Давид III - Великий король (3ч)

Не прошло и недели, как в замок пожаловали фагры - целая делегация в белоснежных туниках и тогах, сопровождаемая рабами и слугами. Их проводили в торжественный зал, где уже ждали министры с королевой и принцы с вельможами. Все друг другу поклонились. Фагры как обычно были бородаты и черноглазы, смуглы кожей и сдержаны в движениях. Их кувыркающийся язык всё еще ласкал слух, а складки тканей - радовали глаз. Так и могло выглядеть истинное величие, если бы тут не присутствовали члены королевской семьи. Гости вежливо поклонились принцам, королеве, начали свои разговоры с министрами. Фагров прибыло порядка двадцати человек, не считая их прислуги, которой было не меньше и которая выделялась отсутствием тоги - они стояли лишь в туниках. Дети, замечая полное отсутствие штанов у этих необычных людей, тут же начали заваливать вопросами своих учителей и слуг, которые сами знали об этих людях не так уж и много. Помимо вельмож, что тут жили весь год, к этому дню приехали и многие с фронта, так как Нильс был заинтересован в объединении войск, Август желал использовать корабли фагров для обманного маневра, а лекари с изобретателями просто хотели обменяться знаниями. Но, не смотря на такой взаимовыгодный смысл их встречи, местные искали среди всех этих бородачей и одного конкретного человека. - А с вами не прибыл наш старый знакомый Клавдий-Август? - осведомился Филипп у того, с кем говорил. - Он, знаете ли, был достаточно близок с нашим королем и его компания сейчас как нельзя кстати, была бы желательной для нашего монарха. Мужчина кивнул: - Да, конечно, Клавдий-Август приехал с нами. Однако он человек очень застенчивый и скромный, так что первый редко когда начинает беседу, - обернулся на толпу и гласно позвал этого человека по имени, используя его родное звучание. Совсем скоро, к ним вышел довольно стройный мужчина, украшенный небольшой густой бородой и короткими темными волосами. Клавдий держался скромно, но величественно, аккуратно, но красноречиво. Кивнул старому знакомому толстяку. Тот кивнул в ответ. - Здравствуйте, министр, - негромко произнес. Ариф во многом изменился, однако не поменялись его глаза - всё такие же черные и внимательные, готовые поглотить любого, кто в них посмотрит. - Наша война идет успешно, - продолжил свою речь Филипп, обращаясь уже к ним обоим. - Имри совсем скоро станет полной собственностью кромийцев. - Извините мою дерзость, но его величество сейчас на поле боя? - решил осведомиться химик, оглядывая королеву с детьми и министров, среди которых он никак не мог найти самого монарха. - Ох, его величеству сейчас нездоровится, - опечалился советник. - Мы надеялись, что некоторые из ваших мужей смогут поставить его на ноги. - А что с ним? - сдерживая любопытство выдал скромный гость. - Он переболел месяц назад какой-то лихорадкой на поле боя. Сейчас он почти не встает с кровати. - Какой ужас... - удивился другой. - В таком случае, мы обязаны нанести ему визит и как можно скорее. - Завтра мы организуем вашу встречу, - кивнул Филипп. Однако зря он дал такое слово, не посоветовавшись с королем, чьи приступы гнева становились всё более частыми и менее контролируемыми. Давид лежал среди откровенно разрушенной комнаты. Его кровать и перина были изуродованы мечом, чей сломанный кусок лезвия торчал в одной из больших трещин. Ковер был измазан многочисленными пятнами от вина и пищи, которую ему периодически приносили. По углам бегали тараканы с другими насекомыми, кровать кишила клопами, а под потолком уже давно обосновались пауки, что забегали сюда через разбитые окна. Мебели тут почти уже не было. Давид испортил всё, что не могли вынести и сломал всё, что могли. На полу валялись деревянные щепки, которые тщетно пытали убирать по мере возможности, под потолком висела испорченная и частично разбитая люстра, которую уже много раз пытались сбить. Картин и гобеленов тут не осталось, так как король все их неизбежно разрезал бы и уничтожил, как это сделал с балдахином, чьи рваные и разрезанные края уже не могли спрятать от того ветра, что залетал сюда по ночам и не мог быть остановлен шторами, которые были в состоянии, сродни балдахину. Король уничтожал всё, что только мог, а что не мог - пытался. На стенах и полу были какие-то пятна от пищи, сажи и вина, которыми Давид успел искрасить уже всю спальню и самого себя. Штукатурка была ободрана и сбита, золотые элементы - оторваны и выброшены. Монарх не жалел своих сил на уничтожение, так что костяшки на его руках быстро разбились, а лицо еще сильнее посерело. Густав, наблюдая за тем, как с каждым днем королю становиться всё хуже и хуже, всеми силами пытался образумить его и успокоить, однако ни на что кроме злобы он не натыкался. Давид мог кинуть в него всем, до чего только дотянется его рука. Повстречав перед королевскими покоями целую толпу в белых тогах, забрызганный вином слуга не проявил никакого дружелюбия для того, чтобы пустить их к королю, что только что бросил в него целый кувшин с пойлом, которое расплескалось по всему полу. - Его величество не в настроении, - сухо выдал на них, держа пустой кувшин в руке. Филипп расширил глаза, наблюдая за тем, как капает с головы камердинера. - Его величество все еще в гневе? - шепотом спросил его, не желая афишировать их разговор перед гостями и другими присутствующими. - В гневе он будет, если я не принесу вина. Сейчас он спокоен, - опустил голову, желая поскорее спуститься и наполнить кувшин напитком. - Разрешите, - стал протискиваться сквозь толпу. Советник настороженно проводил глазами Густава и покосился на фагров. Подумал о том, что нужно сообщить о них королю. Набрав побольше смелости, вошёл, сказав гостям немного подождать. Пошел к спальне через ухоженную и нетронутую гневом гостиную. Открыл дверь и заглянул внутрь: - Ваше величество... Не успел он закончить, как его резко перебили: - Кто опять приперся в мои покои?! Это - мои покои! От слова "покой"! Так оставьте вы меня в покое! - Ваше величество, - просунулся внутрь, - я привел к вам