*
Он заполняет квитанции и проверяет последние заказы, как наказал ему Люк («Новый год – это какой-то кошмар, все сходят с ума, поэтому проверь каждый заказ дважды. Или трижды. Ну или десять раз, чтобы не волноваться», - повторил он несколько раз перед отъездом, и Бен ответил стоном, хотя все равно уловил смысл этих слов), когда его телефон начинает звонить. Бен отрывается от листка бумаги, который изучал всего несколько секунд назад, решив, что это Люк звонит напомнить о проверке заказов, - и уже готов снова стонать, ныть и вести себя как ребенок. Но на дисплее отображается номер Рей. Честно говоря, это не лучший момент в его жизни – все валится из рук, и он бросается к телефону, как нетерпеливый подросток, но старается не думать об этом, когда принимает звонок и подносит телефон к уху. Сердце в груди ускоряется, как от удивления, так и от мысли о том, что ему звонит Рей, и он чувствует себя глупым, но в то же время невероятно счастливым. Он понимает, что не должен так себя вести, но ведь его сердце – новорожденное существо, неопытное и полное чудес, и ничего не может с собой поделать. - Алло? - неуверенно говорит он, и голос кажется странным и скрипучим, каким-то забытым. Только сейчас, держа телефон и разговаривая с Рей, он понимает, что не произнес ни слова с сочельника и она была последним человеком, с кем он разговаривал по-настоящему. В этом есть нечто поэтичное – в каком-то отчаянном, грустном, жалком смысле. - Привет, - отвечает она, и ее голос такой же теплый и яркий, каким он его помнит. Его бросает в дрожь, а с сердцем происходят странные вещи, как всегда, когда она рядом – оно стучит бешено и глухо и напоминает живое существо, которое хнычет и пытается вырваться из клетки его костей. - Ты в городе? Он недоуменно хмурится, но все равно отвечает. Он не всегда понимает ход ее мыслей, но позволяет вести себя, взять за руку и загнать в бездну чувств и эмоций, которые он и не знал, что может испытывать. - Да, я в магазине, - отвечает он, оглядываясь. Здесь тихо и пусто без торжественного присутствия Люка, и даже цветы сегодня кажутся менее яркими. Он понимает, что что-то в его дяде делает это место особенным. Рей издает счастливый тихий звук, что-то вроде мурчания, от которого у него покалывает кожу. Он может представить ее – телефон зажат между плечом и ухом, потому что она всегда делает что-то параллельно, двигаясь со скоростью сто миль в секунду, губы изогнуты в легкой улыбке, яркие глаза сфокусированы. Ему не терпится увидеть ее, провести пальцами по прядкам волос, падающим на лоб, и убрать их за уши, взять ее лицо в ладони, и он обнаруживает, что дрожит при этой мысли. Он так сильно, так отчаянно хочет этого, нового и пугающего, и приходится заставить себя сделать вздох, прежде чем сказать что-то глупое. - Хорошо, - говорит она, и он слышит в голосе улыбку. О, как же это приятно; он вспоминает, как эти губы прикоснулись к его коже всего неделю назад. – У тебя перерыв, да? Он оглядывает пустой магазин, пожимая плечами. - Ну, вообще, все заказы были подготовлены и отправлены, поэтому я закрою магазин в час, - отвечает он, сжимая губы. Она снова мурчит – звук довольный и спокойный, от которого ускоряется его сердце, и в момент безрассудства он осмеливается снова заговорить. – Почему ты спрашиваешь? Следишь за мной? Она тихо смеется, и это так красиво. Он уже много раз слышал ее смех – в тату-салоне, открытый и беззаботный; в «Сопротивлении», когда она мягко посмеивалась над ним и смотрела теплыми глазами; когда они шли по улице и она запрокидывала голову, как маленький ребенок. Но это совсем другое ощущение – ощущение близости и покоя, когда звук идет от уха прямо к сердцу, проникает в кровоток и течет по венам. Это так приятно, что на мгновение он даже забывает о себе – о том, что в его жизни не должно быть ничего приятного. - Нет, - отвечает она, и он все еще слышит улыбку, эхо на ее губах. Он задается вопросом, каково это – ощутить ее улыбку на своих, а затем проклинает себя. - У меня для тебя кое-что есть, - и голос звучит лукаво. Он даже не удивляется, когда обнаруживает, что тихо смеется. Такое ощущение, что она уговаривает его показать себя с новой стороны - дышать и жить несмотря на всю ничтожность и отчаяние. Он смеется, когда она рядом, и на какое-то время становится легче, и в этот сияющий миг он даже способен забыть про все остальное. - Можешь перестать говорить, как торговец наркотиками? Прикрепленный к тебе агент ФБР, должно быть, с ума сходит. На другом конце линии тишина, а затем она хихикает – это единственное слово, которое он может использовать. Рей хихикает, и этот звук настолько чистый и незапятнанный, что он почти чувствует себя недостойным его. Серебристый, нежный и такой красивый. Все его внутренности скручиваются в узел. Он снова напоминает себе дышать. - Не могу поверить, что ты только что использовал мем в реальной жизни. Зануда. Хорошо, - он слышит, как она медленно вдыхает и выдыхает, чтобы успокоиться. Представляет, как она запрокидывает голову, прижимая руку ко рту, а ее лицо обрамляют волнистые мягкие волосы. Это согревает сердце. – У меня для тебя рисунок. Никаких наркотиков. Ты можешь подождать меня в магазине? Я заскочу около часа. Он отвечает даже не задумываясь. - Конечно, - слышит он свой голос, и она снова издает этот легкий счастливый звук, который он хочет слышать всю оставшуюся жизнь; это тревожит и пугает, и он не может оценить величину этого желания, но звук повторяется и на мгновение облегчает задачу. - Не опаздывай. Рей фыркает, и он отдал бы все, чтобы увидеть ее прямо сейчас, наморщившей нос с улыбкой на губах. - Не опоздаю, - уверяет она его наполовину раздраженно, наполовину серьезно. Молчание, а затем она снова говорит: - Тогда увидимся позже. Он чувствует себя немного неловко и инстинктивно переносит вес с одной ноги на другую. - Позже, - подтверждает он, а затем вешает трубку, недоверчиво глядя на телефон, словно ища доказательства того, что разговор действительно произошел. Остаток дня он проводит в неясном тумане, сосредоточившись на мысли, что сюда едет Рей. Он заставляет себя проверять заказы и готовить букеты в последнюю минуту для случайных клиентов. Единственное, о чем он может думать, это ее хихиканье и каким красивым оно было бы на ее лице. В 13:15 он возится со своими руками, нервно ерзает за стойкой и каждые несколько секунд смотрит на дверь. «Может, она все-таки не придет», - говорит злобный голос – голос, который