Flightless Bird

Я бежал из Найтсбриджа в Бэнксайд. Удар кончиков пальцев о бетон вызвал резкую боль в ногах, но я не мог стоять и ждать такси, должен был продолжать двигаться. Добрался до квартиры Гарри сразу после полуночи. С Темзы надвинулся туман. Я ничего не мог разглядеть, услышал только шум волн, бьющихся о набережную, и гудок парома вдалеке. Покосился на звонок. Квартира Гарри все еще была отмечена пустым белым прямоугольником. Отчаянно нажал на него. Ответа не последовало. Я позвонил и написал, хотя знал, что это будет бессмысленно, и так оно и было. Блять. Постучал в дверь в надежде, что жилец на первом этаже услышит меня и откроет. Когда это не сработало, я обзвонил все квартиры во всем здании, пока кто-то наконец не ответил. Услышал слабый женский голос и плач ребенка на заднем плане. - Алло? - Здравствуйте! Я здесь, чтобы увидеть Гарри Стайлса в 10В. - Танцора? - Да! Это он. - Кто это? - спросила она. - Это его друг, Луи Томлинсон. - Я не могу впустить незнакомца в здание. - Я не незнакомец! - Тогда почему мистер Стайлс сам вас не впустил? - Не знаю! Послушайте, думаю, у него могут быть неприятности. Пожалуйста, помогите мне! Я услышал звуковой сигнал, а затем щелчок, когда дверь открылась. Женщина лет тридцати пяти встретила меня внизу в голубом махровом халате и тапочках. - Я бы не впустила вас, - сказала она, - Но мистер Стайлс был сам не свой этим вечером... Возможно, это ничего, но он всегда приветствует меня и моего ребенка в вестибюле, а сегодня, когда я поздоровалась, он просто прошел мимо нас, как призрак. Я пронесся мимо нее и поднялся по ступенькам. Она поднималась на лифте, когда я добрался до двери, которая в свою очередь была заперта и, постучав по ней, закричал: "Гарри! Гарри! Это Луи! Открывай!" Он не открыл дверь и не ответил. Я продолжал стучать, мой кулак ударял по тяжелой деревянной двери все сильнее и сильнее, пока кожа не покрылась синяками. Я пнул ее ногой и вышиб бы эту чертову дверь, если бы пришлось! Женщина вышла из лифта. - Остановись. Я позову суперинтенданта. В тот момент она могла бы вызвать на меня полицию, но доверяла своим собственным инстинктам и вместо этого решила помочь. Суперинтендант не торопился. Это был крепкий молодой человек с капюшоном и выцветшей футболкой "Раш". Он поднял руки и неторопливо подошел под тяжестью своего тяжелого служебного ремня. - Я не могу открыть эту дверь. - Это чрезвычайная ситуация. - Политика в области строительства, - в раздражении ударился головой о дверь. - Пожалуйста, что-то действительно не так! - Тогда позвони в полицию. Я не уполномочен врываться в квартиры жильцов. - Но полиция просто попросит вас открыть дверь! - Я бы предпочел действовать по надлежащим каналам. - К тому времени может быть уже слишком поздно! - Женщина выхватила ключи у него из-за пояса и начала пробовать каждый из них в двери. - Эй! - завопил он. - Ты не можешь этого сделать, Хелен! - Отвали! Я прикрыл ее. Она пробовала их одну за другой, пока не услышала, как открывается засов, а я ворвался в квартиру. Было темно, единственный свет исходил от уличных фонарей снаружи; взбежал по плавающей лестнице в его спальню, пока Хелен и сердитый мужчина спорили внизу. Мог разглядеть его профиль только сквозь туманный, фильтрованный уличный свет. Он лежал на спине совершенно неподвижно. Я упал на его бок и включил лампу. Его кожа была серой, покрытой блестящими каплями пота. Он был так неподвижен, что я не мог понять, дышит ли он или это был обман зрения, пощупал его пульс. Он был слабым, как шорох легкого дождя под моими кончиками пальцев. Отчего встряхнул его. - Гарри! Гарри! Проснись! Заметил открытую бутылочку с таблетками на его тумбочке. Его снотворное. Он смешал свои опиоиды с успокоительными. Я взял бутылку, она был наполовину пуста, и понятия не имел, сколько он выпил: мог бы взять одну или десять, поэтому снова встряхнул его. - Гарри, проснись! Ты должен проснуться! - Он совершенно не реагировал. - Сколько ты принял? - крикнул я, шлепнув его по щеке. - Сколько их? - Он пошевелился, закрыв глаза, его темные брови нахмурились от беспокойства. - Извините, сэр, я просто хотел поспать. Я так устал, сэр. Пожалуйста, дайте