Давид III - Великий король (3ч)

Настало утро, когда Антон даже встать не смог. Его спина и тело так невыносимо болели, что любое движение становилось настоящей пыткой. Однако, не смотря на все это, он приказал одеть себя, принести ему завтрак и свежие вести, если они были. Лакеи, наблюдавшие его спину, вообще не понимали, что этим человеком руководит. Антон медленно ходил, с усилием передвигался и только чудом удерживал себя на ногах, но никому он не признавался в своей боли и слабости, никого не просил о помощи или поддержке. Сидя на совете, в основном, двигались только его глаза, перемещаясь с министра на министра. Чиновники были обеспокоены его поведением. - Мы получили земли Славии, Дакри, Имри, - начал Антон своим суровым, но более тихим голосом. – Кромия занимает почти весь полуостров. Осталось избавиться от того клочка земли, что называется Малой Имри, и я могу называть себя императором. - Мы можем обойтись и без той земли, - выдал Люциус. – Под вашим крылом уже значительная часть всех земель полуострова. Да что там говорить – почти все. Вы можете зваться императором и без добивания Имри. - Это жалость? – посмотрел на министра с каким-то презрением. – Вы жалеете остаток страны, которую уничтожил мой отец? - Разрешите напомнить, что он не закончил начатое из-за того, что… - Из-за того, что умер его друг. Вот и вся причина. Смерть близкого человека ослабила его дух и именно поэтому, отец не завершил начатое. - И все же, их величество могли вернуться позже и добить, однако делать этого не стали. На том клочке земли – ничего ценного. Одни поля, при чем не очень плодородные. Мы можем обойтись и без них. - Мой отец мечтал о том, что ВЕСЬ полуостров будет принадлежать ему. Вы хотите помешать мне превратить его мечту в жизнь? - Я говорю только о практической стороне. Этот клочок будет для нас обузой. - Мечта моего отца выше вашего представления о пользе, - отвернул взгляд. – Я хочу получить эту землю в ближайшее время. Филипп, - посмотрел на брата, - ты займешься этим. - Ты хочешь получить все мирно или..? - Как хочешь. Мне важен результат. Успей до марта. К часу коронации, я хочу иметь все основания именоваться императором. - Как пожелаешь, - опустил задумчивый взгляд на стол. - Не разочаруй. - Ни в коем случае. За обедом, все в основном, молчали. При Антоне исчезли те обычные разговоры за столом, что всегда звучали в присутствии его отца. После, монарх отправился в капеллу помолиться, а там и в свой кабинет, дабы разобраться с бумагами. Однако не успел он разложить перед собой документы, как молодому человеку поплохело до такой степени, что он сполз со стула на пол, теряя от боли сознание. Лакеи быстро отнесли его в кровать и позвали врача. Тереза тем временем беседовала с Амираном в своих покоях. По углам стояли лакеи. - Вы все еще не выглядите здоровой, - отметил мужчина, отпивая из хрустального бокала. – Бледная, слабая… - Посмотрела бы я на вас, если бы, в такой короткий срок, вас лишили короля-мужа и младшего сына, которого все любили как самих себя. - Это – трагедия, в которой, к тому же, нет виноватых. - Ну где это видано, чтобы в такой ситуации и не было виноватых? Друг за другом ушли из жизни члены королевской семьи. Виноватый обязательно есть. Только вы не видите его. - Непременно он есть, но это не человек, а если и человек, то явно не один. Людовика не уберегли многие, а Давида… - Вот именно, - поучительно показала на него пальцем. – А я писала Антону, чтобы он следил за младшим, а я предупреждала. И что же сейчас? Наш малыш повесился. Собственноручно убил себя. Это как надо было довести этого ангела, чтобы заставить его свести счеты с жизнью? - Людовик не был ангелом, - отпил. – Но и виноватым во всем он тоже не был. - Вы вообще на чьей стороне, Амиран? – недоумевая выдала. – Вы помните чего мне, да и вам тоже, стоил этот ребенок? Давид сам его чуть в младенчестве не убил! – взмахнула рукой. - Эта работа не прошла даром. Но не забывайте, что это был почти тот же самый человек. Пусть он был в теле ребенка, но его суть от этого не поменялась. Он любил вашего мужа и любил безмерно. - Не начинайте. Это всегда мне глаза мозолило, - сложила руки на груди и отвернулась. - Мне казалось, вы были с ним в хороших отношениях. - Была, однако не забывайте про женскую ревность особенно к таким связям. Давид был моим мужем и меня оскорбляло то, что он имеет на стороне даже не женщину. Ладно, если б я этой суке уступала в чем-то, но это и вовсе мужик был! – возмущенно посмотрела на собеседника. – При чем грубый, необузданный, глуповатый, хамоватый и ничуть меня не красивее. Это, знаете ли, оскорбляет. - Однако сейчас мы про вашего сына говорим. - Он вырос бы наверное таким же, - тяжело вздохнула и отвернулась. – Хотя он был таким ангелочком… Пусть и непослушным, упертым, порою своевольным. Эх… Повзрослев, Людовик бы так напоминал внешне отца. Он так