звучит в точности как у Сноука, - «может, ей вообще наплевать. Может, ты этого не заслуживаешь», - напоминает ему он. - «Ты не заслуживаешь доброты и уж точно не ее». Голова кажется тяжелой, как и его дыхание. То ужасное желание вернулось, и он думает, как легко было бы ударить кулаком по окну, чтобы осколки стекла врезались в кожу, а кровь текла по руке красными ручейками. От этой мысли скручивает живот, и он вздрагивает, пытаясь изгнать этот образ из головы, думать о другом. Он не может снова поступить так с Люком, нет – тот доверил Бену свой магазин, сочтя его достаточно аккуратным и адекватным, чтобы оставить одного на рождественские каникулы, и однажды он уже облажался. Он не может его разочаровать. Но это желание никогда не утихает, никогда не слабеет, никогда не смягчается – оно всегда там, в глубине разума, напоминает, кто он на самом деле и на что действительно способен. Он пытается взять себя в руки, сжимая стойку так сильно, что белеют костяшки, и смотрит на свою ушибленную руку, где пурпурная опухоль превращается в желтую, и говорит себе, что все в порядке, что это глупо – так расстраиваться лишь потому, что она опаздывает, но он чувствует на себе ужасный груз – последнего года, отца, голоса матери, и доброты Люка, и крови, и боли, и Рей, Рей, Рей, и... Мысли прерывает открывшаяся дверь, и вот она, маленькая стройная фигурка в сером, в огромном пальто и в шапке. В ее волосах маленькие идеальные снежинки, а на лице – улыбка. Рей – такая настоящая, прекрасная, совершенно естественная в своей красоте. Дыхание застывает на его губах, и он почти готов заплакать. «Не будь дураком», - говорит он себе, но то, как она улыбается, отнимает у него последние силы. - Привет, - говорит она, подходя к стойке, и он с некоторым удивлением понимает, что у нее в руке стакан кофе. Она ставит его на деревянную поверхность, а затем поднимает глаза и улыбается ему. - Кофе для тебя, свой я уже выпила. Извини, я знаю, что опоздала. Ее улыбка становится слегка виноватой, когда она снимает шапку и перчатки, легко кладя их на стойку. - Общественный транспорт, знаешь ли. Один раз прошел снег, и все летит к черту – такое ощущение, что пытаешься добраться до Мордора. Она пожимает плечами, но Бен хмурится в ответ и смотрит на нее так, будто в первый раз видит. - Ты приехала сюда на автобусе? - удивленно спрашивает он, абсолютно не в силах осознать это. Она недоуменно хмурится. - Конечно, - будто это очевидно. Но это не так – не очевидно, что кто-то может сделать ради него нечто подобное. Ей не нужно было пересекать половину города, чтобы добраться до него в этот снежный праздничный день, и все же она здесь, наклоняет голову и изучает его так же пристально, как он ее, изогнув губы в легкой улыбке. Бен не может этого понять, но все равно принимает. - Пей кофе, а то остынет. Ну, наверное, уже остыл, но я спешила как могла. Он бросает взгляд на стакан перед собой и поднимает его, удивленный сложившейся ситуацией. Он прохладный, но не такой холодный, как можно было бы подумать, и когда он делает неуверенный глоток, то сам кофе оказывается достаточно теплым и немного проясняет его мысли. Он знает, что она заметила блеклые синяки на его костяшках – ее глаза становятся очень мягкими, - но она молчит, и он рад этому. - Ты должна перестать покупать мне кофе, - с улыбкой говорит он, чтобы она знала, что на самом деле он не сердится. Он и не стал бы – это приятно, знать, что она подумала о том, чтобы заодно купить ему кофе. – Или, по крайней мере, дай мне шанс ответить тем же, хоть раз. Она смеется и пожимает плечами, и его восхищает, что она ведет себя так, будто это ничего не значит. - Я не против, приятно, когда у тебя есть тот, для кого можно делать такие маленькие приятные вещи, - признается она, склонив голову набок и тихо улыбаясь. На ее лице так много нежности, и Бен чувствует, как дрожат руки, крепче сжимая стакан, чтобы скрыть это. - Достаточно простого спасибо. Он улыбается, делая еще один глоток кофе. - Спасибо, - говорит он, посылая ей взгляд поверх стакана, и она радостно улыбается. Ее глаза сияют, а снежинки в волосах придают сверхъестественный вид – кажется, будто она сошла со страниц книги со сказками со своими резкими чертами, смягченными улыбкой, и снегом в волосах, и добротой и весельем в изгибе губ. Он понимает, что она красива. Он конечно всегда это знал – ведь воспоминание о ней в маленьком красном платье, элегантном пальто и на высоких каблуках так трудно выкинуть из головы, - но теперь в ней есть что-то особенное, рожденное окружением ярких цветов. Она снова заставляет это место сиять. - Итак, - говорит он, опершись локтем о стойку и глядя на нее сверху вниз. – Ты сказала, что у тебя для меня кое-что есть. - Ах да. Вот и все, что она говорит, а затем сует руку в сумку и достает папку. Бен не понимает, как ей вообще удалось ее туда впихнуть. Она кладет ее на прилавок рядом с перчатками и шапкой и, быстро вытащив из нее листок, протягивает ему с нервной улыбкой и не глядя в глаза. - Вот. Только не рассчитывай на многое. Она нервничает - такой он ее никогда не видел. Рей всегда самоуверенная и спокойная, и Бен восхищается этим, но теперь она выглядит нерешительной и напуганной, и его сердце теплеет. Не то чтобы он увидел абсолютно другого человека - скорее открыл ее для себя с новой стороны, и рад этому. Он хочет знать о ней все - что заставляет ее улыбаться и что заставляет плакать, и все, что между. Это пугает, но не слишком - желание давно крылось где-то в глубине его души. Он берет листок, пытаясь успокоить ее улыбкой, а затем смотрит на разработанный ею дизайн. Это все еще кажется странным - он знает, что заплатит ей, так что она всего лишь делает свою работу, но тот факт, что она приехала в тот день, когда могла быть где угодно и праздновать, заставляет сердце биться чаще. А потом оно вообще останавливается: он разглядывает рисунок. - На самом деле, ничего особенного, - говорит она, вероятно, чтобы нарушить тишину. Ее неуверенность звоном отдается в его голове - он может различить ее в словах, потому что слишком хорошо знает это состояние. - Я старалась изо всех сил, но... - Это прекрасно. И это действительно так: рисунок сложный и многослойный, но в то же время красивый. Простой цветочный узор - из ромашек, понимает он - тянется сверху вниз, разделяясь на геометрические линии, которые в конечном итоге соединяются в созвездия там, где должно быть его запястье. Она так старалась, что рисунок созвездий