Plague of fire

Луи почти двадцать восемь. Не женат. Девушки нет. Зато есть своя машина с несуществующими для его поклонниц номерами. И двушка в закрытом комплексе в центре Шеффилда, большее ему не было нужно. Томлинсон относительно коротко стрижёт волосы грязного русого цвета, из года в год носит одну и ту же потёртую олимпийку — любимую вещь Фелисите, которую та часто без спроса забирала из гардероба брата; и кулон на шее — подарок от матери. Всё, что у него осталось, помимо нескольких младшеньких сестёр. Курит крепкие сигареты, запах которых намертво въедается в одежду и кожу, а ещё неплохо готовит курицу. Даже лучше, чем забивает в футболе пенальти. Себя не щадит, чуть что открывает бутылку, правда, в последнее время делает это реже; обещал ведь. — Грёбаный Стайлс, — нервно поправляет растрёпанную чёлку, смотря в отражение, — зачем твоя семейка меня сюда притащила? Это же сборище законченных алкоголиков. — Не сравнивай с ними себя, — хриплый хохот эхом раздаётся в лифте. — Споёшь пару песен и проваливай, если тебе так хочется. Сам бы с удовольствием ушел. А Луи хотелось. Он не любил подобного рода мероприятия, однако отказать второй семье в столь радушной просьбе не мог. Заключительный вечер дня рождения клуба проходит в менее формальной обстановке, несмотря на обозначенный дресс-код, правда каждый понятие «официальщины» воспринимал по-своему. Луи совсем не заморачивался, наспех надел чёрное поло, зауженные джинсы и кеды в полоску, гармонируя с окружающей обстановкой лучше, чем все остальные. Мероприятие проводили уже в ином зале той же сети отелей матери Гарри, скорее похожем на подобие клуба: в дальнем конце помещения виднелась небольшая сцена, посередине танцпол, а по краям идентичные барные стойки, сбоку которых располагались лестницы на второй этаж. — Какой это идиотизм, — ворчит Луи, когда они идут сквозь толпу, — ставить винтовые лестницы в месте, где люди литрами заливают в себя алкоголь. Гарри не сдерживает улыбку, слыша замечание старого друга; заметно нервничает, оглядывая зал по сторонам. Масса потихоньку разбредается в разных направлениях, какая-то часть в свойственной манере исследует меню, другая же — заполняет центр и располагается по краям на диванчиках. — Ты выступаешь второй, — Стайлс внимательно изучает список приглашенных гостей, когда они скрываются в гримёрке вместе с остальными певцами и танцорами. — Славно. Чем быстрее, тем лучше. — Заканчивай, Томлинсон. Тебе тридцать или семьдесят семь? — Ты так и не объяснил, с чего вдруг Робин захотел меня видеть. — Мать в восторге от твоих песен. Хотел её порадовать. — Напомни, от какой именно Энн без ума? — Спросишь у неё сам. Я пошел, — разворачивается на пятках, не дожидаясь ответа. И так на взводе, поэтому не хочет слышать недовольства Луи. Боком садится на только что освободившийся барный стул, заказывает привычный виски со льдом и начинает наблюдать за прибывшими в его отсутствие новыми коллегами. Элоиза и Миллисент успели занять места у противоположной барной стойки, между ними же нагло втиснулся Адриан, который то и дело веселил девушек. Гарри весело не было. Весь выстроенный план в его голове медленно рушился. Во-первых, всё складывалось слишком странно: Томас проявлял интерес к Милли, которая с детства дружила с нынешней его пассией, Линдси. Рой Гудман оказался давним другом отца, так ещё и имел странную тесную связь с Миллисент. Что-то во всей этой цепочке явно связывало каждого друг с другом, что и настораживало парня. Он также думал скрыть знакомство с Миллисент, изучить её историю самостоятельно, а потом уже вывалить Томлинсону всё, что сумел найти на Томаса, его отца и простушку Линдси. В нынешней обстановке