, ощущая, как связки медленно парализует. Я больше не мог сказать ни слова. Не мог выдавить из себя ни звука. Просто стоял, судорожно проглатывая остатки собственного голоса, чувствуя, как сердце норовит выпрыгнуть из груди.       Немые… Немые…       Мы теперь оба были немы. Отдали свои голоса завывающему от скорби ветру, позволили им лететь дальше, отбиваясь от крыш одиноких домов. Я сейчас в твоей власти, Нико. И я…и мой голос…и мое припорошенное первым снегом будущее. Я так и не смог тебя сломить. Ты же вполне сейчас можешь разрушить меня.       Он рвано дышал, пытаясь натянуть капюшон ещё ниже, то ли чтобы укрыться от неуёмного ветра, то ли чтобы спрятаться от моего жалкого взгляда. Жалок. Я точно был жалок. Что, Хокка, быть хорошим человеком сложнее, чем законченной сволочью? Смеяться и унижать его было легче, чем стоять перед ним вот так, трусливо опустив голову в надежде, что он позволит тебе вновь сунуть хоть кончик носа в его жизнь? Ты же понимаешь, что он сейчас скажет «нет». Ты ведь понимаешь?       Он неожиданно приподнял голову и медленно кивнул, чуть прикусывая губу, и вновь кинув взгляд на мое запястье.       Я забыл, как дышать. Все выдыхал и выдыхал, неверяще уставившись перед собой. Не в силах поверить, что мне это не почудилось. Наверное, я вновь принимаю желаемое за действительное. Быть может я всё-таки замерз насмерть и сейчас доживаю свои последние секунды, оплетаемый тонкой белой паутиной, и мой мозг просто смягчает агонию, подкидывая мне невероятные картинки. Он же не может взять и пойти мне навстречу после всего, что ему пришлось пережить. Он ведь просто не должен.       Он снова едва заметно кивнул, и я прикрыл глаза, наконец, делая глубокий вдох. Как тебе удаётся быть таким, Нико? Наступать на горло своим страхам, вновь и вновь подвергая себя опасности из-за меня. Трястись от ужаса у вольера с дикими львами и тут же протягивать руку к ним в клетку, стремясь подкинуть им немного хлеба. Львы едят мясо, Нико. Обгладывают тело до костей, ломая лапами хрупкие косточки. Я до безумия хочу выбраться из клетки, но мне не место на воле. Диким животным не место на улицах города.       Я приподнял веки, посмотрев на ошарашенного Нико. Казалось, он сам не понял, почему согласился на подобное, но, по всей видимости, отказываться от своих слов не собирался. Лишь вновь обхватил себя руками, делая короткие, шумные вдохи, и переводил взгляд с моего лица на скрытые под курткой запястья.       Он. От. Меня. Не. Уходит.       Я переступил с ноги на ногу, чуть запрокинув голову и посмотрев на усыпанное проснувшимся звёздами бескрайнее небо. Когда успело так быстро стемнеть? Я даже не понял, как пролетело время, осыпаясь мелкими снежинками в огромных песочных часах.       С Нико всегда было так. Я терял счёт закручивающимся по спирали секундам, растворяясь в моменте здесь и сейчас, и мне всегда хотелось продлить это ощущение. Законсервироваться в одном из таких мгновений, чувствуя рядом его присутствие.       Он должен был уйти, но как же мне хотелось замедлить падение этих несчастных снежинок, разбивая надоевшие часы вдребезги. Хотелось просто упасть на старый диван в гараже и вот так же молчать, наблюдая, как Нико неспешно потягивает из банки холодное пиво. Или просто не двигаться с места, разглядывая причудливые созвездия на уставшем за день темном экране… Все, что угодно, лишь бы никогда с ним не прощаться… — Я могу вызвать тебе такси, — я слегка скривился, ощущая, как натягиваются связки. — Все лучше, чем ждать автобус при таком холоде. Нико резко вздрогнул и замотал головой, с силой стискивая челюсть. Я замолк, в недоумении уставившись на него, а затем тяжело выдохнул, жалея, что не могу себе самому выписать по морде. Какой же ты всё-таки невероятный дебил, Хокка. Думал, что после того, что с ним случилось, он сможет сесть в машину к незнакомому ему человеку? Будет чудом, если он вообще когда-то снова начнет доверять людям.       Я прочистил горло, наблюдая, как он нервно проводит пальцами по краю своего капюшона, и, резко выдохнув, я выпалил: — Я просто не хочу, чтобы ты сейчас шел один. Мики выбыл из игры, и я уверен, что он тебя больше не тронет, но есть ещё Элви, Сато и Марк. Не в том смысле, что они могут как-то навредить тебе. Я точно знаю, что они не посмеют. Я же… З       Заткнись, Хокка. Просто заткнись. Ты сейчас наговоришь ему ещё на пару ночных кошмаров. Ему ведь мало досталось. Нужно добавить ещё несколько фобий…       Я видел липкие щупальца вновь оплетающей его паники. На секунду он прикрыл глаза, проведя ладонями по лицу, а потом мотнул головой, словно пытаясь отцепить вгрызающиеся в его кожу страхи. Я с силой втянул губами воздух, на миг ощутив на языке отвратительный привкус пота и бухла. Блевотно, мерзко, невыносимо. Я закашлялся, чувствуя, как в уголках губ скапливается вязкая слюна, и тут же сплюнул ее на землю, пытаясь сдержать ползущий по пищеводу ком.       