Давид III - Великий король (3ч)

В течении следующей недели, Антон и впрямь стал спокойнее, сдержаннее. Если он и злился, то срывался хотя бы по делу и на действительно виноватых, в крайнем случае, страдали птицы, которых он начал стрелять на досуге. Ганс выслушивал его каждый день, после обеда и перед сном. Даниэла, так как она была недовольна тем поступком, временно была оставлена своим мужем без внимания. Впрочем, она не так уж и страдала. Удовольствия, при общении с таким человеком как Антон, она точно не получала. Филипп, который прощать брата тоже не стремился, занимался своими делами, а именно – следил за тем, чтобы высоких гостей приняли подобающе. Со дня на день, к ним собирался прибыть Владлен – король Славии, который занял многие мысли. После того инцидента с письмом, сейчас точно уж не хотелось ударить в грязь лицом. Людовик же, большую часть времени сидел у себя. Брат избил его действительно сильно, так что мальчик не мог двигаться как раньше, к тому же, его стали мучить сильные головные боли после того удара о пол. Вильгельм, другие слуги и врачи, делали всё возможное, дабы принц скорее пришел в себя. Людовик слушал музыкантов, пришедших к нему в покои, лежа тем временем в постели. После того случая, он редко вставал. Слишком уж сильно начинало болеть в груди. Врачи говорили, что это перелом ребра. Музыка разносилась тихая, неспешная. Мальчик наблюдал за юношей, что играл на дудочке. Ему казалось очень необычным то, что при закрытии одних отверстий получается один звук, а при открытии хоть одного из других – совсем другой, хотя дудочка как была трубкой из дерева, так ею и оставалась. Принц держал своего друга за руку. В последнее время, ему часто становилось беспричинно страшно, а это хоть немного его успокаивало. Вильгельм заботился о своём господине как мог хорошо. Он всё для него делал, не жалел сил и сочувствия. Защищал, заботился, всеми силами оберегал. Людовику даже казалось, что этот человек, безродный слуга, любил его кратно больше, чем оба его брата вместе взятые. Он пытался заботиться в ответ. Правда у него это получалось плохо. Больное состояние мало что могло позволить ему сделать хорошего. Но, по крайней мере, он пытался облегчить долю Вильгельма при уходе за самим собой. Мальчики часто говорили, обменивались мыслями, обсуждали что-то и иногда играли. Так как паж уже много лет работал, прислуживая принцу, то времени на игры с друзьями и однолетками, у него просто не было. Так что это была очень хорошая возможность «наверстать упущенное». Людовик был ребенком, в отличие от слуги, которого еще требовалось научить «правильно» играть солдатиками. Вильгельм попросту стеснялся выдавать себя за дитя. Он-то уже работает, при чем не один год, а тут игрушки какие-то. Это было как-то неправильно. А вот Людовик хотел быть ребенком. Он отказывался учиться, не хотел принимать правила взрослой жизни и быть серьезным. Учеба ему не нравилась, в отличие от игрушек, к которым он вернулся спустя такое время. Солдатики, лошади, мячики и другие забавы уже были почти забыты и заменены на реальное оружие, латы, настоящие бои и драки, как принц вновь к ним вернулся, будто ему снова было пять лет. Мальчик не хотел взрослеть, не хотел становиться большим и сильным. Ему это перестало быть интересным. Подобные изменения некоторых пугали. Филипп даже боялся за то, что тот удар головой об пол значительно пошатнул интеллектуальное развитие его младшего брата. Но Людовик всё еще мог ответить на вопросы, которые он успел выучить до болезни отца, всё еще мог решить какие-то арифметические задачи, но он этого мало хотел. Мальчик перестал быть серьезным и продолжал интересоваться совсем немногими вещами, среди которых были игрушки, искусства и природа за окном. К тому же, он снова носил свою детскую корону, подаренную на пятилетие. Казалось, он всеми силами пытается вернуться в тот возраст. Вот только улыбаться он так и не начал. Сюжеты, в его играх с Вильгельмом, были трагичными, глаза