*
Бен стонет, когда она извивается в его объятиях, чтобы выпрямиться, и его рука почти автоматически опускается на ее живот, а длинные пальцы сонно, слабо обхватывают бедро. Она слегка посмеивается. - Который час? – спрашивает она, пытаясь сесть в постели, но он тянет ее вниз, снова обвивая за талию и притягивая к себе. Она не жалуется, закрывая глаза почти автоматически, когда прижимается спиной к его груди. - Час «сегодня воскресенье, и тебе пора спать», - сонно отвечает Бен, целуя ее плечо, а затем прижимается к ней головой, тихо урча себе под нос. Рей изгибается навстречу, снова хихикает и ерзает, чтобы поцеловать руку, прижимающую ее к нему; пальцы следуют по линиям татуировки, которую она изобразила на его коже. Бен снова урчит. За эти недели она многое узнала о Бене. Например, Бен любит обниматься. Он может отрицать это, чувствовать себя неловко и тревожно на людях, почти стесняться, и в то же время каждое утро мягко обнимает ее и нежно целует в шею, проводя руками по коже и не давая сдвинуться с места как минимум десять минут, издавая стон, едва она встает. Сонный, Бен цепляется за нее, переплетая их ноги и прижимая ее к своей груди, покрывая легкими поцелуями каждый дюйм ее тела, до которого может добраться; втайне Рей любит это, хоть и часто опаздывает. Она прощает его каждый раз, и не только потому, что он подвозит ее до работы. Это необычно, чувствовать себя такой любимой, и в большинстве случаев просто похоже на сон, что-то слишком хорошее, чтобы быть правдой, но, когда они оба такие – сонные и мягкие, словно мир вокруг них еще просыпается, – становится легче. Она осторожно поворачивается в его руках, чтобы посмотреть в лицо, и он тихо скулит, теряя контакт. Рей поражается – тому, насколько он жаждет прикосновений, такой сонный, уязвимый и настоящий в ее постели. Ведет себя так, будто является кем-то ужасным, почти монстром, но затем в ее присутствии становится слабым и мягким, и так ей нравится, что она подозревает, что начинает влюбляться всерьез. - Рей, - бормочет он, все еще обнимая ее за талию, и она придвигается ближе, нежно целуя его ключицу. Он снова урчит, все еще не открывая глаз. Он представляет собой удивительную картину – полуобнаженный, с упавшими на лицо волосами, ритмично поднимающейся и опускающейся грудью, и улыбкой на полных губах, и небольшим засосом на месте, где челюсть переходит в шею, и сердце Рей продолжает дергаться, не в силах поверить, что все это действительно происходит. - Спи, - добавляет он, и это звучит почти как стон. Она снова наклоняется, целуя его в шею, и инстинктивно он притягивает ее ближе, обвивая руку вокруг маленького тела. - Не пытайся соблазнить меня, я спал, - снова стонет он, когда ее губы касаются точки пульса, и хватка усиливается. Она хихикает и отстраняется, в последний раз поцеловав его подбородок. Он вздыхает и открывает глаза, несколько раз моргая. - Прости, - говорит Рей с извиняющейся улыбкой, хотя ей совсем не жаль. – Перед тобой очень трудно устоять. Он смеется, когда его рука касается ее бедра и он тянет ее к себе, рисуя маленькие круглые узоры на ткани топа. Это так приятно, что Рей не может поверить, что не спит. - Да, конечно, - шепчет он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в лоб. Он говорит это с легкой самоуничижительной улыбкой, и Рей подносит руку к его плечу, следуя по линиям мускулов. Он прекрасен. Он вряд ли может в это поверить, даже не может увидеть, но это так. Шрамы на его теле ничто по сравнению с красотой лица и тем, как поднимается и опускается его грудь. Ее рука движется дальше вниз, любопытные пальцы касаются кожи – широкой груди, подтянутого живота, бедра и пупка. Здесь нет ничего сексуального; она просто гладит его кожу, потому что может, приходя в восторг от этого ощущения, и больше ей ничего не нужно. Она слышит его резкий вздох и тихо смеется, снова поднимая взгляд. - Ну, ты в моей постели, полуголый и растрепанный, так что да, - говорит она, обвивая ногой его талию, чтобы прижаться ближе. Он задыхается, и она улыбается. – Невозможно удержаться. Он больше не протестует – просто смотрит на нее сверху вниз с легкой хрупкой улыбкой. Рей не может не поцеловать ее, чтобы попробовать на вкус. Ее рука снова опускается на его лицо, пробирается в волосы, осторожно перебирая пряди. О, как же ей нравится прикасаться к ним, и как нравятся тихие звуки, которые он издает каждый раз, когда она начинает тянуть их, заставляя его заикаться на словах. Однако сейчас она этого не делает – ограничивается тем, что проводит пальцами по волосам и ласкает его кожу головы ногтями. Он вздыхает ей в губы, когда отстраняется, и она нежно ему улыбается. Сердце в груди колотится как сумасшедшее, и, когда его рука успокаивающе двигается вверх и вниз по ее спине, чувствует, что вот-вот разлетится на миллион кусочков. - Доброе утро, - говорит она; Бен фыркает, уткнувшись головой ей в шею и подавляя смех. Это очень приятное чувство, и, не убирая ногу, она обвивает рукой его талию и притягивает ближе. - Ты маленький чертенок, - говорит он, однако смеется и прижимает открытый рот к ее горлу; она тоже смеется, дрожа от его прикосновений. Все это так ново и прекрасно – то, с какой неистовой решимостью Бен исследует ее кожу, покрывая каждый дюйм поцелуями и нежными укусами и наслаждаясь ощущениями. Он все еще робеет и пугается и иногда выглядит потерянным, слыша ее мольбы, но она направляет его руки, и он подчиняется, называя ее «милой» и «дорогой» и покрывая любовью каждую часть ее тела, руками, губами и голодными глазами. Рей даже не знала, как любит все это, пока он не начал умолять, так мило, так сладко, позволить доставить ей удовольствие, и... о, ничто не могло сравниться с тем ощущением, когда Бен двигался под ней и называл «дорогой», осторожно скользя в нее пальцем, такой мягкий и добрый, остающийся собой; об этом даже вспоминать больно. Ничто никогда не заставляло ее чувствовать себя так, как заставляет Бен, и она не хочет ничего большего, кроме как потеряться в нем и больше никогда не возвращаться. Он мягко прижимает ее к матрасу; его рука медленно опускается по ее бедру, кончики пальцев касаются обнаженной кожи, оставляя за собой мурашки. Его рот оставляет сладкие, легкие поцелуи на ее шее, когда она запрокидывает голову, позволяя ему исследовать ее кожу так, как он хочет, и вздыхает. Она любит его таким – ленивым, спокойным и умиротворенным, пока его руки блуждают по ее телу, губы пробуют на вкус кожу, а тело прижимается к ее. Кажется, что он не спешит в своих исследованиях, рисуя на ней карту кончиками пальцев и изучая каждый дюйм кожи. Он оставляет дорожку поцелуев до ее ключицы, а затем его рука дотрагивается до пояса ее шорт, играя с тканью; он поднимает взгляд, встречая ее. Его глаза полны изумления, когда она кивает, улыбается и слегка раздвигает ноги, а ее рука зарывается в его волосы и гладит так нежно, так спокойно. Его пальцы легко скользят ей в шорты. Следуя за линиями татуировки, она наблюдает, как его рука исчезает под тканью, и он целует ее в плечо, гладя ее центр сквозь нижнее белье. Она тихо стонет, не сводя с него глаз. Ей нравится в этом все – интимность, чувства и прикосновения его пальцев, то, как на него реагирует ее тело: она никогда раньше не представляла и не чувствовала