Его должно так же тошнить и от тебя. Бесконтрольно выворачивать наизнанку при одном твоём появлении, но он вновь умудряется сломать все кое-как выстроенные в твоём мозгу логические цепочки. Он боится. Боится до ужаса. Боится даже лёгкого отголоска от навсегда впечатавшихся в сознание имён. Элви. Сато… Мики… Но твоё имя почему-то вне этого короткого ряда. Словно на твое имя у него просто не хватило чернил.       Не хватило крови… Не хватило времени в бесконечной череде ночных кошмаров.       Я перевел на него взгляд, замечая, как постепенно выравнивается его дыхание, медленно сливаясь с моим, и сделал крохотный шаг назад, отступая от сверкающих стен его высоких препятствий. — Прости, пожалуйста. Я совсем не это имел ввиду. То, что было раньше…оно больше не повторится. Им нет смысла подставляться. Они сами давно хотят выпутаться из всего дерьма. Ну, пожалуй, кроме Марка. Там он, по-видимому, нашел свое призвание. — Нико коротко выдохнул, вновь пряча глаза за длинной челкой, и мне показалось, что я услышал тихий всхлип. — Слушай, я говорю это к тому, что уже очень поздно, и мне бы не хотелось, чтобы ты был сам на улице в такое время суток. Тем более, жутко холодно. Не самая хорошая погода. Я, мм. Я бы мог тебя провести. Только сегодня. Честно. Просто доведу тебя до крыльца и уйду. Что скажешь? — Я с замиранием сердца наблюдал, как он медленно поднимает голову, слизывая с губ тающие снежинки, и едва заметно хмурится, вероятно, просчитывая в уме все за и против.       За…что тут может быть за? Ты сам можешь придумать хоть одну причину, по которой ему следовало принять твое предложение? Зато тут сразу можно накидать миллионы причин против.       Он почему-то сомневался… Продолжал стоять, ведя молчаливый диалог со своим внутренним «я», украдкой бросая короткие взгляды на мои запястья… Вновь не уходил.       Не пытался отступить прочь, хотя между нами было уже не более пары метров.       Я едва мог дышать. Отсчитывал бесконечные секунды по его рваным вдохам, уверенный в том, что не сдержусь и нарушу свое обещание, если он сейчас скажет нет.       Не смогу просто так отпустить его, вновь и вновь прожигая взглядом его спину. Я знал, что пойду за ним. Буду прятаться во мраке, окутывающем пустые улицы Оулу, бесшумно следуя за ним по пятам. Как и месяцы назад. Но уже не для того, чтобы заманить его в одну из расставленных мною ловушек. Для того, чтобы убедиться, что он больше туда не попадет.       Он на мгновение прикрыл глаза, задерживая дыхание, а после неуверенно повел плечами, засунув руки в карманы куртки.       Я сглотнул, ощущая, как сердце окончательно перестает биться, застыв от неожиданности. Он же не может… Это ведь не может…       Он кивнул, смотря себе под ноги, и сделал два шага назад, запинаясь о торчащий из-под снежной простыни, камень.       Боишься повернуться ко мне спиной, Нико? Боишься, как и тогда…       Я резко выдохнул, чувствуя, как голова идёт кругом от накатывающих эмоций. Это было «да». Такое нерешительное и такое робкое. Неожиданное и одновременно безумно желанное. Я не мигая смотрел, как он переминается с ноги на ногу, вероятно не понимая, почему я не иду следом, а я стоял, не зная, что делать дальше, не зная, как себя вести. Я совсем не надеялся, что он позволит подобное…       Он глухо кашлянул и вздрогнул, вытирая нос тыльной стороной ладони. Холодно. Ему было холодно. Я же вовсе не ощущал холода. Меня сбивало с ног обжигающими волнами эйфории, закручивало по яркой спирали, и я неуклюже стащил с себя куртку, путаясь в рукавах и наблюдая за его удивлённым взглядом.       Я мёрз слишком долго, Нико. Покрывался толстыми корками льда под лучами теплого осеннего солнца и сейчас, наконец, начинал отогреваться, кутаясь в пушистые слои падающего снега.       Он мелко дрожал, сдувая с губ белую пыль, и с опаской наблюдал, как я делаю один осторожный шаг за другим. Я не сводил с него взгляд, медленно продвигаясь вперёд, и то и дело замирал, чувствуя, как воздвигнутые им преграды мешают мне идти дальше.       Он так и не убрал ни одну, лишь отодвигал на считанные сантиметры и тут же вновь отступал, проводя между нами новую черту. Полтора метра. Именно на столько я мог рассчитывать.       