Flightless Bird

Гарри/Прошлое. Мальчики выстроились у стойки с одной стороны танцевальной студии, а девочки - с другой. Мы практиковались в подъемах. В моей старой студии в Чешире большинство девушек были моложе и меньше меня, но в Королевской балетной школе были моего возраста и роста, если не выше. В выходные я пошел в магазин "Топ", чтобы купить несколько свободных облегающих топов, как носили другие мальчики. Я наконец-то начал чувствовать, что вписываюсь, хотя все еще сильно отставал, когда дело касалось техники. Луи был в паре со своей подругой Элеонор, уравновешенной, но сдержанной брюнеткой с золотистым загаром после летних прогулок на яхте на юге Франции. Они препирались друг с другом с другого конца комнаты. - Не бросай меня, черт возьми, Томлинсон! - сказала она, сгибая свою остроносую туфлю. - Эль, я бы не уронил тебя, если бы ты просто расслабилась! - Как я могу расслабиться, когда ты продолжаешь бросать меня? Я был в паре с Джиджи, самой сильной танцовщицей в академии. Она была высокой, мускулистой и чертовски страшной. Девушка была похожа на фарфоровую куклу, когда была счастлива, но на кобру, если злилась. А она часто злилась. Луи подтолкнул меня локтем. - Берегись Джиджи. В последний раз, когда парень бросил ее, она пнула его по яйцам. Мы зовем ее Щелкунчик. Я побледнел. Лиам пошел первым. Его партнерша обхватила его за плечи, и он с полной легкостью оторвал ее от земли, ее ноги рассекли воздух ножницами и мягко скользнули вниз. Зейн поймал свою партнершу достаточно просто, закрутив ее высоко над головой одной рукой, как будто крутил дубинку. Элеонор выругалась себе под нос, когда побежала к Луи. Они упражнялись в захвате и подъеме. Ей пришлось прыгнуть в его объятия, а затем, по инерции прыжка, ему пришлось подбросить ее в воздух и держать за талию над головой. Ему это удалось, хотя ее нервы взяли верх, и ему пришлось опустить ее, прежде чем они смогли завершить полный оборот. Ледяные голубые глаза Джиджи впились в мои, когда она подошла ко мне. Мы делали простой арабесковый подъем. Самый легкий. Я держал правую руку чуть выше ее бедра, а левую - под ее вытянутой ногой, держа так, как официант подает поднос. Согнул колени и приподнялся. Поднялся примерно на полпути, прежде чем мои руки начали дрожать. Луи прикусил губу. Зейн прикрыл глаза. Не мог этого сделать. Мои локти подогнулись, и я нелюбезно опустил ее на землю. - Еще раз, - сказала она. Еще раз я крепко положил одну руку ей под ногу, а другую - на бедро. Я поднял и... уронил ее. Вот дерьмо. Она встала и обошла меня кругом. - Еще раз! Пытался, но это было физически невозможно. - Я не могу! - ахнул, осторожно опуская ее на землю. - Еще раз. На этот раз поднял ее немного выше, но моя фигура была неаккуратной, и она выскользнула из моей хватки. - Еще раз. Мы, должно быть, проделали это раз пятьдесят и продолжали еще долго после того, как остальные закончили практиковаться. Мои руки становились слабее, а не сильнее. Поставив ее на землю в последний раз, Джиджи повернулась к другим мальчикам и выплюнула: "Исправьте его". Она резко повернула голову, ударив меня по лицу своим хвостом. Мои плечи опустились в знак поражения. - Пошли, - сказал Луи, когда мы упаковывали наши сумки. - Давай пойдем в спортзал. Мне действительно не хотелось заниматься спортом. Мне захотелось съесть шоколад и подольше вздремнуть. Когда мы шли в спортзал в подвале школы, Луи объяснил: "Самый важный урок, который тебе нужно усвоить - то, что девочки здесь дерьмово бегают. Их намного больше, чем нас. Если ты пересечешь одну из них, они все тебя убьют. Если ты хочешь, чтобы Джиджи уважала тебя - а ты должен это сделать, потому что если она не будет этого делать, то и другие