Plague of fire

— Как ты его уговорил? — удивлённая Элоиза пытается перекричать мелодичный звонкий голос незнакомого певца. — У меня свой джокер в рукаве, — сделав музыку тише, Джон усмехается, поправив зеркало заднего вида, чтобы лучше разглядеть свою собеседницу. Под козырем он имеет ввиду полноценные выходные, позволяющие заниматься тем, что вздумается, а потому прямо сейчас троица находится на пути к чьему-то особняку. Рой лишь закрыл глаза на самовольность подопечных, отправившись обратно в Шеффилд, чтобы отдохнуть перед предстоящей рабочей неделей и проведать Адриана. Сейчас парень отлёживается дома и не держит зла на своих друзей, приоритет которых пал на веселье. Он сам сказал, что не против был бы присутствовать, если бы не слабость, но в понедельник потребовал обязательного присутствия на работе. Соскучился. На этот раз дресс-код был менее строгим, поэтому выбор Милли остановился на единственных взятых в поездку чёрных зауженных джинсах, топе на бретельках и оверсайз толстовке, скрывающей недостатки, от чего Элоиза недовольно закатила глаза, бросив быстрый взгляд на вещицу, покоящуюся в руках подруги перед отъездом. Единственным условием Гудмана было то, что Джон обязан привезти девушек домой в целости и сохранности, а потому в роли водителя сегодня выступал именно он. Где-то в голове Милли закралась мысль, что Рой перегибает с опекой, но перечить одной лишь просьбе совсем не хотелось. Знал бы, что Джон напьётся быстрее своих спутниц, заставил бы ехать на такси. — Какой план? — Милли наблюдает с пассажирского места за водителем, подмечая слегка напряжённые скулы и пульсирующую венку на шее. Ладони крепко сжимают руль, и когда машина тормозит на светофоре, их глаза встречаются в отражении. — Не смеши меня, Милли, — чуть поджатые губы говорят о лёгком раздражении. — Ты же не думала, что мы едем туда по работе. Ещё днем ответственную сотрудницу посещали мысли о том, что мероприятие вовсе не нацелено на установление дружеских связей двух бизнес-партнёров, но голос Джона был настолько убедителен, что в какой-то момент закрались сомнения. Он слышит в ответ лишь недовольное цоканье, перебитое увеличением громкости радио вперемешку с заливным смехом Элоизы. Как дети, ей-богу. В окнах сменяется пейзаж Манчестера подобно диапроектору, плёнка в котором заполнена смазанными фотографиями башни Битхама, Манчестерского музея, художественной галереи Уитворт и парка Дидсбери, расположенного в приятном районе. За привычной атмосферой города кроются коттеджные посёлки в окружении богатой пожелтевшей растительности, всем своим видом показывая достаток проживающих здесь людей. Джон проезжает ещё один поворот, умело ориентируясь в навигаторе телефона, и отвлекает спутниц от раздумий, протяжно завывая о скором приезде. На очередном перекрёстке машина заворачивает вправо и после пары метров останавливается перед высокими чёрными воротами, массивность которых вынуждает только гадать о внутренностях территории. Их встречает охранник, который осматривает водителя и его пассажиров, и при упоминании имени «Джон Моррис», даже не заглядывая в список, нажимает на кнопку, заставляя механизм дверей прийти в действие. Большая парковка позволяет без труда найти пустое место, и когда компания вываливается из машины, Милли невольно подмечает дорогостоящие иномарки, в очередной раз задумываясь об обществе, что ждёт по ту сторону стен. — Не переживай, — тихий шёпот Элоизы, взявшей Милли под руку, выводит из своеобразного гипноза, когда они идут вдоль аллеи к большому футуристическому объекту. В голове возникает некий конфликт от увиденного здания угольного цвета и окружающей среды: выбранный архитектором стиль минимализма явно контрастирует с лесопарковой зоной, побуждая разглядывать каждую деталь. На пути попадается парень, пожимающий руку Джона и тепло приветствующий Элоизу. Милли он незнаком. — Итан, — необычный испанский акцент врезается в уши, заглушая исходящую из стен здания музыку. Обмен любезностями длится до тех пор, пока четверо не подходят вплотную к дому. Милли успевает подметить, что выбор, сделанный в сторону сегодняшнего наряда, был правильным. Слегка кудрявые каштановые волосы нового знакомого контрастируют с обычной белой майкой, тёмными штанами и обёрнутой вокруг талии такой же тёмной толстовкой, принт которой остаётся загадкой. Лишний раз убеждается, что это и вправду обычная вечеринка, на которой никому нет дела до работы. Младшее звено конкурирующих компаний просто решило повеселиться без руководства. Нет деловым костюмам, светским разговорам, маскам и фальши, хотя... в