Я жадно цеплялся и за это. Неспешно переставлял ноги, покрепче обхватив себя обеими руками, краем глаза посматривая на натянутого, как струна, идущего рядом Нико.       Это было больно. Самый прекрасный миг за ужасные полтора месяца, и самый болезненный. Наотмашь бьющий по оголенным нервам и протыкающий кровоточащее сердце. И я и он сделали широкий круг по разделенному на двоих Аду и вернулись к началу. Истерзанные, опустошенные, пропущенные через огромные мясорубки. Разобранные до костей и нелепо собранные обратно. Мы были уже не мы. Не теми, кем являлись в тот злополучный вечер в переулке. Не теми, кем были до того дня и долгое лето после. Я не знал, как сшить нас заново, не знал, как выстроить между нами новый мост взамен взорванного старого. Не знал, как наполнить его жизнь новыми яркими воспоминаниями, вытесняя въевшиеся в его мозг, совсем ненужные предыдущие. Не знал, как помочь ему посмотреть на меня другими глазами… Перестать меня бояться…                   Единственное, в чем я был уверен, — это то, что я не хочу его терять. Не хочу отказываться даже от такой призрачной возможности быть рядом с ним. Просто идти вот так, на четко вымеренном нам расстоянии в полтора метра, вдыхая слабый аромат его парфюма, и видеть перед собой залитый летним дождем асфальт вместо окутывающей все вокруг плотным коконом белой паутины. Наверное, он хотел совсем иного…       Я не успел заметить, когда мы свернули в другую сторону. Я вообще плохо помнил дорогу. Украдкой разглядывал освещённое фонарями лицо Нико, пытаясь запомнить все черты до малейших морщинок. Жаль, что я не умею рисовать…       Очнулся я лишь перед смутно знакомым подъездом и не сразу понял, где мы оказались. Нико стоял у самой двери, нервно прокручивая в пальцах брелок с ключами, и я несколько раз моргнул, разглядывая утонувшее во мраке здание. Дом. Многоквартирный дом. Не его тихое жилище на окраине города. Скорее всего, он привел меня к своей квартире. К той, где мы записывали нашу песню, проводя долгие часы в единственной комнате с брошенным на пол матрасом.       Я не мог понять, почему он переехал сюда. Почему сменил свой уютный уголок в родительском доме на одинокое пристанище, лишённое всех признаков жизни.       Или он просто-напросто сбежал? Не смог вынести рядом ещё чье-то присутствие. Устал каждый раз по кирпичику выстраивать собственные стены, внимательно следя за тем, чтобы заботливая мама случайно не врезалась ни в одну. Или ты просто устал рисовать свои границы белым цветом в абсолютно белой комнате? Здесь же не было белого? Насколько я мог помнить, ни капли…       Если ты бежал, то как этот бег привел тебя к двери моего дома?       Я смотрел на него, чувствуя, как внутри поднимается волна невыносимой горечи. Из всех людей, Нико, почему именно я?       Только сейчас, стоя в нескольких метрах от него перед массивной дверью подъезда, я впервые подумал о том, сколько сил ему понадобилось, чтобы выйти из своей звуко- и присутствие- непроницаемой комнаты, переплыть бушующий ледяной океан, полный барахтающихся в собственной панике людей, и добраться до моего дома, чтобы просто посмотреть мне в глаза. Не говоря ни слова. Чтобы просто меня увидеть.       В горле неожиданно перехватило, и я с шумом втянул воздух, захлебываясь подступившими слезами. Я бы так не смог. Не смог бы выползти из-под одеяла, позволяя миру себя увидеть. Не смог бы перегрызть глотку своему страху. Если бы был на его месте, я бы просто не смог. Я бы вообще не выдержал того, что с ним произошло. Вздернулся бы в самый первый день, едва придя в себя на больничной койке. И я не понимал, как это удается ему. Как ему удалось не сломаться под весом свалившегося на него дерьма и продолжать существовать, заставляя себя каждый день подниматься с импровизированной постели. Ты думал, почему он не говорит… А ты бы смог произнести хоть слово? Мир был слишком жесток к нему, было бы удивительно, если бы он вновь так скоро начал с ним общаться.       Я с трудом сглотнул передавливающий дыхательные пути ком, наблюдая, как Нико переступает с ноги на ногу, цепляясь пальцами за ручку двери. Это был конец моего путешествия. Конец временного отчёта, конец так быстро преодоленной дистанции. Нико, пожалуйста. Можно это будет ещё не конец?       