девочки не будут - тебе нужно немного потренироваться в силе." У меня была не только плохая техника, но и слабость. Здорово. Просто добавьте это в список всего, что со мной не так. Луи мог сказать, что я чувствовал себя подавленным, и попытался подбодрить меня, рассказав мне обо всех тех случаях, когда он бросал Элеонор. Но это было несправедливое сравнение. Он работал над самым сложным лифтом, а я не мог даже сделать простой арабесковый подъем и был худшим учеником в классе, может быть, худшим учеником за всю историю школы. Выдавил из себя улыбку. Мы завернули за угол в спортзал, и я увидел стеклянную витрину с трофеями, внутри которой была фотография знаменитого танцора Александра Бошампа в рамке. Он выглядел таким молодым. Должно быть, в свое время он был здесь студентом, был кем-то, кто принадлежал этому месту. Он был настоящим танцором, а не я. Мрачно прижался к стеклу и указал на него Луи. - Послушай, Лу, это твой любимый танцор. Он развернул меня и сжал мои плечи. - Гарри, ты мой любимый танцор. Я закатил глаза и отмахнулся от комплимента, но втайне любил его за эти слова. Спортзал был пуст. По крайней мере, я бы не поставил себя в неловкое положение. Мы решили начать с жима лежа. Луи заметил меня. Он положил на перекладину пятидесяти фунтов - самый низкий вес. Я был немного обижен, думал, что смогу, по крайней мере, набрать сто! Мальчик заверил меня, что это просто стандартная практика - начинать с самого низкого веса и продвигаться вверх. - Ляг на спину, расставив ноги, - проинструктировал он. Положив руки на стойку, он снял ее со места, глядя на меня сверху вниз. - Теперь, когда я отпущу, приспусти ее к груди, затем прижми обратно, пока ты не сомкнешь локти. Я буду здесь, чтобы поймать ее, если упадет. Я кивнул. Он был таким хорошим учителем, терпеливым и добрым. Мне хотелось, чтобы танцевать с девушками было так же легко, как с Луи. Схватился за перекладину, как показал мне Луи, и подал ему сигнал. Он не отпускал ее. - Готов, - подтвердил я вслух. - Отпусти. Лицо Луи смягчилось. - Я не могу... Твоя грудь такая крошечная, как у птенца. Что, если раздавлю тебя? - Луи! - Хорошо-хорошо. Медленно он отпустил ее. Это было тяжелее, чем я ожидал, но мне удалось сделать пять повторений. Я придерживался пятидесяти фунтов до конца своего набора. Оказывается, сто фунтов было немного амбициозно. Затем мы перешли к свободным весам, затем, наконец, подтягиваниям. Луи смог сделать двадцать. Я сделал два, но это были твердые два. Мальчик стоял подо мной и держал меня за ноги, чтобы смог догнать его двадцатку. - Не думаю, что это считается, - засмеялся я. - Я никому не скажу, если ты не скажешь. Когда мы закончили, то отправились в душ, наши мышцы совершенно болели. Когда Луи снял свою пропотевшую одежду, я сделал над собой усилие, чтобы не смотреть на его тело. Он не стеснялся - как и большинство студентов в RBS - но я бы никогда не привык весь день находиться рядом с горячими обнаженными телами, как у Луи. Я едва мог контролировать свою реакцию на него, когда мы оба были полностью одеты. Знал, что если посмотрю на любую его обнаженную часть, то мгновенно встану. Я был в ужасе. Это было бы так неловко, что я бы умер от стыда. Как робот, смотрел вперед, уставившись только на плитки, механически мыл волосы так быстро, как только мог. Луи протянул мне мыло. - У меня болят руки. Ты протрешь мне спину, а я тебе. О нет. Как, черт возьми, я должен был смотреть на него и прикасаться к нему, не возбуждаясь? Это было невозможно! Он обернулся, и впервые я столкнулся с неоспоримым совершенством, которым была задница Луи. Боже милостивый. Я сморгнул воду с глаз и быстро начал намыливать ему спину, позволяя своим рукам скользить