Давид III - Великий король (3ч)

Следующим днем, как раз во время обеда, к которому Людовику разрешили не присоединяться, к Антону прибыл посол. Молодой человек взглянул на мужчину, чья одежда была покрыта дорожной пылью и спросил от кого тот. Письмо было отправлено королевой. Только лишь услышав имя отправителя, принц отвел не самый мягкий взгляд в сторону и сказал послу читать. Прозвучало «милое и заботливое» приветствие, с которым Антон не хотел считаться. Филипп слушал о вестях матери с большей охотой, а министрам и Даниэле было просто любопытно что же такое она пишет. Тереза описала свое горе по потерянному мужу и, в причине, почему она не приехала на похороны, указала запрет того же Давида выпускать ее куда бы то ни было. «В этом замке тебе и место, шлюха норийская,» - подумал Антон. Разглагольствования о том, какого человека они все потеряли, наследник воспринимал только как фарс. А просьбу заботиться о ее детях – как само собой разумеющееся. - «Особенно позаботься о Людовике, он был очень привязан к твоему отцу. Ему будет тяжело принять эту утрату.» «А мы не привязаны, а мы не тяжело переживаем,» - негодовал принц в своих мыслях. - «Он очень похож на Давида. Больше чем ты или Филипп. Вспомни о том, что род твоего отца имеет существенный недостаток.» - Какой это?! – вспылил молодой человек, подскочив с места. – Она еще и после смерти, моего отца позорить будет? Гонец аж вздрогнул, испугавшись за свою жизнь, но продолжил читать: - «Твой отец, дед и прадед имели слабое душевное здоровье. Позаботься о Людовике. Обезопась его от дурных мыслей и действий. Я дорожу этим ребенком, ведь он мне дался не так легко как Филипп или Мария. Сделай всё, чтобы он пережил этот этап своей жизни наименее болезненно.» - Все только и делают, что нянчатся с ним! – взмахнул рукой. - Людовик то, Людовик сё! Он - уже взрослый! Хватит относиться к нему как к ребенку, которого опекать на каждом шагу нужно! - Антон, - посмотрел на того Филипп, - но я согласен со словами матери. - Кто бы мог подумать! Ты всегда с нею согласен! - Вспомни, как отец переживал утрату Карла. Мы это прекрасно помним. Если мы не могли видеть его реакцию на смерть твоей матери, то это мы точно видели. Вспомни как он убить себя пытался. Людовик похож на отца не только внешне, его дух такой же уязвимый как и отцовский. Его просто необходимо оградить от того, что он может с собой сделать. - Хочешь быть нянькой?! Отлично! Вот ты этим и займешься! Потому что я нянчится с этим слюнтяем не собираюсь! После обеда, старший принц закрылся в своем кабинете, начав разгребать кипы бумаг, что перешли ему по наследству. Будущая королева отправилась в сад, а Филипп просто задумался, опираясь с Дианой в один из каменных подоконников. - Ты выглядишь каким-то удрученным, - заметила девушка. - Отчасти. Не понимаю, что происходит с нами. - А что происходит? - Смерть отца сделала нашу семью еще более разрозненной, - повернулся к окну, оставляя руки на камне. – Антон ненавидит Людовика, а тот его боится. Мария уехала к своему мужу, коим стал ее свекр. Мать в замке прямо на берегу скалистого залива, а я здесь. - А что, тебе здесь не нравится? - Всё изменилось. Наш мир изменился. Почему-то, но я никогда не думал, что с нами будет после смерти отца. Может быть, если бы я думал, я был бы готов к тому, что сейчас происходит? – повернулся и облокотился плечом в стену. – Этот замок, эта страна… Всё изменится. Я не услышу больше радости и смеха, что будут мчаться по этому дому. Вместо них нас ждут тонны правил и страницы запретов. Меня облачат в латы и отправят на войну, - повернулся к окну. – Из Людовика выбьют всю веселость и заставят убивать. Я не хочу такого будущего. Оно видится мне мрачным. Слишком мрачным. Все мы будем под властью моего брата. - Не знаю чем утешить тебя, - подошла и обняла его за руку. - Людовик – единственный в ком видны все черты моего отца. Ни у меня, ни у Антона их нет. Когда он вырастет, вероятно он будет очень на него похож. Я просто не хочу дать этой ветке выродится, - взглянул на девушку. – Как мне утешить Людовика? Знаешь? У вас – Холодных – обязательно ж кто-то умирает постоянно. Вас же так много. - У нас большая семья. Мы всегда имеем к кому прийти за поддержкой. Это простое доверие. Иногда, нужна только поддержка. С ней легче пережить всё это. Тот вздохнул, посмотрев на улицу: - Как у тебя дела с женихом? - Он достаточно воспитанный. Пока что, не ругаемся. По крайней мере, наши отношения более гладкие, чем у Антона с Даниэлой. - Ну, я рад за вас. Иметь близкое место сразу к двум королям – это достаточно выгодно, - взглянул на нее. – Желаю удачного брака вам. А я, - вздохнул, - наведаюсь пока что к брату. Хочу узнать как там он. Диана кивнула. Зайдя в общую гостиную, Филипп деликатно постучал к младшему и заглянул внутрь, узнавая тут ли он вообще. Слуг внутри не было. - Людовик, как ты? Тот молчал, лежа на кровати к нему спиной. - Я тут пришел… - вошел, неловко закрывая за собой дверь. – Чтобы поговорить может быть. Может быть, что-то сказать пришел… - вздохнул, не совсем понимая, что нужно говорить в таких случаях. – Отец покинул нас очень неожиданно… Ребенок втянул сопли, выдавая свою дрожь от плача. Брат тут же спохватился: - Я не виню тебя. Я никого не виню в том, что случилось. Я просто… - заметил как мальчик сжался от услышанных слов. – Людовик… Не знаю, давай я утешу тебя? – распростер руки и подошел. – Мне жалко тебя, - сел на край кровати. – Я не думаю, что ты был готов к такому, - положил руку ему на плечо. – Просто… Не знаю… - вздохнул. – Это случилось слишком неожиданно и рано. Я сам не понимаю, что сейчас происходит. Всё становится совсем другим, - опустил глаза. – Мне не хватает того, что доставлял отец. Пусть он поучал меня и иногда наказывал, но мне его честно не хватает. Нет какой-то крыши над головой. Нет какой-то уверенности в том, что будет дальше. Всё стало таким неопределенным и непонятным, - положил локти на колени. – Я не знаю, что происходит. Не знаю, что ждет нас дальше. - Антон ждет, - вытер нос кистью. - Мне от этого не легче. Антон… Он совсем другой. Он не похож на нашего отца, - покосился на брата. – Если говорить честно, то я немного побаиваюсь его. Он бывает жесток, вспыльчив. Я никогда не знаю, что придет ему в голову. - Я тоже его боюсь, - посмотрел на того опечаленным взглядом. - И что же нам делать? Как с ним бороться? - Не знаю, - спрятал личико. - Я защищу тебя, если ты побоишься дать отпор, - положил руку на плечо. – Я помню как он сам меня доводил до слез, когда мы были маленькими. - Он обижал тебя? - Да, немного, - невзначай кивнул. – Он никогда мне не уступал, пока его не заставляли. Всегда затевал драки, даже по пустякам. Бился и оскорблял меня. Хорошо, что ему разъяснили, что