был на него похож… - Давид вложил в него всю свою душу. - Вы бы знали как он «вкладывался», когда мы пытались его зачать. Такого бегства от меня я никогда не видела. - Время было неспокойное. Война. - Нет, это действительно нужно было видеть. Словами это не передать, - взяла бокал и отпила. – Но я все же позвала вас не для того, чтобы обсуждать наш с Давидом супружеский долг. Я хочу, чтобы вы разобрались с Антоном. Так сказать, поговорили бы с ним по-мужски. Мне кажется, вас он послушает. Меня он слушать явно не хочет. - А в чем дело? - Мне не нравится его «вечерняя деятельность», - посмотрела на того. – Я уверена, что сегодня вы заметили в его поведении новые перемены. Так вот я хочу, чтобы вы поговорили с ним и узнали зачем, почему, и так далее, он наносит себе увечья. А также, хочу чтобы вы отучили его от этого. Или хотя бы убедили в том, что делать этого не стоит. - Я обязательно поговорю с ним. - И сделайте это в ближайшее время. Так как что-то подсказывает мне, что вечером он снова будет заниматься этой чертовщиной, - вновь отпила. – Вы же хотите видеть на троне адекватного человека? - Несомненно. - Вот и займитесь этим, - отвернула голову, посмотрев в окно. Даниэле тем временем, тоже было очень интересно, что же это такое творится с ее мужем. Собралась, привела себя в порядок, надушилась, чтобы его не злить, прихорошилась и тщательно продумала каждый вопрос, который собирается ему задать. Антон – человек вспыльчивый, так что тут такие действия явно не помешали бы. Пришла к покоям, постучала. Открыл Константин. - Ваше высочество, - поклонился гостье. - Я хочу видеть своего мужа, - сообщила негромко и любезно. - Их высочество сейчас заняты. Они не хотели бы, чтобы их беспокоили. - Даже я? - Исключений мне не называли. - Где он хотя бы? - Мне не велено говорить. - Ты не можешь сказать об этом его жене? – нахмурилась. – А если он сейчас со служанкой какой-то? – возмутилась. - Исключено. - Я хочу знать, где мой муж. Я хочу поговорить с ним. - Мне не велено. - Константин, - чуть притихла, сменив тон на более мягкий, - я же о его самочувствии поговорить хочу. Неужели тебя не беспокоит то, что с ним происходит? В глазах слуги показались сомнения. - Вот, - кивнула девушка. – И я переживаю. Скажи, где он. Я не выдам тебя. Скажу, что случайно на него наткнулась. Тот пару секунд подумал, размышляя о том, стоит ли нарушать приказ или нет. С долей сомнений посмотрел на дверь в комнату Людовика, на принцессу: - К сожалению, я не могу ничего сказать вам, - вновь указал глазами на комнату младшего принца, поклонился и скрылся за дверью. Даниэла нахмурилась, посмотрев на покои ребенка. «Что он там делает?» Пошла к ним. Чуть приоткрыла, прислушиваясь не говорит ли кто-то. Открыла больше и заглянула. Тихо вошла. Антон действительно был там. Он без радости осматривал в руках игрушку лошадки, стоя на том самом месте, где избил родного брата. - Дорогой, - аккуратно начала супруга. - Что вы здесь делаете? - Тоже самое хотела спросить у вас. - Я – думаю. Ваш черед отвечать. - А я вас искала. - И кто же вас надоумил прийти именно сюда? - Никто. Интуиция помогла. - А мне кажется, у этой интуиции есть имя. И тело. И вообще этот человек слишком болтлив, - жестко закончил, сжав фигурку в руке. - Не понимаю о чем вы, - спокойно направилась к нему, поглядывая на животное в руках. – О чем вы думаете? – положила ладонь на его пальцы. - А вам какое дело? – убрал кисти. - Мы – в одной лодке. Мы должны знать, что у другого на уме. - Ничего примечательного. - Вчера вечером, ваш брат сообщил мне достаточно печальную новость, - положила руку на его плечо. - И что? – одернул то. - Я переживаю, волнуюсь. - Хм, только из-за того, что в случае, если я умру, вы останетесь вдовой до конца своих дней, - жестоко посмотрел на нее. – Из-за этого? Не так ли? - Не так. Вы не угадали. Я беспокоюсь только о вас. - И не о своей выгоде, которую вы потеряете, в случае моей смерти. Не так ли? – издевательски выдал и поставил лошадку на место. - Это будет обидно, не скрою. Однако, я все еще беспокоюсь о вас. О вашем состоянии. Я дала обещание заботиться о вас. - Хм. Так вот оно что вами движет. Не выгода и не потеря выгоды, а верность обещаниям. Что ж, это не так уж и плохо. Даниэла приняла жесткое выражение лица: - А вам, я смотрю, и это не нравится. Ничего вам не нравится. Ничем вам не угодишь. - Ну что вы. Я всего-то хочу избавить наш диалог от лишних любезностей. К чему весь этот фарс? Зачем вы пришли сюда на самом деле? Я хочу услышать правду. - Потому что мне страшно за вас, - сложила руки на груди. – Вы заставляете бить себя почем зря. - Зря? С чего вы взяли, что зря? - С того, что вы никакого преступления не совершали. - Вы в этом уверены? - Вполне. Я не знаю что такого вы могли сотворить, чтобы… - Вот мое преступление! – показал пальцем на пустую кровать. – Я не уберег своего брата от петли! Я