Я надрывно закашлялся, пытаясь растянуть и так чрезмерно натянутые грозящие в любой момент лопнуть от перенапряжения последние секунды. Как же я не хотел здесь останавливаться. Не хотел уходить, слыша за спиной громкий стук закрывающейся железной двери. Не хотел вновь оставаться в одиночестве, преследуемый ожидающими на ночных улицах, мрачными тенями прошлого. Они пропадали рядом с Нико, забивались в глубокие норы, растворялись в неровном свете фонарей, замерзали в вихре усиливающегося снегопада… И я больше не хотел возвращаться домой… Не желал соскребать с пола остатки пережеванного Мики, пачкаясь в его крови и желчи и всю ночь слушать, как он надрывно воет в тишине моей комнаты надорванными от натуги связками. Как бы я хотел просто иметь возможность переступить сейчас этот порог вслед за Нико… — Я напишу тебе завтра, хорошо? — Хотелось сделать свой голос чуть менее жалобным. Хотелось заставить свои ноги сделать хоть шаг в обратном направлении…       На этот раз он почти не сомневался. Быстро качнул головой, на миг взглянув мне прямо в глаза, и я впервые с того самого дня в больнице позволил уголкам губ разъехаться в несмелой улыбке. Вновь хотелось большего. Хотелось засмеяться в полную силу, заорать на всю мощь лёгких. Хотелось снова быть прежним. Чтобы я и он.       Я отвернулся прежде, чем он скрылся в темноте подъезда, не в состоянии в который раз подряд наблюдать, как он уходит прочь. К хорошему привыкаешь быстро, да, Хокка?       Один шаг, второй, третий. Ботинки тонули в вязком снегу, заставляя меня то и дело останавливаться, переводя дух. За вечер дорогу успело прилично засыпать, но я не замечал этого прежде. Тогда я вообще ничего не замечал. Казалось, я бы не обратил внимания, даже если бы перед нами опустился инопланетный корабль.       В голове билась только одна мысль, вытесняющая все остальные. Он пришел ко мне. Нико пришел ко мне. Сам. Несмотря на то, что произошло. Несмотря на то, что я совершил. Мне снова не хватало воздуха. Я пытался вдыхать, но получалось лишь рывками и недостаточно. Он пришел. Пришел сам… Я почувствовал, как тело захватывает неконтролируемая дрожь, заставляя бежать по коже мурашки и зубы стучать друг о друга.       Он позволил мне писать. Ему. Я просто не мог в это поверить. Это не укладывалось в голове, выходило за рамки моих предыдущих размышлений, и я вновь и вновь оживлял в памяти этот момент, стараясь убедить себя, что это реально. Мне казалось, я схожу с ума. Нужно было срочно поделиться с кем-то своими эмоциями. Рассказать о случившемся хоть кому-нибудь. Кому угодно. Я чувствовал, что если не сделаю этого, меня просто разорвет на мелкие части от волнения.       Я быстро разблокировал телефон, набрал номер Йоонаса и прижал мобильник к уху, даже не пытаясь смотреть на дорогу. Я ее почти не видел. Я, вообще, практически ничего не видел, кроме отпечатавшегося на зрачках образа Нико. Давай же, Йоонас… — Йоэль, что-то случилось? Время почти двенадцать.       Я сглотнул, ощущая, как мозг окончательно отказывается соображать. На том конце послышался непонятный шорох, а, затем заметно взволнованный Порко произнес: — Йоэль, ты меня слышишь? Ты в порядке? — Я тихо застонал, споткнувшись о какой-то камень, и едва не выронил телефон, перехватив его в последнюю секунду. Я слышал, как Йоонас вновь и вновь зовёт меня по имени, но не мог выдавить из себя ни слова. Перед глазами все плыло, и мне казалось, я уже вечность топчусь на месте, медленно покрываясь толстой коркой льда. Мне снова было холодно. Ледяной ветер больно бил по телу, оставляя на коже морозные узоры, путался в растрепанных волосах, гулко воя в ушных проходах. Хотелось в тепло. В уютное тепло маленькой пустой комнаты к зелёным глазам напротив и одинокому матрасу на полу. — Йоэль, мать твою, что происходит? — резкий голос Йоонаса заставил меня вздрогнуть, и я сильнее вцепился в край волочащейся за мной по земле куртки, пытаясь перехватить ее поудобнее. Надевать ее почему-то не было сил. — Йоонас, я в порядке. Не кричи так. — Блять… — он шумно выдохнул, и в ту же секунду я услышал щелчок зажигалки. Рот наполнился горькой слюной, я сплюнул ее куда-то в снег, пытаясь не представлять, как Порко нервно затягивается. — Ты бы знал, что я успел себе надумать. Самое безобидное, что ты выпал из окна и задницей нажал на быстрый набор. Я ведь просил меня не пугать, но до тебя, по-видимому, не доходит и… — Ко мне приходил Нико…       В трубке повисла тишина, прерываемая лишь слабым стуком и рваным дыханием Порко. Я закашлялся, ощущая, как холодный воздух обжигает гортань, и на секунду зажмурился, пытаясь сморгнуть выступившие от надрывного кашля слезы. Хотелось думать, что именно от кашля… — Как он?       