со мной нужно дружить. Так бы, он оскорблял меня и до сих пор. - За что он обижал тебя? Тот иронично улыбнулся, опустив глаза на пол: - За то, что я постоянно проигрывал ему и прятался от него за материнской юбкой. Как только он не называл меня. Но «плакса» и «слабак» были его самыми любимыми. - И ты его победил? – открыл лицо. - Да. Мне помог Карл. Он был грубоват и я его боялся, но только благодаря ему я стал тем, кто я есть, - взглянул на ребенка. - А как же отец? - А если бы не отец – не было бы Карла, - улыбнулся, потерев его плечо. – Карл научил меня тому, что нужно прятать свою уязвимость за силой и устрашением. Тогда никто и не подумает, что ты в чем-то слаб. - А кто этот Карл? - Хороший воин. И, - сделал паузу, - ближайший друг нашего отца. Они друг друга очень любили. - Как братья? Тот приподнял уголок губ: - Я думаю больше. Слишком уж нежные взгляды они дарили друг другу, - похлопал его плечо и убрал руку. – Давай прогуляемся? Пройдемся по саду. Людовик опечалился, вспомнив как много всего в этом саду происходило, как много воспоминаний в нем жило. - Или в лесу, - спохватился тот. – Пошли, на лошадях покатаемся? Возьмем хороших кобыл и просто покатаемся. Отвлечемся, так сказать. М? Хочешь? Мальчик застыл, будто он вспомнил что-то, будто его осенило. Посмотрел на брата более заинтересованными глазами. - Так хочешь? – кивнул, соблазняя на прогулку. Людовик удивленно повторил движение головой. - Что с тобой? – чуть улыбнулся тот. - Не знаю. Мне показалось что-то, - отвернулся от брата и вытер нос с щеками. – Да, погуляем. - Ну, хорошо, - хлопнул его по плечу и поднялся. – Ты умойся и надень сапоги, а я пойду конюшего потороплю, - усмехнулся и вышел. Мальчик посмотрел ему в след. Когда дверь за тем закрылась, озадаченно взглянул на камин. В голове крутилось только «Хочешь?», что казалось каким-то слишком знакомым, с той интонацией, которую он услышал сейчас. На прогулку, они вышли уже через пару десятков минут и чувство чего-то знакомого, мальчика не покидало и здесь. Всё казалось ему каким-то знакомым, но не таким как раньше. Он видел те же пейзажи, что и раньше, однако было чувство, будто их видит не он, а кто-то другой, сидящий в его теле. Это чувство было слишком необычным и не нормальным, чтобы Людовик признался в нем брату. По истечению времени, братья перекусили где-то на опушке и поскакали обратно. Попытка развеять младшего родственника прогулкой, имела успех. Если Людовик и не был таким живым как раньше, то он по крайней мере не плакал. Сегодня, мальчик ужинал у себя, что ему опять же никто запретить не мог. - Приходит в себя, - сухо констатировал Антон, сидя во главе стола. Филипп покосился на того, прекратив ковыряться вилкой в пище: - Выражайся помягче, похороны только вчера были. И не рано ли ты занял отцовское место? Дай нам свыкнуться с мыслью, что его больше нет, перед тем как ставить свою персону на его место. - Я – старший сын. У тебя какие-то претензии к тому, что я теперь занимаю главенствующее место в нашей семье? Тот опустил голову к пище, невнятно пробормотав: - Претензии только к тебе. Антон недовольно нахмурился: - Повтори громче. - Претензии только к тебе, - раздраженно посмотрел на того. – Я думал, ты будешь уважительнее ко всему, что касалось нашего отца, однако нет. Только вчера мы его похоронили, как сегодня ты уже на его месте сидишь, его вино пьешь и в его постели спишь. - Я ночую еще в своей кровати, - холодно выдал. - Ах «еще», - взмахнул рукой. – Какая милость. Дашь его душе поспать в своей кровати еще несколько дней. - Чем конкретно ты недоволен? Тем, что я, как наследник, занял его место? - Тем, что ты занял это место сразу после похорон, - встал. – Дай нам привыкнуть к самой мысли, что наша жизнь измениться самым кардинальным образом, как только тебя коронуют. Я в страшном сне вижу сколько всего на нас обрушится, когда ты получишь всю полноту власти. Мне, в этой ситуации, не нравишься только ты, - показал на него пальцем. – Не как брат, а как человек, который будет указывать мне как жить, - бросил тканную салфетку на стул. – Сегодня я не голоден, - развернулся и ушел. Придя в свои личные покои, молодой человек сел за вышивку, дабы хоть как-то успокоиться. Вышивать приходилось красный закат, так что Филипп постарался сделать его и вправду кровавым. Через полчаса одинокого умиротворения, которое смогло остудить пыл «художника нитками», к нему постучали, да так тихо, что Филипп даже внимания особого не обратил. Обычно, так формально заявляла о себе Диана, входа которой, молодой человек точно не боялся. Однако, приоткрывшись, дверь явила немного другого человека. Это был Людовик, ищущий компании: - Филипп, - голос его был не громче стука, - можно я у тебя посижу? Брат аж подскочил, проткнув иглой палец: - Людовик! – поспешно встал, суетливо прикрыв собой место для творчества. – А чего ты не спишь? - Так рано еще, - стал на пороге, говоря с некой пустотой в голосе. – Что ты делаешь? – направил взор к станку. - Что? – нервно улыбнулся. – О чем ты? Не понимаю. - Вот это, - указал пальцем, - у тебя за спиной. Что это? - Хаха… А тебе не пора спать? Ночь скоро. Звезды, Луна… Еще что-то там… Мальчик опустил глаза. Пару секунд он стоял молча, но после, подбородок его сморщился, а голос задрожал: - Н-не буду мешать, - медленно развернулся и уже начал уходить, приготовившись ловить запястьями слезы. - Людовик, - неуверенно обеспокоился, - ты чего? Не плачь. Тот лишь помотал головой, становясь только более удрученным. - Ладно, иди ко мне, только обещай, что никому не скажешь, чем я занимаюсь. Брат повернулся к нему, вопросительно глядя на него, будто спрашивая, точно ли его пустят и разрешат остаться. - Давай, - махнул к себе. – Не держи дверь нараспашку. Ребенок печально вошел и прикрыл за собой. Втянул сопли, вытер запястьями слезы и посмотрел на родича. Тот подозвал к себе ладонью. - Короче, вышиваю я, - показал тому своё творение. – Не смей говорить кому-то, - пригрозил пальцем. – А то окажется эта иголка у тебя под кожей, - сел на место и показал угрожающе-острый инструмент своей работы. Людовик податливо кивнул, небыстро подошел и взглянул на холст, который Филипп продолжил разукрашивать разными нитками. Пару минут, мальчик стоял молча, лишь подбирая сопли и рассматривая творение, после, присел в кресло напротив. Они не говорили около десяти минут. Просто сидели в тишине. Филипп вышивал, а Людовик смотрел. Старшего, эта затянувшаяся пауза откровенно напрягала, так что молчание нарушил именно он: - А ты любишь искусство? - Оно красивое, - негромко ответил. – Но у меня не получается. Я пытался рисовать, но никому мои рисунки не нравились… - опустил голову. - Рисовать непросто. Почему ты не попросил учителя, который бы научил тебя? - Не знаю. Не