Очень переживала насчет этой главы. За то время, что писала от третьего лица, поняла, что совсем разучилась от первого. Захотелось вновь помучить себя, и, возможно, облегчить читателям жизнь.
Знаю, что моментами пишу сложно, невнятно, даже запутанно, мешая действия и мысли героев между собой, стараясь не упустить ни единой детали между.
Надеюсь, что подобный формат будет не менее привычным, а главное — легким для понимания.
И буду рада услышать любое мнение. Всем приятного чтения!
Искренне, ваш Найл, который любит Нандос.
***
Тяжёлые капли дождя отстукивают ритм по стеклам. Вид расплывчатый, поглощённый густым туманом. От батарей исходит невидимый жар. Я вешаю пиджак на кресло. Бегло прохожусь взглядом по рабочему месту напротив: всё убрано до мелочей, лежит по своим законным местам, даже листы бумаги образуют собой единый прямоугольник. Образ отличницы так и маячит перед лицом. Мне вдруг хочется разрушить весь этот идеальный порядок, добавить чуточку хаоса, но я сдерживаюсь. Снова начнёт вопить. Прошло уже полчаса, как Мисс Перфекционист должна была появиться тут. Очевидно, что после вчерашней выходки мышь поджала хвост и скрылась в своей норе. Тем лучше — не будет нервировать, как её планшет на столе, так и манящий вынудить из него чего-нибудь интересного. Недалёкая, могла хотя бы запрятать в тумбу. Глаза скользят по интерьеру дальше: полки в настенном шкафу забиты профессиональной литературой, растениями и фотографиями. Шкаф же, принадлежащий мне, пустует. Бессмысленно заполнять его лишь на короткий срок совместной работы с WoodGulp. Вздыхаю от скуки и отворачиваюсь, хватая бумаги со своего стола. В мыслях тут же вырисовывается небольшая картинка, когда я читаю о сладковатом привкусе виски, что перетекает в довольно сухие, пряные и мятные ноты, в долгоиграющей перспективе перетекающие в тёплые хлебные тона. От представлений отвлекает стук в дверь. Что-то Рой сегодня рано. — Да, — говорю спокойно, не отвлекаясь на телодвижения в стороне. — Миллисент? — вошедший замечает лишь меня одного. — Где она? Это не Рой. Мимолетно закатываю глаза и игнорирую его вопросы. Пусть сама разбирается со своим щенком. — С каких пор ты вдруг подвозишь коллег до дома? — чувствую презренный взгляд Томаса и слышу, как закрывается дверь. Не угадал, я водил твою пассию на «свидание». Видел бы ты её довольное личико, когда она вкушала нежнейший ризотто, запивая его вином. Готов поспорить, это куда лучше, чем твоя заезженная «Белая леди». А губы, эти дрожащие, искушенные губы, желающие прикоснуться ко мне. Милли слишком наивна, если думает что задела меня глупой шуточкой; я всё видел в её глазах. Разозлила, но лишь на миг — вновь вспомнил про грызуна в серой невзрачной толстовке и рассмеялся, зная, что мучиться здесь будет только она. — Займись делом, — сухо отвечаю. — И это мне ты говоришь? — спрашивает со стебом, брови его застывают от короткого удивления. — Ну нет уж, Стайлс, давай начистоту. Сколько можно лезть в мою жизнь? — Томас подходит ещё ближе. — Я тебе ничего не сделал! Крепче сжимаю листы. На лице играют желваки. Он начинает меня раздражать. Мельком смотрю на настенные часы; вот теперь точно скоро должен заглянуть Гудман. Если Томас и вправду собирается устроить здесь мордобой, то он ещё тупее, чем я себе представлял. — Милли теперь твоя жизнь? — ядовито смеюсь, не скрывая своей неприязни. Какой же ты идиот. И что в тебе есть такого, что она увидела в первую встречу? Даже знать не хочу. И тогда не хотел, когда приказал охране окликнуть в том самом баре, в котором впервые увидел вас вместе. Не из-за несправедливости по отношению к Гриффин, она та ещё сука, а из-за