мне поспать... - мое сердце сжалось от ужаса. - Нет. Это я. Это Луи. Гарри снова погрузился в глубокий, смертельный сон, замкнувшись в себе, где он не мог ни слышать, ни чувствовать и не просыпался, сколько бы я ни кричал и ни тряс его. - Вызовите скорую помощь! - Я крикнул женщине и управляющему внизу. *** Всегда был одним из тех странных людей, которые любят больницы. Был старшим из семи братьев и сестер, и видел, как каждый из моих них рождался в больничных палатах, точно таких же, как та, в которую они вкатили Гарри. До этого момента мог позволить себе роскошь никогда не посещать заведение при трагических обстоятельствах. Я был всего лишь свидетелем того, как жизнь вошла в этот мир, а не покинула его. Гарри умер той ночью. Но только на тридцать секунд. Я заглянул в распашные двери отделения неотложной помощи и увидел, как ЭКГ переключилась с серии пиков и впадин на сплошную зеленую линию. Никогда не понимал, что такое потеря, пока не оказался внутри этих тридцати секунд. Никогда не понимал, что такое жизнь, пока не попытался представить свою без Гарри. Позже доктор тепло отметил, что если бы я не добрался до его квартиры, когда это сделал, Гарри умер бы во сне. Это было слабым утешением для меня. Парень вообще не стал бы принимать эти таблетки, если бы я был там с ним, вместо того чтобы уйти из оперного театра с Алексом. Это сводило меня с ума, насколько обыденным было пребывание в больнице, когда пациенты буквально находились на грани жизни и смерти. Персонал больницы был добр и отзывчив, но я чувствовал, что был единственным, кто понимал серьезность ситуации. Гарри чуть не умер! Мой Гарри! Я приставал к доктору и задавал миллион вопросов о лечении. Они накачали ему желудок и дали две дозы перорального активированного угля. Врач объяснил, что древесный уголь прерывает циркуляцию всасываемых лекарств, нейтрализуя их действие. Они также ввели ему внутривенные жидкости, чтобы промыть кровь. Ему прописали противорвотное средство, чтобы облегчить тошноту. Спокойно доктор сказал мне, что утром к нему в палату зайдет консультант, чтобы оценить умственную компетентность. Я не знал, нарочно ли Гарри сделал это с собой, но знал, что он никогда бы не сказал мне или кому-либо другому, если бы сделал это. Его больничная палата была простой, с белоснежным одеялом, мебелью и стенами мятного цвета. Казалось неправильным, чтобы такой редкий красавец, как Гарри, лежал здесь, в этом утилитарном пространстве, которое ставило функцию выше формы. Казалось неправильным, что он вообще может умереть. Его тело должно было быть таким же трансцендентным, как и танец, из которого оно возникло. Я сел в кресло с откидной спинкой у его кровати. Гарри не смотрел на меня. Он отдавал приказы, как сержант-инструктор. Ни при каких обстоятельствах я не должен был уведомлять его семью о том, что он находится в больнице. Парень велел мне рассказать Кеннету о его "несчастном случае" и что тот вернется на работу ровно через неделю, что было рекомендовано врачом для восстановления. Кивнув, заломил руки. Он не спросил, что произошло между мной и Алексом той ночью или почему я решил вернуться в его квартиру. Он ждал, пока я уйду, но не смог оставить его. - Гарри. Я знаю, - зеленоглазый парень посмотрел на меня впервые с тех пор, как проснулся. - Знаешь что? - Знаю, что с тобой случилось, - его взгляд уклончиво скользнул по комнате. - Я смешал свои обезболивающие со снотворным, забыл, что сегодня утром принимал "оксис". Это была честная ошибка. - Нет, знаю, что случилось с тобой, когда ты был моложе, - он старался сохранять внешнее спокойствие, хотя грудь его тяжело вздымалась. - Со мной ничего не случилось, когда я был моложе. О чем ты говоришь? - Я знаю, что Алекс сделал с тобой, - плотина прорвалась внутри Гарри, и чистая, нефильтрованная ярость хлынула наружу. - Никто мне ничего не сделал! - Он сорвал капельницу с руки и вскочил с кровати в одном больничном халате. Стайлс, прихрамывая, вышел из комнаты и пошел по коридору, как будто все еще мог убежать от своего прошлого. Я погнался за ним вместе с двумя санитарами. Они загнали его в угол и поймали. Гарри бился в их объятиях, как дикий