выглядит как настоящая звездная карта. Это прекрасно, чудесно, он потрясен и понимает, что ни один человеческий язык не смог бы сейчас передать бушующие внутри эмоции. - Тебе нравится? - неуверенно переспрашивает она. Подняв голову, Бен видит на ее лице страх, волнение и что-то неуловимое. Рей пытается улыбнуться, но скорее гримасничает. - То есть, знаю, это очень... - Мне нравится, - быстро говорит он ей, и это слово действительно лучше всего подходит для выражения его чувств. Он в восторге от дизайна и уже может представить его на своей руке - как цветы распускаются звездами прямо на коже, превращая шрамы в нечто особенное. Он обратился к ней только потому, что хотел их спрятать, но она каким-то образом сделала из них шедевр. Она сияет, глаза светятся счастьем, и Бен хочет только одного: делать ее такой счастливой каждый день своей жалкой жизни. - Детали потрясающие, ты как будто прочитала мои мысли. Это... это прекрасно, Рей. Она смущается, ее лицо приобретает милый розовый оттенок, а сердце Бена с криком колотится в груди. Он почти уверен, что она слышит его ритм. - Я просто вспомнила, что ты говорил о том, что тебе нравится, - говорит она, пожимая плечами, как будто это не имеет большого значения. Но для него - для него имеет. Впервые за много лет кто-то действительно пытается что-то запомнить о нем, и его сердце охватывает боль, но боль приятная. Он не уверен, что сможет выдержать, но не боится. - Что ж, ты сможешь поговорить с По после праздников. Он хмурится, не скрывая замешательства. - По? - спрашивает он, склоняя голову набок и пытаясь посмотреть на нее. - Я думал… то есть, это же твой дизайн. Я хочу, чтобы ты сделала мне татуировку. Это прозвучало более напряженно и резко, чем он того ожидал или хотел, но Рей, похоже, все равно. Она смотрит на него с удивлением, огромными, как у ребенка, глазами, но не морщится. - Хорошо, - в конце концов она кивает, а затем на ее лице появляется улыбка. Ее ямочки доводят ритм его сердца до безумия, и он жаждет прикоснуться к ним, просто чтобы узнать, каковы они на ощупь. - Спасибо, - говорит он, закусив нижнюю губу. Язык все привыкает к словам, и чувство благодарности ощущается как нечто, что он еще пытается осмыслить. - За все. Он чувствует себя неловко и довольно глупо, но она снова смеется, и так красиво, что впервые в жизни он расслабляется. Он не знает, откуда у нее такая власть над ним, но не жалуется - все идеально, пока она так смеется и улыбается. - Не стоит благодарности, - она качает головой, протягивая руки, чтобы забрать у него рисунок. Ее пальцы соприкасаются с его, и ему приходится напоминать себе не двигаться, чтобы ничего не испортить, взяв ее за руку. - Я заберу его, и мы все обсудим после рождественских праздников, - добавляет она, пряча листок обратно в папку и каким-то образом умещая ее в сумку. Он смотрит на нее, как на волшебное существо. - Кстати, ты голоден? Думаю, мы можем пообедать вместе, если хочешь. Что? – вот единственная связная мысль, посещающая его в эту минуту, и он смотрит на нее с удивлением в глазах и покрасневшими щеками, но не колеблется. - Конечно, - отвечает он почти сразу, и она улыбается так широко и ярко, что почти ослепляет его. О Боже, как же это убого и сентиментально. Добром не кончится. – Я только переоденусь и закрою магазин, и можем идти. Он быстро переодевается в задней комнате. - Не волнуйся, я не буду подглядывать, - говорит Рей, и он издает сдавленный звук, густо краснея и радуясь, что она не видит его или его уши, потому что это было бы неловко, - а затем со счастливой улыбкой помогает ему закрыть магазин. Снег еще идет, но слабый, и, как в кино, пока они направляются вниз по улице, несколько снежинок опускаются на ее волосы. - Знаешь, я никогда не видела снег до того, как переехала сюда, - признается она, вытягивая руку в перчатке, чтобы поймать снежинки. В ее движениях энтузиазм ребенка, а он смотрит на нее сверху вниз с наливающимся чувствами сердцем. – В Джакку никогда не было снега. Он фыркает. - Господи, это же глухомань, - говорит он, прежде чем успевает подумать. Не сводя с нее глаз, кусает губы, но она смеется – такая очаровательная, красивая и теплая в окружении снежинок. – Прости. - Нет, ты прав. Это отличное описание Джакку, - она пожимает плечами, а затем ее рука оказывается на его локте. Они молча идут по улице, и кажется, что она ведет его за собой – как сияющая нить, каким-то образом удерживающая его на Земле. Он вздыхает, сам того не замечая, но затем нежно улыбается девушке рядом с ним под снежным небом. - Думаешь о еде? - спрашивает она, и уголки ее губ изгибаются. Он кивает, улыбаясь. - Ага, о еде. Они обедают в небольшом ресторане поблизости без неловкости или принуждения; это похоже на один из их совместных перерывов на кофе в «Сопротивлении», простых, привычных и спокойных, какой часто бывает красота. Они говорят о погоде и местах, где выросли, и он понимает, что рассказывает больше, чем собирался. Рассказывает о детстве в Чандриле, о снеге, и как его отец водил его в небольшой парк рядом с их домом, чтобы они могли устроить настоящую снежную битву. Он не чувствует сильной боли, пока делится своими историями – может, потому что Рей улыбается ему, и ее глаза сияют, и она смотрит на него так, будто он самый прекрасный человек во Вселенной. Все скорее похоже на приятные воспоминания, и он удивлен, что еще способен так думать. Он не мог ничего вспомнить в тот последний раз, когда смотрел на свой телефон после звонка Люка, рассказавшего ему об отце. Может, он действительно начинает исцеляться. Может, позволяет себе это несмотря ни на что. Она рассказывает ему о Джакку, о том, насколько огромна и ужасна пустыня, и как одиноко она чувствовала себя в детстве, разглядывая по ночам дюны, дюны и только дюны. Но еще она говорит о цветах, выросших посреди пустыни и напоминающих ей, что жизнь может вынести все это, а значит и она тоже. Он смотрит на нее, как на нечто необыкновенное, чудо из плоти и крови, веснушек и искренней решимости. Она не говорит о родителях, а он не спрашивает, потому что знает, насколько сложной может быть эта тема; она расскажет, когда будет готова. Удивительно, но впервые в жизни ожидание не кажется таким ужасным, как могло бы. После он провожает ее до автобусной остановки. Пытается убедить вызвать такси, но снег перестал, улицы расчищены, и она настаивает на том, чтобы доехать на автобусе, поэтому он сдается. Они идут по улице, толкаясь плечами, шутя, улыбаясь