фагров, что должны помочь вам. - А я просил помощи?! - посмотрел на него исхудалый человек, на чьем теле ночная рубашка висела как на палке с перекладиной в виде плеч. - Ну так идите отсюда! Или вам заняться больше нечем как нарушать мой покой?! Оставьте меня в покое!!! - закричал не своим голосом. Филипп судорожно кивнул и тут же вышел, молниеносно закрыв за собою дверь. Волосы на его голове стали дыбом, впрочем как и на всем теле. Беспокойными шагами поспешил наружу. Фагры, к его печали, могли слышать некоторые из криков короля, так что уже во всю переглядывались и обдумывали всё это. - Извините, - начал советник перед всеми, - но его величество действительно в дурном настроении. - Разрешите мне поговорить с ним, - вызвался Клавдий-Август, подойдя к нему. - Я помню раньше, его величество прислушивались ко мне. - Идите, - указал глазами, - но будьте аккуратны, король в гневе. Тот кивнул и вошел. Этот новый замок, новые покои и новые комнаты не были ему известны, однако Клавдий думал действовать как и много лет назад. Сняв свою тогу, дабы она не мешала уворачиваться от возможных кулаков, мужчина поправил тунику и аккуратно вошел внутрь. - Кого еще принесло?! - заорал Давид, оборачиваясь на дверь. - Давид, это я, - мягко начал тот. - Только один человек мог называть меня по имени! - возмутился этой дерзости. - Давид, это я - Ариф, - медленно направился к нему. - Помнишь? Ты купил меня на рынке рабов и потом отпустил с фаграми. На того вновь смотрели эти темные глаза в которых хотелось утонуть без следа. Однако сейчас монарх не собирался замечать все эти достоинства, что пленили его когда-то: - Ворвался в мои покои! Неуважительно говоришь! Кто ты такой?! Пошел вон! Оставьте меня в покое! - Давид! - испуганно схватил его запястья, дабы тот ничего в него не кинул. - Ты болен. Что случилось? Ты бледнее смерти, худее скелета и неконтролируемее ребенка. - Болен! Считаешь меня больным?! - Да, вполне. - Твоего мнения не спрашивали! - рывком освободил свои руки и оттолкнул его. - Пшел вон! Я не хочу тебя видеть и знать! Я никого не хочу видеть и знать! - закричал на него громче. - Вон! Вон!!! - схватил подушку, из-под которой побежали насекомые. Клавдий тут же вздрогнул от этой картины, подскочил и убежал, не забыв прихватить с собой тогу. Оказавшись вместе со всеми, он тут же начал передавать то, что король и правда очень агрессивен и совсем недружелюбен. Тут же подошел Густав с вином на одежде и в руках. Зашел, отдал пойло его величеству и немного успокоился, видя как жадно тот опустошает тару. После такой попойки, Давид дебоширил несколько меньше, так что служащий и правда успокаивался, но только за себя. За короля ему наоборот становилось всё страшнее и страшнее. - Его величество не в себе! - поражался Филипп, сидя следующим днем на совете. - Он перед моим носом вылил на своего слугу вино и чуть не подрался с каким-то фагром! А на меня накричал так, что волосы на спине дыбом стали! - У Давида всегда был мощный голос, - задумчиво выдал Амиран, устало глядя на стол. - Король не в себе! - возмущенно ударил кулаком по столу Бронислав. - Сейчас у нас нет короля! - Полегче с выражениями, - покосился на того великан. - Держите язык за зубами, - едко выдал Люциус на военного. - Ваше недовольство ничего не решит. - Король всё еще не пришел в себя? - спросил Нильс. - Он нам нужен на поле боя. - Нам он тоже нужен, - выдал Филипп, складывая руки в замок. - Два года он не прикасался к этому столу и уже месяц не подписывал бумаг с нашими приказами. Вопрос кому из нас он нужен больше... - Неужели Давид такой хороший стратег, что без него вам никак? - покосился на военных казначей. - Стратег может он и не лучший, но он отличный полководец. Только его статус мог угомонить генералов-гордецов и выбрать какой-то один план наступления. Сейчас же эти псы грызутся как настоящие собаки, готовые убить друг друга, но лиж бы всё было по ихнему. Солдаты бунтуют. Желания воевать ни у кого нет. Еще и болтуны развелись, что разнесли по всему лагерю сплетню о том, что королю вообще теперь безразлична война. - Сейчас ему всё безразлично, - отвел взгляд Люциус. - Быстро же у всех желание пропало, - выдал Амиран. - Всего месяц прошел. - Как оказалось, этого более чем достаточно, когда нет никакой определенности действий. Если король в ближайшее время не придет в себя и не вернется в лагерь - придется остановить захват, а время сейчас самое выгодное для того, чтоб наоборот продолжать. - Но если смотреть по карте, - продолжил казначей, - самые важные места мы уже заняли. Рудники, торговые пути... Не думаю, что Давид хотел и немощные районы захватить. Они будут нам только обузой. - Вы видимо не понимаете как на имрианцев повлиял отъезд короля, - жестко посмотрел на него Нильс. - Они наступают на нас! - ткнул пальцем в стол. - Пока король лежит в своей постели целыми днями - мы теряем захваченные территории! Все пооткрывали глаза. - Да что ж вы за командир такой?! - подскочил Амиран. - Не можете даже армию собрать и припугнуть, чтоб они позиции не сдавали! - Не в нас дело, а в имрианцах! - встал. - А вы вину не перекладывайте! - Их эта болезнь только воодушевила! Тем более, что военные люди и ученые, постоянно грызутся! - Какое это имеет отношение к нашему разговору?! - Эти старики поучают нас как свою работу делать! Люди, что мечом даже орудовать не умеют нормально! - Ваше дело - меч, а их - мозги! Нужно иметь ум, прежде чем доставать меч! - Так нам слушать этих недотёп, что в лагере как цыплята ходят?! Начался целый скандал, где каждый обвинял всех, но только не себя. За Нильса вступился Август, Бронислав, а за Амирана - Люциус, Филипп, что настаивали на том, что военные всё же должны знать своё дело и действовать с умом, а не по прихоти. Платон же, как представитель церкви, хотел лишь мира, о чем и пытался достучаться до каждого из присутствующих, однако никто его не слушал. Новый лекарь и вовсе сидел молча, даже не зная что ему сказать и что сделать. Подобный шум продолжался так долго, что уже все всех успели