«Никогда не смотри в глаза, если боишься темноты»
- Оди.
Утро напомнило мне о том, что октябрь месяц – это преддверие зимы, утренние намёки на заморозки. Опавшая пожухлая листва вокруг хижины, еловый настил игл цвета грязи под ногами. Солнце, медленно выползавшее из под видимого горизонта, совсем не греющее землю. А дождь, противно моросящий мелкими каплями, будто хочет тебя психологически сломать. Когда я поднялся на ноги, мне понадобились секунды на осмысления происходящего вокруг. Темно и холодно. Возле стены, прижавшись к ней спиной и укутавшись в плед, сидела девушка. Вчерашняя жертва. Хотя и сегодня она была ею, молчаливая, осматривающая меня из-под свалявшихся комками ресниц, её серо-зелёные глаза, уставившиеся на меня, не давали мне сдвинуться. Я будто прикипел к холодном полу голыми ступнями. Но через пару секунд я опомнился и, подойдя к центру хижины, под потолком откинул матерчатый полог, осмотрел тяжёлое небо, нависшее над миром, тучи монструозно двигались на восток, выплескивали мелкий дождь, который, развивая скорость, превращается под осенней температурой в белые комки мелкого твёрдого льда. Молча достав щепки из мешка, пару дров, я соорудил очаг, зажёг бумагу и поднёс к берёзовым щепкам, скормив их пламени. Щепки, а затем мелко порубленные дрова занялись всепожирающим огнём, сделав хижину ярче, разогнав темень. Прочно закрепив треногу над очагом, я повесил старый закопченный чайник, переживший моего отца и его отца. И меня переживёт в скором. Вода в чайнике забурлила, но я не стал снимать его с огня, в горлышке нет вредного свистка, который наполнял бы окружность противным изречением. Уронив в металлическую кружку две ложки сублимированного кофе, а также ложку сахара и сухие сливки, я залил эту массу кипятком. Посмотрел на девчонку и, углядев в её глазах и страх, и желание развеять сухость во рту, решил уточнить. - Пьёшь кофе или сделать чай? - Чай, любой. – девушка шёпотом, еле слышно произнесла данные слова, и мне пришлось додумать последнее слово. Кинув в пустую кружку пакетик зелёного чая, влил в него остаток кипятка и поднёс к выставленной руке. Она молча взяла и еле кивнула, её короткие, но худые пальчики легли на края кружки, и дальше я не смотрел, отойдя к очагу и принявшись мелкими глотками поглощать кофе. Недолго думая, я вытащил пачку дешёвых сигарет из кармана, помятую пачку. И достав из очага щепку, прикурил. Затянувшись терпким дымом, я немного потерялся в пространстве, сигарета по утрам влияла на меня как транквилизатор, давая чувство головокружения. Девчонка мирно пила чай, больше грея холодные руки о бока кружки. Я косым взглядом осмотрел её и решил, что нужно дать ей одежду, иначе она может заболеть ненароком. В мои планы не входила простуда жертвы. В мои планы не входило вообще то, что она будет такой смирной. Я следил за ней давно, да и знал её за долго до похищения. Она меня не узнает. Конечно, прошло более десяти лет, я повзрослел, а она похоже удалила из памяти меня. - Не советую тебе, Ева О'Салливан, пытаться убежать, твой смартфон я разбил ещё по дороге, далеко отсюда. Вокруг на десять километров нет ни одного поселения. Даже землянки. Лес густой и зверя голодного тут много, тебе некуда отсюда идти. Девушка молча выслушала и, не отвечая, смотрела на меня, резко отводя взгляд, если я пытался заглянуть в нее, поймать её взгляд, внушить ей действительность. Она лишь мелко затряслась, то-ли от холода, то-ли от страха. Но мне пришлось подкинуть ещё дров в очаг и, порыскав в сумке, я нашёл одеяло и подушку. Положил всё содержимое рядом с девушкой. Она лишь тряслась молча, не мигая взглядом, гипнотизировала мои пальцы на ногах, или куда она смотрела. Девчонка не реагировала ни на мой размеренный сказ, ни на окрик, лишь погодя я влепил ей пощёчину, попал вскользь и одними пальцами, но этого хватило, чтобы её качнуло и голова опрокинулась назад. Ева О'Салливан, придя в себя, потянула на себя подушку и одеяло. - Я приготовлю еду, если тебе нужно в туалет, скажи мне. В глазах девушки загорелся луч пламени, она закивала мне в ответ, сообщив, что хочет в туалет. Я кивнул и, молча отперев входную дверь, внёс её пластиковое крепкое ведро темно-зелёного цвета. Глаза жертвы сразу потухли, когда я продел в ведро пластиковый пакет и разместил его рядом с её лежанкой. Дверь пришлось снова прикрыть, но замок я не стал одевать на кольца. Лишь заполнил чистый котелок водой и поместил его над огнём. В хижине стало отчётливо светло и тепло, окон здесь не было. Как и больших щелей. Если, конечно, не дурить, как я вчера, и протапливать обитель ежедневно, то замёрзнуть нужно постараться. Вчера же накатившая на меня усталость, перевозбуждение и адреналин, одновременно тройным ударом выключили меня из этого мира. Я был будто в тумане и не думал, что похищение займёт столько времени и отнимет столько сил. Девушка вела себя умеренно мило, изредка задавала вопросы, глупые и нервные. Просила кушать и пить. Эти стандартные просьбы я выполнял молча, на вопросы не отвечал и не ждал от неё понимания. Меня разрывали мысли, я похител её, но она меня не узнает. Раскрывать карты прямо сейчас - это выглядеть каким-то жалким ублюдком, будто просящим внимания Евы. Поэтому я решил молчать до тех пор, пока она сама не вспомнит. А если не вспомнит, то всё закончится для неё так же, только без понимания почему и за что. Весь день я старался быть на улице, за толстой, обитой войлоком дверью, чтобы обозначить своей голове порядок решительный действий. Во мне боролись два желания: плохое и наплевательское - хотелось пойти и сделать больно той, которая даже не помнит меня. И вторая сторона, которая решает потянуть время, дабы посмотреть как она будет себя вести в той или иной ситуации со мной. Я хочу дождаться ночи, чтобы сделать с ней то, что желал последние годы. То ради, чего она была создана как женщина.