Я промолчал, не зная, как ответить на этот вопрос. Я так и не спросил его. Не смог выдать этот набивший оскомину шаблон. Как он? Ещё пару часов назад это казалось таким очевидным. Единственный вопрос, на который я смог бы дать четкий ответ. Все плохо. Все просто ужасно. Настолько, насколько это было возможно. Сломленный и униженный. Вечный заложник произошедшего с ним кошмара. Мог ли я сказать то же самое сейчас? Абсолютно точно нет. Я видел перед собой уходящую за горизонт бесконечную прямую, но уже не оборачивался назад, безуспешно пытаясь разглядеть его тонкую фигурку где-то в самом начале длинного пути. Он был не в порядке. Да, не в порядке, но держался намного лучше, чем я мог себе представить. Цеплялся зубами за свое существование, по миллиметру продвигаясь вперёд. Смотрел в лицо своим страхам, не позволяя им утянуть себя на дно. Смотрел в глаза одному из своих страхов… — Он тебе что-то сказал? — Нет. Ни слова. Он, вообще, не говорит. — Йоэль, травмы связок, такие, как эта… — Дело не в связках. Он… — я запнулся, не зная, стоит ли продолжать. Вполне возможно, Йоонас уже и так знал ответ, но успокаивать себя историей о связках было значительно легче. Наверное, нам всем сейчас нужно было верить в одну из таких спасительных историй. — Он просто не говорит. Не хочет. Я…я видел, как он пытался что-то сказать, но обрывал сам себя. Йоонас, я не могу поверить, что это все реально. Я…подожди… — Я тяжело выдохнул, согнувшись пополам и ощущая, как сердце учащенно бьется где-то в висках. Это. Все. Реально. Господи, неужели, это все реально? Неужели он действительно сегодня был там, в паре метрах от моего крыльца. Нерешительно топтался на месте, оставляя за собой неровные следы на только что выпавшем снегу.       Я распрямился, пытаясь вдохнуть полной грудью и отдаленно улавливая голос Порко на том конце невидимой связи. Может быть, их ещё не успело замести, и я окончательно смогу заставить мозг поверить, что мне это не приснилось… — Йоэль, где он сейчас? — Я… Я отвёл его домой. Довел прям до подъезда. Он почти не сопротивлялся, представляешь. Мог сказать «нет», мог, но согласился. Я так боялся, что он уйдет. Боялся, что попросит меня оставить его в покое, а он…он… — Йоэль, успокойся. Слышишь меня? — Да… — я судорожно вздохнул, ощущая, что сердце бьётся уже где-то в горле. Я не мог остановиться. Не мог и не хотел. Хотелось выплеснуть все скопившиеся внутри эмоции и позволить неугомонному сердцу, наконец, выскочить на волю. Оно слишком долго было заперто. Слишком долго томилось в колючем мраке, без крохотной капли надежды на освобождение. Хотелось полететь вслед за ним, паря над заснеженными крышами домов. Подниматься все выше и выше, пока пальцы не коснутся поверхности моего вновь обретенного, личного солнца. Я не хотел больше молчать… — Ты сказал, что провел его до подъезда. До какого подъезда? — Он переехал к себе на квартиру. Не знаю точно, почему. Могу лишь догадываться. Йоонас, он разрешил мне писать ему. Я думаю, так будет проще сейчас. Нам обоим. Он…я вижу, как ему тяжело. Он пытается храбриться, но ему трудно находиться рядом со мной. Но то, что произошло сегодня… Я думал, все будет намного хуже. Ты ведь помнишь прошлый раз. Я думал, всё. Это конец. Но он пришел. Пришел. Позволил мне писать. Позволил его провести… Я не знаю, как он может вот так… Это… Я бы не смог… — Йоэль, стой. Я понимаю, ты сейчас на эмоциях, но притормози немного. Я не совсем понимаю, что у вас произошло… — Ещё бы, Йоонас. Конечно, ты не понимаешь. Хотел бы я сам понять, что это было. Хотел бы хоть немного разобраться в том хаосе, что творится у меня в голове. Отфильтровать слова, без разбора сыпящиеся в одну бессмысленную кучу. Отобрать те фразы, что описали бы сейчас мое состояние и выдать потрясающий монолог, не запинаясь через каждые две секунды, в тщетной попытке уследить за всем бредом, что лился из моего рта. Но я просто не мог. В этот неправдоподобный и совершенно безумный момент я абсолютно не был способен справиться с такой сложной задачей. — Он тебе как-то объяснил, зачем приходил? — В трубке вновь послышался тихий щелчок, и я скривился, осознав, что Йоонас, скорее всего, взялся за очередную сигарету. — Нет…нет. Это было так странно. Он будто сам не понимал, что он тут делает. Порывался уйти, но оставался на месте. Вздрагивал от любого моего движения, периодически отступая на шаг, но тут же останавливался, не пытаясь идти дальше. У меня вообще создалось впечатление, что он не хотел уходить, но как это возможно, Йоонас? На его месте я бы… — Вот именно, что ты снова ставишь себя на его место. Он не ты. И не стоит его