— Не скучай.
Когда темный силуэт пропадает с поля зрения, сменяя пластинку в ушах на привычный шум голосов и популярных песен, Милли упирается руками о гладкую столешницу, нормализуя дыхание. Вспышками сменяются фрагменты прошедшей пятницы, на которых его лицо — смазанное пятно, не укладывающееся в формат тридцати пяти миллиметровой камеры. «Неужто тот из лифта?», — мысль возникает сама по себе, однако ответа на неё не находится.
Бесконечный поток раздумий оставляет вопросов больше, чем было. И почему во время сборов никто не озвучивал имя хозяина дома? Хотя даже банальное описание внешности не смогло бы помочь в выявлении его личности, как минимум, тот же Итан присутствовал бы в вымышленном списке.
Управившись с фруктами, часть из которых теперь была нарезана небольшими дольками для сочетания пива и лайма, если вдруг кто-то захочет выпить Миллер, хоть и в оригинале необходим лимон, Милли всё равно осталась довольна собой.
Соломенный цвет украшает выбранный из-за устойчивости бокал для виски, позволяя почувствовать еле слышный аромат ванили, перекликающийся с горечью цитруса и тоника. «Почему Томаса так долго нет?».
— Ты чего?
Я не сразу замечаю, как вчерашний компаньон появляется рядом и отвечает на риторический вопрос, окончательно растворяя скопившееся напряжение. Оборачиваюсь и вижу нескрываемое волнение и нераскрытую упаковку со льдом в руках.
— Где ты был? — спрашиваю не с целью ревности, а лишь узнать, почему так долго отсутствовал.
— На цокольном этаже. Там есть другой холодильник, — парень пожимает плечами, раскрывая огромный мешок. — А потом мне позвонили, оттягивая столь долгожданный момент, — смеётся, окуная два кубика в ёмкость и победно вручая бокал в руки.
В мыслях эхом мелькает: «Это же мой дом». Томас с ним знаком? А что, если они работают в одной компании? Надеюсь, нет.
И надеюсь, хозяин дома — не заноза в заднице, повернутая на чистоте. Но мне не очень хочется выслушивать его ехидные высказывания в свой адрес после, поэтому я прошу Томаса подождать ещё немного, прежде чем вернуться к остальным, когда намереваюсь прибрать созданный бардак.
Он напоминает мне о горничных и, не получая желанного ответа, становится рядом, облокотившись об островок. За спиной чувствуется читаемое в блуждающем взгляде: «Делай, что хочешь, но давай поскорее».
Тень мужского силуэта чуть ниже того, кто некоторое время назад стоял точно так же, однако разница ощущений от присутствия колоссальная. И мне от этого спокойнее.
Спустя непродолжительное молчание Томас не выдерживает и интересуется глупой улыбкой, появившейся на моем лице во время его незамеченного присутствия.
— Я думала, ты решил сделать новый лёд и подождать, пока он заморозится, — едва различимый смех заставляет уголки губ непроизвольно подняться вверх.
В этот момент я заканчиваю с уборкой, и мы возвращаемся обратно. Гостиная опустела. Часть людей либо переместилась в другие комнаты, либо вовсе покинула мероприятие.
Возмущение Ребекки о долгом отсутствии вынуждает меня начать объясняться, когда мы занимаем свои места. Томас же нагло прерывает речь, от чего я неловко пожимаю плечами в знак своей невиновности.
Итан торжественно объявляет название игры «Do or Drink», объясняя правила, в коих никто, кажется, не нуждается. Всё просто: ты либо пьёшь, либо что-то делаешь, третьего — не дано, если только не считать полный вылет из игры, смысла в котором никто не видел.
— Джон, начнешь, — в карих глазах Итана отплясывают бесы, будто мстят за долгое соглашение на его предложение.
Из перетасованной для честности колоды достаётся карточка красного цвета, содержимое которой бегло исследуется коллегой. Все вокруг начинаю смеяться, когда Джон ругается, перед тем как делает первый глоток, а потом и последующие два.