задуманное казалось неосуществимым. Ему хотелось усомниться ещё раз в девичьей памяти и поставить ставку на то, что та и его не узнает, несмотря на то, что Луи частенько крутили по локальному радио и звали на различные шоу, в большинстве случаев второсортные; по крайней мере, так считал Гарри. Или хотелось, чтобы друг особо не вглядывался в толпу, как обычно делает, не заприметил ту, о красоте которой упомянул в машине тем осенним днём после приёма у Лиама. Луи бы не понравилась идея Гарри, несмотря на то, что тот зачастую закрывал глаза на подобное самовольство. У самого руки были завязаны. И если бы Томлинсон понял, с кем его друг собирается провернуть очередной трюк, точно бы завопил как девчонка, отказываясь и желая найти иной выход. Возиться по-другому Стайлс не рассчитывал, хоть мысленно и сочувствовал девушке. Непонятные придирки питали его эмоциональный фон, граничащий со злобой и страстью, однако выработанное умение всё подавлять как никогда кстати позволяло ему искусно добыть желаемое, оставив, вероятнее всего, неприятный след в женской памяти. Бывали ночи, когда Гарри мог желать и саму Милли, правда быстро переключался с её крохотных ласточек на пышногрудых дам в черных коротеньких платьицах. — Что ты в ней нашел? — незаметно подкрадывается Зейн, заставая врасплох его размышления. — Элоиза прекрасная девушка, — не дрогнет, запивая ответ алкоголем. Знает, что вопрос о другой. — Так ты из-за этого с ней в паре хотел быть? Конечно, Гарри, и как я не догадался? Тебя же Милли совсем не интересует. — Не интересует, — отвечает холодно и скрывается в толпе, надеясь, что более его сегодня никто не потревожит. Зейн же времени не теряет, лишь ухмыляется мальчишеской реакции и идет в сторону новой возлюбленной. Элоиза, сидевшая вполоборота и точно высматривавшая его, заметив знакомую белесую прядь, машет рукой, приглашая присоединиться. — Железный человек! — радостно кричу, за что тут же получаю легкий толчок коленкой подруги. — Зови меня просто Тони, — подыгрывает, вспоминая свой вчерашний наряд и пожимая руку Адриану. — Дамы и господа! — любезности перебивает ведущий. Помещение играет красками; свет софитов переливается яркими огнями, шум голосов и звон бокалов стихает, но только до первого поздравления, громко звучащего из динамиков после приветствия. На сцену приглашают уже знакомую музыкальную кавер-группу, которая вновь открывает мероприятие песней Рианны. Моё наслаждение от мелодичных голосов и нежного персикового сока прерывается ровно в тот момент, когда краем глаза на втором этаже я замечаю Томаса, облокотившегося о перила и наблюдавшего за мной. Его пальцы, держащие стакан, дрогнут в приветственном жесте, а уголки моих губ искривляются в неуверенной улыбке. Томас терпеливо ждал разговора, хотя и не знал, о чем говорить. Судьба его давно была предначертана худшим папашей и всем, что тот сотворил с окружением сына. Деньги и власть затыкали чужие рты, делали из других послушных овец, в которую постепенно превратился и сам Томас. Даже отречение от семьи не помогло ему вернуть свою жизнь, принадлежавшую сейчас противной девице, что взахлеб упивалась третьим коктейлем на соседнем диване. Томас Линдси любил, пусть и своеобразно, пусть и не в том понимании любви, которую ему хотелось бы обрести, но всё же любил, временами ограничивая своё желание придушить в постели подушкой. Он всё пытался разглядеть в ней отражение прошлой осени, наполненной светлым чувством, болью и страданием за ребенка, что Гриффин потеряла из-за сильнейшего стресса. Девушка так и не рассказала причину своего состояния, словно заперла эту тайну на сто замков, а затем и вовсе о ней позабыла, когда щедрый папаша