хотел. - А почему? Может у тебя талант. - Нет, не думаю, - опустил голову сильнее. - А нарисуй мне что-то. Может ты не так безнадежен, как сам думаешь. Ни у кого с первого раза, шедевра не выходит. Видел бы ты первые мои творения. Всё косо-криво и совсем не красиво. Так что то, что у тебя что-то не получалось – еще ничего не значит. Людовик шмыгнул носом: - Ты так думаешь? - Да. Вон там, - развернулся и указал на письменный стол, - бумага и чернила есть. Можешь сесть, нарисовать что-то. Карандаш в верхнем ящике, если что. Ребенок посмотрел в ту сторону и скоро поднялся, пересел за стол, где начал что-то творить пером с чернилами. Филипп в это время был занят своими делами. Когда мальчик закончил, а случилось это через пару десятков минут, он поднялся и показал свое художество брату. Тот как раз отвлекся от своего творения, воткнув иголку в пустое место на холсте. - Хм, - чуть улыбнулся, - людей любишь рисовать? – взял листок в руки. Тот вытер нос, тихо и неуверенно ожидая вердикта. Линии были кривыми, пропорции – искаженными, а перспектива недоработана, но это все-таки был рисунок, хотя Филипп это назвал бы одним только наброском. Изображен был человек, сидящий среди поля на траве, и обнимающий свои ноги. Вдали и сбоку росли деревья, по небу плыли облака. Даже лицо и одежду, Людовик изобразил более-менее детально. - Ты не безнадежен, - ободрительно хлопнул по его плечу Филипп. – Попробуй нарисовать более ровно. Смотри, вот тут лучше повести линию сюда, а деревья вытянуть, а то они какие-то странные и сплюснутые. Но в принципе, это не каракули, которые я уже представил у себя в голове, - усмехнулся. – Тебе просто подучиться немного надо и будет выходить красивее. - Правда? – печально взглянул на него. - Конечно. Иди, порисуй еще, - кивнул на свой стол. Людовик кивнул и скоро отправился на тоже место. «Надо было позвать к нему какого-то художника, - посмотрел вслед Филипп. – Неплохо рисует. Видимо и ему передался материнский талант, хоть и не в таком количестве,» - взглянул на свои «разводы» нитками, будто красками. Если следующий день прошел непримечательно, то вот через день, Филипп решил, что брату можно уже постепенно возвращаться в свой обычный распорядок дня. Правда Людовик был с этим не согласен. На уроках, что проходили по утрам, учителя говорили в пустоту, так как мальчик совсем их не слушал, глядя только на пол и свою обувь. На обед он не ходил, предпочитая сидеть в своей комнате, с новыми друзьями не общался, предпочитая одиночество, а старых – не подпускал, прекрасно помня ту обиду, что они ему нанесли своими оскорблениями. Он даже со своими пажами не общался, а кого-то нового предпочитал избегать. Людовик замкнулся. И был готов подпустить к себе только Филиппа, который, ему казалось, испытывает с ним одну и ту же утрату. После обеда, что для старших братьев закончился недобрыми взглядами друг на друга, Филипп позвал младшего на тренировку. Обычную, на деревянных мечах, с противником, которым выступал бывший друг Людовика. Эти мальчишки часто дрались вместе, так что Филипп не видел ничего плохого в том, чтобы поставить их сегодня вместе. Бойцов одели в тканевые доспехи, дали бутафорское оружие и сказали биться, вот только боя никакого быть не могло. Младший принц стоял с опущенной головой, плечами и даже не думал нападать или обороняться. Стойка его была такой слабой, что Людовика мог повалить даже ветер, а он бы и не сопротивлялся. Филипп, наблюдая за подобным, понимал причину этого состояния, однако совсем не понимал, что с этим делать. Подошел, деликатно покачал за плечо, будто выводя из транса: - Людовик, будешь драться? Тот медленно покачал головой, сморщивая подбородок. - Почему? – уперся руками в колени. – У тебя хорошо получалось. Ты всегда дрался очень хорошо. Мальчик выронил меч. - Людовик, - наклонился и заглянул ему в лицо. – Сделай всего пару замахов. Тот повернул к брату мокрые глаза, в которых с трудом удерживались слезы, и сморщился, готовый заплакать. - Что тебя тревожит? – выровнялся и отвернул его от второго мальчишки, положив руку на дальнее плечо. Младший вновь покачал головой, на этот раз выронив пару соленых капель из глаз. - Потом скажешь? Тот кивнул, поджимая губы, заставляя себя сдерживать всхлипы. - Ну ладно, иди, погуляй, - похлопал по плечу и дал уйти. Чуть позже, вечером, как раз перед ужином, Филипп зашел к брату. Младший как раз сидел у окна и наблюдал за небом с облаками. - Тебе всё еще тоскливо? – подошел к нему и сел рядом, подвинув стул от стены. Людовик кивнул, жалобно косясь в его сторону: - Я любил его. Он был очень важен для меня. Я буду еще долго грустить… - А не хочешь порисовать сегодня после ужина? У меня уйма бумаги. Я еще художника позову, он тебе как раз покажет что-то, может быть, чему-то научит. М? Как тебе идея? Мальчик выжидал, будто должно было прозвучать что-то еще. - М? Людовик. Что думаешь? – дружески толкнул его плечом. – Хочешь позаниматься с художником? - Он будет только мешать, - отвел взгляд. – Он будет осуждать, видя мои рисунки. - Хах, я уверен, что и он когда-то рисовал плохо. Давай попробуем. Ты ничего не теряешь, а мнение знающего человека получить бывает очень полезно. М? Хочешь? – толкнул его плечом. На мгновение, мальчик почувствовал тепло в душе. Такое мимолетное и неуловимое, что это воодушевило на то, чтобы почувствовать это нечто еще раз. Посмотрел на брата. Слегка кивнул. - Вот и отлично. А на ужин пойдем? - Я там нужен? - Ты будешь в кругу семьи, а семье ты всегда нужен. Мальчик опустил глаза, приставив к брату плечо, дабы его обняли, однако Филипп этого знака не понял и лишь похлопал по дальнему плечу: - Пошли. Холодное есть ты точно не захочешь. Тот кивнул, будучи немного расстроенным из-за отсутствия объятий, однако встал и вместе с братом пошел вниз. После трапезы, они засели в покоях Филиппа, где родственник взял какую-то книжку и начал читать, усевшись перед камином. К Людовику же пристал художник. Тот самый Холодный – кузен Антона. Он поставил ребенка перед мольбертом и начал учить, рассказывая столько всего, что мальчик хотел быстрее пропустить теоретическую часть и поскорее начать рисовать. Филипп периодически поглядывал на них, проверяя как продвигается работа. Немногим позже, к ним присоединилась Диана. Войдя, девушка даже удивилась такой необычной обстановке и компании. Поприветствовала мальчика, подошла к другу и наклонилась к нему, шепотом спросив, что же тут происходит. - Людовик хотел бы научиться рисовать, - непринужденно ответил тот, чтоб брат его слышал, и приблизился к подруге, значительно затихнув: - Я думаю, это должно его отвлечь. Пусть учится, раз ему хочется, - сел, вернув прежнюю громкость разговора. – А ты зачем пожаловала? Поздно уже. Глядишь твой муж ревновать