Ребекка же нетерпеливо выхватывает карточку, начинает читать вслух для всех, как бы показывая, как на самом деле нужно играть:
— Назови любимый жанр порно или сделай три глотка, — хохот сменяется на осуждающе протяжную букву «у».
Так вот, во что вы постоянно играете... Нет, опыт в подобном у меня уже имелся, но то были совершенно незнакомые люди, с которыми мы с Элоизой максимум пересекались в близлежащих к местам проведения вечеринок кофеен.
Но сейчас мы находимся среди возможных коллег, что несколько стопорит процесс открытия интимной жизни. И как я успела заметить, не только у меня одной.
Пожалуйста, хоть бы мне попалось что-нибудь адекватное.
Следующим оказался Зейн. Его задание выглядит уж очень лёгким: никакой пошлости, никаких оскорблений, никаких лишних действий, просто «выпей или уйди». Такое задание звучит уже лучше, но я сомневаюсь, что подобных карт в колоде несколько.
— Элоиза, — Ребекка во второй раз выступает в роли ведущей. — Рядом сидящему необходимо выбрать человека, кому он напишет с твоего номера любое сообщение.
Подмечаю в её глазах прищур лисицы. Неужто хочет поиграться с чужими судьбами, проверяя почву новобранцев?
— Иначе пьёшь всё залпом.
При виде стаканчика, содержимое которого чуть не доходит до краёв, Элоиза отказывается от подобного удовольствия и передаёт телефон Зейну.
— В этом вся Ребекка, — дуновение тихого шёпота словно намекает на прочтение мыслей. — Пытается строить из себя человека, знающего толк в отношениях.
О, знал бы ты, дорогой Томас, что эта девушка прямо сейчас делает с Элоизой. Видел бы ты её робкий взгляд, трепет ресниц, румянец, списываемый на действие алкоголя; прикосновение тонких пальцев к бледно-розовым волосам; край бедной футболки, поправляемый несколько раз от волнения; тщательно скрываемое копирование жестов: вот их руки скрещены, а через секунду взгляд направлен в одну сторону.
— Как думаешь, Элоиза ему нравится? — спрашиваю напрямую.
Не хочу, чтобы она поддавалась чарам красивой обертки и гнилой души, если вдруг Зейн таковой обладает. В ответ получаю такое же тихое, но твёрдое и уверенное «определённо».
Удовлетворенно киваю и замечаю, как на коленках Зейна загорается дисплей телефона. Написал сам себе, таким образом получив номер понравившейся девушки. Умно.
Теперь была моя очередь вершить судьбу Ребекки, которая в этот момент прерывала недовольные возгласы трёх мужчин, желающих выведать подробностей у четвёртого. Зейн лишь отнекивался и просил обратить их внимание на новую ведущую.
— Пригласи еще одного человека в игру или выйди из неё.
На лице Ребекки отражается наигранное страдание, а потом вдруг сменяется коварной ухмылкой. Точно лиса.
— Кажется, я знаю, кого не хватает.
Тут же подрывается с места, направляясь к двери, ведущей на задний двор.
Игра останавливается после слов Итана о том, что если продолжить без Ребекки, то придётся выслушивать наигранные обиды и пересказывать всё в мельчайших подробностях.
Очередной глоток указывает на пустоту бокала, и Томас вежливо предлагает его наполнить. Получает одобрение и мне даже начинает казаться, что он догадывается о внутреннем напряжении из-за количества незнакомых людей; или из-за того, что произошло на кухне. Меня не смущает нынешняя компания, но необходимость в окончательном расслаблении вынуждает сделать выбор в пользу сладкой горечи.