его были тусклыми, а корона, которую он часто поправлял, постоянно спадала, будто не было ей места на его голове. Неизменным оставалось одно – плач. Играя или думая, или просто разговаривая, Людовик мог погрузиться в свои мысли и скоро начать хныкать, прячась от всех в руках Вильгельма. Тот обнимал его, жалел, гладил, успокаивал как только умел, чему Людовик был благодарен до глубины души. Он любил этого человека за доброту, за то, что он не смотрит на его слезы косо, за то, что готов обнять и подержать за руку. Он был настоящим плечом, на которое принц мог опереться, не боясь, что его уронят. Он сам был готов сделать для этого человека всё, что тот попросит. Время было послеобеденное. Мальчишки вновь играли во что-то, будучи на постели. Вильгельм играл деревянной лошадкой, заставляя скакать ее по холмам одеяла: - Цок-цок-цок. Людовик же был притаившимся за кустом чародеем, что хотел поймать лошадь. Лицо его было не безразличным, но почти скучающим. Мальчик тосковал. - Я прибыл, чтобы взять у тебя волшебных трав! – важно заявил конь. – Я хочу вновь стать человеком! Иго-го! - Не будешь ты человеком, - отвечал колдун. – Будешь мне служить. - Но я хочу человеком! Иго-го! – поскакал вокруг себя. - Нет. Ты будешь служить мне. Или я убью тебя. Вильгельм покосился на господина. Стало как-то боязно, хоть это и была простая игра. - Но я хочу служить тебе в человеческом обличии! Иго-го! - Нет. Я превращу тебя в жабу. Паж расстроенно посмотрел на принца: - Я не хочу в жабу. Они противные. - Так что же? – продолжал спрашивать обладатель магией. – Убьешь меня? - Затопчу! – набросился на него конь. – Ты превратишь меня в человека! Превратишь! – весело настаивал слуга. Людовик оставил игрушку. Вильгельм тут же взглянул на него. Принц сидел молча, глядя точно на игрушку. - Ваше высочество? – робко начал тот. – Я что-то не так сделал? - Ты убил его. - Как? – испугался. – Он же маг. Он сейчас воскреснет. - Нет, не воскреснет. - Почему? - Скучная игра, - отвел взгляд. - Давайте сыграем во что-то еще. - Не хочу. Все игры скучные. - Могу позвать музыкантов. Раздался взрыв пороха от братского ружья, что начал стрелять неподалеку. Вильгельм аж вздрогнул. А Людовик никак не отреагировал. - Может… Вы порисовать захотите? Принц взглянул на стол, где хранились его рисунки. Они были черные, все в угле и чернилах, которыми их творили. Слугу эти картинки откровенно пугали. Он считал их слишком жуткими. Такие могли и в кошмарах прийти. - Не хочу, - отвернулся. – Я не знаю чего хочу, - прошелся уставшим взглядом по комнате. - Может, принести вам сладкого? Персики, варенье. Я видел еще пряники, когда уходил с кухни. Они так сладко пахли. Их наверное только что испекли. - Не хочу, - опустил голову. – Почитай мне стихи или балладу какую. - Какую? – начал убирать игрушки. - Любую. Мне все равно. - Хорошо, сейчас, - убрал фигурки в сторону и подошел к книжным полкам, вернулся уже с каким-то сочинением в руках. – «Баллада о воителе в городе Мира», - сел на место, читая название книги. - Хорошо… - протянул к нему руку. Мальчик взглянул на нее. Открыл книгу, положил ее на колени, упершись носками в царгу кровати, взял принца за руку и начал читать. Людовик устало смотрел на него и слушал, иногда пропуская какие-то звуки мимо ушей. Это сочинение ему почти не нравилось, но заполнить гнетущую тишину комнаты хотелось хоть чиьм-то голосом. Он слышал, не слушая, он наблюдал, не видя деталей. Людовик не знал, чего хотел и о чем просил, не знал, чего он вообще хочет. Но в компании ему было хорошо. Его не требовали отвечать, его не требовали поддерживать беседу, даже слушать этот рассказ от него не требовали. Ему было приемлемо. Ни холодно, ни жарко, не интересно и не скучно. Ему было почти никак. Но окруженный этим голосом, он чувствовал хоть что-то. Ему нравился этот человек, он ему доверял. Прошло всего пять страниц, как Вильгельм почувствовал характерные подергивания рукой. Поднял обеспокоенный взгляд на принца и заметил