Flightless Bird

Бошамп временно разместился в старом офисе Лиама. Он закинул ноги на стол и читал газету. Его черный зонтик стоял у пустой книжной полки, как спящая летучая мышь. По дороге в оперный театр я прокручивал в голове, как мог бы пройти этот разговор, но теперь не был уверен, что смогу себя контролировать. Увидев, как он удобно откинулся в кожаном кресле после того, что сделал с Гарри, я пришёл в слепую ярость. Почему ему так удобно, когда Гарри лежит на больничной койке, а Ганс - в земле? Он посмотрел на меня поверх бумаги и распрямил лодыжки. - Ты пришел извиниться? - Я захлопнул за собой дверь кабинета. - Нет Бошамп склонил свою серебристую голову набок и встал. Он изящно прошелся вокруг стола и присел на край. - Куда ты убежал прошлой ночью? - Я был с Гарри, - мужчина ухмыльнулся. - Итак, Зигфрид и фон Ротбарт помирились, - я держался за спинку деревянного стула передо мной. - Вам нужно уйти из компании. - Что? - Мы с Гарри больше не будем с вами работать, - он неодобрительно скрестил руки на груди, как делал, когда все еще был моим учителем. - Это идея Гарри? Он настраивает тебя против меня своей ложью, как делал это со всеми твоими друзьями? Правда, Луи, я думал, что ты умнее этого, - стул чуть не раскололся из-за того, насколько сильно вцепился в него. - Я верю ему. - Ты думаешь, он был честен с тобой? - Бошамп покачал головой. - Стайлс этого не знает, но несколько месяцев назад я ездил в Москву и разговаривал с его бывшими коллегами. То, что они мне рассказали, было интересным. Очень интересным. Ты знаешь настоящую причину, по которой Гарри ушел из Большого театра? - Я не собирался позволять ему лезть мне в голову. - Меня не интересует то, что вы хотите сказать. Уходите сейчас же, или я расскажу Кеннету и всем танцорам здесь, кто вы такой. Его брови нахмурились, и выражение беспокойства превратилось в уродливую усмешку. Это был настоящий Бошамп. Человек, которого я знал в студии, был просто иллюзией, ничем не отличающейся от его Палемона или других ролей, которые мужчина танцевал на сцене. - Мне не нравится твой тон, мой милый. Ты ведешь себя очень неуважительно. - Как вы думаете, с кем имеете дело? Я не маленький мальчик. - Ты мог бы одурачить меня, - подмигнул он. Я стиснул зубы. - Прошлая ночь была огромной ошибкой. - Твоя ошибка заключалась в том, что ты бросил меня ради него. Нам с тобой хорошо вместе. Гарри в полном беспорядке. Он едва может о себе позаботиться, - я грохнул стулом об пол. - И кто в этом виноват? - Он приложил руку к груди, изображая неведение. - Не понимаю, на что ты намекаешь, - мне надоело быть вежливым. Я набросился на него. - Ему было пятнадцать лет. Пятнадцать! - Бошамп с жалостью оглядел меня с ног до головы. - Так вот в чем все дело? Ты ревнуешь, что я трахался с ним, а ты нет? - Я отшатнулся назад. Думал, он рассердится. Начнёт отрицать это. Я совершенно недооценил его. Ему не было стыдно за то, что сделал, и он не боялся, что его раскроют. Это не было преступлением на почве страсти. Это было хладнокровное действие. Вычислительное. Его положение, деньги и связи делали его неприкасаемым, и он знал это, наслаждался этим. - Мог бы дать тебе несколько советов, если хочешь, - усмехнулся тот. - На самом деле удивлен, что он не позволил тебе трахнуть себя. В свое время он был настоящей маленькой шлюшкой. - Достаточно. - Если бы ты только знал, что он натворил и скольким мужчинам достался... - Он был ребенком! - Я стукнул кулаком по столу. Бошамп вздохнул, как будто мы просто обсуждали карту вин. - Не будь таким заторможенным. Ты же знаешь, что у меня утонченный вкус, - его темные глаза изучали мои с пресмыкающейся пустотой. - Плоть Гарри была как персики со сливками, его крики - сладчайшая мелодия. Я схватил его за горло и ударил затылком о книжный шкаф. В его глазах мелькнул ужас. - Что? - спокойно спросил я. - Думал, вам нравится грубость, - его ноздри раздулись. Он попытался оттащить мою руку, но чем больше сопротивлялся, тем крепче моя рука сжимала его горло. - Вы правы, сэр, мы идеальная пара, - его губы скривились. - Ты слишком стар для меня. Представил его руки на юном теле Гарри. Это заставляло меня хотеть сжимать его горло все крепче и крепче, пока жизнь не вытекла бы из него, как яд из гремучей змеи. - Я не уйду из