оскорбить, задеть и чуть ли не объявить войну. Два лагеря смотрели друг на друга как на кровных врагов, не в силах успокоить свой пыл и жар. Спор закончился так ничем и не решившись и лишь из-за того, что Амиран и Нильс уже практически сцепились в драке. Хотя, если бы не благоразумие казначея - этот шум всё продолжался бы и продолжался. - У нас есть еще какие-то вопросы? - начал Филипп, пытаясь успокоить всех переходом на другую тему. - Я предлагаю закончить войну! - ударил кулаком по столу Амиран. - Как только Нильс, - гневно показал на него пальцем, - отвоюет все наши земли обратно! Его управление у меня в печёнках уже! - снова ударил по столу. - Ваше у меня - тоже! - огрызнулся тот. - Успокойтесь! - пытался угомонить их первый советник. Однако его попытки мало работали. - И уступить этому болвану?! - возмущался казначей. - И уступить этому чернокнижнику?! - подскочил Нильс. Платон испугался, покосившись на каждого из них. - Так и у вас под боком есть эти предатели?! - кисло выдал Амиран. - Предатели, что восстали против короля! Какой у нас чудесный полководец! - саркастично взмахнул рукой. - Слушает каждого шпиона и предателя, что у него под носом ошивается! Как только вы сразу всю Имри опять Исааку не отдали?! - Да я задушу тебя! - гневно вскрикнул и рывком набросился на него. Драка таки началась и разнять этих двух не могли еще долго. По крайней мере так казалось Филиппу и Платону, что в разнимании участвовали только словами. Этим днем совет больше не продолжался. Амиран ушел в свои покои, где совсем скоро врач начал обрабатывать его ссадины, а Виктор подбирать новую одежду, взамен той, что была разорвана. - Никогда бы не подумал, что вы влезете в подобного рода драку, - размышлял маркиз де Жаннер, глядя на приятеля. - Этот урод вывел меня, - всё еще дыша гневом ответил тот. - Теперь, думаю, вы в полной мере поняли почему же я его так не люблю, - взял вина. - Он - одутловатый тупица, которого хрен знает за что посадили на место министра. Александр вознёс кубок, будто это был тост: - Бедная кузина, - отпил. - Она ему уже двух детей родила. - Не напоминайте ещё и о том, что эта тварь размножается. Приятель насмешливо улыбнулся: - Как вообще до драки дошло? Вы вроде бы умеете обуздать себя, да и с головой у вас всё в порядке. - Не знаю. Не удержался. С такими как он, только кулаками и можно общаться. - Не падайте больше так низко, - улыбнулся. - Это вас недостойно. - Похоже на то, что теперь у меня есть новый враг. - Не думаю, что он будет также умен как предыдущий, - поставил кубок на стол. - Асхан не был умен. Ему просто везло. - В любом случае - вы победили его. - Этого победить будет не сложнее. Как только король придет в себя - он поставит его на место. - Давид так сильно любит вас? - Нет, просто он всех ставит на место. Сам не понимаю откуда у него такая твердость и в такие года. - В какие? - усмехнулся. - Ему уже 27 будет этой осенью. - Я помню как он ставил всех, еще будучи мальчишкой. Подумайте о том какой стержень должен быть у человека, если в его двадцать лет к нему прислушиваются люди моего возраста? Даже не прислушиваются, а просто замолкают. Это сильный человек, Александр. Назовите хоть одного человека, кто внушал бы мне страх также как он. - Вот только сейчас, в данный момент, Давид не отличается ни силой, ни стойкостью. - Друг мой, вы помните, есть такое выражение: "В ураган слабый камыш только шелестит, а сильная сосна - ломается"? Тот стержень, о котором я вам говорю, он сейчас просто сломан. И я ничего не знаю о том восстановится он или нет. Есть вероятность, друг мой, что нами будет править Антон, ещё будучи ребенком, а служить малолетнему королю... - покачал головой. - Наша ругань с министрами никогла не стихнет. Скоро, об этом инциденте знали уже все. Все, кроме короля, которому ни это, ни что-либо еще не было интересно. Давид продолжал бессмысленно сидеть или лежать в своей спальне, пить вино и периодически крушить эту комнату, в которой крушить-то было уже и нечего. Он мог смотреть в потолок, на стены, на пол и ковры, на разбитые окна, которые он не давал починить, на истерзанные шторы и балдахин, что мерно покачивались на ветру, на огонь, при взгляде на который, у него всегда сжималось сердце, вспоминая одну ссору, которая доставляла ему слишком много боли из-за его собственной жестокости. - Как ты смеешь так говорить с королем?! - взбесившись дал своему Карлу пощёчину, от которой тот не уворачивался, давая избивать своё заплаканное лицо. - Ты продолжаешь вести себя как скотина?! После всего того, что я тебе дал?! - Почему тебе насрать на всех, кто тебя любит? - с неистовой болью посмотрел прямо в глаза, в само нутро, в душу этого человека. - Насрать?! Да как ты смеешь?! - загорался тот гневом. - Тебе всегда было на меня всё равно, - покачал головой, будто приходя к истине. - Ты никогда не любил меня также сильно как я тебя. Я готов был умереть за тебя. Не на словах. А ты... Ты уничтожил меня. Убил изнутри. Убил моей собственной любовью, - с силой и отчаянием взялся за сердце. - Что за бред ты несёшь?! - влупил ему еще более сильную пощечину. - Как ты смеешь сомневаться в моей любви к тебе?! Я доверяю тебе больше чем себе! - А любишь ли? Ты вообще знаешь, что такое любовь? Тебе искренне насрать на их чувства, тебе искренне насрать на любовь, потому что ты совершенно не знаешь что это такое. Давид врезал ему, от чего тот, не сопротивляясь, упал на ковер. - Я - король, - победоносно навис над ним. - Ребенок, - покачал головой. - А мы - твои игрушки. Все. А я - деревянный солдатик, которого ты бросил на пол и жестоко наступил, раздавив своей ступней мне грудь. Ты не человек. Не для тех, кто любит тебя. Давид сжал кулаки: - Густав! - посмотрел на дверь. - Да? - скоро отворилась та. - Я знаю этого человека значительно меньше, чем раньше, - жестоко посмотрел на Карла. - Пусть его высекут. Может быть, после этого, я его начну узнавать больше. - Я вего лишь игрушка... - болезненно протянул тот. - Деревянный солдатик, - поднялся. - Когда-то я сломаюсь