как исказилось его лицо. Мальчик тихо хныкал, пуская слезы закрытыми глазами. - Ваше высочество… - сочувственно выдал паж и отложил книгу. – Давайте я почитаю вам что-то другое? – подсел к нему. – Что-то более позитивное, - сжал руку обеими, пытаясь успокоить. – Что вам нравится? Чего бы вы хотели? Людовик открыл глаза, полные слез: - Поцелуй меня… - Поцеловать? – шокировано выдал. Вильгельм явно не был готов к такой просьбе и превращать ее в жизнь он точно не хотел. - В лоб. Ну поцелуй меня, - жалобно просил тот. - Ах, в лоб, - с облегчением выдохнул. Нагнулся, коснулся губами кожи. Людовик прильнул к его груди, будто прячась от всего на свете, и закрыл глаза, пытаясь вытереть их запястьем. - Вы хотите, чтобы я целовал вас? – поднялся, упираясь рукой в одеяло между ними. Вторая рука всё еще была сомкнута с приятельской. - Да, - выдал, сквозь всхлипы. – Иногда… Антон, тем временем, был вознагражден компанией Филиппа, что пришел по его просьбе. - Передали, что ты звал меня, - сложил руки на груди. - Да, - отдал пустое ружье слугам, взяв из их рук заряженное. – Ты знаешь какой завтра день, а какой послезавтра - и подавно, - начал целиться в небо. - И что же ты хочешь? - Иди к Людовику и поговори с ним. Завтра важный день. Пусть ведет себя подобающе или вообще не высовывается. Я не потерплю, если он подведет нас своим обычным поведением, - затаился, присматриваясь к добыче. Выстрелил, почти что сбив какого-то голубя, которого прикормили местные женщины. Пернатый испуганно полетел к замку. - Не подведи нас и ты, - кивнул Филипп. – Многие знают о твоём проступке. - Думаешь, молва о нем дошла и до Славии? - Сплетни этому хорошо способствовали. - Надеюсь, ты им не помогал, - опустил ствол, глядя вслед добыче. - Надейся. - Как-то ты обещал мне, что всегда будешь на моей стороне. - Это было до того, как ты избил нашего брата. - Иди к нему. Пусть у него хоть один брат в комнате посидит, - отдал ружье слугам, взяв место него заряженное. – Погладь по головке, он же этого так хочет. Тот развернулся и пошел. К Людовику, он вошел, когда мальчишки вновь играли. На этот раз, это были только лошади. Так как все люди у принца всегда умирали, паж захотел играть только зверьми, а тот был и не против. Заинтересованности второго со временем не прибавилось. Увидев ребяческие игры во что бы там ни было, гость расслабленно улыбнулся: - Играете? – направился к ним. - Да, - сухо ответил брат, даже не посмотрев на него. - Как ты себя чувствуешь? - Нормально. - Как обедал? Как спишь? - Зачем ты пришел? – оставил лошадку и сложил руки на груди, хоть это и приносило дискомфорт. - Узнать как ты. А еще сообщить, что завтра прибывает король Славии. - Мне до этого какое дело? - Антон не хочет, чтобы ты подвел нас, если решишь присутствовать. - Чтобы он снова избил меня? – зло посмотрел на брата. – Я похож на дурака? На того, кто сам себе смертный приговор подпишет? - Нет, просто… - Ты меня не защитишь. Так что уйди. Я не хочу слушать поучения от того, кто все равно не поможет мне. - Но я… - Ты – не защитил меня. Твои слова – ложь. Уйди. Я не хочу говорить с предателями, - отвернулся. – Вильгельм, выгони его. Мальчик поднялся, оставляя игрушку на одеяле. - Прости, я очень виноват, - пытался объясниться Филипп. - Я не разговариваю с предателями, - твердо повторил брат. - Но дай мне шанс. - Ты дал ему избить меня. - Я не знал. Я не мог тебе помочь потому, что просто не знал о его намерениях. Тот зло посмотрел на него: - Ты мог позаботиться обо мне заранее. Ты мог выставить охрану. Мог пригрозить Антону смертью, если он решится на такое. Ты мог сделать что угодно, но ты ничего не сделал. - Я виноват, - склонил голову. - Ты пришел тогда, когда мне уже было плохо. Когда было уже поздно. Так что ты хочешь сейчас? Антон избил меня. Чем ты мне поможешь? Хочешь искупить вину – помоги. Но помочь тебе нечем. Уйди. Я ненавижу тебя. Ты меня предал. Филипп поднялся, чувствуя всю вину произошедшего, развернулся и печально