подобного; но больше всего она любит смотреть, как он отодвигает ее нижнее белье в сторону и вводит в нее палец. Она легко сжимает его плечо, крутя бедрами, и он смотрит на нее с трепетом в глазах, восхищенный каждым движением, будто она была чем-то чудесным и прекрасным. Ее короткие ногти впиваются в его кожу, когда он медленно и мягко начинает двигать пальцем – мир кажется таким сонным и умиротворенным, когда он лениво ведет губами по ее шее, оставляя поцелуи и шепча нежные слова. О, как ей нравится красота этого момента – расцветает утро, робкие солнечные лучи освещают его лицо и внимательные глаза, которыми он наблюдает за каждой реакцией ее тела, обращая внимание на каждый вздох, и все кажется таким естественным и тихим. Она двигает бедрами, следуя за движениями его пальца, и Бен сразу ее понимает. Он добавляет второй палец, как всегда медленно, и заставляет ее снова ахнуть, когда слегка сгибает их. Его губы поднимаются вверх, чтобы поцеловать ее в щеку, ресницы касаются ее кожи самым интимным образом, и Рей не может не застонать, когда он прижимает пальцы к тому месту, которое заставляет ее извиваться на постели. Он все еще медлит и колеблется, но улыбается в ответ на направляющие его тихие, прерывистые звуки, и Рей просто без ума от него – от нетерпеливых глаз и кривой улыбки, с которой он наблюдает за ней, так пристально, словно она нечто удивительное и необыкновенное. Ей не нужно много времени, чтобы сбиться с ритма и понять, что она близко. Глаза закрываются, когда он начинает двигать пальцами немного быстрее, а губы издают легкие хриплые вздохи, едва его открытый рот касается ее плеча, усиливая напряжение. - Бен, - говорит она, тяжело дыша, пытаясь открыть глаза и посмотреть на него. В его взгляде восхищение и удивление, и он снова сгибает пальцы, заставляя ее дрожать и впиться ногтями в его кожу. Он снова с улыбкой целует ее плечо. – Пожалуйста, потрогай меня. Он подчиняется, как всегда. Спускает ее нижнее белье большим пальцем и сосредоточенно хмурится, вызывая у нее смех, а затем касается клитора, рисуя маленькие, медленные круги и забирая воздух из ее легких. Рей снова закрывает глаза и прижимает бедра к его руке, способная издать лишь несколько бессвязных стонов. - Рей, милая, - шепчет он низким глубоким голосом, заставляя ее всхлипнуть. – Пожалуйста, посмотри на меня. Пожалуйста. Он всегда просит об этом, и Рей борется со своим затуманенным разумом, чтобы открыть глаза; ее ресницы слегка дрожат, и зрение проясняется. Бен смотрит на нее, и его взгляд глубокий, теплый и полный обожания, а затем его большой палец быстро проводит по клитору, и она кончает, впившись пальцами в его плечо и шепча его имя. Он легко целует ее, когда она приходит в себя, убирает пальцы, и Рей смотрит на него сверху вниз, удивленная этим тихим, ранимым, невозможным мужчиной, который кладет голову ей на плечо и осыпает его поцелуями. Ее чувства к нему словно оживают, окутывая их, как кокон. Ее дыхание частое, глаза закрываются почти сами собой, пока она позволяет Бену мягко целовать ее кожу. - Я сейчас вернусь к тебе, - шепчет она, пытаясь прийти в себя, и может почувствовать, как он смеется ей в плечо, как изгибаются губы на ее коже. Это интимно. Даже в большей степени, чем все, что случилось раньше. – Клянусь, отплачу тем же. Он снова нежно целует ее в плечо. - Тебе не стоит об этом беспокоиться, - отвечает он. Рукой, лежащей на ее талии, он притягивает ее к своему теплому телу, и она может почувствовать напряжение у бедра, но он не двигается с места, и Рей не может этого понять. Никто еще так не стремился доставить ей удовольствие. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой желанной и ценной, и ее разум приходит в состояние хаоса, пытаясь понять это, но все кажется таким чуждым. – Мне нравится видеть тебя такой. Его признание висит в воздухе, и ответом ему служат тишина и дрожь. Рей кладет руку ему на голову, проводя пальцами по волосам и не совсем понимая, что сказать. Ни один из них до сих пор не произносил вслух слова «люблю», и это кажется… пугающим. Она не знает, как любить, и не знает, как быть любимой, и вот в чем все дело – она ущербна, и, возможно, они сильно рискуют. Возможно, она подвергает опасности себя, возможно, подвергает опасности Бена. Но он, кажется, понимает ее, потому что еще раз целует ее в плечо и на мгновение поднимает глаза, улыбаясь ей сверху вниз, нежно, мягко и ласково. «Может быть, это риск», - думает она, но он улыбается и совсем не хмурится, а она счастлива, так что, может быть, оно того стоит. - Я имею в виду, мне нравится доставлять тебе удовольствие. Я ничего не жду в ответ, - говорит он и яростно краснеет, хотя всего минуту назад трахал ее пальцами. Ему очень неловко, и Рей чувствует, как сжимается в груди сердце, но ничего не может с собой поделать – пальцы хватают его волосы и тянут вниз, и она целует его, легко и нежно. Бен тихо ахает ей в губы, но тут же расслабляется, мягкий и податливый, как всегда. Ей это нравится, слишком все нравится. - И все же, - бормочет она, когда он отстраняется. Он снова кладет голову ей на плечо, будто это его любимое место в мире, и она снова играет с его волосами, обвивая их вокруг пальцев. – Мне тоже нравится доставлять тебе удовольствие. Он гладит ее шею, и она чувствует, как его щека жжет ее кожу. Кончик его уха тоже покраснел, и она гладит его пальцами, не в силах удержаться и заставляя Бена дрожать. - Может быть, в следующий раз. - Хорошо, малыш, - отвечает она, и он издает негромкий мягкий звук, обрадованный нежным обращением. Она целует его в лоб, скользя рукой от волос к плечу и локтю, следуя линиям мускулов и поражаясь их твердости под кончиками пальцев. - У тебя очень красивые руки, - говорит она ему; ее разум все еще затуманен, а он смеется, содрогаясь рядом с ней. – Эй, это правда. Я подумала об этом, когда мы впервые встретились. - Подумала что? Голос звучит удивленно, и он отстраняется от ее плеча, растерянно изучая ее лицо, будто не может понять. Ее рука задерживается на его предплечье, пальцы рисуют узоры на бледной коже. - Что? Ты был милым, - говорит она, улыбаясь ему и вспоминая, как смотрела на него в тот первый день, так давно. Бен все еще выглядит удивленным. – Суровым и немного устрашающим, но милым. Ее пальцы снова поднимаются вверх по его руке, доходя до плеча – места, где виден неровный шрам. Легко касается его кончиками пальцев, и Бен смотрит на нее с напряжением, которое должно было бы вызвать боль или обжечь, но вместо этого она видит только Бена. Она не знает, как описать это, не используя его имя. Наступает короткое молчание, и он просто смотрит на нее, пока она рисует узоры на его шраме. - Разве это тебя не смущает? – спрашивает он, будто боялся этого долгое время: его голос слабый и напуганный, совсем как у ребенка. Она вспоминает, как в салоне он спрашивал ее, почему она была такой доброй, будто ожидая, что она уйдет или отвергнет его. – Тебе не страшно, не противно или… - Нет, - мягко отвечает она. Она прикрывает шрам ладонью, заставляя исчезнуть, и медленно, почти успокаивающе, гладит Бена по плечу. Независимо от того, как много она узнает о нем, он всегда кажется испуганным диким животным, которого непросто понять. Она старается быть доброй и не спешить, но иногда он выглядит