начнет. - Ему сейчас не до меня. Ты же знаешь. Да и с тобой мы точно не любовники, - усмехнулась и села в кресло поблизости. - Но он-то этого не знает, - задорно улыбнулся. - Не шути так, тут же и уши есть, - кивнула на художника с ребенком. Принц взглянул на тех и как-то насторожился, наблюдая за их взаимодействием. Недовольно свистнул, что те обернулись. - Держи свои руки при себе, - кивнул на мужчину. - Вы должны научить его рисовать. И не больше. - Что вы? – обеспокоился творец. - Знаю я художников всяких. Руки с его спины уберите. А то палач быстро их вам отрубит. - Что вы, что вы. Я только учу его держать кисть. - Учите по-другому. Гость неуверенно кивнул и перестроил свое положение, став за мольбертом. Людовик тоскливо наблюдал. От урока рисования, он ждал того, что он будет хотя бы рисовать, а не только учиться видеть перспективу, смотреть на свет и держать карандаш с кистью. Совсем скоро, мальчик заскучал. А активность учителя, что старался дать ему всё и сразу, быстро утомила. Уже через час подобного занятия, мальчик сел на стул и опустил плечи, не желая ничего делать. Этот учитель ему не нравился, этот урок казался пустой тратой времени, а рисунок, который он хотел нарисовать, так и не был начат. Мужчина пытался как-то ободрить ребенка, но стало только хуже – Людовик не сдержал слез, начав тихо хныкать себе под нос. Художник испугался, Диана взволновалась, а Филипп обеспокоился. - Что случилось? – поднялась девушка и направилась к ребенку. Тот, лишь подняв на нее глаза, тут же опустил голову и сжался, пытаясь остановить свои всхлипы, что рвались наружу. - Людовик, что стряслось? – поднялся брат, закрывая книгу. – Этот человек как-то неправильно себя вел? – подозрительно взглянул на учителя, испугав того еще больше. Принц отрицательно покачал головой, встал со стула и, вытирая запястьями мокрые глаза, пошел к выходу. - Ты к себе? – подошел к нему Филипп, положив руку на плечо. Людовик несильно кивнул, жалобно втянул сопли и открыл дверь, правда не вышел, а притормозил, взглянув на родича. Он чего-то хотел, чего-то ждал, но Филипп совершенно не понимал, чего именно, так что промолчав пару секунд, мальчик опустил голову и просто вышел. Он хотел объятий, он к ним привык. Людовик жаждал простой ласки и заботы, сочувствия, защиты. Распрощавшись с младшим братом, Филипп посмотрел на девушку, сделал жест художнику, чтобы тот собирался, и направился к креслу. Сделал жест лакею, что стоял под стенкой, дабы тот налил вина, как услышал достаточно грубое и презренное «Опять?», что выразил его старший брат, реагируя на хныкающего ребенка. Однако не успел Филипп защитить уязвимое создание, как услышал следующее: - Скройся, выродок! Чтоб не видел тебя никто из гостей в таком виде! В гостиную, принц выглянул, когда младший брат, будучи уже весь в слезах, поспешно прятался у себя. - За что ты с ним так? – возмутился средний на раздраженного старшего. - А вот и нянька пожаловала! – посмотрел на него Антон. – Ты когда бумаги все рассмотришь? - Это не за один вечер делается. - Если бы ты не тратил столько времени на шлюх – сделал бы и за полвечера! - Да когда я последний раз приводил сюда кого-то?! – разозлился. – Так мало прошло после болезни и смерти отца! Как ты можешь думать, будто я способен на такие поступки в такое время? - А как будто не способен! - Еще хоть одно слово – и я вызову тебя на дуэль! – угрожающе показал на него пальцем. - Осмелишься бросить вызов самому королю? - Да, осмелюсь! Я твой брат и, когда я выиграю, твоя корона перейдет ко мне как к следующему в очереди на трон! - Власти хочешь? – озлобился. - Избавить трон от такого как ты хочу! - Удачи. Смотри, чтобы ты не проснулся с кинжалом в груди. - Братоубийство? Как в духе нашей страны, нашей семьи! - Ты начал это первый. - Ты снова назвал Людовика выродком! – показал на его комнату. - Как будто это не правда. Он – выродок и это видно невооруженным глазом, - развернулся и вышел в коридор. Филипп провел его негодующим взглядом, хлопнул дверью и залпом осушил хрустальный бокал, выхватив его из рук слуги. Младший брат прекрасно слышал этот диалог, так что успокоиться ему стало еще сложнее. Спал мальчик не менее беспокойно. По щекам его спадали слезы, когда он ворочался во сне. Были слышны всхлипы, тихое бормотание и болезненные постанывания. В том, что принцу снился кошмар, паж не сомневался. Мальчик, примерно его возраста, спал перед хозяйской кроватью, на небольшом матрасе, устроенном на двух мягких табуретах. Спал, пока ему позволяла тишина сна господина. Обеспокоенно поднявшись со своего места, ближе к полуночи, слуга взглянул на принца и честно испугался. Он никогда не видел, чтобы кому-то снился настолько страшный сон. Тот перекатывался из стороны в сторону, сжимался, бормотал и плакал, пытаясь спрятаться от какого-то ужаса, что преследовал его мысли. Мальчик тихо подскочил, обеспокоенно подошел и схватил господина за плечи, пытаясь остановить всё это. Принц вскрикнул от ужаса, но быстро проснулся, едва его начали тормошить. В комнате было темно. Под потолком горела масляная лампа, а в камине уже догорали поленья. - Господин, - взволнованно говорил паж, пытаясь успокоить, - вам приснился сон. Это был сон. Сон. Людовик с ужасом смотрел вперед. Тело его жутко тряслось, а глаза боялись любых теней, что будто живые, дрожали, отбрасывая свой лик на стены. - Вы в безопасности, - обнял его плечи слуга, присев на край кровати. – Вы в замке. За вашей дверью стоят стражи. Никто к вам не проберется. Вам ничего не угрожает. Принц проглотил слюну, испуганными глазами посмотрев на него. Бедное лицо было покрыто капельками пота, что поблескивали от света камина. - Я принесу вам вина, - кивнул паж. – Всё в порядке, - погладил плечо. – Это был всего лишь сон. Однако господин не отпустил его. Людовик мертвой хваткой вцепился в его локоть, прижав его к груди, что тот был просто-таки вынужден остаться рядом. - Я здесь, я с вами, - пытался успокоить того мягким голосом. – Я никуда не уйду, только возьму вина. Вам нужно попить. Дворянин исказился в испуганной жалости. Ему было так страшно, так беззащитно, что оставить его было самым большим злом из всех зол мира. - Я не оставлю вас, - погладил его плечо слуга. – Я буду с вами. Людовик уронил голову тому на живот, обхватил это тело руками и просто расплакался. Паж с сочувствием стал гладить его спину. Сегодня, принц больше спать не ложился, так как сильно уж боялся кошмара, что ждал его после засыпания. Так что пришлось ему всю ночь бодрствовать. Правда нормальным бодрствованием это было не назвать. Мальчик часто плакал, регулярно что-то рисовал и проявлял, казалось бы, нездоровый интерес к своему пажу. Он часто просил его быть ближе, сидеть где-то неподалёку и иногда что-то ему