и болтая как старые друзья. От звука ее смеха в холодном чистом воздухе его сердце дрожит. - Итак, - говорит она, когда они подходят к остановке. Автобус должен приехать уже совсем скоро, поэтому он решает подождать с ней – и потому что это кажется милым, и потому что совсем не хочет прощаться прямо сейчас. Ему хочется провести с ней весь день. Это что-то новое – он ненавидел общество других людей с самого детства. Но она другая: кажется, будто она видит самую глубину его души и знает, когда лучше говорить, а когда помолчать. Такое понимание выходит за рамки всех остальных отношений, имевших место в его жизни – никто никогда не видел его так ясно, и он не хочет отпускать ее. Это пугает сильнее всего. Однажды Рей поймет, насколько он испорчен, и прекратит общение; а Бен не знает, как смириться с этой мыслью, потому что в глубине души знает: она уже стала частью его жизни. Он не может представить себе и дня без нее. - Что? – спрашивает он, подняв бровь, и на ее щеках появляется слабый румянец. Он подчеркивает веснушки на носу и скулах, превращая ее лицо в произведение искусства. - Что ты делаешь сегодня вечером? – спрашивает она, склонив голову. Румянец не исчез, но в голосе нет смущения, и она ведет себя прямолинейно и уверенно, как всегда. Он издает какой-то сдавленный звук, похожий на хныканье: кажется, это его стандартная реакция на жизнь. Он почти забыл о сегодняшней ночи и хотел бы забыть опять, ведь она смотрит на него в ожидании и с надеждой, что не сулит ничего хорошего. - А что? – спрашивает он, но это скорее напоминает хрип. Он знает, что ведет себя по-детски, и ничего не может поделать. При мысли о новогодней ночи неприятно скручивает живот. Он все же пытается улыбнуться. - Ты пытаешься затащить меня на вечеринку? «Она проявляет доброту», - напоминает он себе. Просто переживает за него. Мысленно он переносится в сочельник, когда ее губы коснулись уголка его рта и мир изменился навсегда. - Что ж, - говорит она, засовывая руки в карманы пальто и пожимая плечами с легкой улыбкой на губах. – По пригласили на вечеринку, и он сказал, что мы можем привести кого-нибудь, так что... - она сжимает губы, ее глаза двигаются, изучают его лицо. – Ты не обязан соглашаться. Я знаю, ты не празднуешь. Он смотрит на нее сверху вниз. Она маленькая и тонкая и в шапке выглядит девочкой, но в ее глазах свирепая решимость и что-то еще, неясное, но сильное. Она упряма и безжалостна, никогда не сдается, и поэтому нравится Бену. - Почему ты это делаешь? – спрашивает он, изучая ее. Он действительно не может понять, почему такой сияющий и яркий человек вообще хочет проводить с ним время, не говоря уж о том, чтобы затащить на вечеринку и попытаться развеселить. Но Рей просто улыбается своей обычной улыбкой – доброй, упрямой и чисто в ее духе, улыбкой, которая каким-то образом нашла путь к его сердцу. - Не знаю. Я могла бы сказать, что мне грустно при мысли, что ты будешь один в канун Нового года, или что я делаю это по доброте душевной. Но правда в том, - ее щеки снова краснеют, но голос не дрожит, а глаза не отрываются от его лица, – что я очень хочу, чтобы ты был моей парой. Эти слова полная неожиданность. Они, почти как нож, которым ее нежные пальцы ударили его прямо в сердце и прокрутили лезвие. Он моргает несколько раз, возможно, чтобы убедиться, что не спит, но она здесь, перед ним, честная, открытая и настоящая, и говорит ему, что хочет, чтобы он был ее парой. Это абсурдно, шокирующе и просто невозможно, но самое невероятное – это правда. Он ее не заслуживает, но, Боже, как же жаждет. - Парой? – спрашивает он, потому что, что ж, это все, о чем способен думать. Слово «пара» вспыхивает в голове неоновой вывеской, и он чувствует себя идиотом – как и всякий раз, когда рядом Рей, - все еще пытаясь понять его концепцию. Рей не смеется и не издевается над ним, просто смотрит с обычной улыбкой на губах, не сводя ярких глаз с его лица и следя за каждым движением. - Да, - говорит она, без стыда, сожаления, смущения; как же она нравится ему, как же потрясающа ее искренность. – Парой. И правда, как он может отказать ей? Она прямо здесь, перед ним, с улыбкой на губах, погружающей его сердце в хаос, и говорит, что хочет, чтобы он – сломанный, неизлечимый Бен – был ее парой, и кто он такой, чтобы сказать нет? Кто он такой, чтобы бросить вызов ей, ее прекрасному веснушчатому лицу и взгляду сияющих глаз? - Знаешь, я не хожу на вечеринки, - говорит он, кусая губы. Она кивает, и хуже всего то, что даже не выглядит грустной или разочарованной – она привыкла к отказам. Он не может вынести этого и, в конце концов, уже понял, что пропал, когда она смотрела на него, подняв брови и скрестив руки, в тот первый день в салоне несколько месяцев назад. - Но я могу сделать исключение. Для тебя. Улыбка, которая озаряет ее лицо, - самое яркое, что он видел в своей жизни, и его сердце колотится и бьется так яростно, что почти уверен: она тоже его слышит, но ему все равно. Он хочет, чтобы она знала – и пусть не понимает, как это сделать, но надеется, что она возьмет его за руку и каким-то образом все получится. - Правда? – говорит она, широко раскрыв глаза и изогнув губы, такая удивленная и счастливая, что Бен тоже чувствует себя почти счастливым – будто ее эмоции отразились в нем, связывая две души красной нитью. - Не рассчитывай на многое, я, скорее всего, буду просто неловко стоять в углу, - предупреждает он, и в ответ Рей смеется, как обычно запрокидывая голову – прекрасная картина, которую он готов наблюдать бесконечно. - Я должен нарядиться? – он подносит руку к основанию шеи, проводя пальцами по волосам. Сама мысль о том, чтобы переодеться, заставляет его вспоминать о вечеринках «Первого Ордена» и о том, как он их ненавидел. «Все будет по-другому», - говорит он себе, но все равно чувствует тошноту. Она пожимает плечами. - Не нужно ничего особенного, это просто вечеринка, - отвечает она, и Бен смотрит на нее, осознавая, что не имеет ни малейшего представления о том, что для нее значит «ничего особенного». – И кроме того, ты бы в любом случае выглядел отлично. Все его протесты умирают на губах. Мозг перестает работать, и он чувствует, как краснеют щеки и жжется кожа. Рей мягко смеется, а затем кладет руку в перчатке ему на плечо и нежно гладит, будто пытаясь успокоить. Будто она может чувствовать его – его эмоции, то, как его разум крутится и трепещет, и остается рядом, направляя его своим ярким взглядом и решимостью. Это приятно, и кажется, что впервые в жизни он обрел убежище – место, куда можно вернуться, когда буря в его голове слишком сильна. Вскоре после этого приезжает автобус, и она поднимается на цыпочки, чтобы нежно поцеловать его в щеку. Он чувствует, как горит его тело, но это приятная боль – боль, к которой он может привыкнуть, боль, которая не оставляет шрамов. - Я заеду за тобой в девять, - говорит он, когда она садится в автобус. Рей оборачивается к нему и улыбается так ярко, что весь мир обращается в ничто. - Я пришлю тебе адрес, - отвечает она, а затем дверь автобуса закрывается, она исчезает внутри, а Бен остается стоять на холодном декабрьском воздухе, гадая, во что, черт возьми, ввязался.*