Парсона вдруг с широкой руки одарил Маргариту, мать Линдси, денежными извинениями за случившееся. Бороться с отцом равносильно было прыжку со скалы; крылья в таком полёте отрастить не представлялось возможным. И поэтому Томас просто ушел, как последний трус испугался, закрылся в себе, пытаясь найти успокоение в единственной, которая тогда его приняла, в Линдси, потому и предать так просто её не мог, хотя и хотелось. Эта цикличность временами ломалась, когда двое разъезжались по разным городам, правда совсем на короткий срок, и даже такого небольшого притока свежего воздуха Томасу было достаточно, но только не с Милли. Их многолетняя разрушенная дружба с Гриффин и недавняя словесная перепалка только всё усложняли, и он понять не мог, как из всего этого выпутываться. Дышать-то ему хотелось, правда в данной ситуации не представлялось возможным. — Благодарим за столь энергичное выступление! — вновь говорит ведущий, хлопая в ладоши, чем будоражит всю публику и привлекает внимание каждого к себе. — А сейчас хотелось бы пригласить на сцену ещё одного не менее талантливого парня. Под ваши бурные аплодисменты, встречайте, Луи Томлинсон! В зале погас свет, а я поперхнулась соком. Темная фигура выходит на сцену и через секунду озаряется ярко-алым цветом, торжественно размахивая ладошками и приветствуя гостей. — Для меня честь сегодня быть здесь, — знакомый контра-тенор эхом раздается со сцены. — Whiskey Rooms, примите мои поздравления! Я ваш большой фанат, — звонко смеётся; на лице появляются морщинки. Луи, что б тебя, Томлинсон! Я не верю своим глазам и ушам, даже немного привстаю, пытаясь разглядеть человека. Щурюсь, словно меня подводит зрение. Это и вправду тот самый Луи, что на лавочке перед клиникой предлагал закурить и рассказывал душещипательную историю о своей семье; тот самый Луи, чья зажигалка была сейчас в маленькой дамской сумочке, надежно спрятанная в кармашке с застёжкой; тот самый Луи из Шеффилда, который сейчас почему-то в Лондоне и собирается выступать на мероприятии, куда пригласили сотрудников компании WoodGulp. Какого черта? — Что он тут делает? — случайно вырывается из мыслей. — В смысле? — смеётся Элоиза. — Поёт. — Он из клиники Пейна. Ты меня спрашивала, с кем я говорила, когда ждала тебя. Я говорила с ним, Ло. — А так и не скажешь, что у парня проблемы, — подмечает Адриан, нагло подслушивающий диалог подруг. — Я точно не сплю? — проигнорировав коллегу, щипаю себя, считая, что всё это — дурной сон. — Идём, — Элоиза встает со своего места, хватая меня за локоть. — Если он тебя помнит, то и ты для него станешь сюрпризом. — Я не... — я не успеваю договорить, как оказываюсь в эпицентре танцпола. Чувствую ощутимый дискомфорт. Рядом стоящие начинают пританцовывать и подпевать, пока я пытаюсь разобрать слова, нелепо двигаясь в такт музыке, которую слышу впервые. Луи крепко держится за микрофон, умело работает с публикой, обращая внимание не только на впереди стоящих, но и на второй этаж. Иногда закрывает глаза, оттягивал руку на высоких нотах и звонко смеётся, когда из толпы доносятся чужие подпевающие вопли; хорошим слухом тот человек не обладает точно. Когда песня заканчивается, следом включают фонограмму другой; Луи еле успевает освежить горло глотком воды. Всматривается в пьяные рожи, ухмыляется, считая мелодию слишком неуместной под это мероприятие. Взгляд его плавно перемещается на Элоизу, правда из-за приглушенного света знакомые персиковые волосы различить не получается, а значит и не и не получиться признать в ней ту, что видел недавно. Он было отворачивается в сторону, но затем вновь смотрит чуть поодаль от неё, встречаясь с растерянным лицом Миллисент, что как рыбка