так, будто готов убежать от страха. - Все в порядке, Бен. Я в порядке. Я не собираюсь бросать тебя, - говорит она, и ее слова, кажется, успокаивают его: напряжение между лопатками исчезает, и она может почувствовать, как он выдыхает и расслабляется. – Ты тоже видел мои шрамы. Ничего страшного. Ее пальцы спускаются вниз, от плеча к предплечью, где более простые, белые линии на его коже скрывает ее татуировка. Она прослеживает линии созвездия, переплетающиеся на его запястье, почти пытаясь изменить эти шрамы – ныне невидимые, скрытые цветущими чернильными ромашками, но оставшиеся в памяти, – выражая всю любовь, которую чувствует, в этом прикосновении. Он вздыхает, и они оказываются так близко, что она может чувствовать, как он моргает и на секунду закрывает глаза, касаясь ее щеки ресницами. Такое ощущение, что он готовится к битве, и она обводит контуры цветов на его руке, словно пытаясь успокоить. - Когда Люк позвонил, чтобы сообщить мне об отце, я… я вышел из себя, - говорит он, снова открывая глаза и глядя на нее сверху вниз с какой-то извиняющейся улыбкой. «Я не хотел тревожить тебя этим», - почти говорит он, и Рей крепче обнимает его, потому что не знает, как еще сказать, что хочет тревожиться – хочет, чтобы он опирался на нее, и рассказал ей все, и доверял ей, потому что она не собирается уходить, не собирается оставлять его. – Я разбил стеклянную стену в моем доме и, ну. Осколки. Он кивает в сторону своего плеча, где остался зазубренный шрам, розовый и угрожающий. Еще один шрам на бедре и еще один на груди. Созвездие знаков, говорящих о боли. - Люк нашел меня. Было много крови, и я был без сознания. Честно говоря, я мало что помню. Только его лицо, - он закрывает глаза при этой мысли, как если бы сцена возникла перед закрытыми веками. – Я знаю, что он привез меня в больницу, но со шрамами там мало что могли сделать. Не то чтобы меня это заботило, - добавляет он, слабо пожимая плечами. Она снова ласкает его кожу, потому что это единственное, что сейчас может сделать. Ее сердце кажется хрупким, а когда она говорит, голос звучит тихо и прерывисто. Она хочет быть сильной ради него, но то, как он сейчас выглядит – таким измученным, таким больным, таким сломленным – разбивает ее решимость на куски, и она просто хочет обнять его и заставить забыть обо всем на мгновение. - Зачем ты так поступил с собой, Бен? – она гладит его и желает понять, обвиться вокруг тела и разума и никогда больше не отпускать. Хочет защитить его от его собственных мыслей и стереть боль прошлого, но есть вещи, на которых не хватит ее усилий, как бы ни были велики старания. И снова наступает пауза, прежде чем он говорит. - Потому что это была моя вина, - его голос слабый и растерянный, и кажется, именно это он держал внутри так долго, всегда оставаясь на грани разрушения, разлома. Это похоже на секрет, который проник в его сердце – яд в его крови, яд, от которого он наконец пытается избавиться. – Отец умер из-за меня. Я заслужил это. И снова тишина. Рей смотрит на него и не может даже представить это – как он мог подумать о таком и как она может его успокоить. Все кажется… огромным. Она не готова к этому и не знает, что делать. Кладет руку ему на лицо, поглаживая скулу большим пальцем, и он смотрит на нее испуганными глазами, будто не может поверить в сказанное. Его рука сильно сжимает ее бедро, как если бы он боялся увидеть, что она растворяется в воздухе. - Бен, - говорит она, глядя на него. В его глазах огонь и напряжение, резкое, как всегда, и кажется, будто они выжигают ее душу. Это напоминает ей о тех первых днях их дружбы, многие месяцы назад, когда он смотрел на нее с таким же напряжением своими темными глазами, будто на грани взрыва. «Давно он таким не был», - думает Рей, и в ее сердце появляется боль: она хочет найти решение, но что может быть решением в таком случае? - Бен, как ты можешь так говорить? Он улыбается, но улыбка пустая, грустная и сломленная, напоминает ей о человеке, которого она впервые увидела в своем салоне – сломанную, пустую оболочку человеческого существа, который с топотом шел по жизни. - Потому что это правда. Он собирался забрать меня. Мы не разговаривали более десяти лет, и в последний раз, когда мы встретились, я… - его голос затихает, и он вздыхает, прежде чем снова заговорить. Кажется, будто он пытается прийти в себя, но что-то изнутри разрушает барьер, который он сделал из своего сердца, и Рей хочет успокоить его и сказать, что все в порядке, ему больше не нужно с этим бороться, теперь он в безопасности, но не знает, как: он кажется таким далеким и недосягаемым, потерянным в собственном сознании. - Он поехал за мной, потому что знал, что я несчастен, и у меня не было сил вернуться домой в одиночку. Он... он попал в автомобильную аварию по дороге и... Следующие слова заглушает всхлип, и он вздрагивает, пытаясь удержать его внутри. Глаза блестят, и он отворачивается от нее, сжимая бедро так крепко, что грозит оставить синяк. Она гладит его кожу, а затем целует в щеку, слегка наклонившись. Он снова дрожит, и это разбивает ей сердце, потому что напоминает ей себя, борющейся с болью, удерживающей себя в руках, потому что надо. - Не сопротивляйся, Бен, - говорит она ему, проводя пальцами по волосам медленными ритмичными движениями. – Все в порядке. И в этот момент он ломается. Он опускает голову ей на плечо, обвивая руку вокруг талии, цепляется за нее, крепко обнимая и вжимая маленькое тело в свое. Она делает то же самое, прижимаясь к нему, позволяя прижаться к себе, и продолжает гладить по волосам, пока он рыдает, а плечи под ее рукой дрожат. Он разваливается на части, и это напоминает ей ночь в заснеженном парке, но теперь все по-другому – он не помнит себя от боли и рыданий, спрятавшихся на ее плече, и она продолжать обнимать его, оставляя крохотные поцелуи у виска, водя пальцами вниз по спине, вверх по волосам, изо всех сил пытаясь успокоить его. - Это не твоя вина, - шепчет она ему в висок, рисуя губами маленькие узоры на его коже. Он вдыхает, а затем снова всхлипывает, прижимаясь к ней сломанным телом. Она не отпускает его и обвивается вокруг, напоминая, что он не один. Ни сейчас, ни когда-либо снова, если таково будет его желание. – Бен, это не твоя вина. Никто не мог такое предвидеть. Это не твоя вина. От ее слов он какое-то время рыдает сильнее, и она молчит – просто продолжает гладить его по волосам, целовать висок, щеку, пытаясь поделиться с ним своим теплом. Затем, через несколько минут, которые кажутся часами, рыдания стихают, и он тяжело дышит ей в кожу, расслабляясь под легким давлением ее рук, словно подобный срыв лишил его сил. - Я не мог вернуться домой после этого, - признается он ей в ключицу приглушенным голосом. Он почти отчаянно цепляется за Рей, и она обнимает его, надеясь, что ее присутствие на какое-то время успокоит его. – Я просто не мог смотреть в лицо маме после всего, что я с ней сделал. Но я и там не мог остаться, ведь из-за этого умер мой отец. Люк пришел навестить меня, и... - он снова вздрагивает, и инстинктивно ее пальцы тянутся к шраму на его плече и нежно гладят. – В итоге он сказал мне, что ему нужна помощь в магазине, если вдруг я захочу. Я не заслужил этого, но все равно пошел. Она снова целует его в висок, снова запускает пальцы в