последнем она уверена не была, припоминая вчерашний диалог с Томасом. Внутренний голос шепчет расслабиться и вести себя непринуждённо, и когда Итан тушит сигарету, они заходят в дом. В коридоре их встречают бесчисленные пары обуви, намекая на присутствие немалого количества людей. Милли сразу обращает внимание на интерьер, выполненный в таких же тёмных тонах, как и внешний фасад здания, и не может не улыбнуться своим саркастичным мыслям о любимом цвете хозяина дома. Смешанный запах древесины, табака и алкоголя тут же ударяет в нос, когда она проходит вглубь в уютную гостиную, минуя кухню и незнакомых людей стороной. Компания из трёх человек тут же подрывается со своих мест, приветствуя новых гостей. — Ребекка, — темноволосая девушка приветливо улыбается, раскрывая руки для объятий и не давая даже секунды для размышлений. — Милли, — срывается на автомате; нос щекочет сладкий аромат парфюма. — Мы раньше не встречались, — продолжает она, — но ты мне уже нравишься. Милли ищет глазами Элоизу и, чуть нахмурив брови от столь неожиданной любезности, «виновато» перед ней улыбается. Риттер смеётся и тоже знакомится с Ребеккой. — Зейн, — парень протягивает руку, демонстрируя рисунки на коже. Его взгляд оценивающе скользит с ног до головы, но тут же переключается на Элоизу, одаривая её тёплой улыбкой. Милли преследуют непонятные ощущения, будто первый лот в его глаз был оценён на ноль из десяти, от чего она чуть прикусывает внутреннюю сторону щеки от досады и переводит взгляд на другого человека. — Рад тебя видеть, Belle, — узнаваемый норвежский акцент вырывает воспоминания прошедшего вечера на передний план и помогает отбросить неприятные мысли в сторону. — Томас! — Милли улыбается хоть одному знакомому лицу и слегка смущается подаренному ладони поцелую. Тут же встревает Ребекка, нарушая зрительный контакт двух людей и вручая красный стаканчик с непонятным содержимым. Девушка приглашает в центр комнаты, где симметрично расположены два большущих кожаных дивана и такое же количество кресел. Джон и Итан занимают отдельные места, Зейн и Элоиза размещаются на диванчике напротив Ребекки, Милли и Томаса. Чуть опущенные от смущения веки подруги выдают её робость, и Милли бесцеремонно начинает разглядывать человека, сумевшего с ней это сделать. Из-под белой майки виднеются разнообразные чернильные рисунки, переходящие на шею и руки. Чёрные волосы с белесой полоской придают необычной внешности ещё больший шарм, идеально гармонируя с карими глазами, устремлёнными в их сторону. Он изучает её так же, как и она его. — Не переживай, Милли, — слева раздаётся шёпот Ребекки, отвлекающий от наблюдений. — Парсон предупредил, что ты не любишь пить. Это просто вода. — Спасибо, — улыбается, разглядывая красный стаканчик, погружающий в атмосферу американских фильмов, и делает глоток. Сидящие начинают знакомиться ближе. Томас Парсон был неотъемлемой частью команды Liquared. Несмотря на то, что отец его, некогда владелец одной из старинных крафтовых компаний, производящих виски, долгое время занимал пьедестал, Томасу родительское рвение не особо нравилось, а потому семейные разногласия привели парня в конкурирующее производство ещё несколько лет назад. Правда об этом отрывке своей жизни он почему-то решил умолчать. У Зейна с Ребеккой истории были куда проще: одна любила выпивать, другой же — с упоением проводил время за книжным столом, пока, наконец, не наткнулся на Марка Форсайта с его «Краткой историей пьянства. От каменного века до наших дней». Я осторожно облокачиваюсь на спинку дивана, чувствуя, как рука Томаса по-свойски ложится на плечи. Чёртики в глазах Элоизы выплясывают победный танец. Запах мужчины и чего-то пряного с примесью травяного обволакивает и вызывает одно лишь наслаждение, сравнимое с цветами, от которых кругом идёт голова, когда слишком долго дышишь их ароматом. Точно ли в стаканчике только вода? Иначе я не верю тому, что вновь испытываю это приятное чувство наяву. Начинается обсуждение прошедшего вечера, в ходе которого всплывает история о белом платье, раскрывая личность пострадавшей. Оказалось, Ребекка намеренно окатила девушку вином, потому что та посмела нелестно высказаться о её внешнем виде. Каждый поочередно рассказывает забавные случаи с пятницы, пока Итан не предлагает оставить разговоры о работе и во что-нибудь поиграть, намекая на подступающую скуку. Джон изначально отрицательно качает головой, но тут же сдаётся, когда замечает, что большинство проголосовали «за». Да уж, вот оно — стадное чувство во всей красе. — Хочешь что-нибудь выпить? — тёплое мужское дыхание