двигает ртом и подпевает лишь единичным словам, выученным за пару припевов. Уже приветственно поднимает ладонь вверх, однако она тут же скрывается в тени среди остальных людей; натягивает до ушей улыбку и продолжает петь. Милли не понимает, что Луи её узнал. Слишком быстро теряется в потных дрыгающихся телах, теряет его лицо из виду, а после и вовсе начинает себя чувствовать неуютно. В зале слишком душно. — Ло, я пойду подышу, — кричу на ухо Элоизе. Стараясь аккуратно обойти парня, что размахивает руками рядом с ними, протискиваюсь сквозь людей. Кто-то меня нечаянно пихает и, не удержавшись на невысоких каблуках, я валюсь набок, упираясь во что-то массивное и ощущая чужое касание на своих предплечьях. — Будь добра, не мешайся под ногами, — шепчет хриплый голос на ухо. Одергиваю руки, игнорируя замечание, и злобно смотрю на Гарри, что поймал меня от падения. — И больше так не танцуй. Смотреть противно. — Да что ты? А мне казалось, ты бы не отказался от приватки, — смеюсь ему прям в лицо, проглатывая колкое высказывание, и быстрым шагом выхожу из помещения на балкон. «Господи, кто угодно, только не он», — думаю, облокотившись о перила. Несколько человек, что курят в стороне, осторожно подглядываю за мной; я чую их глаза на себе. А ещё испытываю радость и раздражение, потому что совсем не была готова к встрече с Луи; да и с Гарри тоже. Такая резкость с его стороны меня даже не обижает, напротив, очень сильно смешит, учитывая то, как он отчаянно пытался намекнуть мне днем ранее на повторение произошедшего. Вдоволь насытившись приятным морским ветром, я готовлюсь вернуться обратно, считая своё исчезновение дурацкой глупостью и искусственным страхом. В конце концов, мне всё равно надо вернуть зажигалку, поэтому когда, если не сейчас? И именно слово «сейчас» Вселенная понимает слишком буквально. — Я так плохо пою? — высокий голос раздается с левой стороны. Чья-то рука опирается о перила рядом, соприкасаясь с моим локтем. — Иначе у меня нет другого оправдания, почему ты решила сбежать, — смеётся и достает пачку сигарет. — В этот раз не откажешь? Поднимаю свой взгляд сначала на знакомую зеленую пачку Marlboro, а затем и на самого парня, уставившегося куда-то вдаль. — Не откажу, — аккуратно беру сигарету, чем привлекаю его внимание к себе. — Рада тебя видеть, Луи. — А я тебя. Для такой хреновой вечеринки ты выглядишь слишком трезво, подруга. И он был прав. Эту ночь я хотела прожить в ясном рассудке, поскольку до сих пор винила себя за вино. Или, быть может, просто прислушалась к словам Лиама или Гарри, что отчитывал меня как ребенка прошлым вечером. Луи начинает искать в кармане зажигалку. Я еле успеваю сказать «подожди», прежде чем тянусь к сумочке и достаю бережно охраняемую вещь. — Я не стащила, ты не подумай, — начинаю оправдываться. — Увидела на скамейке, кричать вслед не стала, решила отдать в следующий раз, когда увидимся. — Не стану спрашивать, зачем ты притащила её из Шеффилда в Лондон. Аккуратно забирает и рассматривает со всех сторон; большим пальцем проходится по выгравированной надписи. «Don't let it break your heart», — именно эти слова так часто повторял Луи своей сестре, когда та в очередной раз сомневалась в праведности своих действий. Тянется свободной рукой и по-свойски легонько обнимает за плечи. — Спасибо. Почти сразу же отпускает, подносит огонек к лицу и зажигает её сигарету, а потом, отстранившись окончательно, зажигает и свою, по привычке закрывая пламя от ветра ладонью. — Хорошо ты поёшь. Я просто растерялась, — затягивается и давится дымом. Отвыкла от крепких сигарет. — Обычное дело для меня, — улыбается то ли из-за сказанного, то ли из-за отрицательной реакции женского