говорить. Людовик жаждал компании, но он не совсем понимал, как ему эту компанию получить, так что выглядели его просьбы (со стороны) немного странно. Под утро, так он вообще стал коситься и поглядывать на этого слугу так, будто хотел о чем-то попросить, но не знал как. Видимо, просьба была слишком личной или неудобной, так как на вопрос подчиненного о том может ли он что-то сделать для своего господина, Людовик лишь молчал, пряча глаза. Принцу хотелось объятий, но, вспоминая ту ругань, что на него обрушилась после рисунка с обнимающимися мужчинами, рисковать он не хотел. Меньше всего на свете, мальчик хотел сейчас ссориться и выслушивать какие-то новые обвинения в свой адрес. Предполагаемый презренный или брезгливый взгляд, после озвучивания просьбы, отворачивал от этой идеи только больше. Утром, старшие братья отправились на совет, в то время как младший, со своей собственной инициативы, пошел гулять по близлежащей опушке, взяв себе в компанию того пажа Вильгельма, которому он немного доверял. Рядом непременно были стражники, однако настроения и уверенности это принцу не добавляло. На совете, тем временем, обсуждали союз или войну со Славией. Ее территории были опустошены и ослаблены недавней болезнью, так что присоединиться им стоило полюбовно, без сопротивления и других непонятных телодвижений. Антон был твердо настроен завершить дело отца и всё же создать империю, о которой тот когда-то мечтал. Были подготовлены все документы по присоединению и требовалась лишь подпись дряхлого старика, которого все почему-то называли королем Славии - Владленом Женатым. Вспоминая его характер и мягкотелость, даже перед собственной дочерью, это имя ему подходило весьма неплохо. Так как данное состояние не позволяло монарху ездить куда-то часто и быстро, решили отправить гонца, дабы настоящие управленцы этих угодий, рассмотрели предложение Кромии и как-то на него отреагировали. Прошло три дня, прежде чем приехал ответный гонец. Первый советник, который фактически и управлял Славией, подписал все бумаги, кроме какого-то незначительного документа, касающегося патрулей и некоторых взводов кромийской армии, что станут официальной разведкой Антона на тех землях. Документ, относительно других бумаг, был не таким значительным, однако то, что его не подписали, насторожило значительно больше, чем если бы славцы отказались подписывать документ о поставке в Кромию своих собственных людей. Антон, получив эти известия после обеда, тут же созвал совет. На основе подписанных бумаг, планировалось составлять общий и единый договор, который уже подпишет сам Владлен и который присоединит Славию тверже, чем все эти бумаги вместе взятые. - По какой причине он отказался от нашей разведки? – негодовал наследник, сидя на месте короля. – Он подписал все бумаги, кроме этой. Что его не устроило? Амиран открыл сундучок, в котором все эти бумаги хранились: - Возможно, ему не понравилась наша формулировка? – стал искать необходимый документ. - Это выглядит так, будто он собирается замышлять против нас заговор! Или уже его имеет! - Но он подписал разрешение о введении войск на территорию Славии, - подметил Амиран. – Если бы он что-то замышлял, допущение такого, было бы очень глупым поступком. - А вы не учите его предавать меня! – возмутился Антон. - Я просто пытаюсь понять причину. - Еще более удивительно, - начал Люциус, - что об этом сообщили гонцу, хотя казалось бы зачем? Зачем гонцу знать, что они не подписали какую-то из бумаг, касающуюся разведки? - Я начинаю не доверять этим людям, - констатировал принц. – Их странное поведение мне совсем не нравится, - посмотрел на брата. – Этот договор писал ты. Уверен, что ты не сделал где-то ошибку? - Да как? – удивился тот. – К тому же, Амиран читал все мои бумаги и так как он ничего мне не сказал, я посчитал, что всё нормально. - Я правда не видел ошибок в написании, - ответил советник. – Возможно, из-за замыленного взгляда, я упустил какую-то формулировку, - достал документ и пробежался по нему взглядом. Все увидели как тот озадаченно нахмурился, а Люциус, досадно прикрыл рот пальцами, взявшись рукой за подбородок. - Он подписал, - начал советник. – Тут есть его подпись. Но еще тут… - Обратная сторона листа, - вздохнул Люциус. - Что? – озадаченно взглянули на него. - Да, - кивнул Амиран, - тут внизу он написал тоже самое, - перевернул листок и взглянул на его другую сторону. Антон округлил глаза: - Это еще что такое?! – вспылил, выхватив документ из рук советника. – Какого хрена?! Филипп! – растянул листок в руках, развернув его к остальным. – Что это такое и что оно тут делает?! - Это… - растерялся тот, совсем такого не ожидая. – Видимо рисунок Людовика. Он как-то рисовал за моим столом. - Деревья и трава?! Ты серьезно?! Ты допустил, чтобы этот выродок испортил документ, который отправился к главе страны, которую мы к себе присоединяем?! - Я… Сам не понимаю как это произошло. Видимо он перевернул листок, а я не заметил, как начал писать на обратной стороне его рисунка. Либо же… Всё произошло наоборот. Я честно не знаю как это произошло. - А вы?! – посмотрел на Амирана. – Как это могли допустить вы?! Вы проверяли каждое слово! - Но не смотрел на обратные стороны, - начал тот. – Я проверял текст, а не сам лист. Этот рисунок нельзя обнаружить, если вам о нем не скажет кто-то, сидящий напротив. Бумага плотная, чтобы просвечивать, а заглядывать на другую сторону, что с большой вероятностью будет пустой – глупая и бессмысленная трата времени. - Глупо – это допустить подобное! – встал с места, а с ним и все остальные. – Рисунок! Детский рисунок! – бросил листок на стол. – Что о нас будет думать Славия, если мы допустили такое?! Виноваты в этом все! – гневно осмотрел всех и вышел. Но направился Антон не успокаиваться и умиротворяться, а дальше злиться и кричать. Людовик спокойно играл со своим пажом в шашки, сидя возле окна, в то время как внутрь ворвалась настоящая буря в лице старшего брата. - Ты! Выродок! – стремительно подошел к брату и поднял его, схватив за ухо, заставив мальчика вскрикнуть от боли. – Урода кусок! Насколько нужно быть тупым, чтобы портить официальные документы, которые оказывают влияние на всю страну?! Ребенок уже пустил боязливые слезы, прикрывшись от него руками: - Я не хотел! – жалобно кричал он. – Я не знал! Я ничего не делал! - Ничего не делал?! – поднял ухо выше. – Лучше бы ты и правда ничего не делал! Вреда было бы меньше! Урод! Выродок! – замахнулся и дал тому настолько сильный подзатыльник, что мальчик тут же упал, едва успев выставить перед собой руки. – Чтоб ты сдох, дерьма кусок! – дал тому в живот с ноги, заставив упасть на бок и свернуться калачиком. – Позоришь семью! Позоришь меня! Всю страну позоришь! Всем было бы лучше, если бы тебя не было! Урод! – стал