равнять по себе. Он пытается идти на контакт, и это уже хорошо. Вполне возможно, он за этим и приходил. Попытаться всё наладить. Ты, главное, сейчас не наседай на него Всему свое время… — Да… Это просто было неожиданно. Я не знаю, что теперь делать… — Начни с малого. Какие у тебя есть идеи? — Я думал, может, принести ему что-то. Какой-то подарок. Чтобы его порадовать. Что-то, что могло бы ему поднять настроение. Он собирает журналы о супергероях. Я приносил ему тогда в больницу. — Я остановился, придерживая плечом телефон и неуклюже натянул куртку, ощущая, как по телу разливается уютное тепло. — Может, ещё что-нибудь? Какие-то вкусняшки или что-то в этом роде? Слушай, давай я позвоню парням. Утром встретимся и сходим все вместе. Они точно не откажутся. Можно было бы ещё прошвырнуться по музыкальным магазинам. Накупить ему дисков разных. Что-то из Линкинов, например, или Брингов. — Да, звучит неплохо, — я сделал глубокий вдох, чувствуя, как лёгкие жжет от быстрой ходьбы. Совсем потерял форму, Хокка. — Йоэль… — Да? — А я говорил тебе, не делай поспешных выводов…       Той ночью я почти не спал. Ворочался в холодной постели, умудряясь вырубиться на пару минут, и вновь просыпался, чувствуя, как в каждой клеточке жаром расползается пьянящее волнение. Сердце по-прежнему сходило с ума, беспорядочно выстукивая неровный ритм, и я снова и снова прокручивал у себя в голове все события предыдущего вечера, смакуя каждую секунду. Ставил воспоминание на паузу, тщательно разглядывая растерянное лицо Нико. Жадно вглядывался в любую промелькнувшую эмоцию, трактуя ее десятками разных способов, но все же останавливаясь на том, в который хотелось верить самому.       Я миллион раз тянулся к телефону, разглядывая крохотную фотографию на подсвеченной зелёным аватарке. Прикусывал губы, беспорядочно постукивая по экрану пальцами, и пытался подобрать хотя бы несколько слов, чтобы начать наш никак не желающий клеиться шаткий диалог.       Минуты текли одна за другой, а я все не мог наткнуться у себя в голове на то самое начало, которое могло бы помочь нам найти дорогу назад. К тем нам, кто в одной из параллельных Вселенных всё ещё продолжал стоять у школьных дверей, наблюдая, как резко поднявшийся ветер гонит грозовые тучи по хмурому небу. К тем нам, кто в тот роковой день не сделал и шагу за пределы наших домов, вместо этого слушая музыку из вырученных на максимум колонок. Наверное, этой дороги больше не было. Ее залило проливными дождями, засыпало грудой неподъемных камней, разрушило моими ужасными поступками. Теперь была лишь парочка тонких веревок, перекинутых через глубокую пропасть и несколько хрупких дощечек, из которых нам предстояло построить крепкий мост. Я был благодарен уже и за это.       Сообщение удалось отправить лишь с первыми лучами солнца. Всего три коротких слова, особенно комично смотревшиеся в пять утра, но доставшиеся мне с огромным трудом. «Спокойной ночи, Нико»…       На ответ я не надеялся. Тут же затолкал телефон под подушку, убеждая себя, что я просто не услышал звук входящего сообщения. Ты попросил разрешения писать ему. Это не значит, что он должен отвечать на твой бред.       Подняться с постели оказалось проще, чем я ожидал. Недосып почти не ощущался. Голову заволакивало приятным туманом, а внутри быстро росло предвкушение чего-то хорошего. Мысли вновь путались, появлялись и лопались, как большие мыльные пузыри, и я почти не разбирал дороги, изредка переходя на бег и задевая локтями прохожих. Я больше не ощущал усталости. Не ощущал, как жизнь медленно покидает меня, просачиваясь сквозь пронизывающие мое тело насквозь рваные раны. Будто с внезапным появлением Нико в моей жизни организм начал регенерировать, затягивая и сшивая все повреждения. Я вновь чувствовал себя живым. Словно часть меня, наконец, очнулась от глубокой комы, отделившись от своей половины и оставляя ее медленно умирать на больничной койке. Я совсем не скучал за той второй частью.       Собрать презент для Нико оказалось не так сложно, как я ожидал. Мы здорово провели время, бродя между рядов в крошечном магазинчике, перелистывая сотни разноцветных страниц и с упоением роясь в выставленных на столах стопках дисков. Хотелось взять всего и побольше. Заполнить разными мелочами одинокую квартиру Нико и развесить яркие плакаты по пустующим стенам. Хотелось дать ему понять, что он больше не один. Не был и никогда не будет…       Тяжёлую набитую всякой всячиной коробку мы несли по очереди, останавливаясь через каждую сотню метров, чтобы передать ее из рук в руки. Внутри весело грохотали расфасованные по упаковкам сладости, шуршали десятки комиксов и гремела толпа новеньких дисков.       