организма на табак. — Когда девчонки теряются? Я не твоя фанатка, Луи. — Я заметил. Ты же рот открывала невпопад словам, — по-доброму отчитывает и делает затяжку. Милли повторяет за ним, и в этот раз дым куда проще проникает в легкие. Наступает молчание, каждый думает о своём. Каким бы странным ей не кажется произошедший диалог и повисшее безмолвие, уходить не хочется. Единственных на данный момент связующих их вещей, сигарет и горя, кажется, достаточно, чтобы так легко ощущать себя с человеком, которого видишь второй раз в жизни. Милли чувствует себя спокойно ещё и из-за того, что может так запросто закурить, ведь мистер Гудман отказался посещать второй день праздника, сославшись на сильную головную боль. Скорее всего, просто ему не был интересен формат мероприятия. Луи придерживается того же мнения, ему очень комфортно с ней находиться. На секунду вспоминает, как они вместе с Фелисите несколько лет назад прятались от немногочисленных фанатов в закоулке между зданиями, скуривая сразу по две сигареты после обеденного перерыва сестры. Милли чем-то напоминает её, пусть и внешне они нисколько не похожи; в ней присутствует нечто такое, что отголоском отзывается внутри чем-то родным, и Луи не хочет отпускать это чувство, наслаждаясь каждой минутой. Клеймит себя ненормальным, хотя отчетливо понимает, что рядом стоит не Физзи, и все же ощущает что-то близкое, от того-то и не хочет, чтобы она уходила. Докурив, бросает фильтр с балкона и игнорирует неодобрительный прожигающий взгляд, ведь чуть поодаль стоит мусорное ведро. Разворачивается к перилам спиной, опирается на руки, подтягивается и садится на них. Милли уже хочет возразить и стащить его вниз, но он её прерывает: — Что-то мне сегодня тоскливо и одиноко, ещё и ноги замёрзли. Пить в девятом часу ночи почему-то не хочется. Поболтай со мной. — Прыгать только не вздумай, одинокий, — ухмыляется, осторожно посмотрев вниз. Этаж четвертый, ограда довольно широкая, а насмерть разбиться всё равно можно. Мельком вспоминаю, как стояла на его месте, и Гарри сделал мне похожее замечание. Отмахиваюсь от нахлынувших мыслей, считая, что тот не достоин маячить перед моими глазами, и вновь переключаюсь на своего собеседника: — Разве ты не ходишь к Лиаму из-за проблем с алкоголем? — Ну, как видишь, держусь. Можешь похвастаться Пейну во время следующего приема. — Сам похвастаешься, — хмурюсь и отхожу от ограждения, вставая напротив. Близко, но сохраняя видимую дистанцию; всё боюсь, что тот сиганёт вниз. Хотя чем я тут смогу помочь? За ноги вряд ли удержу. Бунтарский настрой по отношению к ментальному здоровью моментами мне импонирует, однако всё же хочется, чтобы Луи не забрасывал это дело и сумел справиться с навалившимися проблемами. Лиам ведь был лучшим специалистом, и я об этом могла заявить с уверенностью, поскольку перебрала до него с десяток психологов. — И как тебя сюда занесло? — выглядывает из-за меня, всматриваясь в неуклюжие танцевальные движения сквозь окна и прислушиваясь к громкой музыке, что сочится из закрытой двери. — Работа, — тяжело вздыхаю. — Не работа, а хуй пойми что. Сплошное сборище крыс, которым лишь бы нажраться да поторговать лицом, — морщится, видя силуэт сосущейся парочки. — А ты что тут забыл? — игнорирую слишком категоричное высказывание, хотя считаю его отчасти правдивым. — Ну, — задумавшись, чешет затылок, — не смог отказаться. — От денег? — внутри болезненно колит от осознания бездумной траты прошлой ночью. — Обижаешь, — слезает с перил и поправляет края задранной поло, видя знакомое лицо. — О, братец! Давай я вас познакомлюсь. — Братец? — неуверенно оборачиваюсь назад. — Почти, мы с детства дружим. Познакомься, Милли, это... — Гарри, — еле