желания стереть с твоей глупой рожи эту ухмылку. И у меня получилось. Я остался доволен собой. — С подобными заявлениями ты всё больше походишь на своего отца, — добавляю. — Заткнись, Стайлс! — выкрикивает, не сдерживаясь, и руками пихает моё тело в шкаф. — Просто заткнись! Я не хочу ничего о нём слышать, ты понял? Я не виноват в том, что он сделал! — голос предательски дрожит, а тело трясётся от злости. Боль от удара неприятно резонирует в затылочной области. В гневе сжимаю зубы, костяшки белеют, пальцы мнут листы бумаги сильнее. Тяжело хватаю ртом воздух, терплю, чтобы не припечатать его к стене, не обхватить шею руками, не начать избивать с особой жестокостью. Физический вред я не любил, куда приятнее давить соперника психологически, но в такие моменты имел привычку не сдерживаться. Миллисент не станет мне помогать, если я сломаю ему пару рёбер. Господи, эта парочка создаёт мне слишком много проблем. — Ты только пудришь девчонке мозги, — пренебрежительно смотрю Томасу прямо в глаза. Губы сжимаются в тонкую нить, краешек их изгибается в насмешливой полуулыбке. — Я-то? Я всё исправить пытаюсь, урод! — пихает ещё раз и не отпускает, предплечьем прижимая грудину. — А ты снова мешаешься! — выплёвывает прямо в лицо. Морщусь, воображая как эта слюна брызжет из его рта, когда он умоляет меня остановиться и не выбивать из него всё дерьмо. Представляю, как костяшки пальцев врезаются в его скулу. Представляю, как хрустят кости, представляю кровь на его лице. Я представляю, как сдавливаю его шею, представляю, как он хрипит полузадушенно, но не сводит с меня своего взгляда. Думает, я не смогу убить? Я не смогу. Но я достану его, где бы он ни был. И если сейчас не появится Гудман, то представление начнется уже через минуту. — Моя ли вина в том, что она выбирает меня? Дверь резко распахивается. — Парсон, Стайлс! — сурово окрикивает Рой. — В мой кабинет. Оба. Ухмыляюсь, переводя взгляд на старого друга отца. Тот выходит из кабинета, и Томас не упускает возможности толкнуть меня ещё раз. Сукин сын. Швыряю листы на стол, поправляю рубашку и выхожу следом за ними. В коридоре появляется Ребекка, вежливо здоровается с начальником и смиряет тяжелым взглядом провинившихся коллег. Её выражение лица выдают недовольные хмурые брови. Слышу, как кто-то открывает соседнюю дверь, периферийным зрением различаю удивленного Зейна. — Два идиота, — беззвучно шепчет губами девушка, когда проходит мимо меня и переводит свой взгляд на Малика, ожидая поддержки. Да ради всего святого, не делайте вид, будто не ждали чего-то подобного! Как будто в этом месте происходит что-то более интересное, что можно обсудить во время скучной работы или за обеденными переговорами. Просто скажите: «Спасибо, Гарри». Мы следуем через кабинет для совещаний. Захожу последним; дверь в офис Гудмана хлопает с особой силой. Едкий запах табака, мужского одеколона и дорогого дерева тут же ударяет в ноздри. Голова неприятно гудит от удара и пальцев, что поправляют кудри. Томас же нетерпеливо разминает запястье, пока Рой не спеша встаёт за своим столом и складывает руки на груди, от чего задирается жилетка. — Что вы о себе возомнили? — раздражённо спрашивает, смотря в окно. — Я не позволю вам превращать это место в бойцовский ринг! Такое поведение недопустимо! — Извините, — понуро бубнит Парсон; акцент режет слух. Гудман нехотя поворачивается и переводит свой взгляд на Томаса. Давлю вырывающийся наружу смешок, подмечая директорское отвращение от посредственных и неуместных извинений. — Я вам не нянька следить за каждым движением, — смотрит исключительно на него. Кошусь глазами влево, тут же питаясь вырывающейся мальчишеской