волосы, поглаживая кожу головы. - Не поступай так с собой, - говорит она ему, проводя губами по лицу. Его щека горячая и влажная, и он отчаянно сжимает ткань ее топа. – Ты не виноват, если случалось что-то ужасное. Ты не заслуживаешь того, чтобы делать это с собой, Бен. Он фыркает ей в кожу. Звук пустой и грустный, и сердце Рей почти разрывается. - Все потому, что ты знаешь только хорошее, - говорит он ей в ключицу, обжигая губами кожу, не прикрытую тканью. Она слегка отстраняется и кладет руку ему под подбородок, призывая взглянуть на нее. Она знает, что он сильнее, и вообще не может сдвинуть его с места, но пытается поднять голову, и он тихо подчиняется. - Тогда расскажи мне о плохом, - говорит она ему так же серьезно, как всегда. Он смотрит на нее, как на что-то необыкновенное и жуткое, и она гладит его по подбородку, нежно улыбаясь. – Я с тобой. На мгновение Бен кажется напуганным, а затем перекатывается на спину, глубоко вздыхает и закрывает глаза. Она тихо скользит ближе, прижимаясь к его боку, и его рука автоматически обнимает ее за бедро. Она смотрит на него с вопросом в глазах, а затем, увидев кивок, обвивает рукой его талию, положив руку на голую грудь. - Думаю, ты заметила, что у меня тяжелая форма тревожности, - говорит он с той маленькой самоуничижительной улыбкой, которую так любит. – Так было всегда, и мои родители изо всех сил старались помочь, но конечно не могли понять, что делать. Не то чтобы я родился в комплекте с инструкцией. Но они пытались. Они много ссорились, и отец часто уходил, но... они пытались. Теперь я это знаю. Она нежно целует его плечо, и он улыбается ей сверху вниз – на этот раз мягко, на лице нет и следа усталости. Она тоже улыбается ему, рисуя узоры на груди. Шрам здесь яростно красный, но она все равно ласкает его, и Бен, вздыхая, закрывает глаза. - После колледжа дела пошли хуже. Я все время чувствовал себя таким потерянным. Мне стало очень плохо. Пришлось ненадолго вернуться к родителям, - говорит он и рассказывает эту историю равнодушно, как будто речь вообще о другом человеке. Но она слышит, как дрожит его голос, как бешено бьется сердце под ее рукой, и прижимает Бена к себе, целуя кожу. - Бен, - пытается сказать она, но слова сейчас кажутся такими бесполезными, ведь что она могла ему сказать? Что ей жаль? Что это ужасно? Вероятно, он это уже знает. - Бен, - повторяет она, потому что его имя – единственное, что имеет смысл. Удивительно, но он, кажется, успокаивается и глубоко вздыхает, на мгновение закрывая глаза. Трепет его ресниц в ее маленькой спальне подобен урагану. – Все в порядке, Бен. Все в порядке, - мягко шепчет она. Пока он говорит, его пальцы рисуют узоры на ее бедре. Он рассказывает всю историю не останавливаясь, будто так проще, бросаться прямо в боль и страдания в надежде, что они не смогут его коснуться. - Мама была доброй, и она понимала. Теперь я знаю, что она до чертиков беспокоилась за меня, но старалась это скрыть. Отец… он пытался. Думаю, действительно пытался, но иногда не мог ничего понять. Не мог с тех пор, как я был подростком. Мы много ссорились. Я был дураком. Она целует его в плечо снова и снова, потому что это единственное, что она может сделать для него прямо сейчас – потому что никакие слова не могут исправить то, что пошло не так в прошлом, как бы она ни старалась. Она слишком хорошо это знает. Она не может этого изменить, но может сделать его настоящее сносным своей добротой и любовью. Она вспоминает, как Люк смотрел на нее несколько недель назад, умоляя позаботиться о Бене, и снова понимает, что не может стереть прошлое и нет никакого способа исправить человека, но можно излить всю любовь, которую она чувствует к нему, на раны, на шрамы, которых он так боится, в надежде, что этого будет достаточно, чтобы облегчить его жизнь. Ее рука рисует узоры на его сердце. - Ты не был дураком, - мягко говорит она ему. – Ты был напуган. Мы все делаем ошибки, когда боимся. Господь свидетель, она тоже. Страх – это даже не совсем чувство, но своего рода постоянный спутник по жизни, и даже сейчас, когда Бен сжимает ее бедро, чтобы притянуть ближе, часть ее кричит, потому что это слишком, потому что так и остается тем, с чем она не знает, как справиться. Он вздыхает, слегка поворачиваясь в ее сторону, чтобы посмотреть в глаза. Рей нежно улыбается ему, нажимая на его грудь, недостаточно, чтобы причинить боль, но достаточно, чтобы напомнить, что он здесь, и сейчас он с ней, и она не собирается бросать его из-за прошлых ошибок. - Я просто… я должен был справиться с этим, - отвечает он, качая головой. - Я точно не помню, из-за чего мы ссорились в прошлый раз. Сейчас это кажется таким глупым, но в то время было ужасным. Я был в таком отчаянии, а он просто продолжал нападать на меня. Думаю, теперь я понимаю – это был его способ помочь мне. Он пытался заставить меня вырваться из этого состояния, будто это какой-то прибор, который можно легко включить и выключить, - он снова глубоко вздыхает, будто пытаясь успокоиться. Рей смотрит на него и видит под всем этим испуганного мальчика – под маской, которую он сделал из своего лица и хрупкого сердца, которое учится биться. Она чувствует его под своими пальцами, когда оно ускоряется, и снова целует Бена в плечо, пытаясь ободрить. - Я ударил его, - признается он в конце. Кажется, последняя стена, стоящая между ними двумя, наконец рухнула, и он смотрит на нее глазами, полными страха, будто она может уйти прямо сейчас. А затем, когда она не отстраняется, он продолжает: - Он даже не пытался защищаться, просто позволял мне бить его снова и снова, и... - он снова давится словами, дрожа всем телом около нее, и она прижимает его к себе, кладя руку ему на сердце. – Было так много крови. Мама кричала, а отец был там, весь в крови, и смотрел на меня. Он даже не стал выдвигать обвинения, просто принял это, видимо. Я не выдержал этого, поэтому сбежал. Перестал отвечать на их звонки, не мог с ними разговаривать. Я просто... исчез. Она инстинктивно наклоняется и кладет голову ему на грудь. Он тяжело дышит, но немного успокаивается, когда она касается его кожи и слышит беспорядочное биение неопытного сердца под своей щекой. Она целует его здесь, потому что считает, что это правильно, и Бен тихо всхлипывает, будто не может поверить в тот факт, что она все еще здесь и целует его, обнимает и в жизни не позволит уйти. - Мне очень жаль, - ласково шепчет она, пытаясь успокоить его. – Мне очень жаль, Бен. Она слышит, как он качает головой. - Все в порядке, - говорит он, но, конечно, это не так. Он все еще напуган, и прошлое преследует его, как призрак, отравляя, ломая изнутри, опустошая и делая из него пустую оболочку. - Сноук предложил мне работу в своей компании, и, даже если мои родители и не хотели, чтобы я работал на него, я подумал, что, возможно, смогу что-то сделать. Смогу поправиться и выздороветь, вернуться к семье и извиниться. Пустой смех наполняет его легкие и ее спальню, вызывая в ней дрожь. Инстинктивно он сильнее сжимает ее бедро, притягивая к себе. - «Первый Орден» был просто еще одним адом. В нем было нечто бесчеловечное. Они даже не используют настоящие имена, - она кивает ему в грудь, потому что знает – помнит Финна, и то, как он все еще содрогается при мысли о том месте. Ее сердце