Взгляд скользит по комнате, подмечая обилие растений, расставленных по периметру, совсем не сочетающих в себе ту натуру хозяина, что мне довелось увидеть. Приглушённый свет, встроенный в потолок, создаёт атмосферу уюта, ранее ненаблюдаемую. Панорамные окна, скрываемые за плотными тёмно-серыми шторами в пол, заставляют гадать, каков сад за окном: есть ли там пруд или место для барбекю; есть ли беседка или только деревья, переходящие в бескрайний лес; есть ли там хоть что-нибудь, вызывающее такое же чувство умиротворения, как и окружение в комнате, чего нельзя сказать о её хозяине? Точно ли этот дом принадлежит ему?
— Вы посмотрите, кто пришёл, — задорный голос Итана привлекает внимание каждого.
Находясь всё ещё в своих мыслях, я постепенно переключаюсь с пепельной ткани на два силуэта, один из которых нехотя шагает в сторону компании под натиском опущенных рук на плечи.
Когда Ребекка выходит из-за его фигуры, окончательно убеждая меня в том, что именно он — новенький игрок, взгляд мой сам опускается в пол и скрывается за ладонью, что небрежно поправляет волосы, только бы не смотреть дольше, чем нужно.
Нахождение с ним в одной комнате при отсутствии Томаса уже становится традицией. В конце концов, может он не так уж и плох?
Любопытство, буквально раздирающее меня изнутри, заставляет поднять глаза на парня, занявшего место на диване рядом с Зейном.
Странно, что Джон ни словом не обмолвился с владельцем дома, лишь радостно поприветствовал, будто знал его; их рукопожатие было скорее дружеским, чем простым жестом двух незнакомых людей.
Итан увлекает нового игрока разговором о прошедших раундах, чем я успешно пользуюсь, впервые открыто его рассматриваю. Скрещенные руки на груди намекают на недовольство из-за выходки Ребекки. Незамысловатые рисунки заставляют задуматься, есть ли у него с соседом одинаковые татуировки.
Девушка, выполнившая задание, победно плюхается на диван рядом, и, будто бы замечая столь пристальное изучение со стороны, не теряет ни секунды, нарушая разговор парней:
— Гарри, познакомься, Элоиза и Миллисент.
Моя ни о чем не подозревающая подруга тянет ему руку, будто бы случайно касаясь Зейна. Ухмыляюсь находчивости, но уголки губ тут же опускаются вниз, когда ловлю на себе оценивающий взгляд нового знакомого; на его лице красуется неприятная сардоническая улыбка.
В этот раз мне хватает смелости не прятаться в собственном панцире и с гордо поднятой головой ловить каждый остро заточенный нож, летящий в мою сторону из его ядовито-зелёных глаз, слепящих так, будто комната озаряется солнцем.
Гарри вовсе не интересуют разговоры Зейна о новой приобретённой машине, чего не сказать об Элоизе, внимательно ловящей каждый звук, исходящий из его рта, словно рыбка в аквариуме во время кормёжки. Совсем вскружил голову.
Зрительный контакт несколько раз прерывается поправляющей выбившиеся локоны кудрявых волос ладонью, демонстрирующей пальцы, каждый из которых обёрнут в золотистый металл, отражающий атаки летящего холодного оружия из глаз оппонента. В одной из таких оборонительных позиций, Гарри сдаётся, автоматически проигрывая на импровизированном поле боя.
Один один.
Я бессознательно оборачиваюсь на вновь прибывшего на ринг, заставившего противника потерпеть поражение. Тёплая улыбка Томаса контрастирует на фоне холодного взгляда, когда он старается обойти людей, аккуратно придерживая стаканы, доверху наполненные алкоголем.
— Милли, твоя очередь, — отвлекает Итан.
Томас садится рядом и шепчет что-то вроде: «Надеюсь, тебе понравится», когда его голос прерывается зачитываемой карточкой:
— У тебя есть два варианта: сыграть в игру «кого бы ты выбрала» или сделать шесть глотков, что равняется, — он внимательно изучает содержимое; я помогаю ему, поднимая стакан чуть выше, упрощая математические подсчёты, отразившиеся на его лице, — выпить залпом.
