Flightless Bird

Луи/Настоящее время. Это было приятное Рождество. Я привез Джеффри домой, чтобы познакомить его со своей семьей, а позже мы отправились в романтическую лыжную поездку в Швейцарские Альпы. Он хорошо ладил с моей семьей и был легким спутником в путешествиях. Все было идеально, но мне очень хотелось вернуться в студию. Джеффри почувствовал во мне это беспокойство и заметил, каким "далеким" я кажусь, старался быть внимательным. Слушал истории о нем, когда тот был подростком, изо всех сил пытающимся выйти, водил его в его любимые рестораны, в театр, даже потакал его потребностям время от времени ходить в клубы. Каждое утро он читал мне вслух раздел "Искусство" в постели за кофе, и мы смеялись над плохими отзывами, с которыми соглашались, и возмущались теми, с которыми не соглашались. Мне бы очень понравились эти уютные утренние часы, но они были напряженными. Мне казалось, что наблюдаю за тем, как играю роль послушного парня. Я делал и говорил все правильные вещи, но по совершенно неправильным причинам. И вернулся на работу на второй неделе января. На обледенелых ступенях Королевского оперного театра вздохнул с облегчением. Я был дома. Снял куртку в студии и услышал громкий стук по другую сторону двери. Когда выглянул из окна студии, то увидел, что части прозрачного сказочного декора были разобраны и вынесены из зала на спинах съемочной группы. Мужчины раздраженно заворчали под тяжелыми панелями, и Лиам последовал за ними. Я открыл дверь и высунул голову наружу. - Что не так с набором? Он нахмурился, прижимая планшет к груди: "Ничего". - Тогда какого черта ты его разбираешь? - Не я. Гарри,- я вышел в коридор и посмотрел на часы. - Мы вернулись из отпуска меньше часа назад, а он уже отдает приказы? - Лиам прислонился к стене. Казалось, он вот-вот упадет в обморок. - Гарри не взял отпуск. Очевидно, он в них не верит. Мне пришлось отказаться от собственного, чтобы остаться здесь и убедиться, что он не сожжет это место дотла. Как раз в этот момент к нам подлетел Морис, неся под мышкой свою маленькую бижутерию-пуделя. - Этот монстр отказывается принять мою хореографию! - воскликнул мужчина. Его собака тявкнула, сбитая с толку горем хозяйки. Я знал, что все должно быть плохо, если он привел свою собаку в качестве подкрепления. Морис приводил Бижу только тогда, когда чувствовал себя особенно измотанным. Я решительно упер руки в бока. - Думал, ты позволил ему сменить соло? - Я сделал это! - Морис взвизгнул. - Теперь он хочет изменить соло Джиджи и па-де-катр во втором акте! - Это никогда не кончится, - простонал Лиам, потирая виски. - Ты даешь ему дюйм, а он проходит милю. Это был хаос. Танцоры Корпуса высыпались из студии А, наблюдая и перешептываясь, в то время как Джиджи и Элеонор ворвались в коридор, наполовину в костюмах с примерки. - Лиам, почему бы тебе просто не объяснить ему, что у него в контракте, - раздраженно произнёс я. Парено запустил пальцы в свою короткую бороду. - Гарри отказывается приходить в студию или даже разговаривать со мной, пока его требования не будут выполнены. - Он держит в заложниках всю постановку, пока не добьется своего! - Джиджи закричала так, словно у нее загорелись волосы. - Это мой первый раз, когда я исполняю главную роль в "Лебедином озере"! Это самое важное выступление в моей жизни! Он собирается все испортить для меня и для всех нас! Я никогда не видел, чтобы Джиджи впадала в истерику. Она привыкла все контролировать, но никто из нас не мог контролировать Гарри. - Ты пробовал зайти к нему на квартиру? - предложил я. - Может быть, тебе нужно убедить его лицом к лицу,- парень покачал головой. - Уже пробовал это. Как и Кеннет. Он не сдвинется с места. - Ну, я тоже не буду пробовать, - фыркнул Морис. - И тебе не следует, - согласился я. Гарри зашел слишком далеко, но я не мог сказать, что был удивлен. - Я же говорил тебе, Лиам. Говорил тебе, что он будет кошмаром, и вот мы здесь! - Сейчас не время злорадствовать, - отругала Эль, приподнимая лиф своей наполовину законченной черной