компании, - прохрипел он. - Не хочу, чтобы вы это сделали, - мужчина рассмеялся. - Что ты тогда собираешься делать? Избить меня? Или убить? - Нет. Я собираюсь погубить вас. *** Я нашел Джиджи в ее гримерке, воткнувшей заколки для волос в свой светлый пучок. Место было таким же опрятным и чопорным, как и она, с рядами помад, выстроившихся, как солдаты, на ее туалетном столике. - Чему я обязана таким удовольствием? - Она приподняла бровь. - Мне нужна услуга. - Конечно, тебе нужна. Я сел на ее диванчик в другом конце комнаты. Девушка была суеверна и отказывалась выбрасывать любые букеты, которые получала, поэтому повсюду были сухие цветы. В помещении пахло похоронным бюро и духами. - Мне нужны номера твоих друзей в Париже. - Мои "друзья-наркоманы", как ты так красноречиво выразился. - Те, у кого есть компроматы на Бошампа, - она скрестила свои длинные тонкие ноги и прищурила глаза. - Что ты задумал, Томлинсон? Где Гарри и почему ты не в студии с Алексом? - Мы больше с ним не работаем. - Вопрос: Почему бы вам с Гарри просто не сжечь оперный театр дотла, если вы так одержимы уничтожением этой постановки? - Не хочу разрушать производство. Я хочу уничтожить Бошампа, - она взяла свой жемчужный телефонный футляр. - Тебе повезло, что я его ненавижу. *** Я помог Гарри выписаться из больницы. Его привезли туда только в одних трусах, поэтому принес ему пару рваных джинсов, футболку и кроссовки "Найк", чтобы надеть для дороги домой. Он попросил вернуться в мою квартиру, потому что она была рядом. Думаю, парень боялся оставаться один. Не то чтобы я бросил бы его. Хотел проводить каждую минуту каждого дня, наблюдая за ним. Бошамп пытался превратить Гарри во что-то уродливое, рассказывая мне обо всех мужчинах, у которых он был. Вместо этого произошло обратное. Его страдания сделали его для меня еще прекраснее, его боль - святой. Он сел на мой диван, не совсем уверенный, чем себя занять. У него дома не было дивана. Стайлс просто танцевал и спал, не знал, как провести время с самим собой и просто расслабиться. Его лицо было изможденным. Он отказался съесть хоть кусочек пресной еды, которую подавали в больнице, поэтому я заварил ему чаю и откопал самое сладкое печенье, какое смог найти; попытался успокоить его, прежде чем заговорил о своей встрече с Бошампом, но он сразу же захотел узнать подробности. - Он уезжает? - С надеждой спросил Гарри. Я поставил перед ним разномастную чайную чашку и блюдце вместе с тарелкой ванильного печенья с глазурью. - Планы изменились, котенок. Вместо этого мы разрушим его жизнь. - Как? - Ты должен выдвинуть обвинения, - Гарри энергично замотал головой. - Не могу этого сделать, - я сел рядом с ним на диван. - Ты должен, иначе он будет продолжать это делать, - Гарри крепко зажмурился. - Ты думаешь, я не хочу этого? Думал об этом много лет. У меня нет ни доказательств, ни вещественных фактов, ни свидетелей. После того, как это случилось, я прошел тестирование на ЗППП, но так и не дошёл полного обследования. Единственные люди, которые могли подтвердить мою историю - его водитель, который видел, как он целовал меня на заднем сиденье, и жена Бошампа - Ирина, они прикрывали его на протяжении десятилетий - не могли свидетельствовать против него, не впутавшись сами. Все, что у меня есть - это мое собственное свидетельство. - Полиция проведет расследование! - Какая полиция? Он издевался надо мной в трех разных странах семь лет назад, - его голос надломился. - Даже если бы я мог вспомнить, что и где произошло, все эти страны подчиняются разным законам. Он умен и передвигает своих мальчиков, как шахматные фигуры. - Мы сделаем это здесь, в Великобритании, - решительно процедил я. - Это мое слово против его. У меня нет никакого доказательства. - Что, если мы найдем других жертв, которые подтвердят твою историю? - Ганс мертв, - я достал свой телефон. - До друзей Джиджи в Париже дошли слухи. Я проследил за ними, немного покопался и узнал несколько имен, - он сделал глоток горячего чая, с осторожным оптимизмом. - Мальчики Бошампа послушны. Они скорее причинят боль себе, чем ему. Просто посмотри на Ганса, посмотри на... - Парень остановился, не упомянув о себе. Как только я начал искать эти имена и сделал несколько звонков, понял, что имел в виду Гарри. Почти никто из мужчин не хотел со мной