злобой. Томас так отчаянно пытался избавиться от родительского контроля, что совершенно случайно стал заложником Линдси. Сейчас же его вновь как ребенка отчитывали, от чего слова эти он воспринимал крайне болезненно. Я как никто другой об этом знал, потому и скалился в колючей усмешке. — Впредь чтобы подобного не повторялось. Держите между собой дистанцию, общайтесь только по рабочим моментам, если не можете вести себя как взрослый люди, — с губ мужчины срывается тяжелый вздох. Гудман садится в кресло; скрип нарушает тишину. Смиренный взгляд исследует двух противоположных людей напротив: один то и дело нервно глотает слюни, боится, что обожаемая Миллисент обо всём разузнает, злится сам на себя за несдержанность, но сильнее на меня за чрезмерную самоуверенность; я же — скучающе смотрю на часы. Мне крайне неинтересно выслушивать весь этот детский сад, тем более что в ситуации виноватым я себя не считал. Парсон услышал то, что заслуживал. И это лишь малая часть. — Свободен, — молчание прерывается. Рой смотрит не на меня. — С тобой поговорим позже. Что? Ты должно быть совсем свихнулся с утра пораньше, «папаша»? Томас проходит мимо слишком близко, невесомо касаясь своим плечом моего, словно напрашивается. К черту, ты точно лишишься пары зубов сегодня, и никакая Миллисент тебя не спасет, щенок. — Если это повторится ещё раз, мне придётся пересмотреть твоё нахождение на данной должности. Пиздец. Да вы все просто издеваетесь! Возмущенно скрещиваю руки и показываю своё несогласие; большим пальцем поправляю кольцо на среднем. Стоило мне один день появится в этой чертовой дыре вовремя, так я тут же об этом начинаю жалеть. — Не забывайте, что вы наравне с моим отцом, — хмурю брови, напоминая, на случай, если им уже медленно овладевает старость. — Он этого не допустит. Рой издаёт еле слышный смешок, пальцы его нетерпеливо отстукивают ритм по дереву. — Я твоего отца знаю больше, чем ты живешь. О прогулах он в курсе, Гарри? — А Милли в курсе была того, что вы дружите? Ой! Я этого не хотел, оно само вырвалось. Или нет…? Уголок моих губ дергается в ехидной ухмылке. На расстоянии чувствую, как учащается его пульс. Появляются морщины, а сведенные брови сужают глаза в угловатую форму. Рой злится сильнее обычного. Что, затронул твою любимую ученицу? — Межличностные отношения не касаются рабочих моментов. О, ещё как касаются после того, что устроил этот подонок. И после того, как ты побледнел из-за имени фальшивой дочери. Интересно, что она думает о твоём обмане? Злится ли? Ты из-за этого не можешь успокоить свои беспокойные руки? Чешутся кулаки? — Что, тоже хотите прижать меня к шкафу и хорошенько так врезать? — озвучиваю свои мысли вслух. Угрозами об отстранении меня не запугать, а вот тебя одним лишь именем можно. Может, не запугать, но разозлить точно. И в этом я убеждаюсь прямо сейчас. Незримое, но всеми частицами тела ощутимое давление между нами прерывает громкий входящий звонок. Рой тяжело вздыхает, когда видит на экране имя Стайлса-старшего. Готов поспорить, что он уже сожалеет из-за того, что ввязался в бизнес с нашей семьёй. Сбрасывает звонок, кладет под столом ногу на ногу и начинает ей дергать. Нервничает. С минуту чего-то выжидает, а потом резко, но негромко срывается. Так, чтобы не слышно было другим: — Увольняйся к херам, если не по тебе, или смирись, что в бизнесе часто бывает несправедливая грязь, Стайлс. Даже такой танк, как ты, не проедет. И тут я опешил. Мне вдруг показалось, что Рой решил меня о чем-то предупредить… — Тебя в асфальт закатают раньше, чем успеешь что-либо вякнуть и, о, я даже знаю, кто именно тебя туда закатает. Врагу бы не пожелал, тебе — тем более. Так что не смей мне дерзить. И начни, наконец, работать. …да, Рой совершенно точно меня о чем-то предупреждал. И совершенно случайно подал идею. А, как это всегда бывает, в процессе её осуществления что-то обычно идёт не так. Примерно всё, чёрт бы его побрал.***