Дом красивый, потрясающий, полный огней, со стеклянными стенами и современной мебелью и, когда они подходят ближе, напоминает ему кадр из фильма, «Великого Гэтсби». Он поражает своим величием, однако оживляет то, что Бен пытался убить все эти месяцы, и безуспешно – все воспоминания о «Первом Ордене» и их вечеринках, об унижении и отчаянии и... - Бен, - рука Рей находит его, и она легко переплетает их пальцы, слегка дергая, чтобы привлечь его внимание. Ее кожа теплая и мягкая и немного проясняет его разум, отгоняя все ужасные, но полюбившиеся мысли. – Это просто вечеринка. Можем уйти, если хочешь. Он поворачивается в ее сторону, кусая губы. Даже в слабо освещенном саду, с танцующими на ее лице огнями, она самое прекрасное создание на Земле. Распущенные волосы волнами обрамляют лицо, одета она в красивое черное кружевное платье, а помада на ее губах волнующего красного цвета. Однако ее глаза – вот главное, что завораживает своей красотой. Они меняют цвет с орехового на зеленый и другие, что между, смотрят на него с заботой, любовью и беспокойством, слитыми воедино. - Нет, все в порядке, - говорит он, и, что удивительно, так оно и есть. Он все еще напуган, и мысль о праздновании среди других людей кажется чуждой и жуткой, но она здесь, держит его за руку, и все становится в порядке. – Я хочу сделать это. Она улыбается, и беспокойство на мгновение исчезает из ее глаз. Она подходит ближе и поднимается на цыпочки, пусть и снова на каблуках, чтобы мягко поцеловать его в щеку. - Хорошо, - шепчет она, поглаживая тыльную сторону его руки. – Но, если станет чересчур, ты мне скажешь, правда? Он кивает, слишком удивленный, чтобы говорить, и она снова улыбается. Они идут к двери, а Рей все еще держит его за руку. Сама вечеринка – это нечто большое. Нет другого слова, чтобы описать, каково это – быть там, в окружении людей, музыки и шума. Это разительный контраст с вечеринками «Первого Ордена», такими наигранными и сдержанными – инструментальная музыка играет мягким фоном, в большом зале вспыхивают оживленные разговоры, а Бен пытался спрятаться за бокалом вина. Ему кажется, что жизнь всегда была чередой вечеринок, на которых он не хотел присутствовать, но все становится другим, когда Рей поворачивается к нему лицом, поглаживая его руку. - Помни, можем уйти когда захотим. О Боже, как же она ему нравится. Они с Рей заходят внутрь, держась за руки, и, как и ожидалось, дом переполнен людьми, так что не протолкнуться, шум и музыка почти оглушают. Он едва чувствует стук собственного сердца, но все кажется легче, пока она нежно поглаживает его руку, а ее пальцы идеально переплетены с его. Паника не оставляет его ни на секунду, но он может сосредоточиться на Рей и на том, как она улыбается ему, когда они проходят мимо толпы людей. Она сияет, самое прекрасное создание, которое он когда-либо видел. Свет вокруг превращает ее в нечто сверхъестественное, и он понимает, что потерян навсегда. Все остальное – просто фоновый шум. Рей знакомит его со своими друзьями, и Бен неловко машет, чувствуя на себе любопытные взгляды, но все не так плохо, пока она рядом, гладит его спину. Ее рука лежит на его пояснице, удерживая его на месте, и каким-то образом это помогает. Он знает Финна и Роуз – в конце концов, они с Рей проводили свои перерывы в «Сопротивлении», и их легко запомнить. Финн немного насторожен и смотрит на него так, будто ожидает, что Бен сделает что-то неловкое или странное, но затем, кажется, расслабляется, слушая восторженную речь Рей. Роуз мягкая и теплая, и Бен не может подобрать другого слова, кроме как «очаровательная» - она маленькая, меньше Рей, но у нее по-настоящему яркая улыбка и милые глаза, и он понимает, почему она так нравится Рей. Она молчит, но наблюдает, и когда улыбается ему, то Бен чувствует себя удивительно комфортно, даже если ему все еще трудно дышать. По, однако, совсем иной. Бен иногда встречался с ним, ведь, в конце концов, они соседи, но видеть его лично и разговаривать – абсолютно другое дело. Он насторожен, и кажется, будто изучает его и внимательно наблюдает за ним и Рей. Бен чувствует себя неловко под его взглядом, но затем По улыбается и кажется менее угрожающим. Бен не осознавал, что в самом деле боялся его, пока не прошло время и напряжение, сковавшее его плечи, не рассеялось. Это глупо, ведь вообще-то он выше и сильнее, но, в конце концов, По – своего рода семья Рей, да. Это кажется глупым, но он хочет произвести хорошее впечатление. И стремится в смущении убежать при этой мысли. Чувствует себя подростком – вот что уж точно нельзя было представить. Удивленный, По с улыбкой похлопывает его по руке. - Знаешь, ты не так уж плох для Капитана Эмо, - говорит он, подняв голову и глядя ему в глаза. Бен слышит, как Рей стонет и говорит что-то про то, как бы заставить его замолчать навсегда. Он сжимает губы и поднимает брови, встречая его взгляд. - Полагаю, это комплимент? – неуверенно спрашивает он. Рей не убирает руку с его спины, рисуя пальцами круги и успокаивая его своим теплом. По смеется, запрокидывая голову. Смех искренний, и Бен чувствует, как и его губы кривятся в улыбке. В По есть что-то притягательное – энергия, которая всегда окружает ярких, живых людей, о чем они даже не подозревают. Что удивительно, Бену приятно находиться рядом с ним. - Да, полагаю, что да, - говорит По, с теплой улыбкой проводя рукой по волосам. Он обнимает Финна за талию с удивительной для Бена легкостью. – Думаю, ты крутой. Рей улыбается так ярко, что весь остальной свет тускнеет, и он знает, что ведет себя глупо, но не может оторвать от нее восхищенный взгляд. Ее присутствие одновременно успокаивает и поднимает настроение, и его разум окутывает туманом, но, о, все это так прекрасно. Прикосновение ее руки делает их еще