Мне пиздец. Томас слишком сильно постарался, усложнив задание, потому что принес стакан, заполненный почти до краев.
Я невольно глотаю внезапно образовавшийся ком, комментируемый нервным смешком, пока Итан поясняет логику своего решения: сто сорок миллилитров Martini, делимые на средний глоток, эквивалентный двадцати одному миллилитру, выдаёт значение, равное шести с половиной, что по сути укладывается в один присест.
Мой первый глоток вызывает волну недовольств. Ну конечно, вам же всем интересном, с кем бы переспала девушка, которую вы видите впервые. Такое чувство, что мы снова в университете.
Но я поддаюсь всеобщему осуждению и останавливаюсь, пытаясь оценить собственные силы. Моё психологическое состояние не способно принять даже малое количество алкоголя, и несмотря на то, что вермут оказывает несильный эффект, позволяя контролировать ситуацию, резкое его потребление может вызывать необратимые последствия. А я ведь даже не знает, где тут туалет.
— Мне надо было морально подготовиться, — начинаю оправдываться.
Лёгкое касание Ребекки вместе с обеспокоенным взглядом Элоизы помогают почувствовать невидимую и существенную будто бы только женщинам поддержку.
— И кого надо выбирать?
— Кого поцелуешь, — Итан победно улыбается, не скрывая аггелов, поселившихся в карих зрачках, — и с кем переспишь, — буква «р» выдаёт его испанское происхождение, проходясь лезвием по слуху сильнее обычного. — А ещё из банального: кого под венец, а кого на распятие?
Приводимая аналогия «смерти» только подтверждает наличие вестников дьявола, на секунду возвращая меня в прошлую осень к белоснежному деревянному гробу. «Блять», — крутится у меня на уме.
Иллюзорное отсутствие выбора и желание поскорее закончить с этим заставляют начать от обратного, выбирая в качестве первой жертвы Джона и забирая к алтарю Ребекку. Когда желанной гостьей в постели оказывается Элоиза, Итан, заливаясь хохотом, делится своей любовью к лесбийскому сексу под недовольное замечание Джона, чьей жизнью я решила пренебречь:
— Я не виноват, что ей нравятся девушки.
Благодарность каждому поддержавшему столь непростое разделение выражается в растянутой до ушей улыбке. Джон умело выкручивается из ситуации, завершив выступление юмористическим аккордом.
— А поцеловала? — в наше веселье встревает знакомая хрипотца.
Гарри впервые обращается к Милли за последние несколько минут, нарушает спокойствие, заставляя уголки тоненьких губ опуститься. В ней ни грамма ботокса, от чего исказившаяся полоска кажется совсем заметной.
Он точно знал, когда спрашивал, словно надеялся, что, быть может, теперь она вспомнит о нём.
«И кого назвать? Итана? Зейна? Томаса? Или для абсурдности его самого? Самым простым вариантом был бы Том, но поймёт ли он? Нет, самый главный вопрос в другом — хочу ли я его целовать? Как минимум, имя Томаса могло бы прозвучать как благодарность оказанному вниманию, подыгрывая плану Ребекки и удовлетворяя её старания», — сумбурные размышления не дают Милли возможности быстро ответить на вопрос.
Скорый отъезд в Шеффилд придаёт уверенности сильнее, чем ощущение горькой сладости на губах. Желание поставить на место непрошеное мнение о её смелости движет действиями быстрее, чем разум, разрывая томительную тишину именем парня, сидящего рядом.
— Тогда почему не сделаешь это сейчас? — продолжает наседать.
Стремление проигравшего изменить результат поединка никак не усмирит его эго. Незначительная победа в «гляделки» побуждает создавать новые уровни без пояснения каких-либо правил.