обжигает мою шею, вводя в небольшой транс и вызывая неподвластную стаю мурашек. — Я бы не отказалась. Мы одновременно встаём со своих мест, и Томас сообщает ребятам о скором возвращении. Аккуратно обхватывает ладонями талию, словно оберегает от чужих тел, скопившихся в коридоре на пути в кухню, и я совсем этому не сопротивляюсь. Несколько людей спешат покинуть помещение, будто иное присутствие помешает их веселью. Окружающая обстановка подобает ранее увиденному интерьеру гостиной, и лишь нетипичный дубовый паркет, тон которого несколько светлее гарнитуры, выбивается из привычной темноты. Островок в центре почти весь заставлен различным алкоголем и подобием еды, от чего я невольно морщусь и мысленно благодарю Элоизу за то, что мы успели поесть перед выходом. — Ты бы и не смогла, — Томас усмехается. Пристально следит за мной, пока мой взор направлен на подвесные шкафчики и смущённо избегает его самого. — Почему? — лёгким движением тонкие женские пальцы еле касаются кухонного островка, подмечают чистоту натурального кварцита, несмотря на весь беспорядок сверху. — В играх Итана всегда присутствует алкоголь, — импровизированный бармен протирает полотенцем и без того чистые бокалы, а затем интересуется о желаемом напитке. Я осматриваю варианты ещё раз: пиво сразу получает твёрдое «нет»; пара неоткрытых бутылок водки вызывают иллюзорный приступ тошноты, от чего непроизвольный ком отвращения сам собой ликвидируется, а взгляд падает на что-то более щадящее; красное полусухое ассоциируется со светскими мероприятиями, а дорогостоящая бутылка шотландского односолодового виски Macallen, стоящая поодаль от всех, точно не предназначена для шаткого ментального здоровья. Недавняя история с «Белой леди», в составе которой присутствует джин и ликёр Куантро, а крепость оценивается в тридцать пять градусов, намекает на очевидный выбор в пользу Martini. Услышав «заказ», Томас с выраженным сожалением удаляется из комнаты, сообщив об отсутствии льда в морозильнике. Мне становится неловко. Несколько незнакомых людей проходят мимо, пока я бесцельно осматриваю интерьер уже в десятый раз, стоя посредине кухни, и припоминаю в голове рецепт коктейля. Тоник сверлит глаза. Для осуществления желаемого не хватает лишь лайма. Фруктовница, стоящая на нижней линии кухонного гарнитура, содержит в себе всё изобилие витаминов, кроме тех зелёных, что придадут напитку горечь. Заприметив здоровенный двухдверный холодильник у входа, я подхожу ближе и внимательно осматриваю сенсорную панель, выискивая среди обилия кнопок ту, что подсветит внутренности. И зачем вообще всё это нужно? Даже не хочу знать. Лёгким жестом просто открываю одну из дверей и замечаю на самой верхней полке необходимое — яркая жёлтая упаковка, из которой выглядывают салатовые округлости. Слегка привстаю на носочки, не желая что-либо уронить, и достаю пару лаймов на случай, если кому-то они тоже понадобятся. Элоиза бы посмеялась, заявив всем: «Такая она у меня, чрезмерно заботливая, даже в вопросах обыкновенной пьянки». — Нашла то, что искала? — тихий из-за общего шума, но всё же различимый голос звучит за открытой дверцей, выступающей своеобразным разделением между нами. — Угу, — самодовольно захлопываю дверцу, прижимая фрукты одной ладонью. — Смотри... «Томас», — еле срывается с губ. Мёртвая хватка предательски содрогает конечности, выпуская из рук цитрусы, тотчас падающие на пол. Взгляд мельтешит с дубового паркета на высокую фигуру парня, что облокотилась о дверной проём и с интересом наблюдала за происходящим. Это не Томас. Заметный румянец украшает щёки. Я неловко переминаюсь с ноги на ногу. Напоминаю себе о том, что дом просто кишит посторонними, от чего становится стыдно за столь напыщенную уверенность. Тихо сглотнув, бубню неразборчивое «Прости». — Аккуратнее, — хриплый голос звучит гораздо чётче, сопровождая замечание наклоном. Он помогает поднять фрукты, пока моё тело, подобно истукану с острова Пасхи, всеми силами сопротивляется мозговым импульсам, во всё горло кричащим: «Сдвинься с места и помоги себе сама»; с губ слетает такое же слабое и неразборчивое «спасибо». Парень, удивленный женской робостью, не сразу признаёт в девушке виновницу вчерашней ночной мастурбации. Сейчас же она кажется ему совсем неприметной, слишком тихой и чересчур серой, сильно контрастирующей с тёмным интерьером вокруг. Неряшливая копна волос, уходящих вдаль, так и манит вручит ей расчёску, а с глаз стереть то дурацкое смущение, которое в данный момент лишь высмеять хочется. Он устало облокачивается на холодильник, желая выведать, что вытворит эта