Я считал каждый свой шаг, ощущая, как сбивается дыхание от нахлынувшего волнения. Я не знал, понравится ли ему подарок. Захочет ли он его принять или выставит обратно за дверь, так и не притронувшись ни к чему из перечисленного. Я тяжело выдыхал и на миг прикрывал глаза, вспоминая тот хрупкий момент в больничной палате.       Он ведь не оттолкнул меня тогда… Нервно прикусывал губы, медленно обводя пальцами пластмассовую игрушку. С интересом разглядывал журнал, невесомо касаясь шуршащих страниц. Он ведь пошел мне навстречу в тот раз, и я очень надеялся, что он сможет сделать то же самое и в этот…       Мы расстались с парнями у подъезда Нико, и я ещё некоторое время просто стоял на месте, пытаясь перевести дыхание и наблюдая, как они медленно идут прочь, периодически оборачиваясь и махая мне на прощание.       Я хотел сделать это сам. Мне было жизненно необходимо пойти к нему одному. Вновь почувствовать ту связывающую нас незримую нить. Необходимо было знать, что никто случайно не наткнется на нее, заставив тонкие волокна лопнуть, разрывая ее на две неровные половины. Я хотел этот момент лишь для себя. Эгоистично и неправильно, но я хотел подарить нам обоим другое окончание того мгновения. Иные воспоминания, которые бы смогли заменить болючие прежние.       Я даже не планировал показываться ему на глаза. Кое-как дотащил коробку до нужного этажа, сознательно отказавшись от лифта в стремлении растянуть отмерянные мне минуты пребывания в непосредственной близости от Нико. Аккуратно поставил презент на пол у его двери, положив сверху сложенный в двое листочек, вырванный из первой попавшейся на глаза тетради. Я не рискнул написать. Ни строчки. Был уверен, что он помнит мой почерк, и просто наблюдал, как парни один за одним выводят на бумаге простые, но такие важные сейчас слова: «Нико, мы тебя любим, чувак», «Очень тебя не хватает», «Скучаем». Хотелось верить, что это именно то, что было нужно Нико…                   Хотелось дать ему понять, что он все ещё часть нашей команды, не скатываясь в сопливые пожелания скорейшего выздоровления. Что-то подсказывало мне, что он не захочет к себе особого отношения. Не захочет поблажек и болезненного снисхождения. Всё, как и прежде. Ты всё ещё часть нашего братства, Нико. Необходимая шестерёнка в работе целого механизма. Один из пяти сумасшедших парней, объединенных общим неприглядным прошлым и неясным туманным будущим. Часть звёздной системы огромной Вселенной, ограничивающейся пока лишь небольшим городом.       Существенная часть моей личной Вселенной…       Я быстро спустился на этаж вниз, доставая из кармана телефон и открывая новое окошко для сообщений. Можно было бы просто постучать к нему и дать дёру, надеясь, что вышедший на площадку Нико меня не заметит. Но я не был уверен, что он вообще откроет дверь. Я не хотел рисковать. Не хотел пугать его ещё больше, заставляя застрявшую между оконных рам панику вновь просачиваться сквозь замочную скважину.       Ночью, в сотый раз переворачиваясь с одного бока на другой, надеясь как можно быстрее вырубиться, я пообещал себе, что сделаю все, что угодно, лишь бы удержать скалящую клыки тревогу на привязи. Все, что угодно, только бы вновь не дать ей впиться острыми зубами в кожу Нико, раздирая его на мелкие кусочки.       Йоонас бы сказал: «Ты начал взрослеть, Хокка. Так обычно бывает, когда включаешь мозг, заставляя его работать, и начинаешь думать перед тем, как что-то делать». Я бы даже с ним согласился. Я больше не имел права лажать. Не сейчас, когда на кону стояло так много.       Я быстро набрал короткое сообщение, нажал «отправить» и приподнял голову, вслушиваясь в царящую вокруг тишину.       В горле пересохло от волнения, и я несколько раз сглотнул, чувствуя, как слизистая покрывается мелкими трещинами. Что, если он не выйдет? Что, если он за ночь успел передумать, жалея о том, что вообще приходил? Что, если для него все это слишком?             Слишком быстро, слишком ненормально, слишком…       Я облизал губы, ощущая, как сердце неприятно стучит где-то в животе. Ты должен был предусмотреть и такой вариант, Хокка. Должен был быть готов к такому логическому исходу. Ты через чур на него давил. Через чур навязывал свою компанию, перекрывая ему все входы и выходы. Быть может, ему это и не нужно, просто вчера он был ужасно сбит с толку, чтобы сказать «нет».       