Милли нечего ответить на вопрос Гарри, и он это знает; специально подначивает, с наслаждением изучая женское смущение. Пристальный взгляд прожигает дыру быстрее горького спиртного, и лёгкое давление на плечо пытается заглушить это неприятное жжение. Томас не принуждает, лишь даёт понять, что всё в порядке, ограждая от ощущаемого напряжения. Краем глаза Милли замечает, как Элоиза что-то шепчет Зейну, и через пару секунд раздаётся его голос, разрушающий незримое презрение с двух сторон:
— Не смущай девчонку, Стайлс.
«Стоп. Стайлс?».
В памяти всплывает образ сурового мужчины, прервавшего увлекательные беседы за барной стойкой. «Стайлс тебя ждёт», «босс не любит ждать». Милли тут же осознаёт, насколько убогой становится вся ситуация.
Ей не хочется верить, что Гарри управляет ещё и Liquared, помимо своей мрачной берлоги, куда затащил их Джон, иначе становится тошно. Она надеется на какое-то разъяснение со стороны Томаса, а потому прокручивает эти мысли в своей голове снова и снова, только бы не забыть спросить.
— А я-то думал, она смелая.
Безучастный взгляд голубоватых глаз скользит по его телу, встречаясь со змеёй, язвительно пускающей яд изо рта, не страшась никого из своего окружения. Гарри опять это сделал.
Не желая больше оказывать ему внимание, словно в зоопарке направляясь к выходу из экзотариума в сторону добродушных капибар, Милли аккуратно интересуется у Томаса, всё ли у него хорошо. Тёплая улыбка и утвердительный кивок убеждают её в конечном пункте воображаемого маршрута, снимая всё напряжение и подыгрывая его расслабленному телу.
— Твоя очередь, Гарри, — незаменимая ведущая Ребекка вытягивает карточку, переключая внимание каждого на себя. — Правда или действие?
Словно хищница, удовлетворённая выбором в пользу интересной истории, не долго думая, сообщает «вопрос», подразумевающий честный ответ:
— Самая странная девушка, с которой ты трахался? Или, может, не девушка...
Его вовсе не смущает подобная дерзость, и складывается впечатление, что Ребекка — единственная, под чью дудку готово танцевать пресмыкающееся.
«Гарри... имя будто бы впервые произносится в комнате. Или ты просто слишком была занята победой в вашей импровизированной с ним игре, поэтому и не расслышала, Милли?» — неприятное жужжание внутреннего голоса указывает на совершённые в состоянии аффекта ошибки, заставляя поёжиться.
— Хотя бы опиши её внешность, — дополнение Джона задаёт эмоциональный настрой последующим подбадривающим репликам со стороны мужчин, желающих скорее узнать имя бедолаги.
Гарри задумчиво молчит, переводя свой взгляд с ладони, убаюкивающей янтарную жидкость в бокале круговыми движениями, на Милли, а затем снова на алкоголь.
Она мысленно благодарит его за то, что он сначала думает перед тем, как опозорить девушку, правда, совсем не подозревает, что позорить он будет именно её.
Забывчивость сидящей напротив порядком ему надоедает. Хочется растоптать девчушку вдребезги, авось если не помнит его самого, так пусть мучается, думая, что у них вообще что-то было. Хитроумная змея.
— У неё был слишком затуманенный взгляд и чертовски сексуальные плечи в зелёном шелковом платье. Девчонка добралась до сорокалетнего Macallan, сводившего её с ума.
Сидящие буквально замерли в томительном ожидании всей кульминации, внимательно вслушиваясь в медлительную речь. Перебить не решался никто.
— Не знаю, что она употребила перед этим, но спустя пару минут она тут же сбежала в истерике, оставив меня в одиночестве.
Зал буквально растворяется в истерическом смехе, вызывая в единственной девушке неконтролируемый приступ отвращения, скрываемый за натянутой улыбкой под его пристальным наблюдением. Он знал, всё это время знал, решив напомнить о себе подобным способом.
Гарри же вовсе не волнуют смешки, ему просто плевать. Единственное, что сейчас щекочет нервы, — потерянное лицо девицы напротив, которая, наконец, словила прозрение.