чудная на этот раз. Ведёт себя так, словно вчера не млела под его взором, не желала чужих губ и не выпаливала, уходя, свой дурацкий комментарий об алкоголе. — В прошлый раз ты была смелее, — нарушает нависшую тишину, недоумевая. Слова сбивают с толку. Милли нервничает и непроизвольно кусает щёку изнутри. — О чём ты? — делает напор воды сильнее, то ли ненароком, то ли сбежать от разговора хочет. Ей незнакомо его лицо, рассмотреть толком которое она и вовсе не успела. Громкие возгласы с других комнат и коричневый шум из-за потока воды кажутся вовсе неразличимыми в сравнении с женским сердцебиением и спокойной хрипотцой. Милли слишком долго моет фрукты. Парень подмечает поо себя это, игнорируя её вопрос; думает: «Повернутая, может? Возомнила из себя грёбанную святошу, словно не готова была вчера пасть в руки дьяволу». Натерев до блеска цитрусы, Милли встряхивает ладонями вверх-вниз, избавляясь от лишней влаги, и, проглатывая собственную неловкость и стеснение, поворачивается в надежде вспомнить знакомые черты. Если сказать ему о провалах в памяти, попросив напомнить о себе, то после такого представления он, вероятнее всего, точно закрепит статус «поехавшей», поэтому Милли не спешит развивать эту тему, лишь спрашивает: — Ты не знаешь, где тут доска и ножи? — не сводит глаз и топчет неловкость, пропуская мимо задорный смешок. — Знаю. Это же мой дом. Подобную колкость он расценивает для неё как удар под дых: слишком неожиданный и резкий. С миловидного лица, что обрело уверенность лишь на пару минут, тут же стирается подобие вежливости; Милли становится совсем серьёзной, а незнакомец шагает ближе. Аромат парфюма овладевает обонянием, когда мужская рука, покрытая тёмными пятнами, тянется к навесному шкафчику. Дверца поднимается лёгким нажатием, и разделочная доска оказывается у него. Другой же рукой он указывает на стену, содержимое которой было начисто стёрто из дырявой памяти вместе с отдельным восхищением от набора разнообразных кухонных приборов, намертво покоившихся на магнитном держателе. Выбор падает на нож средней длины, и когда рукоятка плотно оседает в вспотевшей ладони, другая, такая же мокрая, покорно ждёт своей очереди быть занятой. Расстояние позволяет вытянуть ему руку для передачи предмета, и когда Милли тянется за деревянной дощечкой внушительной толщины, парень отступает, непроизвольно вызывая в ней тяжкий вздох огорчения. Казалось бы, ну что опять не так? А в ней было всё не так. И его это раздражало, задевало самомнение, вызывало уйму вопросов. Он всё не мог смириться с тем, что девушка его не узнаёт или только делает вид, что подначивает ещё сильнее, заставляет умственные процессы кропотливее выискивать путь, только бы вынудить какую-то незнакомку с прошибленной корой головного мозга вспомнить вчерашнюю ночь. Поверить не может, что фантазировал об её теле, жадно ласкал его в иллюзорных представлениях, смешивая с остальными девицами, что всплывали перед закрытыми глазами, разрывал изумрудную ткань платья, а она вот так запросто выкинула его из головы, ещё и оказалась совсем неприметной. Да что уж там, ему просто хотелось выпытать истинную причину, банальное желание, разыгравшееся из-за немалого количества выпитого спиртного; неужто Милли была настолько пьяна? Или, быть может, просто играется? Будучи правой рукой своего отца, возглавлявшего одну из самых лучших крафтовых империй последних лет, парень всегда знал, как добиться расположения людей, как раскусить их мимику и движения, как сделать так, чтобы всё было именно по его хотению. И когда что-то выбивалось из заранее продуманного процесса, он тут же начинал раздражаться, считая потерю контроля пугающей, отрицая все виды облегчения, которые можно при этом испытать. Столь быстрое поражение со стороны Милли вызывает ещё больше вопросов. «Под наркотой, может», — умозаключает, рассматривая её лицо, полное разочарования и недовольства от всех этих непонятных игр; глаза отливают еле заметным красным оттенком. Сам же серьёзен, лишь маленько игрив, так ему хочется, чтобы она его вспомнила. — Да ладно тебе, держи, — смягчается при виде усталости. Громкий стук разделочной доски о кварцит заглушает тихий выпущенный вздох. — Ну, спасибо, — звучит из женских уст уже более уверенно, что только ещё больше его забавляет. Он возвращается в исходное положение, во второй раз вступая в поле периферии. Последующие действия Милли не остаются незамеченными, впитывают неприятный пристальный взгляд, скользящий с макушки до самых пяток. Слов больше не произносит никто, и для неё нет более громкого звука, чем подобная тишина.