бить ногами. – Мразь! Идиота кусок! Ты настолько мне противен, что мне даже обувь об тебя пачкать не хочется! – с силой пнул по ребрам, вызвав тихий хруст и болезненный стон. – Надеюсь теперь, ты будешь думать головой, а не тем пустым местом, что у тебя вместо нее! – нагнулся и схватил его за волосы, с силой ударив головой об пол. Паж, увидев такое, с ужасом подобрал ноги, вжавшись в кресло. Людовик плакал, стонал и прикрывался руками, надеясь как-то защититься. Он задыхался от всхлипов. Глаза его не видели от слез, а уши не слышали от звона внутри. Он был повержен, да так сильно, что хотелось ему помочь, подать руку и пожалеть, посочувствовать, однако не Антону. Тот торжествовал, проявив невиданную жестокость к тому, кого всегда ненавидел. Насладившись видом мучений, наследник вышел из комнаты и пошел обратно на совет, где министры беспокойно обсуждали между собой, что следует делать с этим документом, как следует исправить свою оплошность и как это следует преподнести принцу. Тот вернулся разгоряченный и еще более возбужденный, однако теперь он был готов слушать. К Людовику же поспешили врачи, которых тут же позвали верные слуги. Мальчику было так плохо, так что его быстро уложили в кровать и начали обхаживать, тем временем как сам ребенок почти не понимал того, что вокруг него происходит. Глаза были покрыты слезами, тело – измучено болью, а душа – разорвана братом. - Мы подумали о том, - начал Амиран, рассказывая главе государства, - что стоит придерживаться прежнего плана. Составим общий договор и, когда Владлен приедет, дадим такой же договор его советнику, - показал испорченный Людовиком документ. - Как вы объяснитесь перед ними за эту оплошность, не уронив лицо государства? – раздраженно вздернул бумажкой Антон. - Я думаю, - начал Филипп, - они поймут. Если рассказать им правду – они по крайней мере не станут осуждать всех нас. В конце концов, он сам не заметил этот рисунок, перед подписанием. Это простое недоразумение. Не думаю, что это так уж сильно роняет нас в их глазах. - Да они посмеялись с нас! – вспылил Антон. - Не думаю. А даже если так – остальные бумаги они подписали. Какой дурак станет смеяться над нами? Отец в своё время так напугал их земли, что они до сих пор трепещат перед Кромией. - Они трепетали перед ним! А перед нами? – с укором выразился брат. – Ты сделал меня посмешищем! - Ты преувеличиваешь. - Ничуть! Вы, - посмотрел на Амирана, - ничем не лучше! - Мы уладим этот вопрос, - учтиво кивнул советник. – Не переживайте. Я решу эту проблему без потерь для нашей стороны. - Будьте любезны, - кивнул. После совета, министры поговорили своей компанией, всё еще сидя в зале. - После смерти Давида, он еще больше озлобился, - выразился Люциус. - Этого пса нужно держать на поводке, - твердо выразился Амиран. – При чем, на коротком. Его вспыльчивость и озлобленность выйдет нам боком. - Может, это пройдет? – подумал Филипп. – Иногда же, у него бывает более спокойное настроение. - Поговорите с ним, - взглянул на него первый советник. – Мы все уже довольно стары, а вас, может быть, он и послушает. По крайней мере, вы можете открыто критиковать его. Вас он казнить не осмелится. - Очень на это надеюсь, - вздохнул принц. – Он как-то грозился, что убьет меня, если я решу забрать трон себе. - По крайней мере, - начал Люциус, - вы значительно спокойнее своего брата. - Моё своеволие на пользу стране не пойдет, - взглянул на того. – Меня не растили как короля и к подобным вещам, - кивнул на их бумаги, - я не приучен. Мне бы рыцарские турниры и женщин, - откинулся на спинку стула, - а не все эти ваши дела. - Для непосредственного управления страной есть мы, - выдал Амиран. - Хах, дай вам свободу, так вы и короля свергните. Тот неоднозначно повернул головой: - Такой вероятности исключать нельзя. Однако с вашим отцом у всех нас были достаточно хорошие отношения. - А у вас – и с моей матерью, - назидательно кивнул. - Не могу этого отрицать. - Хм, всегда интересно было, почему она вас выбрала. Вы не отличаетесь изящностью. Да и возраст ваш… Я не одобряю ее вкуса. Министр усмехнулся: - Пусть я и уродлив, однако был у меня тот шарм, которому не могла сопротивляться никакая дама. - Научите? – задумчиво выдал. - Коль просите – научу, - усмехнулся. После данного собрания, был ужин. Даниэла на нем не ела. Антон, наблюдая за полным отсутствием аппетита, забеспокоился, правда его холодный голос от этого мало изменился: - Дорогая, что с вами? Почему вы не едите? Та отвернулась, сложив руки на груди. Филипп, заметив это настроение, даже заинтересовался что же между ними произошло. В мыслях было то, что во время своего ухода, посреди совета, наследный принц ходил именно к ней и кричал именно на нее, дабы остудить собственный пыл. - Дорогая, почему у вас такое настроение? – настаивал Антон, спрашивая у жены. Та игнорировала, показывая всё своё нежелание говорить с ним. Другие приближенные тоже заинтересовались. Пусть эти двое и ругались часто, пусть и скандалили не редко, однако никогда еще девушка не переставала со своим супругом говорить. - Даниэла, - насупился тот. – Ответьте сейчас же. Та молчала. - Даниэла, - обратился к ней Филипп, сумев привлечь ее внимание, - почему вы не хотите отвечать ему? - А вы знаете, что он сделал с Людовиком? – озлобленно заявила. - А что он сделал с Людовиком? – тут же насторожился. - Ничего я с ним не сделал, - грубо ответил Антон, продолжив есть. Жена возмущенно повернулась к нему: - Избили ребенка ногами! - Ногами? – подскочил Филипп. - Не избивал я его, - опровергал тот, посмотрев на девушку. – Только наказал. - Да я убью тебя! – рванулся Филипп к брату и почти набросился на него, как придворные и слуги остановили. – Людовика! – крикнул из-за плеча лакея. – Ему всего 13! - Он уже взрослый, чтобы отвечать за свои поступки! – грозно поднялся. - Ты избил его! Нашего брата! Нашего младшего брата! – закричал сильнее. – Он младше тебя почти на десять лет! – бросился к нему, но был остановлен слугами. – Монстр! Урод! - Угомонись! - Ребенка бить! В этом твоё благородство?! В этом ты хочешь проявить свою честь?! В избиении своего младшего брата?! А если бы это была Мария?! Ты бы и ее избил?! - Людовик мало чем отличается от девчонки! Филипп округлил разгневанные глаза. - Так что можешь говорить, что я избил нашу сестру! – взмахнул рукой. – Разницы не много! Людовик-Людовика! Один чёрт! - Да я убью тебя! – силой оттолкнул лакея в сторону и набросился на брата с кулаками, повалив того на пол. Приближенные встрепенулись, подскакивая с мест. Принцы дрались озлобленно, с кровью, чуть ли не до смерти одного из них. К счастью, молодых людей смогли разнять. - Не брат ты мне! – отмахнулся Филипп, встав на ноги. – Знать тебя не хочу! - Ты еще пожалеешь об этих