Она беспокойно кусает губу, пальцы её отстукивают бешеный ритм по стеклу, вынуждая совершать один глоток за другим, когда дикий пьяный гогот сменялся колкими фразами в сторону Стайлса:
— Не знал, что ты настолько плох, — дружеский толчок в плечо со стороны Зейна только вызывает очередную волну неконтролируемого смеха.
— Да ну, вы даже не поебались, — подвывает Джон. — Так нечестно, мы хотим другую историю!
Мужское самомнение подпитывается реакцией. Гарри понять только не может, слишком уж резко изменилась в лице, слишком уж сильно сверлит глазами, не уж-то в действительности позабыла?
Лишь долгое перекрикивание со стороны Элоизы об очереди Томаса останавливает всех от дальнейшего обсуждения, спасая Милли от чувства неловкости, смешанного с неприязнью.
Отрываясь от приятного выплеска негативных эмоций, она поворачивается к Томасу, крепче прижимающего женское тело к себе. Ещё одна лишняя секунда, посвящённая Гарри, точно бы вызвала волну вопросов в мыслях сидящих, а потому такое отвлечение просто было необходимо. Непринуждённая улыбка позволяет понять, что Томас ничего не знает. Ни того, что было в лифте, ни того, что происходило на кухне.
Пока Джон показывает умения в растасовке колоды, умоляя Гарри рассказать другую ситуацию, Элоиза вгрызается зрачками в Милли, желая выпытать ответы. Она всё поняла. Кивок из стороны в сторону означает: «Объяснись», а поджатые домиком брови Милли только и молят: «Я ничего не понимаю».
Указательный палец Элоизы постукивает по задней панели телефона. Когда вся остальная часть компании с изумлением взглядами примыкает к карточным манипуляциям, Милли ловко отправляет сообщение, стараясь выглядеть максимально заинтересованной в происходящем:
00:40
Грёбанный придурок. Что это вообще было?
Закончив с фокусами, Джон вытаскивает карточку, смирившись с нечестной игрой Гарри, и тут же начинает зачитывать приговор для Томаса:
— Либо ты опустошаешь бокал, не используя рук, либо создаёшь беседу со своими бывшими...
Действие Томасу кажется куда проще, чем желание показать свою ловкость, а потому он уже готовится достать телефон.
— Но всё не так просто, Парсон. Ты должен отправить им сообщение, цитирую: «малышки, надеюсь вы найдёте общий язык», — на этой фразе Джон делает явный акцент, намекая на двойной подтекст, чем вызывает бурную реакцию среди мужчин.
Пока остальные уговаривают игрока, в тотчас поменявшего своего мнение, Милли нервно клацает по телефону в ожидании ответа.
00:44
Ты не захочешь меня слушать
00:44
Ну
00:45
Просто поговори с ним. Наедине
Беглый взгляд по экрану и тут же закатанные донельзя глаза не остаются незамеченными, а потому почти сразу приходит второе сообщение:
00:45
Чтобы понимать действие, нужно знать его мотив
Любимая фраза Элоизы из недавно вышедшего детективного сериала, о котором девушка прожужжала все уши, не вызывает дикого желания вступать в разговор, поэтому Милли неуверенно пожимает плечами, давая понять, что подумает над предложением. Ей этого совсем не хочется, потому как того, что происходило на кухне, по её мнению, было достаточно, чтобы не говорить с ним вовсе.
— Я не буду этого делать, — возмущённый голос Томаса возвращает девушек в реальность, а его наоборот, из неё, когда мужской телефон предательски начинает разрываться от входящего звонка, побуждая извиниться перед всеми и покинуть помещение, оставляя вошедших в азарт недовольными из-за резкого окончания игры.
***
Дом заметно опустел, поскольку большая часть приглашённых оказались соседями. Ребекка почти слёзно уговорила троицу остаться, всё равно бы не позволила сесть за руль пьяными. Были мысли и о такси, но в таком случае необходимо было бы потратить больше времени перед дорогой домой на то, чтобы утром забрать машину, чего остальным делать совсем не хотелось.