ближе, пальцы мягко впиваются в ткань его куртки; это знак понимания и заботы, и он не помнит, когда в последний раз кто-то проявлял к нему такую доброту. - Да, это правда. Мы были удивлены, что Рей позвала тебя, - говорит Финн, и Бен замечает, как Роуз пихает его локтем с убийственным выражением лица. Она маленькая, но выглядит свирепой, и Бен отчетливо понимает, что никогда бы не осмелился перейти ей дорогу. – То есть, все круто, ты крутой и совсем не странный. - Финн! – возмущается Рей, но Бен смеется, и она удивленно поворачивается к нему. Ее глаза блуждают по его лицу в поисках признаков дискомфорта, но он чувствует себя хорошо – загнанным в угол, напуганным, но, как ни странно, в этом нет ничего плохого. Ему понадобится время, чтобы снова сделать вдох, однако сейчас это не так сложно, как раньше. Он понимает, что, возможно, все потому, что они не желают навредить ему. Впервые люди действительно хотят узнать его поближе, а не просто издеваются. Невероятно, как это простое осознание может все изменить. - Все в порядке, правда, - говорит он, успокаивая Рей и Финна. Он знает, что покраснел, как обычно, но, даже если в этом и есть какая-то неловкость, он не чувствует себя и вполовину так плохо, как раньше. - Вот что Финн пытался сказать, - вмешивается Роуз, испепеляя того взглядом; Финн посылает ему робкую улыбку. – Мы рады, что Рей пригласила тебя. Ты кажешься хорошим человеком. О, это неправда, и он даже не может понять, почему Рей прикасается к нему вот так, прижимая свое маленькое теплое тело к его боку, улыбается ему с сияющими глазами, смотрит на него, как на чудо; но, может быть, и не хочет понимать. В конце концов, он никогда не умел рассуждать – все его решения были основаны на порывах, на эмоциях, и он бросался вперед не задумываясь. Именно так он разрушил свою жизнь, но, может быть, в этот раз все получится. Он должен верить. Ее рука на его спине напоминает ему о чем-то, что он считал невозможным – о доме. Он должен верить ради нее. - Да, то есть, ты казался таким пугающим в «Первом Ордене», - говорит Финн, проводя рукой по коротким волосам и нерешительно глядя на него. – Но теперь ты крут, так что, думаю, все в порядке. При упоминании «Первого Ордена» он автоматически замирает. Рей рядом с ним цепенеет, очевидно, чувствуя, как напрягаются его мускулы и замедляется дыхание. В груди возникает тяжесть, голова кружится. Он чувствует прилив крови к ушам, и Рей крепче прижимает руку к его спине, впиваясь пальцами в ткань пиджака, пока он пытается дышать – действительно пытается, потому что не знает, сможет ли. Но он должен. По крайней мере, ради Рей. - Финн, может быть… - говорит Рей, но ее голос в его ушах звучит невнятно, и Бену приходится на мгновение закрыть глаза и обрести равновесие, прежде чем снова заговорить. «Они смотрят на тебя», - говорит знакомый голос в его голове, - «они смотрят, ты выставляешь себя дураком». Но, когда он открывает глаза, рука Рей все еще на своем месте, и он не знает, что она сказала, но Финн одаривает его легкой извиняющейся улыбкой. - Прости, чувак, я… - Нет, - отвечает он, качая головой. Его голос звучит немного решительнее, чем планировалось, но Финн не выглядит обиженным и смотрит на него с той же легкой улыбкой. Бен чувствует на себе взгляд Рей, и ему интересно, что она думает о нем – «что ты неудачник, что ты жалкий и никчемный», - напоминает ему голос, - но ее пальцы все еще касаются его спины, поддерживая, привязывая к себе. - То есть, извини, я не знал, что ты там работал. Наверняка я обходился с тобой ужасно. Скорее всего, он вел себя так с многими людьми. Он ничего не помнит о тех днях, как если бы их поглотил туман хаоса и боли, но... он знает, что не был лучшей версией себя. Никогда не был, если уж на то пошло, но в «Первом Ордене» он, вероятно, был ужасен и... Он действительно не хочет об этом думать, но мысль заставляет его съежиться. Скольким людям он, сам того не замечая, причинил боль за те годы? Финн тоже качает головой. - Нет, чувак, все в порядке, я все равно работал с Фазмой, так что… - говорит он, пожимая плечами. То, как он легко справляется с этим, для Бена равносильно волшебству. Он постоянно думает о боли и страданиях и несет в себе сожаление, как груз, от которого не может избавиться. - Ты крут, правда. Ты мне нравишься. Нам всем нравишься. Он хочет спросить, как это возможно, но не спрашивает, потому что не уверен, что хочет услышать ответ. - Да, но ты должен хорошо обращаться с Рей, - говорит По, вдруг указывая на него пальцем с серьезным выражением лица. Он как минимум на несколько дюймов ниже, но почему-то выглядит достаточно угрожающе. – Или я спущу свою собаку на тебя. Или на твои цветы. Прежде чем мозг Бена успевает обработать эти слова и придумать ответ, рука Рей перемещается с его спины к ладони и тянет. - Что ж, приятно было повидаться, уверена, у нас еще будет время поговорить об этом, - быстро говорит она, и когда Бен поворачивается в ее сторону, то замечает, как она внезапно покраснела от смущения. Он так удивлен, что какое-то время не может думать ни о чем другом, кроме ее порозовевших щек. - Эй, Бен, почему бы нам не взять шампанского? Не дожидаясь ответа – даже если он и не знает, что сказать, - она уводит его подальше от своих друзей, разразившихся смехом. Рей затаскивает его в менее людный угол, а затем проводит рукой по волосам, глубоко дыша и закрывая лицо руками. - Боже, мне так жаль, - говорит она, заглушая слова собственными руками, но он слышит ее сквозь шум, музыку, все это. Она подавлена, и ему это совсем не нравится – ей не за что извиняться. – Они все стремятся защитить меня, но не хотят ничего плохого, обещаю. Прости, если тебе было неприятно. Он нерешительно тянется к ней и нежно поглаживает обнаженное плечо, и, когда она поднимает взгляд, ее глаза впервые полны неуверенности. За ее плечами столько всего – намного больше, чем Рей показывает ему каждый день, и он жаждет узнать ее, проникнуть в глубину души и понять. - Все в порядке, Рей, - ласково говорит он, медленно касаясь ее ключиц. Электрический ток пробегает под пальцами, очерчивающими линии костей, и, когда он снова поднимает глаза, она смотрит на него не отрываясь. Он улыбается, пытаясь ее успокоить. - Они милые. Они мне нравятся. Ее губы изгибаются в легкой улыбке, и Боже, как же сильно она ему нравится – нравится ее улыбка и то, как дрожат ее плечи, когда его пальцы снова скользят по коже, и то, как она смотрит на него, будто он был