так, что ты не сможешь починить меня. Я сам прыгну в огонь, - отправился к двери, понурив голову. - В огонь, который освободит меня от всего, - положил руку на сердце. Монарх недовольно сел в кресло и сомкнул руки на груди. - Солдатик, - язвительно протянул на огонь. - Чтоб ты сам сгорел, - взял съедобный каштан и бросил в пламя. После всех этих воспоминаний, король заливался слезами. Слезами отчаяния и боли из-за свей чёрствость, из-за своей жестокости, из-за непоследовательности и избалованности, из-за постоянного помыкания Карлом так, как ему хотелось, совсем о нем не думая. Давид действительно стал считать, что никогда не любил своего друга по-настоящему до того самого момента пока воина не решили повесить. Что он никогда не уважал его, что никогда не ценил и приносил одну только боль. Он заигрывал с другими, танцевал на балах с другими и оказывал кучу внимания всем, но только не приятелю, который мог лишь смотреть на всё это, и не был в состоянии хоть что-то сделать для того, чтобы это прекратить. Давид вспоминал все свои юношеские влюбленности и увлечения, в которых он порою мог зайти чуть дальше положенного этикетом. Вспоминал как Карл отводил взгляд, когда он мечтательно расхваливал какую-то молодую девушку, с которой недавно общался. Как бросал его без внимания, лишь только принцу становились неинтересны его разговоры. Как легко отталкивал и звал только тогда, когда сам того хотел. Давид уничтожал себя воспоминаниями, представляя себя на месте фаворита во все эти болезненные для того моменты. Принц был к нему жесток, но и рыцарь жестокости не умолял. Он промывал юноше мозги, лиж бы отвернуть его от дам, совращал на непотребства, пытаясь привязать его к себе посредством шантажа и тайны, делал всё, чтобы тот был доволен с ним и несчастен с другими. Карл запугивал соперников, угрожал дамам и вел себя совсем не по-рыцарски. Сейчас, король видел почему тот так бесчинствовал - из-за простой ревности, но тогда, в молодости, он лишь злился и отворачивался от любовника, что Карл достаточно быстро сводил на нет, умея управлять этим человеком как никто другой. Пусть с самого начала, это была ловушка и гнусная сеть, паутина, в которой хотели удержать Давида обманом и манипуляциями, но сейчас... Эта манипуляция вышла из-под контроля. Давид был привязан к своему любимчику слишком сильно, слишком крепко. Теперь же, он попросту не мог без него жить, он просто не понимал как. Как можно жить без половины тела? А без половины души? А без сердца, которое давно уже ему не принадлежало? Давид не понимал. Поэтому и возвращался постоянно к этой ссоре, которая была не только переломным моментом в их отношениях, но и содержала такие болезненные, но как никогда подходящие под его настоящее состояние слова: "Когда-то я сломаюсь так, что меня нельзя будет починить. И тогда, я сам прыгну в огонь. В огонь, который освободит меня от всего". Король всё еще смотрел на острые языки пламени, играющие в камине. Сегодня, его величество вёл себя относительно спокойно, что Густава не то что бы напрягало, но значительно настораживало. Монарх не впадал в бешенство, приказал позвать несколько лакеев и сам умылся, сменил рубаху на свежую, дал сменить постельное. Такие резкие и неожиданные перемены казались камердинеру странными, но он всё же немного радовался тому, что король наконец идет на поправку. Он дал себя побрить, причесать, от ванны отказался, но был не против обтирания чистой водой и полотенцем. Слуги, наблюдая это возвращение к опрятности, не могли нарадоваться. Уже перед ужином по замку стали распространяться слухи о том, что Давид стремительно возвращается в прежнее состояние и совсем скоро обуздает печаль, вернется к прежней жизни. Густав, когда его попросили принести еды, аж глаза от удивления выкатил. Улыбку слуги было не передать, когда тот устраивал ужин своему господину. Давид немного поел, попросил оставить несколько кувшинов вина на ночь (что показалось камердинеру немного странным) и попросил всех уйти, якобы он собирался молиться и спать. С первым он действительно не обманул. Густав, имея уже устоявшуюся привычку заглядывать к королю, подсмотрел в замочную скважину как тот стоял на коленях и что-то шептал. Обрадовавшись возвращению благоразумия, слуга со спокойной душой пошел спать. Едва кончился ужин и все легли в свои постели, у покоев короля сменилась стража. Как она то обычно делала - пришли новые воины и заменили старых, что отправились спать. Полуночная беседа шла тихо и вполне гладко. Рыцари обсуждали короля, курс монеты, а также войну, некоторые моменты политики и в конце концов перешли на барышень, среди которых они с увлечением выделяли своих любимиц. Один предпочитал пышек, а вот другой - худышек. - У женщин должны быть формы, - шептал первый. - Чтоб схватиться было за что. Чтоб когда видишь ее голой - силуэт прорисовывался рифлёный. Женщина - как кусок мяса - должна быть сочная и с жирком, - приятельски усмехнулся. - Что мне эти толстухи? - улыбнулся другой. - У стройных ноги какие, а грудь как выделяется. Вот у твоих - посмотришь в профиль - что грудь, что живот - один черт выпирают. А мне худенькие нравятся, они как статуэтки. Тот вдруг насторожился. Покрутил головой, выглядывая кого-то. Собеседник притих, начав всеми силами прислушиваться. Секунд десять они стояли молча. - Чуешь? - повернулся ко второму, как-то настороженно косясь по сторонам и вдыхая носом. - Воняет. - Воняет? - нахмурился и тоже посмотрел по коридору, прислушиваясь к запахам. - Дымом будто, - отошел от двери и посмотрел в обе стороны коридора. - Та да. Горит будто что-то, - поднял голову и широко открыл глаза, видя как из-за дверной щели под потолком сочится темный дым. - Король горит! - Король?! - перепугался и тут же ворвался в покои, как застыл на пороге. В гостиной уже ничего не было видно от дыма, заполонившего эту небольшую комнату, где продолжал спать Густав. Из королевской спальни доносился треск древесины и лютый шум огненных языков, ласкающих тело еще живого монарха. - Пожар! - заорал во