по контурам его гладкой загорелой кожи. Он так хорошо выглядел, так хорошо себя чувствовал, но прочистил горло. - Что-то забыл? - он поднял губку для мочалки. Фу. Вот я, как идиот, растирал его голыми руками. Он, должно быть, думал, что я полный извращенец. - Прости,- я взял губку и снова намылил его, оттирая, пока его кожа не порозовела. - Ниже,- бросил он через плечо, его хриплый голос эхом разнесся по всему душе. - Правильно,- я провел губкой по его спине. - Ниже. Я глубоко вздохнул и провел губкой по основанию его позвоночника, прямо над его идеальной задницей. Голова Луи склонилась вперед, и он слегка застонал. Сначала я вздрогнул, потом продолжила тереть, сильнее и медленнее, пытаясь вызвать у него еще больше стонов. Он выгнул спину и снова застонал, оценивающе. Ему это нравилось. Я делал то, что нравилось Луи. - Хорошо, твоя очередь, - сказал он. Я быстро развернулся, быстрее, чем любой пируэт, который когда-либо делал в классе. Потому что был тверд и не хотел, чтобы он видел. Парень был брезглив, когда скреб мои лопатки. Это было приятно, но я предпочитал его руки. Я тоже хотел выдвинуть требования. Например, сказать ему, чтобы он шел медленно и все начал сначала... Но был слишком застенчив, чтобы просить. Закончив, он опустил меня под воду, чтобы ополоснуть. Я почувствовал, как мыльная пена и горячая вода стекают по моей шее и спине. Затем почувствовал другой вид тепла. Его дыхание на моей коже. - Гарри... - пробормотал он, обнимая меня за талию и прижимаясь губами к моей спине. Я закрыл глаза и растворился в его нежном поцелуе. - Луи... Он отпустил меня, и я чуть не упал. - Все готово, - сказал он, выключая душ и уходя. Я последовал за ним, неуверенно держа перед собой свой душ. Мое сердце колотилось все время, пока мы одевались в раздевалке. Может быть, сегодня вечером, вернувшись в свою комнату, он поцелует меня по-настоящему. Я ему нравился, подумал я. Он бы не поцеловал меня в спину, если бы я ему хоть немного не нравился, верно? И никогда никого раньше не целовал, и хотя мне нравилось, как его губы касались моей спины, отчаянно хотел, чтобы он поцеловал меня в губы. Он улыбнулся мне, застегивая штаны. Может быть, думал о том же, о чем и я. Он почти не тратил времени на свои волосы, что было на него не похоже, хотел немедленно вернуться в комнату. Я тоже так думал. Парень действительно флиртовал всю обратную дорогу в комнату, щипал и щекотал меня. Мы не могли оторвать друг от друга глаз и продолжали натыкаться на людей. Все это хорошие признаки, взволнованно подумал я. Но когда мы переступили порог: Катастрофа! Катастрофа! Зейн лежал на нижней койке. - Джиджи выгнала меня,- он нахмурился. - Она была не в настроении после занятий. Они оба посмотрели на меня. Нет! Если бы только я мог поднять Джиджи! Я мог бы быть один в комнате с Луи, целоваться! Вместо этого мне пришлось собрать свои вещи и уехать. Почему я должен был быть таким дерьмовым танцором! Почему был проклят?! И пнул ногой пол. - Я вернусь в свою комнату, - Луи остановил меня. - Эй, тебе не обязательно идти. Мы можем разделить мою постель. Да! - Хорошо, - сказал я холодно. Но было только семь часов. До сна оставалась целая вечность. Мы взяли еду на вынос и поиграли в Ореол с Зейном. Это было весело, и мне нравился брюнет, но я отсчитывал минуты до того момента, как смогу оказаться в постели с Луи. Сам Луи был другим с Зейном, чем со мной, более грубым. Он смеялся над ним, когда тот напортачил в игре, называя его "придурком" и "гребаным нубом". Но когда я облажался, он говорил: "Хорошая попытка!", хотя я был совсем не очень хорош. Мне все еще не нравилось делить его с Зейном. Я привык, что Луи был полностью в моем распоряжении. Теперь мне