— Рад тебя видеть, Милли. Как Лондон? — Лиам приветственно улыбается, сидя в кресле. — Погода была противной, — располагаюсь удобнее на диване и машинально смотрю в окно. — Только погода? Мне так и хочется ответить «да», но я сдерживаюсь. Если и дальше продолжу сидеть в своей норе, кусаясь с каждым желающим заглянуть, то и вовсе останусь одна. А мне не очень хочется возвращаться в прошлогодний осенний период. Молча перебираю все события, даже не знаю, с чего начать. Всё, что произошло за этот месяц, копилось как снежный ком в застывшем сердце. С каждым днём разрасталось всё больше, проникало глубже, в какой-то степени даже черствело и более не вызывало эмоций вообще. Или, наоборот, овладевало психическими процессами, вынуждало бездумно забываться в табаке и спиртном, смеяться искреннее как в первый раз и рыдать, да с такой страшной силой, что начинали болеть глаза. — Я видела дом. Теперь там живет другая семья, — говорю о самом важном. Доктор Пейн кивает головой; на его лице не дрогнул ни единый мускул. Складывается впечатление, что он ожидал подобной выходки. Под давлением его глаз начинаю сутулиться и не нахожу места рукам. Меняю положение скрещенных ног уже раза два за последние несколько минут, ногтем мучаю заусенец и нервно поправляю волосы. Исследую интерьер, на него же не смотрю вообще. — Расскажи мне о своих эмоциях. Часа не хватит, чтобы он узнал обо всём, что творилось в моей голове. И тем не менее начинаю с малого: — Даже слезы не проронила, — усмехаюсь. — Думала, помогло и отпустило. Если я снова пришла, очевидно, что нет, — развожу ладони в сторону. Лиам внимательно слушает, отмечает что-то в блокноте, но не говорит. Чувствую себя неуютно, тишина напрягает, бьет по ушам. Приходится её разрушать: — Я начала избегать встречи с коллегами, вчера обедала в одиночестве. Не хочу, чтобы замечали и спрашивали. — Как думаешь, от чего именно ты бежишь? Я не думаю, я совершенно точно знаю. И не от чего, а от кого. В горле появляется неприятный ком. Мне хочется прокашляться, но я сдерживаюсь. Тянусь к кофейному столику за стаканом воды. Мне просто необходимо запить эту дурацкую паузу между вопросами и нервозностью, что то и дело просится наружу. Казалось, разговор будет куда проще. — У нас пополнение в коллективе. Мне бы не хотелось, чтобы все были в курсе. Хотя… избранный мною метод наоборот только привлекает людей, вынуждает замечать их моё отсутствие. Как я могла так проебаться… И додуматься до этого только сейчас! — Почему? — Наверное, потому что личное? Какой-то глупый вопрос, — в тоне голоса прослеживаются нотки сарказма. — Из-за моих перепадов они все просто посчитают меня сумасшедшей. Ноги, наконец, вытягиваются вперёд и находят покой. Руки заняты кружкой, а светлые глаза впервые задерживаются на фигуре напротив. Я больше не боюсь этого слова, словно наоборот питаюсь его энергетикой, саму себя восхваляя из-за смирения с данным статусом. — Кто-то из них тебе говорил об этом? — Лиам медленно опускает окрылённое тело на колени. А мне так хотелось научиться летать… — Нет, никто и не знает. Ну, кроме двоих, — теряюсь зрачками в ковровом покрытии. В мыслях всплывают образы мужчин, что совершенно случайно узнали о случившемся в один из столичных дней, а потом и в другой — когда Томас пришёл исповедаться, а Гарри же — задумал вновь поиграть. Но кто ещё с кем поиграл? Легкая улыбка