всю глотку второй, пытаясь разбудить слуг и вельмож со стражей, что находились где-то поблизости. Первый рывком вошел и, утонув в дыме, пытался найти хоть что-то, кого-то. Густав с перепугу вскочил, хотя голова его странным образом раскалывалась. - Пожар? - вяло схватился за виски. - Ваше... - перевернулся к королю и буквально упал на пол. - Не дыши! - схватил его страж и за подмышки выволок в коридор, куда примчались уже другие стражи и слуги. - Король горит! Вся толпа в латах помчалась внутрь туманного безумия, что уже начинало рассеиваться, расходясь по потолку длинного коридора. Знать испуганно повыходила из своих комнат, будучи кто в ночной рубахе, а кто в халате. - Пожар! - начали кричать слуги, разнося с собой весть по всему замку, бегая за водой. Тут же подобравшись к двери, рыцари не задумываясь с силой дернули ее, готовясь, что она в любой момент может на них упасть. Однако та не открылась, что всех только напугало. - Заклинила! - крикнул кто-то один и стал пытаться выломать дверь с ноги, с разбега плечом. Вот только дверь эта была слишком массивная и открывалась в другую сторону, чтобы ее можно было отворить подобным образом. - Неси топор! - Какой топор?! Мечом рубить! - выхватил своё оружие и стал бить по замку, надеясь испортить запорный механизм и выломать его из тела двери. Подобная тактика не сильно помогала, так что за топором всё же побежали. А огонь тем временем начал просачиваться через дверные щели в гостиную. Воины уже чувствовали какой же жар их ждет внутри королевской спальни. Казалось, спасать короля бессмысленно - он все равно уже мертв, так как в таком пекле выжить попросту невозможно. Однако надежда умирает последней и рыцари продолжали биться над этим препятствием, чтобы спасти хотя бы тело монарха, что не должно было сгореть слишком быстро. Надежду также внушало отсутствие запаха горелого мяса, который распространяется обычно от сожженных тел. Густава и вельмож как раз провожали на улицу. А слуги спешно носили ведра, много воды расплескивая по дороге. Вот наконец-то дверь поддалась, хотя это скорее просто сгорело дерево, куда были вкручены петли. Топор не понадобился. Дверь сама грохнулась перед воинами и дала возможность хотя бы заглянуть внутрь. Упала она в спальню, тем самым потушив хоть часть огня, правда это помогло не очень. Комната была охвачена пламенем. Горело всё - от стен до потолка. Лопались стекла, трещало дерево и пищало пролитое вино, вскипевшее от того жара, царившего повсюду. Здесь было так жарко, что уже через несколько мгновений, доспехи стражи раскалились так, что начали буквально жарить своих владельцев будто те были в сковородке. Воины выскочили в коридор, чуть ли не вопя от того как им горячо. В лицо тут же прилетело по ведру воды, из-за которой некоторые пластины резко изогнулись и издали достаточно жуткий треск. Стража тут же помчала обратно и уже во всеоружии дала огню окружить себя. Многие побежали к кровати, ожидая обнаружить тело спящего короля именно там, однако сгоревший матрас оказался пустым. Заглянули по углам, быстро ища монарха глазами и руками, что в комнате, охваченной пламенем было не самой легкой задачей. Раскалённый воздух горячил лицо и тело, сжигал легкие и обжигал глаза. Пылкий и стремительный огонь горел повсюду, очерняя сажей и дымом потолок. Языки ласкали металлические доспехи и очень быстро их нагревали, заставляя стражу тут же выбегать и просить еще одного ведра на эти раскаленные латы, что уничтожали своих носителей также, как пожар - комнату. Слуги, носившие воду, хоть и тратились на воинов, однако стремились потушить и пламя, что будто холера или слой дух уже захватывал гостиную. Люди, уже находившиеся на улице, могли лицезреть лишь столб густого непроглядного дыма, что стремительно поднимается из разбитого окна королевской опочивальни. Королеву с детьми тем временем проводили в другое место, приставив к ним не только охрану, но и достаточно слуг, что смогут привести Терезу в чувства, если вдруг ей станет плохо. Стражи бегали туда-обратно уже три раза и всё безрезультатно, как ко всем ним неожиданно не пришла пугающая мысль о том, что короля могло придавить той упавшей дверью, что до этого лежала прямо, но теперь казалась всем поваленной на августейшее тело. Ее половинки тут же начали пытаться поднять и откинуть в сторону. Однако и под дверью короля не оказалось. В конце концов, его нашли - и где? - в камине, лежащим без сознания и одежды. Воины тут же схватили его тело в мокрое полотенце и вынесли в коридор под всеобщее кашляние. В покои ринулись десятки ведер воды, подаваемые целой цепочкой из слуг. Воины, будучи слишком нагретые огнем и подавленные дымом, быстро отдали немощного короля в чужие руки и высунулись в окна, пытаясь вдохнуть свежего воздуха. Давида сунули какому-то рослому лакею, что за раз приносил по четыре ведра и сказали идти на улицу. Мужчина, не обедненный силой, тут же побежал к лестнице, а за ним еще пара слуг. Как не казалось всем странным, но их правитель практически не был тронут огнем. Это тело не было обгоревшим или покрытым ожогами, даже его волосы и брови остались на месте. Всем казалось это удивительным и проявлением чуть ли не чуда - божественного знака, что этот человек должен жить. Всем, что говорило о пожаре, в котором нашли этого человека, была лишь гарь, неодинаково окрасившая королевскую кожу в черный. Знать, что сбежалась вся к королю, не могла поверить своим глазам. Каким худым и слабым он был, но совершенно не тронутым огнем и жаром, что окружали владыку кто его знает сколько. Огонь в скором времени затушили, залив остатки королевской спальни десятками литров воды. Всех успокоили и проводили спать. Давида, что откровенно был жив, но без сознания, уложили в чужую кровать, выгнав ее владельца спать в какое-то другое место. Барон же, которому выпала эта честь, лишь благоговел от мысли, что в его кровати будет спать не просто король, а человек отмеченный самим Богом, которого он сам почитал как никого другого. Вельможи уснули с большим трудом. Всем им