вышел, думая только о своем непредумышленном предательстве. Следующим днем прибыл Владлен. Многие уже не помнили сколько ему лет, но песок со старика уже явно сыпался. Округлый, бородатый и с дряблым лицом, исчерченным морщинами, он вылез из кареты, под руку со слугой добрался к местной королевской семье. Людовик там присутствовал, так как его обязывал титул. Он стоял тихо, печально, держа руки вместе. Ему требовалось только быть. Говорить или как-то взаимодействовать с остальными он не собирался. Миновав акт приветствия, гостей провели на обед. Так как погода была пасмурной и возможно собирался дождь, все сели в большом зале и начали пировать. Младший принц вновь ничего не ел, сидя на своём месте. Он только смотрел в тарелку перед собой и о чем-то думал. Старшие братья, замечая это, все еще чувствовали свою вину за произошедшее. А когда Людовик чуть не расплакался, так и вообще пожалеть его захотели. Мальчик пытался сдерживать свои слезы, однако подрагивание от незаметных всхлипов и трепет дыхания, всё же бросались в глаза. Старший разрешил тому уйти. - Ну наконец-то, - тихо процедил тот, втягивая сопли. Антон не мог не услышать этого. - Пожалуйста, не говори со мной в таком тоне, - прошептал ему, пытаясь не привлекать чужое внимание. - «Пожалуйста», - поднялся. – Я ненавижу тебя, - зашел за кресло и, жестом призвав Вильгельма с собой, отправился в покои. Филипп покосился на старшего. Тому действительно было не комфортно от услышанного. Наследник отвел взгляд. - Ссоры в семье? – спросил какой-то гость Амирана. - Да, - ответил мужчина, посмотрев на того. – Братья понимаете ли. Трудное у них время. Только недавно отца потеряли. - Да, это была большая утрата… А что вы думаете об Антоне? Из него выйдет достойный король? - Вы же понимаете, что перед вами я могу его только хвалить? – взял бокал в руку. – Вы сюда приехали не как мой друг, чтобы я вам рассказывал обо всем. - Но некоторой информацией нам всё же следует обмениваться. Ходят слухи, что наследник этот человек достаточно жестокий. - Да, это правда. Вспыльчивости ему тоже не занимать. Однако к делам государства он относится так ответственно, как этого не делал даже Давид, - отпил из кубка. - А какая у него политика? Стоит ли нам бояться роли рабов? - Ну что вы. Он хочет завершить дело отца. Тот желал создать целую империю в свое время. Не думаю, что ваша жизнь сильно изменится. По крайней мере я этого точно не допущу. - Вы? – подвинулся к нему и немного притих в голосе. – Все знают, что начнется после смерти Владлена. У вас есть какой-то план? - Да. Правда вам он может не понравится, - посмотрел вперед, продолжив трапезу. - Вы собираетесь устроить войну? - Нет. Так как Владлен станет вассалом Антона, я думаю мы сможем оказать покровительство кому-то из его зятей. Помнится, сыновей у него не было, а братья уже умерли. - Да, их перерезали на войне с Давидом. - Не самая сильная династия, скажу я вам. - Ваша же, - взглянул на принцев, - вообще незаметна. Помнится, я только в младшем заметил какое-то сходство с отцом, - сел на место. – Они имеют хоть какое-то родство с Давидом? - Конечно. Если внешне они с ним и не похожи как две капли, то характером они мало чем отличаются. Правда каждый взял от своего отца что-то одно. Антону, например, досталась вся вспыльчивость и любовь к порядку… Будьте с наследником очень аккуратны. Он зациклен на том, чтобы всё было идеальным. И ссориться я вам с ним не советую. В моменты гнева его невозможно остановить. - Что же можете сказать о других наследниках? - Вам так интересно? - Конечно. - Филипп взял от Давида вертренность и веселость, а Людовик – всепоглащающую любовь. - Говорят, младший был очень привязан к отцу. - Это мягко сказано. - Как думаете, Филипп будет хорошим королем, в случае смерти своего брата? Амиран покосился на собеседника: - К чему вы спрашиваете? - Всё бывает в этом мире, - пожал плечами. – На королей покушаются чаще, чем на торговцев вином. - Вы намекаете на меня? – повернулся