Где-то, чуть выше, раздался лёгкий скрип приоткрывшейся двери, и я замер, бесшумно выдохнув скребущее глотку напряжение. На пару секунд вновь наступила тишина, а затем что-то тихонько зашуршало, и я услышал, как кто-то легко ступает по коридору, делая шаг за шагом по направлению к лестнице. Я сильнее вцепился в перила, не в силах сдвинуться ни на сантиметр, и задержал дыхание, ощущая, как сердце бьется предательски громко.       Он не спешил спускаться. Наверное, чувствовал, что я где-то рядом, но был не в состоянии заставить себя преодолеть пару десятков ступеней.       На миг вновь стало тихо, а после он быстро прошел обратно, с громким хлопком закрывая за собой дверь.       Я с шумом втянул воздух, чувствуя, как шевелятся волосы на затылке от гуляющего по коридорам ветра.       Я быстро поднялся наверх, стараясь не издать ни звука, и выглянул из-за поворота, замечая, что коробки на прежнем месте уже нет.       Это снова было «да». Робкое и молчаливое. Немного испуганное и неуверенное, но это точно было «да».       Назад я бежал, не замечая ничего и никого вокруг. Мимо приносилась яркая толпа, сливалась в один большой пестрый комок, периодически выходя на мою орбиту, но тут же возвращалась назад, стараясь увернуться от столкновения. Мне было все равно. Все, что я видел и слышал — был длинный темный коридор и эхо нетвердых шагов, поселившееся в моих барабанных перепонках.       Я все ещё не мог в это поверить. Он действительно пошел мне навстречу.                         Действительно, пошел навстречу нам. Подошёл ещё на миллиметр ближе, отпиливая край от собственной клетки.       Мне казалось, в эту секунду я могу сделать все на свете. На душе было легко и спокойно, а расправляющая крылья эйфория кружила голову, заставляя меня ещё быстрее нестись по освещённым улицам.       Я ощущал себя так, будто с сегодняшнего дня начал жить заново. Перевернул, исписанные черным маркером страницы, надеясь начать все с чистого листа, но, в конце-концов, просто взял новую тетрадь, наблюдая, как горит в оранжевом пламени старая.       Впервые за долгое время я думал о том, что нужно пойти в колледж. Сдать все свои хвосты, продолжить обучение или хотя-бы узнать, не выперли ли меня. Наконец прибрать в своей комнате, перестав ловить на себе недовольный взгляд мамы.       Хотелось многого… да, многого…       Я притормозил, запуская ладонь в карман куртки, стараясь нащупать оставленную там наличку. Можно было бы сходить в магазин и затариться кое-какими продуктами. Или просто купить что-то по мелочи. Быть может, пару баночек пива и чего-то на закуску.             Организм требовал вознаграждения. Расслабления после долгих дней нескончаемой нервотрёпки, и сегодня я собирался пойти у него на поводу.       Рука наткнулась на вибрирующий мобильник, и я вздрогнул, вытягивая его из кармана. Я настолько погрузился в свои размышления, что даже не услышал издаваемой им мелодии. Первая мысль была — это Нико… В глазах на секунду потемнело, и я ощутил, как слабеют уставшие ноги. Нет, не Нико. Йоонас… Это всего лишь Йоонас… Выдохни, Хокка. Когда-нибудь это произойдет. Точно произойдет. Такой необходимый вызов с до боли знакомой фотографией на экране. Но не сегодня. К сожалению, не сегодня… — Да, — я сглотнул, стараясь перевести дыхание. За спиной почудилось чье-то леденящее душу дыхание и я, вздрогнув, обернулся, уставившись на абсолютно пустую дорогу. — Ты где? — Нервный голос Порко ударил куда-то под дых, прибивая меня к земле и заставляя внутренности вновь скручиваться в тяжёлый, оседающий где-то глубоко внутри, комок. — Иду от Нико. Уже почти у дома. Йоонас, что-то случилось? — Я слышал, как Порко рвано выдыхает, периодически прокашливаясь. Растягивая невыносимо длинные секунды, давая себе время, чтобы…чтобы что? — Йоонас… Что произошло? — Я облизал пересохшие губы, замечая, как тревога вновь выглядывает из-за моего крыльца, делая пару медленных шажков вперёд. Подбираясь все ближе…       По шее снова пробежал холодок, и я провел по коже ладонью, чувствуя, как пальцы слегка дрожат… — Мики… Он очнулся…       Я медленно сел на землю, краем уха слыша, как Йоонас что-то говорит в трубку. Сознание вновь заволакивало темным туманом, а лёгкие сжимались до крошечных размеров. Я пытался вдохнуть, но лишь захватывал губами воздух, глотая его неравномерными порциями. Все было кончено. Все действительно было кончено. Я уронил мобильник на землю, замечая, как он тут же проваливается в огромный белый сугроб. У меня не было сил его поднять. У меня снова не было сил… Рядом заходился в истерическом смехе окровавленный Мики…