Элоиза скрылась где-то на втором этаже вместе с Зейном, получив предупреждение от подруги, что, если что-то случится, ей стоит только закричать. Пропажа Ребекки произошла почти следом, и Милли не винила девушек за то, что им хотелось больше времени провести с кем-то за закрытой дверью спальни. Хоть у кого-то сегодняшняя ночь пройдёт не в одиночестве.
Как только ушёл Томас, фигура Гарри скрылась вслед за ним, подарив ей возможность расслабиться и более не принимать участие в его непонятных играх. Возможно, они поехали куда-то вместе, а то представление во время игры было лишь неким спектаклем.
Количество выпитых банок соответствовало состоянию Джона, мирно сопевшего на том же чёрном диване. Никто так и не решился к нему притронуться — слишком уж тяжело перетаскивать его тушу в другое место, да и надобности в этом не было.
Комнаты были почти пустыми, лишь несколько незнакомых человек нарушали тишину перешептываниями и пронзительным звоном бокалов, поражая количеством залитого в организм алкоголя.
Какое-то время Милли пыталась уснуть, расположившись на соседнем диване рядом с Джоном. Посопев, поборовшись с покрывалом и несколько раз перевернувшись с боку на бок, Милли решила, что именно состояние полного отсутствия сна и желание быть в своей собственной чистой уютной постели не позволяли ей погрузиться в царство Морфея.
Пачки от снеков, использованные салфетки, бутылки и прочий небольшой мусор, вызывающий недовольство, отправлялись в мусорные пакеты, случайно найденные в одном из кухонных шкафчиков, исследуемых ею после безуспешных попыток заснуть.
Напоминание Томаса несколькими часами ранее о горничных не останавливало от желания отдохнуть в прибранном месте, а потому потраченные на собственное успокоение полчаса были оправданы. Наверное, таким образом она пыталась узнать чуть больше и о хозяине дома, считая, что в его отсутствие заниматься подобным будет куда легче.
Заключительным штрихом в гостиной был Джон, заботливо укрытый пледом.
Количество выпитого алкоголя дает о себе знать; горло слишком пересушенное. Наливая себе стакан воды, я в отвращении рассматриваю нетронутое спиртное на кухонном островке. В уставшие глаза бросается та самая бутылка виски Macallan, аромат которого должен был напомнить о себе ещё на этапе выбора напитка.
— Догадалась? — легкий мандраж пробирает до косточек, когда спокойный голос сопровождает наблюдения, появившись словно из ниоткуда.
Мне просто послышалось. Это не может быть правдой, это всё затуманенное воображение.
Я продолжаю молча разглядывать этикетку, всем видом показывающую свою драгоценность, когда со стороны окна раздаются непонятные шорохи, только подтверждающие услышанное ранее.
— Почему ты сразу не сказал? — вдруг спрашиваю, но скорее для того, чтобы убедиться в своей разыгравшейся фантазии.
— Было бы не так интересно за тобой наблюдать, — вновь раздаётся по ту сторону стен.
За чуть отодвинутыми ладонью шторами виднеется только кухонное отражение, поглощаемое тьмой заднего дворика.
Неужели я опять сплю, находясь в кошмаре? Память становится заложницей Бога снов, воспроизводя хриплый голос снова и снова, не оставляя мне ни единого выбора на побег.
— Прекрати думать, — отсутствие зрительного контакта не мешает мне отчётливо представить его ухмылку, смешанную с нотками приказа в голосе, — и выходи на улицу.
Третий раз становится решающим, отгоняя все мысли об иллюзиях прочь. Когда я прорабатывала травмы после смерти матери, психолог явно не упоминал о последствиях, связанных с галлюцинациями и собственным воображением, а потому внутренний голос лишь продолжает шептать мне о слабых, бессмысленных отговорках и о принятии действительности.
— Если тебе хватит смелости.
Это точно был
Гарри.