буквально не верилось в то, что они стали свидетелями чуда, что снизошло на короля в момент его безмятежного сна. Естественно, что о самоличном поджоге и попытке самоубийства никто и думать не хотел. Всем запомнилось лишь чудо и несгораемый король. К своему великому сожалению, Давид пришел в себя уже под утро. Осмотрел покои, слуг, что с широкими улыбками были готовы услужить, и пришёл в глубочайшее отчаяние, начав плакать так горько, как никогда до этого. Лакеи, поставленные к королю, совсем скоро были выгнанны, а пол возле кровати - испачкан рвотой, где ничего кроме желудочного сока и не было. - Это буквально чудо, - поражался Филипп, сидя на совете. - Воля божья, - возносил руки Платон. Тут-то никто ему перечить не смел, так как объяснить всё происходящее, кроме как божественным провидением, было попросту невозможно. - Хм, - задумался Амиран. - А кто помнит как нас дикари в плен взяли? - оглядел присутствующих. - Кто-то был тогда с нами? Ах, нет... - с сожалением вздохнул. - Я тогда не был министром и поэтому мог ездить с королём... - К чему вы вспомнили это? - озадачился Люциус. - Помню лет семь назад, Давид приехал ко мне в гости и мы поехали на охоту, где нас взяли в плен дикари. - Да, вы как-то рассказывали эту историю, - скептически кивнул Бронислав. - Байки какие-то, - отмахнулся. - Боюсь не байки, - взглянул на него. - Как оказалось, мне тогда не привиделось. - Так что такое? - не понимал Люциус. - Нашего короля хотели сжечь, - посмотрел на него. - Но посреди ночи я видел его горящий убегающий силуэт, что скрылся в ночи. Когда я увидел его через несколько дней, когда его привели из другой части леса, я просто не поверил своим глазам. Пусть он был весь в ссадинах и синяках, но на нем не было ни одного ожога. Я тогда сам не знал что думать. Это просто удивительно. - Наш король отмечен Богом, - важно кивнул архиепископ. Никто не мог отрицать этого. Однако самому Давиду было горестно от того, что он так и не смог умереть. Не смог избавиться от боли и страданий. Не смог попасть на тот свет, дабы снова быть со своим другом, если не на земле, то хотя бы под ней. Не следующим утром, а уже этим вечером, до слуха министров и всех приближенных дошли более конкретные и пугающие подробности состояния монарха. Как оказалось, лучше ему не становилось, даже наоборот - Давид много раз пытался покончить с собой и весь день заливался слезами, в особенности, когда его спасали от гибели. Утром, король известил всех о своем желании поесть, но не для истинного приема пищи, а для получения доступа к ножу, который он тщетно пытался загнать себе в грудь. Другим ножом, но за тем же завтраком, монарх намеревался перерезать себе горло. Была попытка выброситься из окна, задушить себя шнуром от шторы, с силой удариться головой об камень и раскроить тем самым череп. Давид буквально сходил с ума. Он бил тарелки и окна, зеркала, пытаясь добраться до осколков, обманывал слуг и стражу, пытаясь выхватить у них оружие, старался схватить каких-то насекомых, дабы отравится и умереть. Король и впрямь был изобретателен в поисках пути на тот свет, однако его в конечном итоге связали и положили в кровать, где тот провел весь вечер в горьких слезах. Экстренно был созван совет. - С королем надо что-то делать, - тревожно выдал Филипп. - И поскорее, - кивнул Люциус. - Его величество и впрямь сошли с ума, - поражался Платон. - Так пренебрегать спасённой Богом жизнью... - А ЧТО вы собираетесь делать? - сложил руки на груди Амиран. - В этом и проблема - не понятно, что нам делать, - выдал главный. - Если бы было понятно - мы бы уже делали. - Пусть его осмотрят врачи, - выдал Нильс. - Они не знают, что с ним, - пожал плечами Филипп. - Пусть что-то сделают фагры, - кивнул Август. - Они-то короля не осматривали. - Завтра осмотрят, - кивнул тот. - Как бы не пришлось готовить гроб... - задумчиво выдал казначей. - Как вы можете? - возмутились все. - Я реалистично смотрю на вещи. Король слаб и уже долгое время ничего не ест. Сколько вы сами продержите без еды? А он уже месяц живет. Вот и делайте выводы. - Надо накормить его насильно. Эта идея встретила полнейшее одобрение, вот только в жизнь ее нормальным образом воплотить не получилось. Первое время Давид яро сопротивлялся кормешке, а когда его накормили - всё вырвал. Организм буквально не хотел принимать питание и нормально воспринимал только вино, в которое стали подмешивать сахар и сок некоторых овощей с фруктами. Накормить короля мясом как не пытались - не получалось. Была попытка с рыбой, но и она не увенчалась успехом. Фагры, после осмотра монарха, пришли к странным выводам. Каждый подозревал что-то своё, так как никому из них так и не рассказали полной картины событий. Все они говорили и все были неправы, о чем их убеждали собственные собратья. Министры и вельможи с врачами были в замешательстве. Прошло уже более месяца, а так никто и не понимал что же за болезнь подкосила их крепкого до этого монарха. В конце концов настал день, когда Давида не могли разбудить более получаса, с испугом тормоша его костлявое тело и брызгая на лицо холодной водой. Тот потерял сознание. Пробудившись, король переставал реагировать на окружающих так как раньше. Если до этого - он всех сознательно игнорировал, то теперь - попросту не замечал из-за своего крайне слабого состояния. Из кровати он подниматься перестал, говорить - тоже. Больше не было ни слез, ни истерик, ни вспышек гнева. Давид просто лежал, чуть приоткрыв для дыхания рот, и медленно умирал. Уже никто не сомневался, что король одной, а то и двумя ногами уже в могиле. Ко дворцу приехал Агат. - Где тебя черти носили? - вспылил на него отец, когда те засели в его покоях. - Извините, возникли неотложные дела, - отвел виноватый взгляд. - Более важные чем жизнь короля?! Шлялся небось по притонам. - С вас пример беру, - аккуратно покосился на него. - Расставляй приоритеты правильно! Ты мне нужен здесь не для чесания языком! Бери тот сундучок, - указал на крупный куб, обтянутый кожей. - И идем к королю, - подошел к стеллажу и