корпусом. – Не советую со мной связываться. Вы не знаете, что я за человек. - Ну что вы. Вы – торговец вином, что с помощью карт и обаяния дослужились до казначея короля, а там и до первого советника. Так же, не стоит забывать о вашем романе с королевой. - Я знаю кто вы, - сжал губы и отвернулся, выпив вина. – Пауки… - Мы повсюду, - непринужденно выдал. – И правительству Славии очень интересно каким королем будет Филипп, если же его брат вдруг покинет нас. - Боюсь духу у вас не хватит. У Антона такой характер, что убить вам его будет сложнее, чем меня. - Вас убить несложно. - Так чего же не убили? – насмешливо улыбнулся. – Столько раз пытались и ничего не получилось. - Ваш брат был плохим исполнителем. - Это правда. Хех, - вновь выпил. - Но мы сейчас говорим о Филиппе. - Неважным он королем будет. Ждите бесконечных войн и рядов внебрачных детей, если он сядет на престол. Этого человека не учили быть королем. Зато воином он быть умеет. От него вам ничего хорошего не светит. Хотите жизни – поладьте с Антоном. Путь к процветанию лежит только через него. - А как насчет Людовика? - Нет. Людовик будет таким же хорошим королем, как приятель Давида, с которым он спал. Его на престол лучше не сажать. Обеднеют все, кроме него самого. Гость отвел досадный взгляд, посмотрев на наследника. Тот был истинным Холодным. Ближе к ночи, когда все разошлись и уже собирались спать, Антон позвал к себе Ганса и сел с ним на обычный разговор: - Ганс, ты видел Людовика, когда мы встречали гостей? - Да, он выглядел удрученным. - Может ты с ним поговоришь? - О чем? - Да пусть он простит меня. Я был сам не свой. И я это знаю. Отец на том свете презирает меня за этот поступок. Поговори с ним. - И что же мне сказать? Извинения должен принести ты. - Я приносил. Он их не принимает. - Принеси еще. Возможно сегодня, он их примет. - Ты так думаешь? - Ты стал более смиренным и доброжелательным. Попробуй. Может быть сегодня, у тебя получится. Тот вздохнул. Встал, отправился к брату. Постучал и заглянул. Так как Антон не очень хотел видеть злой взгляд и слышать злые речи, он решил сначала понаблюдать, дабы понять в каком Людовик сейчас настроении. Может быть, его появление сейчас испортило бы его еще сильнее. Младший брат уже лежал в кровати и собирался спать. Горел камин, освещая комнату. Горела лампа, освещая постель. Паж сидел рядом на стуле, а принц смотрел на него. - Уже поздно, ваше величество, - прикрыл книгу. – Вы не хотите спать? - А ты хочешь? - Немного. Сегодня был тяжелый день. - Устал? – сочувственно погладил его руку обеими. Антон нахмурился. - Не так сильно. Хотите, что бы я еще почитал вам? - Ну, если ты устал, то можешь поцеловать меня и ложиться спать. - Спасибо, - кивнул. – Вы очень щедры, - закрыл книгу и стал наклоняться к Людовику, как внутрь ворвался разгневанный Антон. - Что вы вытворяете, уроды?! – подошел к Вильгельму и, схватив его за шиворот, отбросил ребенка в сторону. – Содомиты чертовы! - Не трогай его! – перепугался Людовик, поднявшись в кровати. – Он ничего не сделал! - Но собирался! – гневно посмотрел на брата и пнул слугу под зад. – Стража! - Что ты делаешь?! – протянул к тому руки. – Остановись! Не бей его! – встал и подскочил к родичу, пытаясь остановить его гнев. - Руки! – отбросил его Антон. – А ты вообще молчи! Говорил я, что аукнется нам твоя любовь к мужским коленям! Говорил! Говорил! – вернулся к Вильгельму и схватил его за шею, с силой толкнув к прибежавшим воинам. – В темницу его! - Нет! – в слезах бросился к брату Людовик. – Не трогай его! Он ни в чем не виноват! - Я с тобой еще не разобрался! – зло посмотрел на родича. – Сядь, - показал на кровать. – И не рыпайся! - Что с ним будет? Что ты собрался с ним делать? - Ты его больше не увидишь! А пока что, сядь и заткнись! – указал на постель. - Отпусти его! – вцепился в руку. – Вильгельм мой друг! Он нравится мне! - Вижу я как он нравится! – отбросил ребенка. – Сядь и заткнись я сказал! Или мне тебя силой заставить?! Мальчик