сам его в нее засунул! И это для вас «никакого преступления»? Это же какие у вас должно быть принципы? - Вы в этом не виноваты! – показала на кровать ладонью. - А кто виноват? Вы? Бог? Те олухи, что дали ему выйти за ворота? Или те, кто не остановил его по дороге на восток? Кто? Я виноват! – ткнул себя в грудь. – Не уберечь своего младшего брата! Какое у вас есть оправдание для меня? Может это «случайность»? Может «воля божья»? Какую еще чепуху можно придумать? - Не знаю я какое есть оправдание для вас! – взмахнула рукой. – Вы просто не знали, что так произойдет! Я видела лошадей в конюшне и я знаю, что вы купили их для Людовика! Я знаю, что вы хотели как-то извиниться перед ним, пусть и в своей манере! Вы – не виноваты! Вы просто совершили ошибку и хотели ее загладить, но просто не успели! – взяла его за плечи. - Это – не оправдание, - убрал ее руки, обошел и вышел. Зайдя в свои покои, посмотрел на камердинера: - Ты слишком много болтаешь. Нужно вырвать тебе язык или зашить рот, чтоб больше ни слова из твоего рта не вышло. Константин опустил голову: - Я имею возможность объясниться? - Нет. Еще одна такая ошибка – вырву язык. Слуга проглотил слюну, понимая, что господин с ним совсем не шутит. Прошло не так много времени, прежде чем к Антону пришел новый гость. Тот был вынужден его принять. Константин провел Амирана к господину, что сидел в своем кабинете и читал какие-то бумаги, пытаясь вникнуть в каждое слово. - Ваше величество, - поклонился министр. - Я не хочу, чтобы меня так называли, пока меня не коронуют, - покосился на того. - Но фактически, вы уже король. - К чему вы пришли? Опять норийцы со своими долгами надоедают? - Отнюдь. Я тут по другому делу. - Мне жуть как интересно. Голос принца был настолько холодным и отстраненным, что гость мог воспринять эту фразу как довольно жесткий сарказм. - Давайте к делу, - выразился молодой. - Меня прислали ее величество. - Моя мачеха или жена? – сложил руки в замок. - Мачеха. - С которой у вас был роман, - кивнул. – И что же она? Уже соскучилась по тому замку, откуда выехала? Передайте ей, что здесь она надолго не задержится. Ее нраву в этом доме не рады. - Вы намерены избавиться от той, что воспитала вас? - А вы намерены защищать ту, что занималась развратом на глазах у всего двора? Эта женщина не отличается святостью. - Так же как и любой дворянин. - Но не любой дворянин член королевской семьи. Я не позволю ей продолжать порочить мою семью дальше. Она уедет отсюда как только достаточно погорюет о муже и сыне. Зачем она прислала вас? - Дабы я убедил вас перестать терзать себя. - Какой отчаянный шаг. И что же вы собираетесь делать? - У меня есть много путей решения этой проблемы. - Например ваши ритуалы. Я знаю каких вы наклонностей. - А каких наклонностей вы? - Знаете, в каком случае я перестану делать это с собой? В случае, если отец простит меня за то, что я не смог выполнить его последнюю волю. Вот только воля это была последняя. И простить он меня не сможет, так как он мертв. - Я могу устроить вашу встречу. - Каким образом? Убьете меня? - Нет, на такое я не пойду. Но я могу дать вам возможность говорить с его душой. Она, должно быть, еще не отошла в мир иной. - Так это правда, что о вас говорят? Вы и впрямь чернокнижник? - Вы хорошо умеете вычленять из людей правду, однако сейчас я ее и не скрываю. Если это поможет вам – я готов провести этот ритуал. Я проводил его для вашего отца. Его, общение с дорогим человеком, спасло от собственной гибели. - Да, мне рассказывали эту историю о вашем «разговоре» с ним, после которого, отец мгновенно пришел в себя. - Ему жизненно необходимо было поговорить с тем человеком. - Вот только не верю я вашим байкам, - сделался жестче. – Отец не простит мне и я знаю это. Уйдите, я не собираюсь говорить с таким как вы. - Вы считаете меня лгуном, однако вспомните свое детство. Помните, как вам приснился кошмар, в котором вы хоронили собственного отца? А потом, как я явился к вам в комнату (не в самом презентабельном состоянии) и выявил рядом с вами вашу мать. - И вы хотите сказать, что это правда? Вы выглядели пьяным. А зная ваш прежний характер – это и впрямь было правдой. Напились и несли всякую пургу. - Вам необходимо встретиться со своим отцом. И я могу вам это устроить. Подумайте. Я приготовлю ингредиенты, не смотря на ваш ответ прямо сейчас. Однако советую провести эту встречу, когда ваши раны на спине немного затянутся. Вам придется довольно долго лежать. - Я вам не верю. - Пусть так, - кивнул. – Но когда у вас наступит отчаяние, вы будете пробовать все, даже если вы не верите в это, - поклонился, развернулся и вышел. Антон провел его подозрительным взглядом. Чуть позже, уже после ужина, молодой человек отправился в подземелье, однако палач, которого он там встретил, явно не был готов к продолжению истязаний. - Ваше высочество, - встревоженно говорил он, - ваши раны