чем-то важным. Он не знает, как на это отреагировать, но... это приятно. - Хочешь уйти? – спрашивает она, запрокидывая голову, чтобы посмотреть на него. Слегка прикусывает нижнюю губу, прежде чем снова заговорить. – Только ты и я. Звучит слишком хорошо. - Боже, да, - говорит он, прежде чем успевает подумать. Она смеется, запрокидывая голову, как всегда, такая чистая и милая, искренняя Рей, и у него разрывается сердце. Он чувствует нетерпение, которого никогда раньше не испытывал, и хочет лишь спрятать лицо у нее на шее. Они забирают пальто и гуляют по саду, среди машин и мотоциклов, залитых сиянием фонариков. Здесь слишком много света, чтобы можно было увидеть звезды, как он надеялся, но в итоге они оказываются в небольшом уединенном уголке сада, у стены под открытым небом, и все кажется таким тихим и простым. Он все еще может слышать музыку, доносящуюся из дома, но теперь она почти приятна, приглушена расстоянием. Она прислонилась спиной к стене, скрестив руки на груди, чтобы согреться, и он жаждет обнять ее, прижаться губами к шее, покрыть точку пульса поцелуями, и это пугает больше, чем все, с чем он когда-либо сталкивался. Такое желание, боль – все это ново и незнакомо, и он не знает, что делать, но затем она поворачивается в его сторону, мило улыбается, и страх на мгновение утихает. Окутанная лунным светом, она прекрасна, в изгибе ее губ можно увидеть все звезды. Она выглядит так, будто появилась из старого фильма в черно-белых цветах, глядя на него сияющими глазами. - Мне жаль, что со мной все так сложно, - неловко говорит он, вспоминая ее руку на его спине, как она защищала его, ограждала от его собственных мыслей, и вздыхает. Задается вопросом, этого ли она ожидала от Нового года – нянчиться с парнем с повышенной тревожностью и прошлой травмой. - У меня это был тяжелый год. Даже пара лет, - добавляет он, пожимая плечами и кусая губы. Перед его глазами мелькают образы из прошлого года, как в фильме, который он никогда не собирался пересматривать – обычная вечеринка «Первого Ордена», телефонный звонок Люка и все, что за ним последовало, кровь, стекло, боль и отчаяние. А потом он думает о более ранних годах – о которых почти ничего не помнит, ведь они представляют собой смесь боли, гнева и сожаления. – Мне еще есть над чем работать. Он показывает ей ушибленную руку. Кожа в том месте, где был перелом, желтоватого оттенка, и он не смотрит ей в глаза, но может услышать, как ее дыхание на мгновение прерывается, а затем снова возвращается в норму. Сердце в груди отчаянно бьется, и он задается вопросом, почему он это делает – почему обнажается перед ней, показывая самые ужасные и пугающие стороны. «Потому что ты хочешь, чтобы она все равно заботилась о тебе», - шепчет голос, - «потому что отчаянно нуждаешься в ней, и в ее добрых прикосновениях, и в том, как она всего на мгновение дает тебе ощущение полноценности». Он спрашивает себя, так ли плохо желать принятия и заботы, но не может ответить – только знает, что жаждет этого. Она ничего не говорит, и он вздыхает, убирая руку и пряча ее в карман пальто. - Я отстой, прости. Вот и все, думает он, сейчас она прикажет ему уйти, сейчас она поймет, что он слишком безнадежен, чтобы быть достойным любви. Но она протягивает руку, тянется к его руке, вытаскивая из кармана, и переплетает их пальцы. Ее хватка крепкая и твердая, но безболезненная, большой палец поглаживает тыльную сторону его руки, рисуя круги на коже, стараясь не прикасаться к исчезающим синякам и успокаивая. Существо в его груди уже готово выскочить из его горла. Он поворачивается к ней и видит, как она улыбается, глядя на их соединенные руки – мягко и нежно, совсем не похоже на ее обычную лучезарную улыбку. Это что-то тонкое и личное, что она дарит ему и только. - Ты не отстой, - говорит она, поднимая глаза и продолжая улыбаться так, что его душа начинает трепетать. Он и не подозревал, что у него еще есть душа. – Я понимаю. У меня тоже есть сложности, Бен. Ты не одинок. Она обводит большим пальцем линии вен на тыльной стороне его руки. Ее пальцы такие маленькие по сравнению с его, но она выглядит такой сосредоточенной на своем занятии, что ему хочется плакать. Он качает головой. - Ты кажешься такой собранной, - говорит он с отчаянием в голосе и слезами на глазах, потому что это правда. Потому что, несмотря на проблески прошлого, она все еще остается для него загадкой – огромным неизведанным океаном со спокойной, сияющей поверхностью и секретами, поднимающимися из глубины. Она тихо смеется, а затем прижимается головой к его плечу. Действуя почти на автомате, он распутывает их руки, обнимает ее за плечо и прижимает к себе. Это кажется спонтанным, и в первые в жизни он не сомневается в себе. Рей кладет голову ему на грудь, и он знает, что она чувствует быстрые удары его сердца и, может быть, поэтому снова улыбается – тихой нежной улыбкой. Он хочет остаться здесь навсегда и никогда не отпускать ее. - Потому что мне приходится, - тихо говорит она. Его пальцы касаются ее волос, лениво играя с прядями, и она мурлычет, на секунду закрывая глаза. Сердце подобно испуганному зверьку, умирающему от желания упасть к ее ногам. - Я выросла в приюте в Джакку, - признается она, снова открывая глаза. Она не смотрит на него, но он чувствует слабое напряжение и продолжает играть с ее волосами и рисовать узоры на ткани пальто, успокаивая так же, как она успокаивала его много раз. Он ничего не говорит, потому что действительно плох в этом, но держит ее рядом и не отпускает, и в конце концов она расслабляется, прижимаясь к нему крепче. - Прояви я слабость, была бы покойницей, так что, полагаю, просто научилась казаться спокойной. В системе усыновления было не легче, и я просто сдерживала себя. Думаю, с тех пор ничего не изменилось. Он притягивает ее ближе. После этих слов наступает молчание, которое не вызывает дискомфорта. Он гладит ее по плечу, она закрывает глаза, и создается впечатление, что один миг заключил в себе целую вечность: двое людей обнимают друг друга под звездным небом. - Знаешь, это все еще сложно, - шепчет она ему в грудь, пока он рисует узоры на ткани ее пальто и притягивает ближе, делясь своим теплом. - Позволить себе расслабиться. Я все время боюсь. Но с тобой, - мгновение она колеблется, а затем обнимает его одной рукой, - с тобой все легко. Бен слишком поражен, чтобы говорить, и даже не знает, что сказать. Ее слова повисают в воздухе, и он пытается ухватить их, впустить в свой разум, но