испуганно отступил, подобрав руки к груди: - Не делай ему больно. Он не заслужил. - Я сам решу, что с ним делать! Сядь и заткнись, если не хочешь, чтобы я на нем срывал свой гнев! Людовик боязливо подчинился. Молча сел и стал чего-то ждать. Антон посмотрел на стражей: - Вы до сих пор здесь?! – махнул рукой. – В темницу его! Те кивнули. Поспешили на лестницу, а там и вниз. Наследник, проведя их взглядом, тоже вышел. Запер дверь на ключ. В гостиной уже стояли встревоженные Ганс и Филипп. - Что ты делаешь? – пугался брат. - Что вы задумали? – не понимал священник. - Наказывать Людовика собрался, - жестко ответил тот. – Воспитание отца уже показало свои плоды, - посмотрел на родственника. – И я не собираюсь давать им волю развиваться, - показал на какого-то лакея. – Принеси розги! – тот кивнул, мгновенно убежал. Людовик, только услышав это, покрылся леденящей дрожью. - Ты собрался бить нашего брата розгами? – шокировано выдал Филипп. - Тебя высекали? Меня высекали? Пора и ему привить эту меру наказания. Как бы отреагировал ты, увидев его целующимся с пажом! – указал вслед мальчишке, которого тащили в темницу. Брат удивленно застыл: - Что? Как это могло случиться? - Как бы это не случилось, наш отец способствовал этому. И сейчас, ты либо помогаешь мне «объяснять» ему неправильность его действий, либо я признаю тебя соучастником и приказываю высечь и тебя, за покровительство подобным связям. - Но они были всего лишь друзьями, - не мог понять тот. – Они играли в игрушки, говорили. - Игрушки? Людовик только прикидывался ребенком. Он уже давно взрослый. И за свои проступки он должен получить заслуженное наказание. Филипп отвел досадный взгляд: - Ты будешь бить его излишне сильно. - Хочешь бить ты? Понежнее? - Лучше уж это буду я. Его нужно только наказать, а не избить до полусмерти, - посмотрел на старшего. - Пусть будет по-твоему, - взглянул на Ганса. – А ты будешь помогать его держать. Это черт боится розг больше смерти. Он будет вырываться так сильно, как только сможет. И правда. Только браться со священником и розгами зашли в комнату младшего, как тот отбежал к дальней стенке, вжавшись в нее как испуганный зверь. Лицо его было таким бледным, что казалось, будто он умер. Глаза же были такими большими, каких никто из присутствующих никогда не видел. Дверь закрылась на замок. Людовик умолял, стоял на коленях и молился, плакал, всеми силами упрашивал, но старший брат был непреклонен. Он схватил младшего за плечо и против его воли приволок к кровати. Тот начал сопротивляться, брыкаться и вырваться, как только мог, однако старшие схватили его за руки и ноги, положили на постель и стянули штаны. Мальчик вопил от страха и слез, что пробирали его до самых костей. Он ревел, кричал, звал на помощь и умолял отпустить его, обещая, что он будет делать все, что от него попросят. Филипп не мог поднять на того руку. Он просто не мог ударить младшего брата розгой, которой тот боялся так сильно. Взять на себя роль воспитателя решился Ганс. Так как мальчик нарушил запрет церкви, то священник не брезговал замахнуться на ребенка и отучить того смотреть в сторону подобного рода отношений. Братья только держали. Ганс бил. Столько церковной брани, Антон никогда от своего друга не слышал. До этого, он даже не верил в то, что тот ругаться умеет. Священник бранил ребенка искусно, бил – еще искуснее. Филипп, глядя на происходящее, жалел Людовика с каждым ударом только больше. Розги летали как молнии, а голос священника разносился словно гром. Старшие братья наблюдали за Гансом и каждый, в глубине души скоро приходил только к одной мысли – Антон, не смотря на всю свою нелюбовь, приносил бы ребенку меньше страданий. Людовик вздрагивал, вопил, вырывался, плакал и умолял о пощаде. Однако эти слова не останавливали, а только раззадоривали того, кто его бил. Глаза ничего уже не видели от слез, что текли по щекам нескончаемыми потоками. Ягодицы почти ничего не чувствовали от боли, которую им приносили. Наказание