не затянулись даже частично. Я не могу позволить себе продолжать бить вас. Я могу легко заразить вашу кровь любой болезнью. Это слишком большой риск. Тем более, что ваше состояние оставляет желать лучшего. Если я продолжу – вы просто не сможете ходить. - Я не спрашивал, что ты думаешь по этому поводу. - Но это предательство. Я не могу. Это преступление против вас. Ваши раны начинают гноится. Я не осмелюсь делать вам хуже. Надо дождаться, пока они затянутся. - И ты не хочешь продолжать? - Ни в коем случае. Я могу их только промыть и наложить бинты, однако ни о каких пытках речи быть не может. Я не позволю себе убить вас. Антон ушел от палача ни с чем. Тот не хотел продолжать даже под страхом смерти. Вернулся в покои, вызвал врача и лег животом на кровать, ожидая когда его спину обработают. Тем временем, его навестил Ганс. - Ваше высочество, я обеспокоен… - Да что же вы обеспокоенные все? – раздраженно выдал. - Речь только о вас. - Да как же. - Вы терзаете свое тело. - Хм. И что с того? - Страшно за ваше душевное самочувствие, если вы пришли к такому. - Исповеди хочешь? - Это только ваша инициатива, - кивнул. – Однако, как друг, я не могу стоять в стороне, видя какие страдания вы приносите сами себе, - взглянул на его истерзанную спину. - А какие страдания ты приносил моему брату? – зло посмотрел на него. – Бил его вообще не жалея. - Я объяснил вам причину моего поведения. - Твоей жестокости. Он провинился, но не настолько, чтобы до крови его сечь. - Такие наклонности… - Да иди ты со своими наклонностями, - отвернулся. - Если бы ты его не бил так, он может быть и не сбежал бы. А утром я его обязательно задобрил бы, а в скором времени и женил бы. - Вы считаете виноватым меня, в том, что произошло? - Виноваты все. И ты – не исключение. Константин! Где врач? Сколько его можно ждать? - Он уже здесь, - вошел слуга и провел за собой мужчину. - Почему так долго? – раздражался принц. - Меня задержали ее величество, - покорно поклонился доктор и поставил все свои лекарства на столик, начал поспешно доставать необходимое. Антон закатил глаза. Ночью он заснуть не мог. Все думал и размышлял, лежа на животе. Мысли были тяжелыми, даже слишком. Решил встать и прогуляться. Набросил на плечи халат, надел чешки и вышел. Пройдясь немного по коридорам, вернулся в королевское крыло. Мысли так и продолжали давить. Вернулся в комнату Людовика и взял в руки тут самую лошадку. Подумал немного над ней. Вышел и посидел в гостиной. Встал, направился в спальню, но на полпути, вновь задумался. Развернулся. Пошел в другую сторону и таки вошел в спальню, но не в свою. Прошел вглубь комнаты. Камеристка, спящая возле господской кровати, встревоженно приподнялась, услышав чьи-то близкие шаги, сквозь чуткий сон. Антон взглянул на женщину, продолжая задумчиво играть с лошадкой, и указал глазами на дверь, прося выйти. Та сонно кивнула, поднялась и вышла, прикрывая зевающий рот ладонью. Принц взглянул на закрытый балдахин кровати. Внутри было прохладно. Горел камин, лампа над постелью. Не без сомнений приблизился к спящей супруге. Заглянул за штору и, увидев ее сопящее тело, присел на край. Отвернул лицо, всё еще думая над своей затеей. Повернулся к жене и легонько потормошил ее за плечо. Даниэла с трудом открыла глаза, осмотрела фигуру перед собой и чуть отодвинулась, совершенно не понимая, что здесь происходит: - Антон? – потерла глаз. – Что вы здесь делаете? Поздно уже. Тот отвернулся, будто пряча свое лицо. Голос его был по-обычному холодным: - Я не могу уснуть. Разные мысли в голову лезут. - Разные? – легла на подушку. - Знаете, что это за лошадка? – показал ей фигурку. - Игрушка вашего брата? – зевнула и улеглась. - Это моя игрушка. Я играл с ней, когда был маленьким. Мне подарили ее, когда мне было четыре кажется, - стал рассматривать ее. - Ваш брат играл вашими игрушками? - Не знаю, зачем их хранили столько лет. Я любил ее. Это была моя любимая игрушка, пока мне не подарили солдатиков, кажется. Но когда Людовику исполнилось два, ему отдали ее по первому требованию. Этот спиногрыз покусал ей всю морду… - осмотрел мелкие повреждения. – Мне тогда было уже десять и я уже играл с настоящими лошадьми, но ее мне все равно было жалко. Ведь… Это была моя лошадь. И я не хотел ею делиться, но отец настоял. Он всегда повторял, что я уже взрослый и мне игрушки ни к чему, а Людовик – совсем ребенок и с ним нужно делится. А я не хотел. Это же была моя игрушка, пусть я ею уже и не играл. - Так почему же вашему брату не сделали новую? Разве это проблема? Лошадь новую вырезать. - Людовик хотел именно эту. Мою, - показал ее. – Другие, красивые и новые его не интересовали. Он хотел эту. - Ему было два года. Могли бы подсунуть ему новую, но сказать, что это ваша. Я думаю, он бы успокоился. - Не успел я додуматься до такого. Людовик уже грыз эту. Отец разрешал брать ему все, что тому вздумается. Разрешал