тот, очевидно, полностью отключился. Он не может в это поверить – чтобы это прекрасное, чудесное существо цеплялось за него и говорило, что из всех людей именно он облегчает ей жизнь. Это кажется невозможным и неправильным. Его сердце под ее щекой колотится быстро и хаотично, бьется и кричит, царапает его горло, пытаясь выбраться наружу. Он хочет ей все рассказать, но не знает как, поэтому продолжает гладить ее по спине, слегка вжимая пальцы в ткань пальто. - С тобой тоже все легко, - тихо отвечает он. Он слышит, как она мягко и нежно вздыхает у него на груди, и чувствует, как в глазах собираются слезы. Затем она тихо смеется – и этот звук, как ему уже известно, порожден смущением. - Извини, я не хотела все портить, - говорит она, слегка отстраняясь, чтобы посмотреть на него. Ее прекрасные глаза блестят, и прежде чем он успевает остановить себя, протягивает руку и касается ее лица, лаская кожу и вкладывая всю любовь и нежность в это прикосновение. Она дрожит, но тоже улыбается, глядя на него снизу вверх, как на что-то бесценное. - Я не должна говорить об этом на свидании. Боже, прости, тебе, наверное, все равно, а нам теперь неловко. - Нет, - искренне отвечает он. Его рука медленно скользит по ее лицу, касаясь губ. Она снова улыбается, и он наконец узнает, каково это – прикоснуться к ее улыбке кончиками пальцев. – Нет, я хочу узнать тебя. Я хочу узнать о тебе абсолютно все. Еще никогда в своей жизни он не был так честен, и это пугает до смерти. Его сердце бьется в груди так, что становится больно, но боль – боль он отлично знает и может вынести, ведь Рей здесь, смотрит на него со звездами в глазах и улыбке, и он не противится. На этот раз он готов к встрече со страхом, готов ко всему, пока она рядом. И он знает, что не заслуживает этого, не заслуживает ее и в итоге развалится на куски, но как можно было бы уйти, когда она смотрит на него, будто наконец нашла что-то стоящее любви? Он не заслуживает ее, но, может быть, это вообще не имеет значения. - Я тоже очень хочу узнать тебя, почти до боли, - шепчет она; в ее голосе любовь, тепло и дом, и все то, что не имело для него ценности, пока она не вошла в его жизнь, с хмурым лицом и таинственной улыбкой на губах, легко справляясь с его резкостью, неловкостью и уничтоженным, сломанным рассудком. - Бен, - она произносит его имя, а затем останавливается, не сводя с него глаз, пробуя имя на языке. Его сердце бешено бьется в груди. Он никогда не был смелым и знает об этом слишком хорошо. Импульсивный, безрассудный, склонный к принятию неверных решений – да, это про него, а вот смелости всегда не хватало. Рей смотрит на него, и он чувствует, как меняются мир вокруг и все, что он знал о себе – благодаря ее сильным, непоколебимым чувствам. И сегодня он может быть смелым. - Ты мне очень, очень нравишься, Рей. Кажется, будто с его груди сняли тяжесть. Больше нечего скрывать, не от чего прятаться. Правда раскрывает его губы, и это пугает – но она же и освобождает его, и Бен чувствует, как на лице появляется улыбка, неожиданная и легкая как никогда. Она смеется в ответ, но он знает, что не над ним – в ее ответной улыбке счастье, а он и забыл, что это значит, если вообще когда-либо знал. - Ты мне тоже очень, очень нравишься, Бен, - шепчет она и встает прямо перед ним, не убирая его руку со своего прекрасного лица и поднимаясь на цыпочки. Он может сосчитать все ее веснушки, и у него перехватывает дыхание. – Можно я тебя поцелую? Он падает, падает, падает – влюбляется в нее быстрее, чем ожидал, и чувствует себя падающей звездой, которая мчится сквозь время и пространство и разрывает небо на части, оставляя после себя обломки. - Пожалуйста, - говорит он; это похоже на всхлип, и он чувствует себя смешным, но затем она целует его, и это больше не имеет значения. Ее пальцы скользят в его волосы, притягивая к себе, а его рука обвивает ее талию, не давая потерять равновесие и прижимая ближе. Он настолько неопытен, что замирает в ужасе, чувствуя мягкое давление ее губ, но затем ее пальцы рисуют узор на его затылке, лениво играя с волосами, и он расслабляется, и целует ее, а она его, и все это должно было быть невозможно, но почему-то реально. Они стоят под открытым небом, потерявшись друг в друге, потерянные для всего остального мира. Ее губы нежные, все это так невинно и сладко: ее тело прижато к его и разделяет его тепло, ее пальцы в его волосах, не тянут, а гладят, ее стоны в его губы, тихие довольные звуки, которые он слышал уже много раз, и Бен хочет плакать, возможно, уже плачет, но это не имеет значения, потому что она здесь, держит его в своих объятиях. Рей отстраняется первой, но не отпускает его – с улыбкой прижимается лбом к его лбу, осторожно смахивая слезы с его лица, наклоняясь, чтобы поцеловать щеки, подбородок, уголок рта. Он чувствует, как дрожит от ее прикосновений, и все это так ново, хрупко и нежно; он хочет рассказать ей, насколько облажался, насколько на самом деле недостоин любви и ужасен. - Бен, - говорит она, беря его лицо в свои нежные маленькие руки. Вблизи ее глаза цвета летнего леса – зеленовато-карие и теплые, древние, и загадочные, и завораживающие. Он хочет потеряться в них навсегда. Она улыбается. – Не думай ни о чем. Пожалуйста. Ее слова разрывают его на части. Она сильная, сильнее его, легко может сделать с ним все что угодно и при этом умоляет его – несчастного, сломанного Бена. У нее могло быть все, и вместо этого она смотрит на него с преданностью в глазах и мольбой на губах. Он нерешительно наклоняется и находит ее губы своими. Она тихонько вздыхает от мягкого прикосновения, и он может почувствовать момент, когда ее глаза закрываются, щекоча ресницами его кожу; как же это сокровенно, искренно и прекрасно. Ее руки на его щеках, притягивая ближе, его лежат на ее бедрах, прижимая ее к себе, и все это напоминает сцену из фильма: маленькая фигура рядом с его, ее пальцы гладят его лицо – две потерянные души, которые каким-то образом нашли путь друг к другу. Пыльный фильтр на зернистом фото. Вечность в мгновение ока. Несколько нот, доносящихся из дома и шепчущих ему на ухо: «Heaven is a place on earth». Когда наступает полночь, он все еще обнимает ее, и она улыбается той мягкой улыбкой, которую бережет для него, шепча ему в губы. - Счастливого Нового года, Бен. Ее пальцы впиваются в ткань его пальто, когда он нежно целует кончик ее носа, и она смеется. - Счастливого Нового года. И, возможно, целую минуту он верит, что все так и будет.