достал из дальней полки маленькую, но добротную старую книжку. - А он тяжелый, - приподнял коробку. - Уронишь - я тебя на куски покромсаю. И не думай, что я сейчас шучу, - строго посмотрел на него. - Почему бы не вручить всё это лакеям? - поставил сундучок. - Они уж точно справятся. - С нами пойдет только Виктор. Виктор! - Да, ваша милость? - показался в проходе молодой человек. - Возьми то, что я просил. Мы идем к королю. Агат неохотно подчинился. Прибыв к новым королевским покоям в таком составе и с такими вещами, казначей значительным образом озадачил стражу, еще более он озадачил слуг и лакеев, зайдя внутрь. Коробка была поставлена на стол, а мешок с плеча Виктора - на сидушку кресла. Одного взгляда на короля было достаточно, чтобы понять как сильно тот нуждается в посторонней помощи. От всего этого, Агат почувствовал еще бо́льшую вину. Амиран, посмотрев на слуг, что стояли под стенкой, жестом им приказал удалится. Те повиновались, хоть и не слишком охотно. Следующий жест предназначался для Виктора и приказывал запереть комнату на ключ. Но так как молодой человек понятия не имел где ключ - он просто просунул между красивыми ручками кочергу. Так-то их точно не откроют. Убедившись в том, что лишние люди этого видеть не будут, Амиран быстро нашел нужную страницу в своей книге и сунул ее сыну: - Достань эти ингредиенты, - ткнул в ларец. - А ты - указал на лакея, - окури тут всё. Оба кивнули, приступили к делу. Сундучок был открыт - там оказалось много самых разных секций и ингредиентов, а мешок - распущен. Виктор сразу же достал кадило, несколько кусков смолы, поджог их и начал мерно окутывать это помещение дымом. Амиран тем временем плотно закрыл ставни, зашторил все окна. Подошел к королю и развязал его, положил чуть выше, чтобы тот полусидел. Так как Давид был на грани потери сознания, то он даже не видел ничего из того, что происходило вокруг. Как только помещение было окурено, Виктору дали немного серого порошка, лук с необычными стрелами из ольхи, и посадили в кресло. Тот очень быстро опьянел, начав видеть вокруг себя не только людей, но и некоторые темные сгустки, которых здесь было поразительно много. Великаны приготовили снадобье и себе, однако они его пить собирались не сейчас, а чуть позже, когда введут самого короля в транс на грани жизни и смерти. Двух ложек сомнительно выглядещего геля и заклинания оказалось достаточно, чтобы тот закатил глаза и откинулся на подушку. Тогда-то, Агат выпил едкое снадобье, для того, чтоб видеть духов, а Амиран - жуткую жижу, для того, чтобы контролировать дух короля, который слишком уж активно рвался на тот свет, без желания возвращаться. Давид оказался в пустоте. Пустота эта была белой, абсолютно беззвучной и бездушной. Она бесконечно тянулась во все стороны и нигде не виднелась линия горизонта или хоть какая-то тень. Он тут был одинок. Худой, немощный и в спальной рубашке, он лишь переминался с ноги на ногу, не совсем понимая, что это за место. Ему казалось, что так и выглядит смерть, однако тут было так пусто и одиноко... Неожиданно послышался голос. Он звучал со спины, был до боли знаком и обеспокоен: - Давид, что с тобой? Тот мгновенно обернулся, шокированно замер, чувствуя как йокнуло в груди, и тут же побежал к нему: - Карл! Карл! - сквозь наворачивающиеся слезы стремительно прижался к нему всем телом. Прижался головой, руками, грудью и ногами. - Карл! Карл! - отчаянно и болезненно кричал он, слабо сжимая родное тело и испуская горячие слезы. - Что с тобой творится, черт тебя побери? - взволнованно схватил его за скулы и посмотрел в глаза. С такой больной статурой, Давид казался ниже чуть ли не на полголовы. - Карл! Карл! Я скучал! Я не могу без тебя! Я хочу к тебе! Я никогда тебя не отпущу! - снова крепко к нему прижался, сжимая зубы и трепетая в попытках сдержать сопли, что идут во время плача. - Давид! - пытался образумить его. - Ты пытаешься себя убить! - взял его за плечи и встряхнул. - Да. Потому что я не понимаю зачем мне жить без тебя, - с болью глядел в глаза. - Я хочу только с тобой. И я умру. Я буду с тобой целую вечность. - Ты помнишь, что я говорил тебе? Я буду любить тебя и старым, и лысым. Я дождусь твоей старости. Мы будем вместе, после того как ты умрешь как положено, а не вот так, - сомнительно оглядел его тело, что еле стояло на босых ногах. - Старость?! - отчаянно вскрикнул, начав давиться всхлипами. - А я? А обо мне ты подумал? Ждать он будет. Как Я могу жить? Как Я доживу? - горестно упал на его плечо. - Я не хочу. Я не могу. Я умру и буду с тобой сейчас, - разразился горькими слезами. - Давид... - с болью в сердце прижал его и стал успокаивать, поглаживая по голове. - Жизнь... Она лучше смерти. - Без тебя? - стал биться о него лбом. - Тихо, тихо... - ласково приголубил. - Я видел как ты болел. Видел как отказывался от еды... - Ты наблюдал за мной? - выдал сквозь всхлипы, еще не полностью придя в себя. - Да. Я не могу покинуть землю, - вздохнул. - Я не могу успокоится, пока вижу, что ты с собой делаешь, - тоскливо прижался к нему. - Значит я буду продолжать! - Карл удивился. - Чтобы ты никогда не был в покое и всегда был со мной. - Мне больно смотреть на всё это... - А мне больно чувствовать всё это, - отстранился и посмотрел в лицо. - Я не хочу жить без тебя. Я хочу только с тобой. Я не понимаю зачем мне жить, когда тебя нет рядом. Я тоже готов убить себя ради тебя. - Я был готов это сделать из-за верности тебе... - печально погладил худую щеку. - А я не из верности? Я тоскую по тебе! Я скучаю! Я виню во всём только себя! Я недостаточно любил тебя! - крепко обнял, будто извиняясь. - Недостаточно заботился и недостаточно..! - Прекрати! - тут же перебил. - Ты хочешь расплатиться жизнью за те обиды? Тот мгновенно кивнул, втягивая сопли. - Ты не убьешь себя! - Убью! - Нет! - Да! Я хочу к тебе! Я хочу быть с тобой! - прижался головой к голове. - Ты разрушишь то, что было тебе дорого! - Значит не так уж оно мне и дорого, раз я готов его разрушить ради тебя, - поднял глаза. - Ты разрушишь свою империю, - недовольно