разрывается при мысли, что хрупкий, напуганный, разбитый к тому моменту Бен прошел через то же самое, и ей жаль, что она не была рядом. – Я быстро выучился и получил повышение. Я все время был несчастен, но не мог вернуться домой, поэтому остался. Он выдыхает и отпускает ее бедро, его рука скользит по ее телу, погружаясь в волосы. Он играет с прядями, оборачивая их вокруг пальцев, очевидно находя в этом некое успокоение. Его голос дрожит, но простая игра с ее волосами, кажется, каким-то образом успокаивает. Он выглядит сосредоточенным, поэтому она ничего не говорит, боясь разрушить этот хрупкий момент. - Потом позвонил Люк, и все пошло к чертям. Мой отец знал, что я в отчаянии, и хотел забрать меня. В прошлый раз, когда мы поговорили, я сломал ему нос и выбил два зуба, а он хотел забрать меня, - его голос немного ломается, но Рей держит его, положив голову на грудь, обняв рукой. – Я даже не успел сказать, что сожалею об этом. Он так и не узнал. Кончиками пальцев она рисует узоры на его груди, следуя линиям мускулов. Он чудо плоти, твердости и мягкости, и пальцы касаются кожи, как будто в ней было нечто чудесное. - Я уверена, что он знал, Бен, иначе не оказался бы на той дороге, - мягко говорит она ему и чувствует, как он дрожит в ее объятиях и новые рыдания разрывают его грудь. Она не отпускает его. - Я сломал ему нос, - говорит он, словно это было какой-то страшной, повторяющейся формой наказания. Она думает о том, как он говорит о своих шрамах – и действительно, вот что он делает. Он продолжает мучить себя, вскрывая раны на коже и в сердце, зарывая вину настолько глубоко внутрь, что кажется, она успела стать корнями его существования. – И он простил меня. Она поднимает голову, чтобы посмотреть на него. Его взгляд напоминает пламя, и отчаяние на лице сжигает все вокруг – он всего лишь испуганный малыш, ребенок, который только что проснулся после кошмара, птенец, выпавший из гнезда, но она может увидеть больше. О, он считает себя таким слабым, но он – нечто необыкновенное и сильное, ведь смог пережить все это. Он сломан, но и она тоже, и, возможно, вместе они научатся с этим справляться. Они оба напуганы и уязвимы, и это переполняет сердце чувствами, и ей ничего не нужно, кроме как научиться дышать и жить правильно, рядом с Беном. - Конечно знал, - тихо говорит она ему. – Ты был его сыном. Он кажется потрясенным этой простой мыслью, и по щекам текут слезы. Она протягивает руку, чтобы вытереть их, но он ловит ее запястье и подносит руку к губам, очень нежно целуя ладонь. Как он может говорить о себе столь ужасные вещи, когда у него такая нежная душа и он обращается с ней как с сокровищем, которого не считает себя достойным? Рей никогда не была для кого-то особенной, а теперь появился он и целует ее руку с любовью в глазах, и она не знает, что значит любить, но хочет попытаться. Она хочет полюбить этого хрупкого, сломленного мужчину рядом с собой. - Я не могу вернуться домой. Я просто не могу, потому что знаю, что мама посмотрит на меня и простит, - говорит он, дрожа. Он все еще держит ее за запястье, но отпускает, когда она двигает пальцами, сжимая его руку. – После всего, что я сделал, она меня простит. А я не могу… я этого не заслуживаю. Она приподнимается на локте, чтобы лучше рассмотреть его, раскинувшегося перед ней на кровати. Здесь он выглядит так естественно, будто наконец нашел свое место, и так реально, но смотрит на нее со страхом на лице, будто боится – ее реакции, того, что придется смотреть, как она уходит. Из его глаз продолжают течь слезы, и их пальцы все еще сцеплены, лежат на ее подушке, и она сжимает его руку, напоминая ему, что никуда не денется. - Может быть, дело не в том, чего ты заслуживаешь, Бен, - говорит она, слегка наклоняясь, чтобы промокнуть слезы губами. Она чувствует, как он дрожит, и, когда переводит на него взгляд, он смотрит на нее как на нечто чудесное и непостижимое. – Иногда люди будут любить нас, заслуживаем мы этого или нет. Может быть, дело не в том, чтобы заслужить, а в том, чтобы научиться принимать. Он выглядит таким растерянным, словно пытается осмыслить сказанное. Дрожит под ее взглядом, и, когда говорит, голос ломается и в то же время наполняется надеждой, разбивая ее сердце на миллион кусочков. Он похож на ребенка, который просит у нее простое объяснение. - Как? Она отпускает его руку, только для того, чтобы коснуться его лица, нежно проводя пальцами по щеке. Большой палец касается слез, вытирая их медленно и ритмично, и он вздрагивает от ее прикосновений. - Я не знаю, Бен, - честно говорит она, потому что на самом деле не знает. Принять любовь не так-то легко даже ей самой, и с тем, как он смотрит на нее, по-прежнему трудно справиться. Она не вправе давать ему советы, но, может, в этом-то и дело – они оба сломлены и нелюдимы, с прорезанной одиночеством раной в душе, и могут вместе научиться принимать любовь, достойными которой себя не считают. – Но все будет хорошо. Обещаю. - Что, если, - говорит он дрожащим, срывающимся голосом, - что, если она меня простит? Она может слышать то, что он не говорит вслух – что, если мать простит его и он должен будет отпустить всю эту вину, ненависть и боль? Кажется, будто он построил вокруг них свою жизнь, и выглядит так, будто боится потерять. - Тогда ты сможешь начать заново.*
В следующие несколько дней Бена нигде нет. Сначала это кажется почти нормальным, и она старается не думать об этом. «Может, ему нужно время», - говорит себе Рей, - «может, нужно побыть одному». Она думает о нем, раскинувшемся на кровати, державшемся за нее, будто от этого зависела вся жизнь, смотревшем так, будто она была его солнцем. Он поцеловал ее на прощание и улыбнулся, прежде чем направиться к двери со словами, что ему нужно немного подумать. - Не волнуйся, ладно? – сказал он ей в лоб, когда наклонился, чтобы поцеловать кожу. – Со мной все будет хорошо. Это был последний раз, когда она его видела. - Не беспокойся, может, он просто заболел, - говорит ей Финн, протягивая стакан кофе. Она смотрит на него в замешательстве, потому что не привыкла к такому – к одному-единственному стакану вместо двух. Это кажется странным и неловким, и ей хочется плакать. - Он вернется, Рей, - добавляет он, заметив выражение ее лица. Она, должно быть, выглядит так, словно находится на грани слез, и чувствует себя глупо, потому что... он просто исчез на несколько дней, все не так уж и страшно, и с чего она вообще переживает из-за этого? - Ты прав, - отвечает она, принимая у него кофе. Стакан горячий, почти обжигает, приятно касаясь ледяной кожи. Она тихо делает глоток, думая о Бене и о том, как он дрожал в ее руках, такой уязвимый и напуганный. – Я просто волнуюсь. Финн протягивает руку и накрывает ее. Физические контакты почти всю жизнь причиняли ей дискомфорт, но он добрый и милый, и что-то за эти несколько месяцев с Беном поменялось, так что она просто смотрит на Финна, пытаясь улыбнуться, и его прикосновение скорее умиляет, чем пугает. - Я знаю, Рей, - мягко говорит он, медленно гладя большим пальцем тыльную сторону ее руки. Его прикосновение не успокаивает, хотя на мгновение смягчает остроту ее тревоги. Этого недостаточно, но на данный момент кое-что значит. – Но он влюблен в тебя по уши, выглядит так, словно верит, что солнце всходит и