заметно закатив глаза, заканчиваю речь. Оба удивленно переводят свой взгляд на меня. — Не помешал? — Гарри расплывается в улыбке, подходя ближе, и достает из брюк портсигар. Этого мне ещё не хватало. Ну почему везде фигурирует именно он? Что с новой компанией, что с новыми знакомыми! Покоя мне и вправду не ждать. — Я как раз собиралась уходить, — неловко пожимаю плечами. — Замёрзла, — нагло лгу, поскольку в этот раз додумалась надеть потеплее колготки и кардиган, что защищает открытое тело, выглядывающее из-за краев юбки и блузки. — Пошла торговать лицом? — Луи не может сдержаться. — Именно, — тепло улыбаюсь. — Ещё увидимся, — чуть хлопаю по предплечью и быстром шагом покидаю балкон, не желая трепать себе нервы бессмысленными издевками Гарри, без которых бы тут точно не обошлось. «Надо же, не мешается под ногами», — думает тот про себя, от чего на лице появляется самодовольная ухмылка. «Какая послушная», — трясет головой, избавляясь от этой мысли и ещё от тех, где Милли танцует приватный танец. Луи с интересом наблюдает за сменой эмоций на лице друга, огорчившись скорому уходу новой знакомой. — Чем ты так напугал девчонку, Стайлс? Ещё пару минут назад она явно не собиралась уходить. — Желанием покурить? — разводит руками в сторону, делая вид, что не понимает о чем его спрашивают. Гарри ведь это только забавляет. Он с облегчением выдохнул, когда Миллисент скрылась за дверью, потому что предстоял сложный разговор с другом детства, который он, к сожалению, теперь избежать не мог. Не успел выцепить Томлинсона из гримерки после выступления, поскольку не вовремя появилась Миллисент, а после их небольшой словесной перепалки на пути встала Ребекка, заваливая уймой вопросов о кислой мордашке. Только через несколько минут заприметил через стеклянную дверь два силуэта на балконе, что молчаливо курили в стороне. Хотел выждать момент, когда Блэк уйдет, вот только как назло Луи не упускал её из виду, от чего Гарри пришлось нарушить их разговор; боялся, что тот решит лишнего растрепать. В итоге растрепала сама Миллисент, назвав его имя, от чего пазл об их знакомстве тотчас сложился воедино. — Хорошая она, — Луи достает пачку и зажигалку. «Не начинай», — думает про себя Гарри, но говорит о другом: — Вернула? — обращает внимание на металл в руках. — Знал? — удивленно смотрит на него, ошибочно посчитав, что Милли её никому не показывала, и что они ранее знакомы не были. — Знал, — Гарри не мог не узнать вещь, которую сам же и подарил. — А она о нас, видимо, нет, — затягивается, выпуская дым колечком. Задается вопросом, почему он об этом ей не сказал. — Сложно всё, — отходит в сторону, не желая, чтобы чужие уши слышали разговор. Луи следует за ним. — Отец с детства знает этого Гудмана. — Кого? — хмурит брови, бросая вопросительный взгляд. — Директора WoodGulp. Понять не могу, или он её папаша, или ебёт по ночам. Слишком уж тесно общаются. Луи очень громко смеётся, чем привлекает внимание мимо проходящих на выход людей. — С каких пор тебя волнует, кто с кем трахается, Гарри? — продолжает хохотать, в результате чего роняет на пол сигарету. Тушит ногой и достает из пачки новую. — Слушай дальше, — перебивает и не отвечает на вопрос. — Парсон катит к ней яйца. — Господи, Стайлс, ты что, на неё запал? — давится дымом, не веря ушам. Последний раз, когда Гарри пришел с таким заявлением, произошел лет девять назад; совсем юный и неопытный в любовных делах положил глаз на сокурсницу, единственную отличницу из всего потока. Парни в образе хипстеров с непонятным гнездом на голове и частыми прогулами в семестрах её вовсе не интересовали. Он даже начал ходить на лекции, кардинально сменил свой стиль и