словах! – показал на того пальцем. – Приползешь на коленях! - Это ты приползешь! У меня вся королевская армия в руках! Так что хрен ты повоюешь без меня! - Армия?! В руках у такого недоумка?! - Целая страна?! – повторил его интонацию. – У такого недоумка?! – показал на него подбородком. - Да я тебя! – рванулся, дабы наброситься, однако придворные сдержали. - Неадекватный, неуправляемый и хладнокровный говнюк! – плюнул ему в ноги. – Я презираю Антона первого! – гласно заявил. – Презираю, как самого недостойного короля из всех возможных! – вырвался из рук лакеев. – Отпустите меня! Я хочу знать как мой брат! Как мой настоящий брат! – назидательно посмотрел на старшего, развернулся и вышел. Принц разгоряченно вырвался из своих «сдерживателей». Посмотрел на жену. Та отвернулась. Взглянул на придворных. Те отвели взгляды. Обратился к лучшему другу, но и тот его действий явно не поддерживал. - Идиоты! – взорвался принц, схватил свое кресло и с силой бросил его в сторону. – Все идиоты! – гневно посмотрел на толпу, стоящую перед глазами. - Друг мой, - спокойным голосом начал молодой священник, - ваш гнев не оправдан. Ваше сердце омрачено, - подошел к нему в попытках успокоить. - Только твоих поучений не хватало! – отбросил его руку, сильно шлепнув по ней ладонью. Приятель отступил, сомкнув руки, прикрывая ушиб. Глаза его смиренно опустились, а Антон даже встревожился. Он испугался того, что и Ганс может отвернутся от него. Филипп тем временем заглянул к меньшему. Тот лежал в кровати, его кормили из ложечки супом и подавали кусок хлеба для откусывания. Он был таким печальным, расстроенным, но всё же голодным. А Вильгельм, которому он начинал доверять всё больше, сидел рядом, держа теплую тарелку в руках. Паж заботливо дул на суп, когда он был горячим, и вытирал салфеткой приятельский рот, когда тот пачкался. В этой комнате было так тепло и уютно, что Филипп сам собой расстроился, наблюдая за всем, происходящим внутри. Вошел. Людовик, только услышав чьи-то шаги, мгновенно встрепенулся и отполз к дальнему краю, будто отступая. - Людовик, спокойно, - взволновался брат, показывая свои руки. – Это я. Я с миром. - Он меня ударил, - печально сообщил меньший. – Очень сильно. - Знаю, - подошел. – Я с ним подрался из-за этого. Такому монстру не место в нашей семье. - Но он в нашей семье, - тихо настаивал. - Да, к сожалению, - опустил глаза и присел на край кровати. – Я попробую что-то сделать. - Что? - Пока не знаю, но я точно придумаю, - взглянул на того. – Как ты? – кивнул на него. – Много что болит? Куда он тебя бил? - Сюда, - показал на живот. – Мне было очень больно. - Я придумаю как его наказать. Ужинаешь? – взглянул на пажа. - Вильгельм мой друг. - Друг? – чуть удивился. – Но он же простой слуга, - посмотрел на брата. - Он хороший человек. Он не обижает меня, - приблизился к тому. – Он мне нравится. - Как друг, - кивнул Филипп, намекая. - Он уже мой друг, - посмотрел на брата. - Антон неправильно поймет, если ты скажешь ему, что Вильгельм нравится тебе. - Я не хочу говорить с Антоном, - жалобно прижался к слуге. – Он злой и плохой. Он просто так начал бить. - Он не сказал тебе за что? – удивился. - Но я ничего не делал. В чем я виноват? Паж убрал тарелку в сторону и заботливо принял принца в свои объятия, начав гладить его по спине. - Ты ни в чем не виноват, - вздохнул Филипп. - Тогда за что он бил меня? – не понимал мальчик. - Они ударили его высочество головой об пол, - испуганно заявил Вильгельм. – За что такая жестокость? - Головой об пол? – округлил глаза старший. - Да, - подтвердил слуга. – Когда его величество закончили бить в живот, они взяли его голову и сильно ударили ею об пол, - погладил волосы друга. – Почему они так злились? И почему виноватым выставили его высочество? - На документе, который отправился к королю Славии, обнаружили твой рисунок, - посмотрел на брата. - Но я не рисовал на документах, - оправдывался тот. – Я на пустых листках рисовал. - Рисунок был на обратной стороне. На просвет его было не увидеть. Ты не виноват. - Это ты виноват, - нахмурился. – Это ты подставил меня. Я рисовал на пустых листках. - Я виноват, - печально кивнул. – Я знаю это. - Из-за тебя он бил меня. И ты не защитил меня! – возмутился. – А обещал! – отвернулся и прижался к слуге. - Я больше не допущу подобного. - Я тебе не верю! Уйди! Я не хочу тебя слушать! Филипп опустил глаза, извинился за свой поступок, и вышел, дабы не расстраивать брата еще и собой. В коридоре, он встретился глазами со старшим братом. Тот уж приготовился к новой драке, однако средний лишь вздохнул: - Испорченный кусок бумажки – это не причина так издеваться над собственным братом, - сказал и зашел к себе, дабы остыть от всего, что произошло за этот день. Антон же покосился на комнату Людовика. В глубине души, ему было стыдно, однако показывать это остальным, он совсем не хотел. Вызвал к себе Ганса. Они сели на стулья, спинами друг к другу. - Я грешен, - сухо начал принц. - В чём твой грех? – спокойно спрашивал священник. - Гнев. - Это смертный грех. - Я причинил зло ближнему. Я избил своего брата. - Зачем ты это сделал? - Хотел мести. - За что? В чем он провинился? - Он испортил документ. - Он правда это сделал? - Не уверен. Виноватым может быть мой второй брат. - Если ты не уверен, то почему ты поступил так? - Я его не люблю. Я никогда не любил Людовика. - Почему? Что он сделал, за что потерял твою любовь? - Родился, - опустил глаза. – У меня не было к нему любви. Он никогда мне не нравился. - Он – твой ближний. Почему ты так говоришь о нем? Младенцы безгрешны. Так за что ты невзлюбил его? Что он сделал? - Он – только родился. - Разве это грех? - Нет, - отвел взгляд. – Но он забрал у меня то, что ему не принадлежало. - Что? Чего он лишил тебя? - Отца. После того, как он родился, отец перестал любить меня. - Почему ты так думаешь? - Это очевидно. Со мной обращались жестоко, в то время как этого засранца постоянно прощали. Я не люблю его. И никогда любить не буду. Он отобрал у меня то, что мне принадлежит по праву. - Ты не любишь его. Но ты каешься. - Я разочаровал своих близких, - отвернулся. – Я поступил неправильно. Я ненавижу Людовика, но бить его было неправильно. - Ненависть – это путь к гневу. Тебе следует принять Людовика. Простить его. Он не виноват в том, что ваш отец отдал предпочтение ему. - Но я не могу простить ему этого. Не могу простить этого отцу. - Твой отец на том свете. Думаешь ли ты о нем плохо? - Людовик его отправил на тот свет, - нахмурился. - Это было убийство? - Если бы не Людовик – отец бы не нахлебался той воды и не умер бы. - Но есть ли в этом прямая вина твоего брата? - Нет, - отвернулся. – Отец мог бы залезть в воду и по своей инициативе. - Тогда на что ты злишься? - На то, что это сделал именно