продолжалось достаточно долго, однако остановил его все же Антон. Только он мог видеть кровь, что проступила на теле ребенка. Филипп стоял с отвернутой головой, не в силах смотреть на происходящее, а Ганс был так поглощен поркой и оскорблениями, что не видел ничего, кроме тела, которому нужно было причинять боль не переставая. - Стоп! – громогласно выдал Антон, останавливая руку друга по направлению к брату. – Он получил достаточно! Хватит! Людовик уже понял свою ошибку! - посмотрел на того. – Ты же понял? Мальчик боязливо начал кивать, продолжая покрываться слезами. - Вот и отлично! – вернулся к Гансу и вырвал из его руки розги, спросив его глазами откуда в том столько гнева. Филипп отпустил брата, осмелившись наконец посмотреть на него. Мальчик сжался в клубок, едва все его конечности были освобождены. - Оставим его, - выдал Антон. – Людовику нужно хорошо подумать над своим поведением и сделать выводы, - силой взял Ганса за локоть и повел его к двери. За ними же отправился и Филипп, внутренне жалея тихо хнычущего Людовика. Все вышли. Внутрь зашли пажи, которые должны были уложить принца спать. - Ты что творишь? – прошипел на Ганса Антон, едва они зашли в его покои. – Ты какого черта до крови сечь его начал? Он только ребенок! - Вы говорили, что он уже взрослый. И это не такая жестокая кара за то, что он сделал, - сложил руки вместе, будто бы правда была на его стороне. - Да я тебе такую кару устрою – ходить не сможешь, - дал подзатыльник. – Он – принц и мой брат. Думай, прежде чем так сечь члена королевской семьи! - Содомитов сжигают живьем, ваше высочество. - Вот того пажа и сжигай. А моего брата не трогай. Священник чертов, - гневно осмотрел его и вышел в гостиную, отдал слугам розги. Там уже стояли шокированные дамы с Даниэлой во главе. - Вы что творите? – негромко заявила своему мужу. - Моего брата требовалось высечь, - холодно ответил ей, – наказать за его проступок. - Знаю я как вы наказываете его. На мальчике живого места не остается! - Его высекал не я – Ганс. - Слишком сильно кричал ваш брат, чтобы я поверила, что его наказывал такой мягкий человек как Ганс. - Я тоже думал, что он будет мягче меня. Однако я ошибся. Людовик получил даже больше, чем заслужил. - Надеюсь, хоть за это вы извинитесь перед ним? - Я извинюсь только за прошлый раз. Этот он заслужил и я уверен в этом. - Что же он такое сделал? - Проявил излишнюю благосклонность к одному из своих слуг. Я не хочу говорить об этом в присутствии стольких ушей, у которых отмечается наличие болтливых ртов, - посмотрел на свиту королевы. – Если вы не хотите говорить со мной наедине, так как мы еще в ссоре – поговорите об этом с Филиппом. Он расскажет вам не меньше, - обошел дам и вышел в коридор, направившись куда-то вглубь замка. Присутствующие обратили взоры на среднего брата. Близилась полночь. Многие легли спать. Людовик тоже находился в кровати. У него в ногах, там, за пределами кровати, на двух табуретах спал паж, сложив руки на животе. В камине трещали поленья, а под балдахином горела лампа. Мальчик тихо играл лошадками, беззвучно говоря за каждую ее реплики. Те скакали вместе по складкам одеяла, вместе играли, общались, смотрели в камин и на солнце – лампу над головой. Им было весело. Они часто что-то рассказывали друг другу и забавлялись. Но вот одного жеребца поймали злые охотники и куда-то увезли. Второй кричал ему вслед, пытался остановить этих людей, но все было тщетно. Друга унесли за пределы кровати. Конь бегал по одеялу, искал его, ржал, прося отозваться, но в ответ слышал лишь шум ветра и треск поленьев. Мальчик посмотрел в огонь. Щеки его были покрыты горькими слезами. Он дрожал, боясь начать хныкать, он робел, опасаясь брата, что отберет у него всех. Всех, кого он полюбит. Всех, с кем сможет подружиться. Всех, кто будет ему дорог. Людовик видел только огонь. Пламя, поглощающее его душу. Он встал, оставив игрушки на постели. Достал штаны из сундука перед кроватью и тихо вышел, надев их в