заходит только для тебя. В другой ситуации она бы покраснела, но сейчас ее мысли стремительно сменяют одна другую, отчаянно пытаясь разыскать ту уверенность, которую так легко обрел Финн. Для нее ничто никогда не было легко, особенно когда дело касалось любви. Она знает, что дорога Бену – разумеется, помнит, как он смотрел на нее, как если бы перед его глазами разворачивалась целая галактика, трепет в его взгляде, восхищение на губах, когда те целовали ее шею. Но все это кажется таким далеким – как будто происходило с кем-то другим. Кем-то, кого можно полюбить. - Я не знаю, - пытается сказать она, сжимая губы, но Финн гладит ее по руке, и смотрит на нее теплыми, добрыми глазами, и слабо улыбается, и она старается ему поверить. - Но я знаю, Рей. Я видел, какой он с тобой, - нежно говорит он ей. – Поверь, он не оставит тебя надолго. Она действительно хочет ему верить. Отчаянно хочет верить этим словам – но есть часть ее, часть, которая кажется такой глубокой и древней, что не поддается контролю. Это старая рана, фантомная боль – вот Бен исчезает, и она снова ребенок, наблюдающий, как родители медленно уходят прочь. Она задается вопросом, прекратится ли это когда-нибудь. Она пыталась позвонить ему, но он не брал трубку. Он не ответил на ее сообщения. Она даже не знает, где он живет, и его слова повторяются в ее голове, разуме, как колыбельная паники и ужаса – «Я просто… исчез», - говорит его голос, отравляя ее мысли, и душой овладевает паника, вызывая дрожь и оставляя во рту горький привкус. Она лежит на боку на своей кровати, глядя на то место, где обычно спит он, свернувшись клубком вокруг нее, прижимая к себе, и она скучает по нему, и ей кажется, что в легких не осталось воздуха. Он собирается ее бросить, он снова исчезнет. Эта внезапная мысль не является неожиданностью – она больше похожа на знание, которое всегда скрывалось в ее разуме и только что оказалось на поверхности. Он собирается бросить ее – и, по правде говоря, это не должно шокировать, потому что почему бы и нет? Почему бы так не поступил любой другой человек? Ее родители? Что она может дать? Она всего лишь сирота, пустынная крыса, которая каким-то образом пролезла в приличную жизнь. Она никто. Всегда была никем. И тогда она замечает Люка. Она выходит из «Сопротивления», дрожа на холодном утреннем воздухе, и видит старый пикап, из которого он вылезает быстро и ловко, что удивляет, хотя она успела хорошо его узнать. Она медленно идет навстречу, держа в руке кофе, и смотрит на него несколько секунд, не зная, как начать разговор. Слова приходят в голову, но умирают на губах, пока она смотрит на него. - Привет, Люк, - говорит она, стараясь, чтобы голос не дрогнул. Он запирает пикап и потому вынужден поднять голову, и когда замечает ее рядом, то на лице появляется легкая улыбка – усталая и тревожная. «Может, он уже знает», - думает Рей. - Привет, малышка, - мягко говорит он, протягивая руку, чтобы погладить ее по плечу. В его глазах усталость, почти на грани истощения, а на лбу морщина, несомненно порожденная беспокойством. Она слышит, как он вздыхает, глядя себе под ноги, прежде чем снова поднимает глаза и смотрит на нее – с прежней улыбкой в уголках рта, почти что смиренной. – Ты насчет Бена? Она кивает, слишком мало доверяя своему голосу, чтобы говорить. Она знает, что вот-вот заплачет, и ненавидит это – ненавидит чувствовать себя уязвимой и напуганной, маленькой девочкой, которая смотрела, как уходили ее родители, и умоляла их вернуться. Она не хочет больше так себя чувствовать – но они говорят о Бене, и, в конце концов, она принимает это. Он стоит того, чтобы потерять над собой контроль. - Он в порядке? Я...- напугана, боюсь, в ужасе, - беспокоюсь. Люк снова вздыхает, будто этот разговор стоит ему половины сердца. - Думаю, с ним все в порядке, - отвечает он, медленно обходя пикап и все еще возясь с ключами. – Он сказал мне, что ему нужно несколько дней, чтобы подумать. Он поклялся, что с ним все в порядке, и... - он прерывает себя, голос слегка дрожит, и Рей удивляется: Люк всегда выглядел как скала, как что-то, что ни время, ни люди не могут сдвинуть с места. Но вместо этого он почти трясется, когда говорит, и только сейчас, наблюдая за ним, она понимает, как сильно он переживает за Бена. Конечно, она всегда знала это, и неважно, что Бен считает, что он того не стоит, но видеть это – другое дело. Это настоящее. – Я знаю, что у него есть привычка исчезать в никуда, но, думаю, он слишком боится причинить мне еще большую боль, чтобы попытаться сбежать, поэтому я ему верю. Она смотрит на него, держа в руке стакан кофе, но мысленно уносится вдаль. Она снова в своей спальне, держит Бена, рисует узоры на его шрамах, говорит ему, что все хорошо, с ней все в порядке. Она там, смотрит в его грустные задумчивые глаза и только сейчас понимает, как сильно не хочет его отпускать, никогда в жизни. Своими мягкими улыбками и горящими взглядами он завоевал место в ее мире, и она больше не может представить себе жизнь без него. - Как вы думаете, он в порядке? – спрашивает она Люка, потому что ей нужно это услышать. Нужен кто-то, кто верит, что с Беном все в порядке, что он не… ушел. Не исчез снова. У нее никогда не было никого, кто мог бы ее успокоить, и в ожидании смотреть на Люка кажется странным, но он смотрит на нее добрыми глазами и с мягкой улыбкой, даруя нечто абсолютно новое. - Я думаю, со временем он придет в себя, - отвечает Люк, пожимая плечами. Он смотрит на цветы в кузове пикапа, будто они могли дать ему ответ. – Может быть, не сейчас, но... с ним все будет хорошо. Это такое облегчение – услышать, как он произносит эти слова. Она не знала, как боялась потерять Бена, пока ей не пришлось столкнуться с этим – а теперь она глубоко вздыхает, пытаясь успокоить нестабильное сердце. Он не ушел, он просто думает. Собирается с мыслями. Он будет в порядке. Они будут в порядке. - Спасибо. Простите, я так волновалась и… - пытается сказать она и смахивает слезы. Люк достаточно вежлив, чтобы сделать вид, что не заметил этого, и она рада, потому что не знает, как все объяснить. – Спасибо. Люк снова похлопывает ее по плечу, слегка улыбается и смотрит на нее с любопытным, нежным выражением лица. Он выглядит мягким, и даже его напряженные глаза кажутся менее резкими и пронзительными, когда он смотрит на нее. - Не извиняйся, он тебе небезразличен, - говорит он, поглаживая ее руку сквозь пальто. Затем вздыхает и подходит к цветам, на которые смотрел всего несколько секунд назад. Рей тут же пытается остановить его. - Подождите, я помогу! – говорит она, вспоминая, как по просьбе Люка это делал Бен. Но, что удивительно, Люк прекрасно справляется. С легкостью поднимает два горшка с растениями и совсем не выглядит уставшим. - Я не молод, но не настолько стар, как ты думаешь, Рей, - говорит он, одаривая ее легкой улыбкой, и она в удивлении моргает. – Хотя, ты можешь открыть мне дверь? Она подчиняется, слишком удивленная, чтобы говорить, и он заносит растения внутрь, наклоняясь, чтобы поставить на пол. Он делает это так быстро, так аккуратно, что она до сих пор пребывает в шоке, хлопая глазами. - Но… - она закрывает за собой дверь и смотрит на Люка, который теперь вытирает руки о фартук. – Вы всегда просите Бена помочь, - напоминает она ему, потому