делать все, что ему захочется, - уперся локтями в колени. - Он забрал и другие ваши игрушки? - Некоторые. Но он заходил в мою комнату, когда ему захочется. Мои друзья, как только Людовик появлялся в компании, сразу переключались на него или на Филиппа, что никогда не затыкался по своей воле. Они забирали у меня всё. Друзей, игрушки, внимание отца. Как бы я не учился, как бы не пытался быть лучше, эти двое всегда выигрывали, а Людовику так и вовсе не надо было что-то делать, чтобы его обожали. Почему мир несправедлив? Почему лелеяли моих братьев, но не меня? - Это очень хороший вопрос. Вы старший брат. Вас должны были любить больше остальных. По своему опыту – так чем младше ребенок, тем меньше он получает. - В деньгах. Но почему так? Почему я должен был с утра до ночи учиться и соблюдать все тонкости этикета, когда Людовик в свои годы даже вытираться салфеткой не научился? Почему такая несправедливость? - К сожалению, я не могу ответить вам на этот вопрос. Тот молчал, рассматривая игрушку. - Дорогой… - Не называйте меня так, это раздражает. - А как вас называть? - Не знаю. Никак не называйте. - Но я все равно хочу к вам обратиться. - Хотите чего-то? - Спросить. Если вы разрешите. - Спрашивайте. - Почему вы решили рассказать мне это? - Мысли мучают, - поднялся. – Я хотел с кем-то обсудить их. Но после того, что сделал Ганс, я не могу говорить с ним. А вы… Мне показалось, что вам, по крайней мере, не будет так уж нудно выслушивать мой бред, - взглянул на нее. - У вас глаза такие… - Какие? Бездушные и холодные? - На самом деле вы любили Людовика? - Я его больше презирал, чем любил. Но его обожал мой отец. А я любил отца, - взглянул на лошадку. – Я не выполнил его предсмертную волю, не сохранил Людовика. Только это гнетит меня. Даниэла приподнялась и подползла к нему, положила ладонь на пальцы с игрушкой. - Не надо, - убрал руки. - Ладно… - убрала ладонь, опуская взгляд. – Вы хотите поговорить еще? – взглянула на него. - А вам интересно? - Вы удивлены? - Я просто не верю вам. - Хм, а кому вы бы поверили? - Тому, кого хорошо знаю. Но среди них мало людей, которые действительно хотят меня слушать. - Может, я стану одной из них? Тот взглянул на нее: - Вы кажитесь мне хитрой. Не люблю хитрецов. - С чего вы взяли, что я такая? - Пытаетесь подлизаться. - Ничуть. Я хочу узнать вас поближе. - Чтобы потом использовать это в своих целях? - Чтобы подружиться с вами. Я хочу наладить с вами язык, а сейчас вы сами готовы рассказывать о себе сокровенное. Это сближает. - Зачем вам дружба со мной? Хотите манипулировать? – нахмурился. – Управлять мной, для исполнения своих целей, которые вам навязывает отец или кто-то еще? - Вы во всех видите врагов? - Во многих. Вы связали меня, - возмутился. – Напоили снотворным и связали. - Да разве я делала вам плохо? Тот отвел немного смущенный взгляд: - Вы подлизывались, - посмотрел на нее. - В прямом смысле этого слова. Но это было только для того, чтобы вы перестали срываться на мне. Мы в одной лодке и я не позволю вам скандалить со мной. Я хочу мирной жизни с вами. - «Держи друзей близко, а врагов еще ближе», - чуть отступил. Та устало вздохнула: - Вы видите во мне врага? Да бросьте. Я просто хочу счастливой супружеской жизни. А вы мой муж, если забыли, и только с вами эту жизнь я могу устраивать. - Враги могут быть повсюду. - У вас паранойя, драгоценный. Тот нахмурился, немного недоумевая: - Как вы меня назвали? - Драгоценным. Любимым назвать вас, пока что, язык не поворачивается. Но как-то же я должна вас называть. - И вы выбрали именно это слово. - А почему бы и нет? Или вам не нравится? - Да слово как слово, - отвернулся. «Ему нравится», - усмехнулась та. - Но не называйте так людей, - непринужденно выдал. - Ну что вы. Только вы имеете право на такое звание. - А что вы в него вкладываете? – покосился на ту. - Дорогую ценность, - подняла уголок губ. – А что бы вложили вы? - Примерно то же, - отвел взгляд. - Так какие еще мысли вас мучают? - Это не так важно, - посмотрел на игрушку. – Спите, наверное. Поздно уже, - развернулся и ушел. Даниэла усмехнулась: «Сам пришел. Может, мы и наладим язык в конце концов». Следующие несколько дней, принц был ниже травы и тише воды. Он по-прежнему почти ни с кем не говорил, много думал и пытался разобраться с бумагами. Прошла неделя, прежде чем он вызвал к себе Амирана и сказал: - Хоть я вас и не очень люблю, особенно не поддерживаю ваши пристрастия и наклонности, однако вынужден признать, что жизнь вы знаете лучше. - Просто я старый. А старики всегда будут мудрее молодежи. - Даже если все, что вы будете делать – неправда, я смирюсь с этим. Проведите тот ритуал, - отвернулся. – Я хочу поговорить с отцом. Хочу извинится перед ним. Мужчина кивнул. Уже на следующий день, ближе к вечеру, принц закрылся с несколькими людьми у себя в покоях. Все лакеи и Константин были выгнаны за дверь, королевская