Людовик. - Но в случившемся нет его вины. - А чья это вина? – возмутился. – Не моя же? - Ничья. В этом нет ничьей вины. Тот недовольно кивнул: - Виноваты врачи, которые не смогли спасти отца. - Король имел слабый желудок. Уже много лет. Его не могли спасти. - Тогда кто виноват? Кто? - Здесь нет виноватого. Случившееся – дело случая. Проглотить эту воду мог бы и любой из твоих братьев. - Лучше бы это был Людовик, - посмотрел в сторону. - Ты хочешь его смерти? - Я не люблю его. - Но что случилось бы после его кончины? Ты бы получил желаемое? Получил бы любовь отца? - Нет, - опустил голову. – Мой отец умер бы в тоске по нему. - Ты любил отца. - Да. - Ты любил его тоскующим? - Нет. Мне нравилось, когда он веселился, но веселился он только в компании Людовика… - Ты хотел бы веселиться вместе с ним? - Да. Но отец никогда не играл со мной, - опустил плечи. – И никогда не поиграет. - Но ты можешь поиграть с Людовиком, дабы вспомнить как отец радовался в его компании. - Мне не нравится эта идея, - недовольно выровнялся. – Людовик – выродок. - Он еще ребенок. Все его изъяны можно исправить правильным воспитанием. - Тоже самое мне говорили про Филиппа, когда он постоянно ныл. Почему я должен воспитывать их? - Потому что ты старший. Ты – глава семьи и ты в ответе за них. - Но я не хочу контактировать с Людовиком. Он – плакса. - У него тяжелый период, но с горем справляются все. Людовику нужно время. - И что? Мне теперь прощать любой его проступок? - Нет, но не стоит срываться на нём. Ты тоже переживаешь утрату, но ты реагируешь на нее совсем иначе. Людовик не виноват в случившемся. Он, как и ты – жертва обстоятельств. - Не называй нас жертвами. Мы – птицы-охотники, но никак не добыча. - Людовик еще птенец. Ему нужна помощь. Ты, как старший брат, можешь ее дать. - Я не готов. Я не могу. - Тебе тоже нужно время. Чтобы справиться с утратой, чтобы принять своего брата. - Но сегодня… - понурил голову. – Мне стыдно за случившееся. Я вспылил. Избил одного брата, подрался со вторым… - Всем свойственно совершать ошибки. Важно их признать и исправить. - И как мне исправить то, что я сделал с Людовиком? Все отвернулись от меня из-за этого. - Если простит он – простят и остальные. Извинись перед ним. Признай свою вину. Тот замялся: - Я почти король. Почему я должен просить прощения? Пусть так простит. - Как же он поймет, что ты раскаиваешься, если ты не извинишься? - Может подарок? - Ты хочешь купить прощение? Купить очищение души? - Но с Даниэлой же это работает. - Ты покупаешь ее прощение? Это как платить за исповедь, за отпущение грехов. Простишь ли ты себя, если этого не сделает он и искренне, а не из-за подарка? - Не думаю, - отвел взгляд. - Тебе нужно извиниться. - А если я перед тобой извинюсь, это зачтется? - Ты хочешь откупиться? Хочешь извиниться перед другим? Тебя видит Бог. И он видит, что ты хочешь обмануть его. Антон досадно посмотрел в сторону: - Я не хочу извинятся. Он сядет мне на шею. - Это маловероятно. Просить прощения не стыдно и не унизительно. Это лишь способ очищения души. А вам свою душу очистить надо. - Ладно. Давай прочту молитву и пойду извиняться, пока я не передумал, - сложил руки вместе и закрыл глаза. Окончив чтение молитвы, оба сказали «аминь» и взглянули друг на друга. Принц встал, сквозь собственное нежелание пошел к двери, а там и к брату. Постучал. Стиснув зубы открыл и вошел. Людовик, только его увидев, в ужасе попятился на кровати к пажу, которого мгновенно обнял: - Что тебе нужно? – испуганно крикнул на брата. – Я ничего не делал! Я только тут лежал! - Я пришел поговорить, - направился к нему. - С другими говори! – сильнее прижался к не менее испуганному слуге. – Я ничего не делал! Я не виноват! - Я, - стал напротив, сложив руки вместе, - пришел извиняться. Я вспылил. Бить тебя ногами было ошибкой. - Не сильно много раскаивания в твоих глазах! - Но я всё равно здесь и прошу прощения. - Я не верю тебе! Ты снова будешь меня бить! - Это – грех, к которому я не хочу больше опускаться. - Ты – бездушный! Что тебе волноваться о душе, которой у тебя нет? – выкрикнул, чувствуя подступающие слезы. - Я никогда не любил тебя, - холодный тон не менялся. - Знаю! – шмыгнул носом. – Ты всех ненавидишь! Всех! Но почему свою злость ты вымещаешь на мне?! – пустил слезы. Антон молчал. - Ты – бездушный и злой! И в будущем ты будешь становиться только хуже! - Я не хочу допустить этого. Ты простишь меня? - Нет! На крик забежал испуганный Филипп: - Луи! Что случилось? Антон? – значительно удивился и еще больше перепугался. – Что ты здесь делаешь? – стал между братьями, преградив путь старшему. - Пытаюсь просить прощения, - сухо выдал тот, глядя прямо в глаза. - Просишь прощения? – переспросил. – Ты? И прощения? - Я совершил ошибку. - Кто же надоумил такого как ты? – сложил руки на груди. – Даниэла? Не поверю в это. - Ганс. - Ах! Наш любимый служитель церкви! - Ты имеешь что-то против Ганса? - Он оказывает на тебя слишком сильно влияние. - Я бы не сказал, что в данной ситуации это плохо. - Так ты только по его указке сюда пришел? Хм! То-то в твоих глазах сочувствия нет! - Ты хочешь определить мои мысли по моему взгляду? Тот пару секунд молчал: - Глупая затея, но я хочу видеть в них раскаяние! Я не верю, что ты и правда жалеешь о случившемся! - Я стою здесь и пытаюсь просить прощение. Ты думаешь, я бы делал это, если бы действительно этого не хотел? - Я не знаю, что бы ты делал, но искренности в твоём голосе нет. Ты делаешь это не потому, что считаешь себя виноватым, а потому, что тебя все презирают! - Не говори так. - С какой это стати?! Вспыльчивый, неуправляемый Холодный, который сидит на троне! - Я – Ястреб, такой же как и вы. - Да, - утрированно кивнул. – Ты – Ястреб. С жестокостью отца и с его ненавистью к собственной сестре. Но она была хотя бы оправданной. А Людовика ты избил ни за что. - Он провинился. - Да в чём?! Он просто рисовал! Виноваты те, кто недосмотрел! - Ты? - Да, я! Я виноват и я знаю это! Однако не надо винить в этом Людовика! Это случилось не нарочно! Не надо его бить и оскорблять из-за того, что произошло не по его вине! - Я знаю, что на нем вины немного. Поэтому, я и прошу прощения. Филипп обернулся на испуганного брата, прижатого к Вильгельму: - Ты прощаешь его? Мальчик покрутил головой. - Вот, - показал Филипп Антону. – Вот твой ответ. Нет тебе прощения. Старший развернулся и просто вышел. Зайдя к себе, он встретился глазами с Гансом. - Как всё прошло? – спросил тот. - Людовик не хочет прощать. Его нянька – тоже, - налил вина и сел в кресло. – Они не верят тому, что я раскаиваюсь, - начал пить. - В твоём голосе я слышу недовольство. - Потому что оно там есть. - Тебе стоит принять то, что прощение не дается просто так. Тебе нужно его заслужить. Он отвел взгляд.