состриг длинные вьющиеся волосы, но, к сожалению, такой радикальный подход не помог завоевать внимание Изабеллы; зато помог Гарри найти себя и послужил началом становления его «я», того, кем он сейчас и является. — Томлинсон, просто замолчи и дослушай, — недовольно закатывает глаза. — Гриффин была её подружкой детства. Сам допрешь? — Ну... Вы теперь сотрудничаете с этим Гудманом, а он является либо потенциальным родственником, либо же ебырем нашей новой подружки, на которую положил глаз Томас, будучи в отношениях с её близкой подругой детства, Линдси? — задумывается и устало трет лоб ладонью, подытоживая всё вышесказанное. — И? Гарри тяжело вздыхает, раздражаясь, что необходимо объяснять такую простую вещь. — Давняя связь Блэк с Гриффин может как-то сыграть нам на руку. Бесит, что Гудман может маячить с папашей перед лицом. — Я не одобряю твои методы, Гарри. Девчонка и так в психушку ходит, — кривит недовольное лицо. — В ту же, что и я, между прочим. Теперь понятно, почему ты так среагировал. — О чем ты? — вскидывает брови, искренне не понимая. — Забыл как пялился на неё? — смеётся, сбрасывая указательным пальцем пепел в урну. — Я не пялился, — неразборчиво отвечает. — Просто не ожидал. — Да не пизди, — кидает бычок в мусорку и боком облокачивается на перила. — Не думал, что она может помочь, если сказать всё как есть? — Сказать всё как есть? — издает непонятный смешок, не веря сказанному. — Сам себя слышишь? — Я бы не стал спрашивать, если бы не был в ней уверен. — Вы виделись два чертовых раза, Томлинсон. То, что тебе вправляют мозги, не делает из тебя гребаного психолога. — Ты бы так не пиздел, будь она обычной шавкой, как Линдси, Стайлс. Тут же запудрил бы мозги, узнав, всё, что нужно, и давно бы мне обо всём рассказал. Луи знает друга как свои пять пальцев. И его очень настораживает, что Гарри не сказал ему о Милли ещё в тот момент, когда забирал из клиники. Внутри зарождаются сомнения в праведности действий, даже если бы эти действия могли привести этих двоих к чему-то важному, открывающему ужасную тайну, которую Луи знать не то, чтобы хотел, просто обязан был. Странное ощущение не покидает его нутро. Он отказывается верить, что Гарри собирается так просто воспользоваться удобным случаем, несмотря на то, что раньше его подобное мало заботило. Здесь лишь стоит вопрос о том, с кем. Что-то в Милли кажется Луи родным, быть может, это всего лишь общее горе об ушедших родственниках или некоторая схожесть с сестрой, но даже такие незначительные детали вызывают в нём чувство противоречия, отрицания того, как Гарри собирался получить желаемое. Это была не мужская ревность, скорее обычная дружеская обеспокоенность за двоих. Хоть Стайлс и вызывает подозрения, ведет себя нетипично, чем только подтверждает свою заинтересованность в девушке, не связанную с работой, Луи все же хочет уберечь её от участи быть использованной, поскольку понимает, что та, вероятнее всего, начнет привыкать к светлой стороне его друга, чем точно себя погубит. Образ недоступной Изабеллы сделал из Гарри бывалого охотника, а когда жертва пала под его чарами, то играться с ней становилось уже не так интересно. Этого и боится Луи — разбитого сердца своей новой и, возможно, единственной подружки. По крайней мере, таковой он её воспринимает, клеймит ещё в первую встречу, считая, что пора заканчивать с затяжной социофобией. — Просто дай мне закончить свою работу, — Гарри нервно разминает пальцы; хрустят костяшки. — Если это не будет стоить ей нервов. — Не обещаю, — тяжело вздыхает, понимая, к чему тот клонит. — Тогда и я не обещаю сохранить наш секрет. Манипулировать Томлинсон умел плохо. Хотел сыграть на том, что раскроет часть