смотрел на того. - И что? Зачем она мне? - Разрушишь золотую страну, которую сам создал. - И что? - повторил более истошно. - Какое мне дело до всего этого, если у меня нет тебя? Золото, люди, власть и всё что у меня есть... Зачем оно мне, если тебя нет рядом? Если я с тобой не могу разделить всё это, если ТЫ не порадуешься, примеряя новую побрекушку? Зачееем? - истошно протянул на него, крепко сжимая тело. - Прекрати, - опечалился и сморщил подбородок. - Я не могу смотреть на твою боль. - Так дай мне умереть, - посмотрел в лицо. - Мы будем вместе. И никто не будет больше страдать. - Нет, - помотал головой. - Мы оба будем страдать. Мы оба жили слишком мало. - Но я не хочу жить без тебя! - колыхнул его. - Хочешь жить со мной? - выдал, готовый пустить слезы. - Да! - Тогда я приду к тебе. Я буду с тобой. Мы снова будем вместе. - Ты обещаешь? - Я даю тебе слово. Я когда-то нарушал его? - Нет, - мотнул головой. - Вот. Я приду. Я найду способ и путь. - Как я пойму, что это ты? - Я буду стучаться во все двери, - покачал головой. - Я дам тебе знать. Ты услышишь. Я обещаю - услышишь. Услышь меня. - Я буду очень внимателен. Предельно. Я буду ждать тебя. - Я обещаю. Не более полугода, - болезненно сжал его всего. - И я снова буду с тобой. Снова. Мы будем вместе, - наклонил лицо. - Да, вместе, - прислонился лбом ко лбу. - Я буду ждать. Буду ждать как никогда. - Выживи, - опустил глаза. - Сделай свою империю. - Хочешь этого? - Да. Я хочу посмотреть на нее, - слегка кивнул. - Я сделаю всё, что попросишь. Тот приподнял глазки: - Правда? - Конечно. Проси что угодно. - Верни себя прежнего. Я не могу смотреть на тебя без боли, - оглядел худощавое туловище. - Когда я вернусь - стань таким как раньше. - Я хочу тебя поцеловать. - Я тебя тоже, - неспеша приблизился к нему губами. Оба закрыли глаза и сплелись в нежном продолжительном поцелуе. - Я очень скучал, - трепетно выдал Давид и крепко прижался к другу, будто ища у него защиты от самого себя. - Я тоже скучал неймоверно, - заботливо закрыл его спину руками. Король закрыл глаза, чувствуя что может просто уснуть в этих объятиях. Они были такими теплыми, нежными и ласковыми, что заставляли забыть о любой боли и любых потерях. - Я люблю тебя... - тихонько прошептал Давид. Карл мягко улыбнулся на это и припал губами к его ушку, начав заботливо его целовать и покусывать. В скором времени, улыбка появилась и на королевском лице. Из транса правитель вышел еще не скоро. Слишком уж он скучал по своему родному, чтобы просто так с ним распрощаться. Открыв глаза, король мог видеть двух амбалов, один из которых в отключке сидел возле его кровати и держал его за руку. Второй же внимательно следил за тем, чего не было, а обезумевший слуга периодически пускал стрелы незнамо куда, так что некоторые части интерьера были истыканы деревянными остриями, от которых оставались маленькие следы в виде продавленных точек. - Подожди, не уходите, - показал Агат ладонь пустоте, будто обращаясь к кому-то. Давид насторожился. Вспомнились слухи о том, что Амиран способен общаться с умершими. Покосился на того. Мужчина всё еще не был в сознании. Повернул глаза к пустоте, куда был обращен взор второго великана в комнате. - Подождите. Отец расскажет вам, что делать дальше, - взглянул на того и потормошил за плечо. - Отец, просыпайтесь. - Господин впал в глубокий транс, - выдал Виктор, которого уже почти отпустило. - Обычно, его возвращает запах розмарина, - поднялся и подошёл к ларцу, взял пару листков, которые в следствии растерел прямо под носом у великана. Через пару секунд тот проснулся. Протер глаза, осмотрелся. Кивнул сыну: - Дух еще на месте? Сын огляделся: - Да, Карл ещё тут. - Карл... - немощно и нежно протянул Давид в сторону своего друга, взывая к нему, и, через секунду, будто почувствовал как его пальцев касается кто-то. На лице тут же показалась ласковая улыбка, предшествующая сжатию любимой ладони. Амиран сомнительно покосился на короля: - Вы всё видите? - Карл... Он здесь? Он меня видит? - Это плохо, - поднялся великан и подошёл к королевской подушке. - Вам снится сон, - склонился над ним, пристально глядя в глаза. - Вам снится сладкий и глубокий сон, - надавил большим пальцем в центр лба. - Вы спите. Вам нужно поспать. Сон, - резко надавил и отключил его. - Теперь он действительно спит, - сел на своё место и закинул ногу на ногу. - Карл. Он всё ещё тут? - Да, - кивнул Агат. - И он шокирован. - Главное, что он здесь. Карл, для вашего перерождения уже есть готовый сосуд. Но для проведения соответствующего ритуала мне нужна исключительно ваша вещь. Та, которая больше не может быть ничьей кроме вашей. Давид для этого не подойдет. И желательно, чтобы эта вещь была не очень далеко, так как ритуал нужно провести как можно скорее. - Он говорит, что король как-то делал ему корону и никто кроме него не мог ее носить, - взглянул на отца. - Она должна быть где-то в замке, в его старых покоях. - Отлично. Виктор! Поиском короны займешься ты. Притащи ее как только найдешь. Тот кивнул. - А я уболтаю королеву на проведение всего этого... Вскоре, все травы, микстуры и стрелы были убраны, окна открыты для света и свежего воздуха, а двери - для обслуживания короля. По уходу, Амиран приказал наготовить королю какой-то теды и подать, дабы при его пробуждении, тот имел возможность сразу поесть. Лакеи, слушая о таких гарантиях выздоровления, могли только озадаченно переглянуться. Но что делать? С чем черт не шутит? Авось, этому казначею всё же удалось договорится с правителем и заставить его пойти на поправку. Как не были удивлены слуги, но проснувшись, Давид и впрямь попросил еды, хватаясь за больную голову. Правда он просил какие-то перетертые каши и овощи. У короля попросту не было сил на жевание. То, что ему принесли - он не быстро, но всё-таки съел, порадовав тем самым каждого из слуг. Те вновь стали разносить весть о выздоровлении. Особенно это подкреплялось адекватным поведением короля и каким-то блеском надежды в его глазах. Давид будто снова хотел жить и дышать.