гостиной. Миновал стражу, один коридор, второй, третий, спустился на первый этаж и прошел в конюшню. Там уже все спали. Дремали кони, конюхи. И только принц босиком ходил промеж конюшен. Вытерев руками щеки и глаза от слез, Людовик взял узду и зашел к своему жеребцу. Разбудил его, успокоил, чтобы он не ржал. Надел узду на голову, засунул трензель в рот и затянул все ремни. По крайней мере он думал, что все. Мальчик никогда не седлал лошадь, так что делал все интуитивно, лишь думая, что поступает правильно. Надев узду, посмотрел в сторону седел и понял, что оседлать жеребца он точно не сможет. Так что взял коня за поводья и тихо повел его на улицу, пытаясь никого не разбудить цоканьем лошадиных копыт. Выбравшись, стал на заборчик и залез животному на спину. Но уже одного взгляда на закрытые на ночь ворота было достаточно, чтобы понять, что никуда его не выпустят. Оглянулся. Людовик хотел на свободу больше, чем быть честным или знатным. Он был готов на все. Жеребца пришлось оставить. Понаблюдав за стражами, мальчик понял, что те, которые над воротами – не спят, а вот те, что стояли внизу – точно дремали. Перебежками, спотыкаясь обо все подряд, добежал до ворот. Быстро вытер слезы, втянул сопли, и пролез сквозь крупную решетку. Оказавшись с той стороны, помчал вперед так быстро, как только мог. - Стой! Кто идет?! – послышался крик в спину. Людовик не останавливался и не оборачивался. Стражи в любой момент могли начать стрелять. Скрывшись в ночи, расстворившись во тьме и отбежав на более чем сто метров, мальчик обернулся. Ворота были покрыты огнями факелов, по ним бегали люди и что-то выкрикивали, а за их спинами стоял его прежний дом. Замок, в котором он родился и вырос. Строение, в котором его любили и боготворили. Дом, в котором никто его не защитил от собственного брата. Поспешно вытер слезы запястьем. Отвернулся и побежал дальше. Он бежал вперед, не разбирая дороги. Он просто хотел быть подальше от места, в котором ему когда-то было хорошо. Миновав более двух километров, Людовик сбавил темп и опустил голову, начав с трудом передвигать стопы по холодному камню, что пробирал его до самых костей. На дворе стоял октябрь. Многие деревья уже посбрасывали свои листья. Время было позднее, небо покрывали тучи. Мальчик шел на восток. Не сворачивая. Дорога туда вела только одна. Ближе к утру, он свернул в какую-то деревню. Люди там начинали просыпаться и выходить из домов, выгонять скот на выпас. Мальчик смотрел на это, но не останавливался. Местная ребятня даже смеялась с него: - Дурак облезлый! Босиком и в такой холод! Вот же мать мозгами обделила! Хахаха! Шел он так до самого рассвета, пока не наткнулся на виселицу с тремя мужиками, останки которых поедали вороны. Остановился, рассматривая трупы. - На дороге не стой! – отпихнул его какой-то мужик, ведущий по тропе осла с мешками. - За что их? – почти нейтрально спросил мальчик. - А мне почем знать. Провинились видимо. Просто так в петлю не суют. Людовик все еще рассматривал трупы. Мужик шел дальше. Но не прошло и десяти минут, как одно тело шлепнулось о землю, а принц сполз с виселицы, прыгнув босыми ногами на мокрую траву. Подошел к умершему и снял с его головы петлю. Осмотрел ее в руках. Та была мерзкой – в крови, гнили, вонючая и липкая. Намотал ее себе на локоть и пошел дальше, однако не далеко. Совсем скоро, он вышел на холм с ветвистым дубом, растущим на обочине. Взглянул на него. На эти ветви, этот столб, листья, лежащие у корней и желуди, растаскиваемые белками. Слёз он уже не пускал. Они были не нужны. Залез на толстую ветку, привязал к ней веревку, уронив петлю вниз, спрыгнул на землю и забрался на камень, стоящий возле столба. Рубаха его была грязной, ноги – испачканными, щеки – мокрыми. У него ничего внутри не было. Одна пустота. Продел голову в петлю, закрыл глаза. Ступил вперед. Вокруг пели птицы, а по ногам стекала роса, когда солнце наконец показалось из-за туч и осветило уже мертвого принца, чье тело покачивалось на ветру.