зверь. Медсестры, пациенты и врачи - все в шоке смотрели, как он ругался, кричал и чуть не оторвал себе руки, чтобы освободиться. Ничто не могло подчинить его. Я продолжал говорить ему, что знаю правду, но это только злило его все больше и больше, пока я не вытащил его старую фотографию из нагрудного кармана и не протянул его ему. Гарри перестал сопротивляться. Внезапно он стал очень тихим и позволил своему телу обмякнуть. Санитары ослабили хватку. Он взял фотографию из моих рук и грустно уставился на нее, как будто это была фотография кого-то другого, давно потерянного близнеца. Мы отвели его обратно в комнату, кожа парня была покрыта пятнами от его яростной вспышки. Я настоял на том, что с ним все будет в порядке, и санитары покинули нас, закрыв за собой дверь. - Он дал это тебе? - спросил он. - Я украл её, - Гарри не мог смотреть мне в глаза. Он мне не доверял. Может быть, он мне не поверил. - Ты был у него дома, - я кивнул. - Ты и он... - Нет, Гарри. Мы этого не сделали. Слава Богу. Но... Господи, почему ты мне не сказал? - Он пристально посмотрел на фотографию этого беспомощного маленького мальчика. Выражение его лица было наполнено жалостью. - Кто бы поверил мне из-за него? Я был никем, - я схватил его за руку. - Ты был кем-то для меня, - яростно ответил я. Глаза Гарри были широко раскрыты и остекленели. Я видел, что он был готов. Наконец-то готовый рассказать. Не для меня и не для себя, а для того мальчика на фотографии. - Он причинил мне боль, Луи, - начал он дрожащим голосом. - Он причинил мне очень сильную боль. Я запрыгнул на кровать и обнял его, прижимаясь к нему всем телом. Держал его за плечи так крепко, как только мог, боясь, что он может развалиться, если отпущу. - Все будет хорошо, - прошептал я, обнимая его сзади за шею и прижимая лицо к своей груди. - Теперь все будет хорошо. Держа его на руках, понял, что понятия не имею, правда ли это. В тот момент ничто не казалось нормальным. Чем крепче его обнимал, тем сильнее Гарри трясся. Я думал, что понял, что с ним случилось, но я и близко не был к пониманию глубины этого. Его трясло так сильно, что казалось, он впадает в шок. Парень указал на мою рубашку. - Твоя одежда. Ты пахнешь как он. Если запаха Алекса было достаточно, чтобы спровоцировать его прошлую травму, то каково ему было каждый день в студии? Как сильно он страдал прямо у меня под носом, в то время как я только и делал, что лебезил перед Алексом и поклонялся земле, по которой он ходил? Я попятился от него, мучимый чувством вины за все, что сделал и чего не сделал. За то, что почти сделал... Я был заражен. Загрязнён. Пристыженный, засунул руки в карманы. Мои кончики пальцев коснулись скомканной ленты. Я вытащил ее. Она была помята. Её золотой блеск превратился в тускло-желтый. Я позволил ей выпасть из моих рук на его тумбочку. - Я испортил твою ленту. Мне так жаль, - я закрыл лицо руками и заплакал. - Не плачь, - мягко проговорил он, заботясь обо мне, хотя я этого не заслуживал. - Знаю, что ты не хотел. Я пошел домой, снял костюм и тщательно вымыл кожу в душе. Переоделся в спортивные штаны и направился обратно в больницу, чтобы посидеть с Гарри. Он все еще не спал, когда я вернулся. Надеялся, что он немного поспит, как только я окажусь рядом с ним. Надеялся, что он все еще чувствует себя со мной в достаточной безопасности, чтобы заснуть. Технически мне не разрешалось оставаться с ним на ночь в его комнате. Часы посещений закончились, а я не был членом семьи. Но распространился слух, что два очень требовательных "балеруна мужского пола" были в палате, вызывая "драму", и они позволили мне остаться, чтобы мы не устроили еще одну сцену. Я лег на больничную койку вместе с Гарри. Он перевернулся на живот и позволил мне погладить его по спине, засыпая естественным, здоровым сном, но я бодрствовал и присматривал за ним на всякий случай. У меня была вся ночь, чтобы подумать о прошлом и о знаках, которые упустил. Я никогда не подозревал, что что-то подобное случилось с Гарри в Париже, потому что никогда бы не подумал, что Алекс способен на это. Я не любил Алекса, но мне нравилась сама мысль о нем. Был так восхищен его личностями, что не мог разглядеть