особа – положена на кровать. Антона напоили какой-то мерзкой субстанцией, взяли за руку и дали провалится в сон. Вокруг была пустота. Молодой человек огляделся. Белое, пустое пространство, без намека на присутствие кого бы то ни было. Оглядел свой вид, проверяя собственную опрятность. Поправил кафтан, манжеты, выпрямил воротник и вновь огляделся. Вокруг по-прежнему было пусто. - Отец в обиде на меня. Он не захочет со мной говорить, - опустил глаза к рукам. Послышался отдаленный голос, похожий на эхо: - Антон? Что ты тут делаешь? - Отец? – тут же оглянулся. – Я хотел поговорить с вами. Хотел объясниться, извиниться. Я очень виноват перед вами, - крутил головой в поиске источника звука. - Виноват? - Да, я не сохранил Людовика. Не уберег его! – отчаянно выдал. – Я очень виноват! Я не знаю как наказать себя за свой проступок! Я не знаю как сгладить свою вину! Он умер из-за меня! - Не из-за тебя, - послышался ясный голос со спины. - Отец! – тут же обернулся и упал перед ним на колени. – Я умоляю вас! Я совершал ужасные поступки в отношении Людовика! Я признаю это! Накажите меня, как захотите! Я безмерно виноват перед вами! – склонил голову, приготовившись к наказанию. Послышался неразборчивый шепот. Антон поднял встревоженную голову. Отцу кто-то шептал на ухо, заставляя того внимательно слушать. Это была фигура некоего человека, но вся белая, светящаяся. У него не было лица. Было лишь тело. Принц со страхом ожидал вердикта, думая, что это ангел общается с его отцом, что это какая-то божественная сущность советует ему как поступить с собственным сыном. Опустил голову в ожидании наказания. - Я знаю, - спокойно начал Давид, - ты был с ним жесток. - Был! – тут же кивнул, признаваясь. - Это был мой любимый сын. И ты дал ему умереть. - В этом моя самая большая вина! – уже дрожал от страха. - Но он не злится на тебя. Антон поднял голову. Неизвестная белая фигура превратилась в его младшего брата. - Людовик! – выкрикнул тот, раскаиваясь во всем. – Я виноват перед тобой! Виноват безмерно! - Ты делал мне больно, - негромко начал мальчик. - Я виноват! Делай со мной, что хочешь! Хоть убей! - Но в моей смерти ты не виноват, - подошел к нему. – Я убил себя сам. Твои руки чисты, - взял его ладони. – Встань, я не в обиде на тебя, - начал поднимать его. - Но как же? – не понимал тот. – Я был жесток с тобой! - Я привык к жестокости, - голос его погрубел и возмужал. – Никто из моих братьев не любил меня, - тело его вытянулось и преобразилось. – Я не в обиде на то, как ты себя вел. Разве что за тот случай, когда ты избил меня ногами. - Дядя Карл! – воскликнул принц. - Антон, - подошел к ним Давид, - я не врал, когда говорил, что Людовик это и есть мой Карл. Ты не сохранил ему жизнь… - опустил глаза. - Это был мой выбор, - обернулся на того воин. – Я бы все равно не смог долго жить без тебя. Эта жизнь была бы лишена смысла. - Дядя Карл! – крепко обнял того принц. – Я виноват перед вами! Я убил вас! - Меня убили пули, - мягко улыбнулся и обнял его. – Ты не виноват. Мы с твоим отцом любили друг друга и действительно не могли жить по одиночке. Я вернулся в мир живых не без посторонней помощи, но я все равно бы не прожил без него долго. Моя смерть была вопросом времени, - посмотрел на Давида. – Я умер ради тебя. - Опять, - вздохнул тот. – Я бы ждал тебя здесь столько, сколько потребовалось бы. - Я не люблю заставлять тебя ждать. Тем более в одиночестве, - нежно улыбнулся. – Мы теперь вместе, - посмотрел на Антона. – Тебе не за что мучать себя. Ты дал нам воссоединиться, - отстранился от него. – Не переживай. Хоть ты и не был самым добрым братом, зла на тебя я не держу. Ты действовал так, как считал нужным, - погладил его голову, успокаивая. – Я тоже поступил так, как считал нужным, - взглянул на короля. – Я рядом с тем, кого люблю. Разве можно извиняться за это? – вернулся к принцу. - Я так виноват перед вами… - жалобно стонал тот. – Я довел вас до петли. - Уже ничего не изменить, - похлопал его по плечу. – Мы с Давидом мертвы, а ты – нет. Не допусти, чтобы твои дети не любили друг друга, так же, как и мы с тобой. Я верю в тебя, - чуть улыбнулся. - И будь хорошим королем, - положил руку на его плечо отец. – Я слышал ты империю создать хочешь. - Да, как вы и мечтали, - кивнул ему. – Кромия будет империей. Тот улыбнулся Карлу: - А мы так на нее и не посмотрели. На империю нашу. - А я так и не стал графом, - улыбнулся тот. – Но, как по мне, наше существование сейчас может обойтись и без всего этого. - Вы можете взглянуть на все это с неба, - кивнул принц, завлекая. – Совсем скоро, Филипп добьет Имри и я стану императором. Взгляните на это. - Мы посмотрим. Мы обязательно все увидим, - сжал его плечо. Тот податливо кивнул. - Пусть я не любил тебя так сильно как его, - начал Давид, положив руку на плечо друга, - но ты хорошо выучился. Я думаю, ты оправдаешь мои ожидания. - Я буду