пачки. - Что мы собираемся делать? - У меня совсем не было идей, но все они смотрели на меня так, словно я был ответом. - Иди к нему, Луи, - взмолился Лиам. - Вы были лучшими друзьями. Ты ближе всех к нему из всех нас, - я рассмеялся. - Мы больше не лучшие друзья, если ты не заметил. - Лиам прав, - подтолкнула Джиджи. - Даже если вы двое ненавидите друг друга, его может убедить танцор, а не администрация. - Я бы не сказал, что мы ненавидим друг друга, - фыркнул я. - Ненависть - сильное слово... - Итак, тогда все улажено. Луи поговорит с Гарри. Как меня втянули в это дело? Последовав за Лиамом в его кабинет, он нацарапал адрес Гарри на клочке бумаги. Я узнал номер здания из недавнего выпуска "Архитектурного дайджеста". Он жил в роскошной десятиэтажной квартире на берегу Темзы. Я поднял газету. - Эй! Сколько ты ему платишь? - Лиам развернул меня и вытолкнул за дверь. - Он стоит каждого пенни. А теперь верни его обратно. Я чертовски уверен, что не собирался отправляться на это задание один. В ту же секунду, как покинул офис Лиама, нанял Зейна, который репетировал свое соло в студии Б. Он храбро согласился, и мы вместе вышли из Оперного театра. Зейну было трудно вернуться в привычное русло работы. Они с Джиджи бросили обе свои семьи на каникулы и отправились на двухнедельную пьянку на Ибицу. В трубке он провалился в глубокий сон. Я сомневался, что от него будет много пользы. Должен был привести Найла. Квартира Гарри находилась прямо на Темзе. Там было ветренее и холоднее, чем в центре города, но и красивее, место, где можно было полюбоваться Лондонским глазом, Биг-Беном и галереей Тейт. Все то, что делало город великим. Его имени не было на звонке. Рядом с номером его квартиры, 10В, был белый прямоугольник, где должно было быть его имя. Может быть, он хотел сохранить свою анонимность, а может быть, его просто не беспокоили эти детали. Держу пари, что такая квартира даже не имела для него большого значения. Я бы гордился таким местом, как это, и деталями, особенно деталями. Прочистив горло, нажал на кнопку звонка. Нервничал. Почему я нервничал? Голос Гарри на другом конце был глубоким и статичным. - Алло? - Это я. Луи. Мертвая тишина. Зейн тоже пропищал. - Я тоже здесь. Это Зейн. Гарри позволил нам зайти. Мне было больно, что он не пропускал меня одного и мне не следовало этого делать. Мы не совсем все уладили. Парень открыл дверь. На нем не было ничего, кроме мягких фланелевых пижамных штанов, которые соблазнительно низко свисали с его узких бедер. - Чего ты хочешь? - И тебя с Новым годом тоже. Он отступил в сторону и впустил нас. Я ожидал увидеть прекрасный антиквариат или мебель настолько современную, что ее предназначение оставалось загадкой. Ожидал увидеть искусство, красоту и упадок в той или иной форме. Место было совершенно пустым. Мебели не было, и она была тревожно чистой, выбеленной сверху донизу. - Итак... - саркастически сказал я. - Где ты прячешь тела? - Не теряя ни секунды, Гарри ответил. - В стенах,- Зейн бросил свою сумку в угол. - Вы двое такие глупые. Сама комната была необыкновенной. Открытая концепция со свежевыкрашенными деревянными полами и кухней шеф-повара из нержавеющей стали. Выпуклые окна поднимались до самого второго этажа. Это было все равно что находиться внутри самолета. Я выглянул наружу и почувствовал, что лечу над Темзой. Не понимал, почему он ничего не сделал с этим местом. Как он мог так жить? Зачем ему так жить? - Мне нравится то, что ты сделал с этим местом, Гарольд. Уютно. - Это просто место для сна, - решительно ответил он. - Я здесь не часто бываю. - Могу поверить. У тебя хотя бы есть кровать? - я не хотел, чтобы это вышло так, как вышло. Гарри, казалось, ничего не заметил. - У меня действительно есть кровать. В этом месте было что-то поразительно знакомое. Сначала я не совсем понял, что это было, а потом дошло: было похоже на студию. Зейн хорошо использовал пустое пространство на полу, отрабатывая свое соло. Мы с Гарри облокотились на кухонный остров и смотрели, как он двигается на фоне серого