человека под ними. Джиджи смогла это увидеть. Гарри испытал это на себе. Теперь, когда узнал, так много вещей встало на свои места. Однако была одна вещь, которая не давала мне покоя, один кусочек головоломки, который не совсем подходил... Когда Гарри проснулся, он не был голоден. Отослал поднос с едой обратно и просто выпил кофе, несмотря на мои истерические протесты, чтобы тот поел и восстановил силы. В комнату вошел консультант, и, как я и ожидал, Гарри ничего ему не сказал. Он сказал, что по ошибке смешал свои таблетки и что это больше никогда не повторится. Мог бы сказать, что ему не терпелось пойти на работу, но я запретил. - Мы так близки к генеральной репетиции! - воскликнул он. - В конце концов, Луи, мне придется его увидеть. Другого пути нет, - я обхватил его голову руками. - Нет. Я больше никогда не позволю ему находиться в одной комнате с тобой. Он не увидит тебя, пока я жив. - Это невозможно. Он наш хореограф. - И он хочет быть постоянным хореографом, - кипятился я, хрустя костяшками пальцев, Гарри помолчал, потом сказал. - Алекс всегда так или иначе получает то, что хочет. - Этого не произойдет, - твердо проговорил я. - Не знаю, как его остановлю, но я это сделаю. Гарри не рвался уничтожить Алекса, как это делал я. Он смирился и говорил о нем так, словно его дальнейшее присутствие было так же неизбежно, как восход луны. Это меня расстроило. Почему он не был более зол? Я встал и прошелся по комнате. - Могу я задать тебе вопрос, Гарри? - Всегда. - После всего, что случилось с тобой в Париже, почему ты поехал с Алексом в Киев? Он угрожал тебе? - Нет, я умолял его взять меня, как он и сказал. - Зачем ты это сделал? Почему ты хотел поехать с ним? В этом не было никакого смысла. Если Алекс причинил Гарри боль, а я полностью верил, что это так, зачем ему вообще понадобилось отправляться в ту вторую поездку? - Я не хотел, - тихо сказал он, его темные спутанные волосы прикрывали глаза. Я все еще не понимал. Правда смотрела мне прямо в лицо, но я не мог ее узнать. Такой доброты в этом мире не существовало. Такого рода бескорыстие было предметом мифов и сказок. Это было нереально, и даже если бы это было так, никто бы никогда не сделал этого для меня. - Он собирался причинить тебе боль, - прошептал Гарри. - Нет. - Я должен был защитить тебя. - Нет. Настала моя очередь брыкаться, кричать и говорить, что это неправда. Это не могло быть правдой. Если это было так, это означало, что все, во что я верил о нашем прошлом и моей роли в нем, было неправильным. Гарри пожертвовал собой ради меня. Он отказался от нашей дружбы, чтобы уберечь меня. Был совершенно один со своими страданиями, а я обращался с ним чудовищно. Я был так подавлен, что упал на колени. - Почему ты сделал это для меня? - Я люблю тебя, - просто ответил он. Моя голова упала на кровать рядом с его рукой. Я поцеловал его, не достойный его или его любви. - Ты должен был сказать мне правду, - он погладил меня по волосам. - А что, если бы ты мне не поверил? Я не мог так рисковать, хотел, чтобы у тебя была нормальная жизнь. - Но он причинил тебе боль! - Я всхлипнул. - А как насчет твоей жизни? - Пожалел, что Алекс не взял меня вместо этого. Гарри был таким чувствительным мальчиком. Было немыслимо, чтобы он прошел через это не один, а два раза. - Я уже был разорен, - сказал он. - Не имело значения, что они сделали со мной, - медленно оторвал голову от кровати. - Что ты имеешь в виду под "они"? Гарри не сообщил мне никаких подробностей о том, что происходило между ним и Алексом. Все, что у меня было - это очертания и тени его прошлого. Одно это было ужаснее всего, что я когда-либо испытывал. Гарри со стыдом опустил голову. - Он делил меня со своими друзьями. Температура в комнате подскочила. Кровь ревела у меня в ушах, как разбивающееся море. Это было хуже, чем я когда-либо мог себе представить. Вспомнив его в пятнадцать лет, каким доверчивым он был, я подумал: "Какой человек воспользуется этой невинностью? Как могли взрослые мужчины разорвать на части такого нежного ребенка?" Вся моя вина и горе превратились в ярость. Я встал и направился к двери. - Куда ты направляешься? - воскликнул Гарри. - Увидеть Бошампа.