стараться. - А кого ты любил больше, чем меня? – усмехнулся тому Карл. - Никого, - мягко улыбнулся в ответ. – Я всю жизнь только о тебе и думал. Правда, иногда отвлекался. Воин покачал головой, шутливо его осуждая. Антон наблюдал за всем этим не отрывая глаз. Когда встреча была окончена, молодой человек открыл свои глаза и почувствовал, что все его вески покрыты слезами, которые он лил во время извинений. Поспешно вытер их и сел. - Как прошел ваш разговор? – очнулся Амиран. – Знаю, вы были там не одни. - К нам присоединился Людовик. Я и с ним говорил. - Надеюсь, вам эта связь помогла. - Да, я был рад поговорить с ним, - опустил глаза. – Я бы хотел сейчас пройтись. - Да, конечно, можете идти. А мы пока что приберемся здесь и уйдем. Виктор! – обернулся на слугу, витающего в облаках. - И проветрите. Не хочу спать среди этого дыма. - Конечно, ваше высочество. Тот вышел и, немного походив по коридорам, погружаясь в собственные мысли, пришел к жене. Та как раз принимала ванну. - Драгоценный! – обернулась на него. – У вас лицо такое задумчивое. Случилось ли что? Принц оглядел прислугу и глазами указал им всем уйти. После того, как дверь закрылась, спустился на колени за спиной супруги и взял ее за плечи, все еще продолжая над чем-то думать. - Я размышлял… - О чем же? – наблюдала за ним. - О разном, но мысли привели к вам, - посмотрел на нее и отвел взгляд. – Я хочу сегодня поужинать с вами наедине. - Конечно, - кивнула. – Скажите, что-то случилось? У вас лицо такое, будто что-то произошло. - Нет, ничего особенного. Просто я… Я кое-что решил про себя, - взглянул на нее. - Что-то важное? - Я должен был сделать это очень давно. - Вы пугаете меня. О чем речь? Драгоценный, ответьте, - положила ладонь на его пальцы. - Вам нечего бояться. - За ужином, вы скажите? - Может быть позже. Поужинаем через час, - приблизился носом к ее волосам и вдохнул запах. – Что это? – нахмурился и отстранился. - Кориандр, - наблюдала за его реакцией. Тот сомнительно оглядел место распространения запаха: - Лаванда нравилась мне больше, - встал, развернулся и ушел. Девушка провела его взглядом. Ужин проходил непримечательно, тихо. Ко второму блюду, принцесса все же решила поинтересоваться: - Так что же вы решили? Ваше молчание разрывает меня. - Вам не из-за чего переживать. - Но скажите. Я должна знать. Вы мой муж. Мы… - В одной лодке. Это ваша любимая фраза? - Относительно вас – да. - Может, заменим ее? Каждый раз, как я ее слышу – представляю себя крестьянином, с грубо сделанным веслом в руках, - показал ей ладонь. – Здесь никогда не будет мозолей от подобного рода вещей. Здесь могут быть только мозоли от меча и от пера. Больше – никаких, - взял нож. - Я лишь хочу подчеркнуть то, что мы должны быть вместе. - Мы и так вместе. Мы – женаты. - Дорогой, вы не понимаете смысла метафор? - Почему вы снова называете меня так? - Потому что вы придираетесь. - Я хочу, чтобы вы лучше узнали меня. - А вы? Вам меня узнавать не надо? - У меня немного другие способы. - И какие это? - Не хочу говорить. - Вы слишком скрытный и замкнутый. Особенно для меня. А я, между прочим, жена ваша. - И я обязуюсь оберегать вас. Та отвела взгляд, показывая свое недоверие к этим словам. - Я буду работать над этим. Мне нужно научится смирению. - Это уж точно. Окружающим просто необходимо, чтобы вы научились этому. - Дорогая, прошу, я не хочу сейчас ссориться. Девушка недовольно посмотрела на него, опустила глаза в тарелку и продолжила трапезу. После ужина, они легли на кровать, закрылись балдахином и спрятались под одеяло, прячась от вездесущего холода. Они были в ночных сорочках. - Вы так и не сказали мне, - отвернулась от него принцесса и легла на бок. – Что вы решили там. - Я решил больше не применять насилия к членам моей семьи, - прижался к ней и обнял. – Я губителен и я хочу сохранить мою семью. Меня гнетет вина за то, что я делал с собственным братом, - уложил голову возле ее волос. – Я очень виноват и я не хочу в будущем допустить тех же ошибок, - прикрыл глаза. Даниэла задумалась. Тишина длилась минуты две. - У вас яркий запах, - негромко сообщил супруг. - Мне помыли голову лавандовым мылом. - Мне нравится. Рука его немного приподнялась и легла на женские глаза. - Драгоценный? – чуть испугалась девушка. – Что вы..? – ощутила его губы на шее и притихла. – Что вы делаете, Антон? - Не говорите ничего. Иногда, слова только все портят, - прильнул к ее шее, начав медленно ласкать ее губами. - Вы такой спокойный… - Не хотите, чтобы я был спокойным? – крепко прижал ее к себе. - Нет, что вы. Мне нравится, - проглотила слюну. – Но зачем вы закрыли мне глаза? - У меня не самое красивое лицо. Не хочу, чтобы вы смотрели на него. - Кто вам сказал такое? – выгнулась, прижимаясь к его паху ягодицами. - Одна барышня, когда мы с ней гуляли по саду. - Какая это? – нахмурилась. – Вы же говорили, что я буду единственной женщиной в