лондонского горизонта. Его жилистое тело хорошо подходило для точной хореографии Мориса. Он раскинул конечности, как паук, медленно и сдержанно. Я подумал, что из него вышел бы хороший фон Ротбарт, но интерпретация Гарри была более чем хороша, это был триумф. Брюнет не просто танцевал хореографию, он танцевал над ней, где-то между искусством и небесами, где был неприкасаем. Кухня была такой же пустой, как и остальная часть квартиры, за исключением стеклянного шкафа, заполненного лекарствами. Гарри явно не скрывал этого, поэтому я не чувствовал себя навязчивым, читая этикетки: трамадол, бупренорфин, диаморфин, фентанил, гидроморфон, оксикодон и петидин. Были также седативные средства: золпидем, эзопиклон и залеплон. Я узнал многие названия, потому что мой дедушка принимал несколько таких лекарств от различных заболеваний на более поздних этапах своей жизни. - Это серьезные наркотики, Гарри. - Болеутоляющие для моего колена, успокоительные для моей бессонницы. Я достаточно знал об этих препаратах, чтобы знать, что нельзя смешивать опиоиды с седативными средствами. - Ты не можете смешивать это, - проинструктировал я. Он подошел к шкафу и достал оксикодон одной рукой, а золпидем - другой. - Знаю. Каждый день я выбираю между бессонницей, - он прогремел оксикодоном, - Или болью, - прогремел золпидемом. Затем он с любопытством наклонил голову. - Как ты думаешь, что я выберу, Луи? - Почувствовал, как у меня сжалось в груди, потому что знал ответ и в то же время не хотел его знать. - Боль, - Гарри мрачно улыбнулся. - Ты действительно знаешь меня, старый друг. Я подумал о танце Гарри, о том, как легко он все это делал, но также и о том, как мощно, как будто обладал силой, которой не обладал ни один другой танцор. Все было с точностью до наоборот. Каждый его шаг, должно быть, был мучительным. В этом была ужасающая красота, как будто его страдания делали его танец намного более изысканным, намного более эфемерным и редким. Гарри уставился на свой ноутбук, который стоял на кухонном островке. Поскольку не предложил нам ничего выпить и не мог предложить нам сесть, я решил сразу перейти к делу. Не мог позволить своей слабости к нему затуманить мои суждения. Я должен был оставаться сильным и был здесь ради компании. У меня была работа, которую нужно было сделать. Все рассчитывали на меня. - Гарри, ты не всегда можешь добиться своего. Теперь я знаю, что это не то, что ты хочешь услышать, и, честно говоря, не уверен, что это то, что ты можешь услышать. Морис больше не позволит тебе менять его хореографию. Возвращайся на репетицию. Проглоти свою гордость и будь мужчиной. - Я не поэтому не на репетиции, - ответил Гарри. - Это то, что ты сказал Кеннету и Лиаму,- он пожал плечами, потирая голые руки, его полные губы скорбно надулись. - Нет. Я просто сказал, что не приду. Обычно я не мог читать Гарри. Он всегда был так сосредоточен на работе, что его мысли и чувства были непроницаемы. Но теперь, по его нахмуренным бровям и вялому голосу, понял, что что-то не так. - Ты в порядке? - спросил я, кладя руку на его обнаженную спину. Его кожа была похожа на туго натянутый атлас балетной туфельки. Он был так жесток и к себе, и к другим, что я совсем забыл, насколько парень деликатен. Он слегка наклонился ко мне, не позволяя обнять себя. Я не мог устоять перед ним, когда парень был таким мягким. Вот все, чтобы оставаться сильным. Притянул его ближе. Он посмотрел вниз, и прядь волос упала ему на глаза. Я откинул их назад, теперь так близко к нему, что меня окутал его цветочный аромат. Он указал на экран своего ноутбука. Это была статья на Би-би-си, но новость была из Франции: "Бывший главный танцовщик балета Парижской оперы найден мертвым в своем доме. Самоубийство". Я узнал имя человека в статье. Это было имя, которое не слышал уже много лет. Ганс Фауст. Он был студентом RBS. Опередил нас на два года и был принят на работу в балет Парижской оперы еще до того, как окончил школу. Теперь был мертв, найден в своей квартире на Монмартре. Повесился. - Господи,- прошептал