что все еще искренна удивлена его ловкостью и силой. Люк поднимается на ноги и поворачивается в ее сторону, и в нем есть нечто мягкое – милая улыбка, смесь покорности и доброжелательности, которая заставляет ее молодое сердце смущаться и жаждать. - Потому что это был единственный способ привести его сюда, - отвечает он, пожимая плечами и продолжая улыбаться. Улыбка становится немного грустной, но сохраняет мягкость и нежность. – Заставить его поверить, что у него здесь есть цель. Что он нужен. У Рей ноет сердце. - Вы дали ему предлог. Она думает о Бене – его лице и дрожащих плечах, когда он рассказывал ей о своей жизни, и о том, как он говорил, словно должен был искупить это. - Да, - отвечает Люк, кивая и изучая ее пронзительными, но мягкими глазами. – Я не думаю, что в противном случае он когда-либо покинул бы Корусант. Он должен был поверить в то, что делает это для кого-то другого, а не для себя. Рей понимает – он должен был поверить в то, что это было своего рода искупление за его грехи, неизбежное чистилище, в котором он мог раскаяться. Он должен был поверить, что делал это для Люка – но делал это для своей души. Она смотрит на Люка и впервые по-настоящему видит его – его усталость, резкость и мягкость, и то, как он себя держит, отпечаток лет на его лице и тень печали. Она думает о том, как ему должно быть больно видеть Бена таким, и вспоминает, что именно он нашел Бена в собственной крови, с осколками стекла в коже и разбитым сердцем в руках. - Вы так любите его, - мягко говорит она с легкой улыбкой. – Бена. Вы его любите. В ответ Люк почти вздрагивает, и Рей отдала бы все, чтобы Бен это увидел – чтобы понял, что его любят несмотря ни на что, а может быть, как раз за это. У нее никогда не было того, кто мог бы любить ее так же безусловно, до того, как она приехала сюда, и она удивляется, осознав, что чувствует то же самое – удивляется, осознав, как много любви можно к кому-то испытывать, насколько большой, необъятной и тяжелой может быть любовь к другому человеку. Она любит его – Бена. Несмотря ни на что и как раз из-за этого, и на самом деле все так просто, а она понимает это впервые – проведя всю жизнь в погоне за любовью, которой никогда не получала, всегда думая, что трудно любить другого, сейчас она понимает, как это легко и прекрасно, и удивляется и восхищается красотой. - Конечно люблю, - тихо отвечает Люк, глядя на нее добрыми глазами. Он больше не выглядит старым и мудрым – он выглядит обычным человеком и, возможно, тем, кем был всегда. Не скалой или чем-то непоколебимым – просто Люком. – Он мой племянник. Я наблюдал, как он рос. Мы играли в пиратов, и у него был деревянный меч. Независимо от того, как сильно он запутался, я люблю его. Она кивает и наконец может понять необъятность всего этого. Чувство кажется больше, больше, чем она, Люк и весь мир, но не так страшно, как она думала. Да, это пугает, но подобно тому, как пугает безмерность пустыни – нечто настолько прекрасное и бесконечное, что очаровывает и заставляет широко открыть глаза, но в то же время вызывает дрожь. Люк ласково смотрит на нее и, возможно, может прочитать это по ее лицу, потому что улыбается, но, как всегда, ничего не говорит, ведь остается собой – молчаливым, наблюдательным и добрым, не теряя привычной проницательности и стремительности. Она этому рада, потому что не знает, как говорила бы с кем-то другим. Она даже не знает, как себе это объяснить – просто знает, абсолютно и безоговорочно верит, что любит Бена. - Я дам тебе его адрес, - говорит Люк через некоторое время, когда его улыбка превращается в полуулыбку, заставляя ее поднять брови. Он тихо смеется, как всегда. – Он сказал, что ему нужно время, чтобы подумать, вдали от магазина. Он ничего не сказал о тебе. Она неуверенно прижимает руки к груди. - Вы думаете, он меня впустит? Люк что-то пишет на листке бумаги, а затем поворачивается к ней, с мягкой улыбкой на губах и изумлением на лице. - Ох, малышка, - мягко говорит он, - думаю, он уже это сделал.*
Бен живет недалеко от магазина, поэтому ей не нужно добираться на автобусе. Она идет к нему, обхватив себя руками, едва ли не впиваясь в пальто пальцами в надежде, что это сможет придать ей стойкости. Не придает. Когда она добирается до его дома, ее трясет. Она поднимается по лестнице с сердцем в горле, следуя указаниям Люка, а затем, когда подходит к его двери, вынуждена сделать глубокий вдох, прежде чем позвонить в дверь Звонок в тишине здания почти что жуткий и длится секунду, которая кажется целой жизнью. Ее рука опускается, едва слышатся шаги по другую сторону двери, и она пытается приготовиться ко всему, что может произойти – гневу, отторжению или чему-то между, потому что это все, с чем она когда-либо имела дело, - но затем дверь открывается, и она оказывается совсем не готова. - Рей? Его голос слабый и хриплый, и он стоит в дверном проеме, глядя на нее широко раскрыв глаза. Бледный, с синяками под глазами, на нем спортивные штаны и явно старая толстовка, волосы растрепанны, прилипают к лицу, и он выглядит так, будто не спал несколько дней – но он здесь. Он здесь, и он настоящий, и – о, как сильно она его любит. Она знает, что плачет, но ей все равно. - Рей, все в порядке? – с беспокойством спрашивает он, нахмурившись, и как, как он может быть таким глупым и рассеянным? Он здесь, и она хочет обнять его, ударить, зацеловать до беспамятства и сказать, что он идиот. Она стонет и делает нечто удивительное. Прыгает на него. Бен немедленно ловит ее, одной рукой обвивая бедра, другой поддерживая ниже, чтобы она не упала, а ее ноги обхватывают его талию. Она опускает голову ему в шею, упираясь лбом в теплую кожу, и начинает рыдать, руки впиваются в ткань его толстовки и притягивают к себе. Этого недостаточно, никогда не будет достаточно – не сейчас, когда сердце в груди стало хрупким трепещущим существом, переполненным облегчением, болью, страхом и любовью. Она хочет втянуть его в себя и никогда не отпускать, и рассказать ему… все. Но вместо этого просто рыдает ему в шею, дрожа и цепляясь за него. - Рей, эй, - ласково говорит он ей, скользя рукой вверх и вниз по ее спине в успокаивающем жесте, который она так хорошо знает. Она слышит, как он закрывает дверь, а затем проходит вглубь квартиры, не пытаясь отстраниться от нее. – Эй, все хорошо, дорогая. Все хорошо. Это только заставляет ее рыдать сильнее, и она впивается в него, пока его рука нежно гладит ее по спине, очень нежно. Она почти не замечает, что они двигаются, и понимает, что он садится на диван, только когда чувствует, как сгибаются его ноги, и ее лицо оказывается на уровне его глаз. Она не собирается отпускать его ни сейчас, ни, возможно, в ближайшие несколько дней (или месяцев, или лет, или когда-либо – еще не решила), поэтому вообще не двигается – просто пытается успокоиться, прижавшись лбом к его плечу и притягивая его к себе, сжимая толстовку между пальцами так сильно, что ему, скорее всего, это неприятно. Он ничего не говорит – просто гладит ее по спине, медленно, лаская позвонок за позвонком, словно поднимаясь по лестнице. Его прикосновения каким-то образом успокаивают. - Никогда не поступай так со мной, - бормочет она, касаясь кожи шеи, проводя губами по ключице. Она чувствует, как его рука скользит по ее волосам, пальцы