разговаривать, а те, кто хотел, сердито протестовали, что между ними и Бошампом никогда ничего не было. Один бывший танцор был так взбешен этим предложением, что сказал, что, если это когда-нибудь дойдет до суда, он будет свидетельствовать от имени Бошампа. Было уже поздно. Я сидел за своим маленьким письменным столом в своей комнате, в то время как Гарри лежал в постели и читал. Мои глаза отяжелели. Чувствовал, как меня поглощает безнадежность. Должно было быть что-то, что я мог сделать, какой-то способ привлечь его к ответственности. Поклялся продолжать пытаться, сколько бы месяцев или лет это ни заняло. Гарри пожертвовал собой ради меня. Я бы боролся за него. - Луи, ты устал. Иди в постель, - он мирно лежал там, его темные волосы разметались по подушке, одна нога поджата под другую. - Я думаю, - парень подошел и обнял меня голыми руками. - Пожалуйста, отпусти это, - я поцеловала его руку. - Нет. - Ты позволил ему проникнуть в твою голову. Притянул его теплое тело к себе на колени и прижался щекой к его сердцу, чувствуя знакомый ритм. - Что он сказал обо мне? - тихо спросил Гарри. Я тщательно подбирал слова, не мог рассказать ему обо всех мерзостях, которые наговорил Бошамп, не травмировав его еще раз. - Он пытался настроить меня против тебя, сказал, что ты врал о том, почему ушёл из Большого театра. Ты можешь в это поверить? Я думал, Гарри будет так же недоверчив, как и я, но он вырвался из моих рук и заполз обратно в кровать. - Гарри? - Я не был до конца честен с тобой, Луи. Я немедленно встал из-за стола и сел рядом с ним, разглаживая ладонью смятое покрывало, не думал, что между нами больше есть какие-то секреты. Что еще он мог скрывать от меня? Стайлс положил руки мне на плечи. Я затаил дыхание, готовясь к худшему. - Это представление "Лебединого озера" будет моим последним, - я моргнул. - Что ты хочешь этим сказать? - Мое колено. - Это травма. Тебе станет лучше. - Нет, не станет. Я перенес три операции в Москве. Последнюю не выдержал, - отчаянно вцепился в его ноги. - Ты слишком молод! Твоя карьера только началась! Разве ты не можешь получить второе мнение врача здесь или в Америке? Есть специалисты... - Это конец. Он и так уже столько выстрадал и не мог пережить потерю своей карьеры. Я прижался губами к шраму на его колене, как будто одна только сила моей любви могла исцелить его. - Итак, Бошамп говорил правду? Русские попросили тебя уйти? - Нет. У меня есть еще одно представление, - он взял меня за руку. - Вот почему я вернулся. Хотел танцевать рядом с тобой в последний раз. - О, Гарри. Я обнимал его, и мы вместе оплакивали его потерю. Только другой танцор мог понять, что у него отнимают. Он напомнил мне те засушенные цветы в гримерке Джиджи: все еще был Гарри, все еще красивым, но существенная часть его умерла. - Кто-нибудь еще знает? - Только Лиам. Кеннет никогда бы не предложил мне контракт, если бы знал. Лиам понимает, каково это - закончить карьеру из-за травмы. Он хотел дать мне шанс, которого у него никогда не было. Неудивительно, что Гарри нужно было, чтобы все было идеально, почему он так контролировал и был одержим каждой последней деталью постановки. Он никогда больше не будет танцевать балет, который так много значил для него. Я горевал не только о нем, но и о себе, и обо всем мире. Мы теряли такой талант. Он мог бы танцевать еще двадцать лет. Какая трагически короткая карьера. Это была короткая яркая вспышка, но он сиял ярче любой другой звезды. Крепче обнял его и унял слезы. - Для меня будет величайшей честью в жизни танцевать рядом с тобой. - Давай войдем в историю, - храбро сказал он. Я прижался лбом к его лбу и запустил пальцы в его волосы. Прошло совсем немного времени, прежде чем почувствовал, как во мне поднимается знакомая ярость. Все его страдания происходили из одного и того же источника. Это был симптом, но Бошамп был болезнью. Он украл невинность Гарри и из-за этого лишил его карьеры, его искусства. Потеря Гарри только укрепила мою решимость. Я высвободил руки из его волос и вернулся к своему столу. Гарри потянулся ко мне. - Все кончено, Луи. Эти люди никогда не заговорят. Мы никогда не найдем никого, кто согласился бы подтвердить мою историю, - я пролистал старую программу на своем столе. Мои глаза расширились. - Может быть, есть другой способ.