я. Зейн подошел и наклонил экран. - Ганс! Блять. Когда это случилось? - Гарри провел рукой по своим темным волнистым локонам. - В выходные. Это всегда шокирует, когда кто-то из твоих знакомых умирает, особенно когда это происходит от их собственной руки. Я не очень хорошо знал Ганса, но восхищался его танцами, и издалека у него была идеальная жизнь. Забранный из школы на год раньше, чтобы танцевать для одной из лучших трупп в мире, он был популярен и любим всеми нашими учителями и хореографами. Парень также был великолепен, красивее даже самых красивых девушек, с копной золотых кудрей, которые делали его похожим на херувима. Мы говорили о Гансе и пытались понять, почему мог покончить с собой. По общему мнению, он добился успеха, но это тоже сопровождалось огромным давлением. В статье говорилось, что он уволился из компании год назад из-за личных проблем. Мы с Зейном пытались придумать ответ: деньги или проблемы в отношениях, депрессия? Для человека, который был так расстроен этим, что вынужден был пропустить работу, Гарри был болезненно не заинтересован в том, почему Ганс это сделал. Он был больше сосредоточен на деталях самого самоубийства. Время суток: утро. Способ: банджи-шнур. Время, которое это заняло бы: 20 минут. Как сильно страдал Ганс... Потом я остановился и на минуту задумался. Гарри не было в RBS, когда там был Ганс. Он поступил в университет через год после его ухода. Я убрал руку с его спины, как будто обжегся и вопросительно посмотрел на него. - Ты не ходил в школу с Гансом. Он уже ушел к тому времени, когда ты пришел в RBS,- Гарри ничего не сказал. - Что это такое? - спросил я. С чего бы ему, эмоциональному шифру, которому было наплевать на всех, вдруг стало небезразлично о смерти человека, которого он никогда не встречал? - Ты пытался использовать эту трагедию, чтобы манипулировать мной? Нами? - Ты знал его? - быстро спросил Зейн, не веря, что Гарри способен быть таким расчетливым. Я знал лучше. - В некотором смысле. - В каком смысле? - я был вне себя. Брюнет захлопнул свой ноутбук. - Не обязан объясняться с тобой, Луи. Верь во что хочешь. - Ты думал, что сможешь завоевать наше сочувствие, и мы успокоимся и скажем: "Бедный Гарри, скорбит о своем умершем друге". Ты никогда не дружил с Гансом! Я сомневаюсь, что вы двое вообще встречались! - Темные глаза Зейна неловко метнулись между нами. - Ты ведь знал его, Гарри... Не так ли? - Без малейшего намека на стыд Гарри повернулся к Зейну. - Луи прав. Ганс никогда не был моим другом. Я никогда с ним не встречался,- я покачал головой. - Ты сделаешь или скажешь что угодно, чтобы добиться своего, не так ли? - Гарри отпрянул от меня. - Почему я продолжаю влюбляться в это? Почему продолжаю пытаться с тобой? - спросил я больше себе, чем Гарри. Он уставился в окно. - Мне не нужно было знать Ганса, чтобы оплакивать его. Вот и все. С меня было достаточно. Я схватил его за плечо и развернул к себе. - Не произноси его имени, ты, змея! - Луи! - рявкнул Зейн. - Давай просто пойдем. Гарри швырнул меня об стекло. Если бы я смотрел вниз, мне бы показалось, что падаю с десятого этажа. - Как ты думаешь, где ты сейчас находишься? - начал он слишком спокойно. - Я расскажу тебе. Ты в моем доме. И я не просил тебя приходить сюда. Я толкнул его в грудь, но он не сдвинулся с места и был прижат к нему его руками по обе стороны от моей талии, его дыхание било мне в шею, его гибкие мускулистые мышцы угрожали раздавить меня, как удава. Зейн оторвал парня от меня. Глаза его были дикими и убийственными, когда он отшатнулся назад. Я поправил рубашку, взволнованный. Зейн поднял свою сумку. Мы бросились к двери. - Скажи Морису, что я увижу его в студии, когда он выполнит мои заметки о соло Джиджи и па-де-катре. До тех пор я и ногой не ступлю в Оперный театр,- я открыл дверь, но Гарри продолжил. - И Зейн, надеюсь, ты не был слишком привязан к своему соло. Я отдаю его одному из танцоров корпуса. - Что? - спросил он сквозь стиснутые зубы. Гарри посмотрел на меня. - За это ты должен благодарить Луи.