запутываются в прядях, и вспоминает, как это успокаивало его всего несколько дней назад, когда он сломался у нее на глазах. Она пытается медленно дышать, вдыхать и выдыхать. – Никогда не исчезай. Пожалуйста. Я не смогу этого вынести, Бен, я не смогу. Пожалуйста. Он напрягается под ней, как в первый раз, когда они поцеловались, а затем нежно целует ее висок и лицо нежными и теплыми губами, отчего ее сердце разрывается. Он покрывает ее кожу поцелуями, прижимая к своей груди. - Черт, прости, дорогая, прости, я просто думал… я не хотел беспокоить тебя этим, я не хотел, чтобы ты видела меня таким, черт, мне так жаль, - продолжает бормотать он, и она снова тихо всхлипывает, прижимаясь к нему. Он называет ее дорогой, осыпая лицо поцелуями, и нежно гладит по спине, все время прижимая к себе и не отпуская, и ее сердце не может принять это, не может принять, не может принять. – Мне очень жаль, я просто не хотел заставлять тебя волноваться. Она смеется в его кожу – хриплый влажный смех сотрясает тело. - Ты идиот, - говорит она ему, потому что он этого заслуживает. Он не отвечает, потому что, видимо, и так знает. По крайней мере, ей так кажется. – Ты думаешь, можешь просто перестать отвечать на звонки и исчезнуть, и я не буду сильно беспокоиться? Я думала, ты уехал. При этих словах его рука касается ее лица, два пальца забираются под подбородок, чтобы повернуть ее голову к нему. Она подчиняется, потому что ничего не может с собой поделать, смотрит ему в глаза и... ох. Все частички ее души, все трещины на сердце, все те минуты, когда она голодала по любви, просила о ней, искала, стоя за окнами приюта Джакку – все это сливается в этот единственный момент, где он смотрит на нее с нежностью и теплотой, с абсолютным и искренним обожанием в глазах, и Рей не может удержаться от тихого всхлипа, сорвавшегося с губ. Он улыбается ей и касается щеки, поглаживая кожу. Его прикосновения мягкие и полны любви, такой безмерной, такой потрясающей и всепоглощающей, что она совсем не знает, что сказать. - Я бы никогда не уехал. Не от тебя, - говорит он. Его голос по-прежнему хриплый, и он по-прежнему неважно выглядит, с фиолетовыми, почти черными кругами под глазами, но то, как он это говорит – так уверенно, так твердо, глядя на нее так, будто она центр Вселенной – заставляет ее задрожать. – Мне очень жаль, Рей. Честное слово. Она кивает, ее руки медленно спускаются к его груди, пальцы касаются толстовки с капюшоном, поглаживая кожу через тонкую ткань. - Я знаю, - говорит она, потому что может увидеть, как ему жаль, по выражению лица – как больно ему видеть, что она плачет и переживает из-за него. Она чувствует, как он напрягается под ней, гладит по спине, потому что не знает, что делать. Слегка наклоняется, чтобы поцеловать его в лоб и успокоить. Она не хочет становиться еще одним грехом, который он должен будет искупить. – Пожалуйста, не поступай так больше. Он дрожит. - Не поступлю, любовь моя, обещаю, - шепчет он так тихо, будто не хочет, чтобы мир это услышал – секрет, который знают лишь они двое. То, как он называет ее любовью, заставляет ее снова плакать, поэтому она пытается отвлечься. Она опускается ниже, целуя его в висок, а затем в щеку, медленно обводя губами линии родинок. – Я просто не думал, что ты... что тебя это так сильно волнует. Она отстраняется, хмурясь, и смотрит на него в замешательстве, а он смотрит в ответ, растерянный, смотрит так, будто не совсем уверен, что понимает, что происходит, и внезапное осознание поражает – он не сомневается в ее чувствах, но сомневается в собственной ценности. Ее сердце разбивается, когда она понимает, что он имеет в виду на самом деле, и как он смотрит на нее, удивляясь тому факту, что, несмотря ни на что, несмотря на то, что он думает о себе, она здесь, и цепляется за него, и не собирается позволить ему уйти. Она понимает, что ему все еще нужно научиться, еще нужно осознать, что его можно любить. - О, Бен, - слышит она себя, а затем прижимается лбом к его лбу, глядя в его большие, глубокие, теплые глаза, полные непролитых слез. Она хочет рассказать ему - о безмерности всего этого, о страхе и любви, и о том, как не может ее себе представить и в то же время не может без нее жить. – Ты идиот, - просто говорит она, потому что это единственный способ передать все, что чувствует. Он смеется, а затем целует ее – и это мило, нежно и мягко и похоже на день, проведенный на солнце, на обещание весны после долгой зимы, на цветы, распускающиеся на холоде. Она запускает руки в его волосы, а он прижимает ее к своей груди, и кажется, будто так проходит целая жизнь – в ленивых поцелуях на диване, потерявшись друг в друге, с колотящимся между ними сердцем. Она не знает, ее это или его, но считает, это неважно. Они остаются в тех же позах какое-то время, даже после того, как прерывают поцелуй. Она наклоняется, кладет голову ему на плечо, медленно вдыхая его запах, наслаждаясь ощущением близости его тела – такого твердого, такого сильного, такого реального под ее ладонями. То, как его грудь ритмично поднимается и опускается, почти что искусство и благословение. Кончиками пальцев он рисует маленькие узоры на ее спине, прижимая губы к виску и бормоча ласковые слова на ухо. Он называет ее любовью, и она дрожит, но ей хочется слышать, как он повторяет это снова и снова. Это почти колыбельная, и она не хочет ничего, кроме как заснуть вот так – с его руками на своей спине, с его глубоким голосом, называющим ее любовью, шепчущим ласки в кожу. Это немного странно – оказаться по ту сторону этого страха. Она провела всю жизнь, пытаясь справиться с ним, заталкивая глубже, скрывая ото всех и даже от себя, пытаясь забыть – но он всегда был там, тек в ее венах, вцепляясь в кости и горло, напоминая обо всем, что она могла потерять. Она пыталась забыть о нем, но то, как она контролировала все в своей жизни, было отражением этого страха, скрытого глубоко внутри. Но сейчас – сейчас все по-другому. Теперь, когда это произошло – паника захватила ее тело, заставила верить, что кто-то снова ушел, снова наступит одиночество, – она почти может почувствовать вкус свободы. «Когда ты сталкиваешься со своим худшим страхом и ничего не происходит», - думает она, уткнувшись носом в шею Бена и получая в награду легкий поцелуй у пробора, «ты можешь начать заново». Она не уверена, что действительно может, и тонет в его объятиях, и пока этого достаточно. - Я принял решение, - говорит Бен спустя время, прижимаясь к ней. Она тихонько мычит ему в шею, потому что не собирается двигаться – фактически, она могла бы остаться здесь навсегда. – Я вернусь домой. Это заставляет ее пошевелиться. Она отстраняется от него, поднимает голову и смотрит приоткрыв губы, не зная, что сказать. - К маме? - Да, - говорит он, гладя ее шею и вызывая дрожь. Пальцы нежно касаются лица. – Я собираюсь попросить у нее прощения. Ты была права. Дело не в том, чтобы заслужить это, а в том, чтобы научиться принимать. Она улыбается ему, смахивая слезы. - Хорошо, - кивает она. Она действительно не знает, что сказать, поэтому просто смотрит на него с улыбкой на губах и дрожащим, трепещущим существом в груди. – Хорошо. - Потом я вернусь, - добавляет он, притягивая ее к себе и целуя то место, где улыбка оставила ямочку на щеке. – И мы начнем заново.