приходилось бороться за его внимание. У них были внутренние шутки, и они заставляли друг друга смеяться как сумасшедшие. И когда Луи говорил что-нибудь милое - что было всегда, потому что он Луи - Зейн протягивал руку и гладил его по щеке... Мне это совсем не нравилось. Хуже всего было то, что они прекрасно проводили время. Как только закончилась одна игра, Зейн настоял, чтобы мы сыграли еще, и еще, и еще. - Я устал! - громко пожаловался. - Еще только один раз, - был припев Зейна. Они продолжали играть. Я так разозлился, что в гневе бросил контроллер и скрестил руки на груди. Когда им наконец наскучило, Зейн предложил посмотреть, как какой-нибудь профессиональный геймер играет в ту же самую игру на YouTube. Луи был заинтригован. Я был в аду. Заполз на верхнюю койку, уставился на фотографии мертвых танцоров на стене Луи и задался вопросом, стану ли я когда-нибудь хотя бы наполовину таким танцором, какими были эти мужчины. Потом задумался, скольких людей каждый из них поцеловал и поцелует ли кто-нибудь меня до того, как я умру. Несколько часов спустя, когда почувствовал, как Зейн запрыгнул на свою койку внизу, подумал: "Наконец-то! Это происходит! Мы с Луи собирались разделить постель и, может быть, будем надеяться, поцелуемся!" Луи поднялся по деревянной лестнице в одних трусах, и я быстро снял свою одежду и бросил ее на пол, случайно ударив Зейна по лицу. Я приподнял одеяло, приглашая Луи лечь рядом со мной. Он скользнул в постель, и температура поднялась на сто градусов, был похож на огненный шар секса. У него была только одна подушка, так что нам пришлось прижаться головами друг к другу. Было темно. В его глазах отражался лунный свет, лившийся в окно. Парень пристально смотрел на меня, а я уставился на него. Он придвинулся ближе... Затем с нижней койки засиял яркий хирургический свет, ослепив нас. - Вы, ребята, не возражаете, если я немного почитаю? - сказал Зейн. Грр! Да, я возражаю! Пытаюсь получить свой первый поцелуй здесь! - Конечно, приятель, - сказал Луи. Мне пришлось довольствоваться разговорами. На сегодня... - Итак... тебе кто-нибудь нравится? - застенчиво спросил я. - Не знаю, - ответил он. Его колено врезалось в мое под одеялом, и он просто оставил его там. Трогательно. Хмммм. - Кто был твоей последней любовью? - Он учился на шестом курсе, когда я был на четвертом. - Ты целовал его? - выпалил я. Он улыбнулся: "Да, много раз". Мои пальцы вцепились в край одеяла. - У тебя было... - я не мог говорить о сексе с Зейном прямо под нами, поэтому написал с-е-к-с, положив палец на руку Луи. Он рассмеялся. - Нет. Никогда. Я жду, пока у меня будет... - и он написал слово б-о-й-ф-р-е-н-д на моей груди, прямо над сердцем. Думал, что упаду в обморок! Я так сильно хотел, чтобы он поцеловал меня. Меня почти не волновало, что Зейн был прямо под нами, за исключением того факта, что он иногда прекращал читать, чтобы поболтать. Ему ведь нужно было когда-нибудь лечь спать, не так ли? Было два часа ночи, а он все еще читал. Как долго длилась эта гребаная книга! - Что ты там читаешь,"Войну и мир"? - саркастически спросил я, заглядывая через кровать. - Близко. "Анна Каренина". Это превосходно. Я был измотан, было уже поздно, и казалось, что Зейн никогда не перестанет читать. Теперь ничего не оставалось, как сдаться и лечь спать. Я отступил в отчаянии. Одни только мои кудри занимали половину подушки. Я сдвинул их вперед, чтобы дать Луи немного передышки. - У тебя самые дикие волосы из всех мальчиков в школе, - восхитился Луи. - Я знаю,- вздохнул, поворачиваясь на бок. - Мадам сказала мне обрезать их. Внезапно Луи обнял меня, как в душе, и крепко прижал к себе, уткнувшись лицом мне в затылок. - Не надо. Мне нравятся твои кудри.