плана, не подумал, глупый, что с Гарри такое редко прокатывает. — Да пожалуйста, — разворачивается, чтобы выкинуть скуренный фильтр в мусорку, расплываясь в дьявольской ухмылке. — Хоть сейчас ей обо всём расскажи. Это же, блять, не касается Фелисите, правда? Луи не говорит ни слова. Понимает свою ошибку; понимает, что придется вываливать всё от и до, ведь Милли не успокоится лишь на обрывке из всей истории, которую тот хотел ей раскрыть; понимает, что придется рассказать истинную причину расследования «братьев» — смерть сестры, с которой смириться Луи было труднее всего. А Гарри в грубой форме лишний раз ему об этом напомнил. Поскольку Луи характером обладал не святым, хоть дело и касалось семьи, у него не было возможности лично искать все доказательства; слишком уж импульсивным был, а человеку публичному подобное дорогого стоило. Уверенность, что вся купленная система, за милую душу сожравшая весь этот бред с остановкой сердца, уничтожившая в заключении информацию о принятии смертельной дозы наркотиков и многочисленных ссадинах по всему телу, лишний раз убеждала, что искать нужно всё без помощи полицейских. Светиться где-либо Луи не мог, запретил менеджмент, поэтому тот и вынужден был просить выполнять Гарри всю грязную работу. И именно это параноидальное состояние недоверия к окружающим вынудило начать залечивать тело и разум бесчисленным употреблением спиртного, от чего Стайлс и заставил посетить клинику Пейна. Разозлился Гарри сильно. Не то, чтобы он сомневался в Миллисент, просто считал, что не стоит рассказывать всё очередной пешке. Не важно, что пешки и короли все равно оказываются вместе за закрытой коробкой, удостаивать её подобной чести он не хотел, противился мимолетным мыслям не только о теле, но и о ней самой. Был дураком, спорил сам с собой, а огрызался в итоге на близких; всё как обычно. — Так я и думал. Тогда мне абсолютно плевать. Делай что хочешь и больше меня не проси, — сурово процеживает и спешит покинуть балкон, оставляя своего собеседника в одиночестве. Сукин ты сын, Гарри. Манипулятор хренов. Окидываю раздраженным взглядом заинтересовавшихся словесной перепалкой на другом конце балкона людей. Те быстро тупят взгляды, словно не жаждали выяснить причину раздора. Тянусь в карман и достаю оттуда бумажник. Там, за прозрачным отсеком, бережно хранятся две фотографии; с одной стороны — сестры, с другой — матери. Начинаю вглядываться в знакомые черты молодой темноволосой девушки. У тебя всегда этот разрывающий мою душу взгляд, Фелисите. Как там говорят? Ты обо всех заботилась, но никто не заботился о тебе. Чушь. Ты знаешь, как я старался взять на себя хоть часть. Чтобы Ник, твой никудышный парень, наконец, остепенился, чтобы ты перестала обращать внимание на нашего отца, чтобы ты, глупая, перестала доверять шлюхам и наркоманам. Но ты каждый раз делала неправильный выбор в людях. Я, блять, не такой же. Был таким в молодости, пока наш «любимый» папаша окончательно не стал мудаком. Пришлось научиться быть идеальным ради тебя и матери, а потом и ради остальных сестер. Лучше бы он сдох, а вы с матерью были бы живы. Мне тебя не хватает, Физзи. Точно бы заткнула рот Стайлсу, я ведь так этому у тебя и не научился; ну, не так хорошо, имею ввиду. Улыбаюсь воспоминаниям, тяжело вздыхая, и завершаю шепотом: «Спите крепко». Закрываю бумажник и прижимаю его к сердцу, всматриваясь в хмурое ночное небо. И лишь на секунду промелькнувшая в малом просвете среди серых туч падающая звезда дает мне небольшую, почти незаметную надежду, что совсем скоро всё разрешится. А пока перед Луи стоял выбор: позволить Гарри довести дело до конца в одиночку или же нарушить запрет и вступить в игру самому.