вашей жизни. - И это правда. - Тогда что это за девка? – отбросила его руку с лица и обернулась. – С кем вы на свидания ходите? - Это было давно. Очень. Много лет назад. У меня с ней ничего не было. Вы, пожалуй, первая, кого я вообще обнимаю и вижу без парадного платья, - взглянул на ее тело. - И ни одну женщину вы голой не видели, - выдала с подвохом. - Кажется. - Кажется? – отстранилась. - Дорогая, ну чего вы? Вы – моя первая и единственная. - А с чего мне знать, что вы говорите правду? - Вы не верите мне? - Ну вы же мне многое не доверяете. Так откуда же взяться доверию? - Дорогая, вы преувеличиваете. У меня с ней было-то всего одно свидание и то неудачное. Она ничего для меня не значит. И значить не будет. Ее вообще сейчас при дворе нет. - Вот и отлично. Что это за шлюха? Тот тяжело вздохнул: - Ариана Даври. Дочь маркиза. - А, знаю я шваль эту, - кивнула. – Сука, каких поискать еще надо. У вас дурной вкус, дорогой. - Может быть, он был дурным тогда, но сейчас я так не думаю. - Ну и кто же при дворе вам нравится? – легла на спину, сложив руки на груди. Антон выдохнул: - Вы моя жена. Мне никто не нравится. Я даже не смотрю на них. - О, да, я наслышана о вашей неприступности. Знаете, что я думала, когда только познакомилась с вами? - Что я монах? - Вроде того. Святой, монах, а еще тот, кто предпочитает не женщин. Вы так смотрели на меня и так грубили мне… - отвернулась, сдерживая злость. Антон расширил глаза: - Какого, мать его, хрена вы смели подумать обо мне таким образом?! – ударил кулаком по матрасу. - Я вам уже назвала причину, - мимолетно взглянула на него и снова отвернулась. - Женщины мне нравятся и никто кроме женщин! - Вы – грубый, - посмотрела на него. – А женщины грубость не любят. - Да вы оскорбили меня! - Как? - Посмеялись надо мной! В тронном зале! Перед всеми вельможами! - Да когда я могла посмеяться над вами?! Я флиртовала! - Со мной?! - Да, с вами! Отец сказал, что вы будете моим мужем, вот я и хотела сразу понравится вам! Откуда же я знала, что вы отреагируете настолько неадекватно?! - Как он мог это знать, если мой отец еще не принял решения?! - Я у него не спрашивала! Мне просто сказали, что вы будете моим мужем и всё! Тут, знаете ли, не до вопросов, когда объявляют, что твоим мужем будет первый принц Кромии! - Вы очень доверчивая! - А хотите сказать безосновательно?! Тот сжал губы, понимая свое поражение. - Я сына хочу, женщина! - Так вы только за этим пришли ко мне?! - А за чем же еще?! Ладить мы так и не начали! Говорить нам не о чем! - Я не хочу ложиться под злого вас! - Так силой возьму! – схватил ее и поднялся на колени. - Пустите меня! – начала возмущенно брыкаться. - Подчинись мне! – пытался уложить ее на лопатки. - Вы говорили, что не будете больше проявлять насилия к вашей семье! Я не семья?! - Семья! – прижал ее к кровати, нависнув сверху. - Так чего же вы проявляете насилие?! - Да вы успокоиться не можете! - А вы как будто можете! Насильно любим не будешь! – вырвалась из его рук и встала с кровати. – Идите вон! – показала на дверь. – Я не собираюсь ложиться под вас! - Как я могу выйти отсюда, когда вы отвергли меня?! Опозорить меня хотите?! - Вы сами себя позорите! Кричать начали вы! – показала на него пальцем. - А вы оскорбили меня! - А вы про ту девку сказали! - А вы спросили первая! И вообще! Я – король! Подчиняйтесь! - А я – королева! Подчиняйтесь! – показала на дверь. - У короля больше власти! - Не над его женщиной! - Да вы снова отказываете мне! Вы плохая жена! - А вы муж плохой! - Вот так заявление! - Да! Собачились они еще минут двадцать, прежде чем Антон не выдержал, вынес дверь и вышел, посылая свою жену во все места, которые он только знал. Та слала его не меньше. Однако долго молодой человек не смог и пришел к ней уже под полночь. Даниэла все еще злилась, метая молнии в каждого из слуг. Однако не успела она послать своего супруга вновь, как он схватил ее, бросил на одеяло и овладел, да так, что каждый мог услышать это в радиусе тридцати метров. Они продолжали ругаться и драться как никогда раньше. Они горели злобой так же ярко как и страстью. Окончив, принц бросил ее на кровать и гласно заявил: - Вот так будет всегда, когда вы вновь не будете мне подчиняться! - Поимеете как шлюху? – вытерла губы. - Именно! Мне не нравится ваше поведение! Вам следует научиться подчиняться! - А чему следует научиться вам?! - Вы опять провоцируете меня?! – возмутился. Та язвительно показала ему язык. - Да как вы, да..?! – он даже не знал что сказать. – А ну уберите! Это, – показал на него пальцем, - не уважительно! Девушка исказила лицо в еще большей язвительности и спрятала язык. - Вот! Вот так и подчиняйтесь мне! Та поперхнулась смехом: - Вот это власть! Вот это обладание! - Прекратите паясничать! Даниэла вновь показала язык. - Да с вами невозможно! – взмахнул рукой тот, развернулся и ушел. Принцесса язвительно рассмеялась.