вырывается наружу. Идиот, если думает, что я его теперь избегаю. «Кто-то из них говорил тебе об этом?» — вопрос Лиама внезапно повторяется вновь, но беззвучно, где-то в подкорке. Писклявый женский голос начинает неприятно ему отвечать: «Ты вечно всё портишь. Ты не нужна была мне со своей бесконечной скорбью о ненормальной матери. Такая ты глупая, что из-за жалости аж тошнит». Мне вдруг захотелось сплюнуть всю выпитую воду на пол. Искривленный уголок губ, тут же сменившийся легким отвращением, привлекает внимание Лиама. Замечаю это, потому что впервые выдала положительную эмоцию, хоть и тут же сменилась в лице. — Почему рассказала только двоим? — игнорирует перепад. Понимаю, что он не хочет нервировать меня вопросом о том, что вызвало такую реакцию. — Не то, чтобы я этого хотела, просто так получилось. Всё слишком запутано, Лиам. — Что именно вызывает у тебя чувство путаницы? Я же сказала: «Всё». — Помнишь, я говорила тебе, что мне нравится парень? Лиам утвердительно кивает. Мельком замечает в своих записях упоминание об этом с прошлой сессии. — Томас узнал о смерти в один день вместе со вторым моим коллегой. У нас было совместное мероприятие, и я застала его вместе с другой. Честно говоря, мне было бы абсолютно на это плевать, если бы не одно «но», — поджимаю губы в язвительной улыбке, предвкушая падение в его лице, — Линдси. — Линдси Гриффин? — Пейн переспрашивает, не ожидав услышать знакомое имя вновь. — Да, Лиам, чертова Линдси Гриффин. Эта сука вылила всё своё дерьмо на меня и вдобавок растрепала о смерти матери. Доктор невольно потирает переносицу двумя пальцами, окунаясь в прошедшие несколько месяцев. Это было наиболее тяжкое время восстановления, поскольку помимо потери родственницы проблемой была ещё и иная потеря — подруги. Отсутствие поддержки, кроме отцовской и Роя, крайне давило на всю систему, подавляло, тащило меня на дно, за что я однажды почти поплатилась собственной жизнью. И он прекрасно об этом помнил. — Считаю, что в данной ситуации мне позволительно называть её «сукой», — искренне смеюсь, нарушая молчание. — Я тебя не осуждаю, — Лиам копирует движения. — Спасибо. Остаточная боль всё же присутствует, но не нервирует слишком сильно, как раньше. Я не скрываю своей неприязни к обсуждаемой теме, при этом стараюсь держаться, не закрываться перед ним, не молчать и даже выдаю подобие улыбки, когда благодарю. Надеюсь, Лиам про себя радуется своим и моим результатам. — Несмотря на то, что Томас и другой коллега узнали об этом случайно, как думаешь, можешь ли ты им доверять? — Не знаю, — в смятении хмурю брови и смотрю на потолок. — Гарри кажется вполне приятным, когда не ведёт себя как последний мудак. Пейн вновь улыбается нескрываемой брани. Быстро сменяет лицо на серьёзное и продолжает интересоваться: — В чём это проявляется? — Это он показал мне тот дом, а потом помог успокоиться. Опускаю глаза на Лиама и обращаю внимание на отросшие волосы. Волнистые кончики напоминают о кудрях, куда я запускала ладонь, выплескивала всё накопившееся, крепче сжимая и слушая тихое размеренное дыхание. Сосредоточившись на прошлом, продолжаю мысленно воспроизводить горячие ладони, обхватившие дважды запястье, приторный вкус губ, до которых вчера почти что коснулась своими под действием виноградного опьянения. Татуировки на кистях, выглядывающие из-под краев рукавов толстовки Лиама, плавно перетекают на пальцы; воображение дорисовывает крупные золотистые кольца. — И вчера… — случайно вырывается из моего рта. Черт, черт, черт. Я не хотела никому говорить. Браво, Миллисент! Перестань летать в своих собственных мыслях! — Что было вчера? — А… — начинаю быстрее моргать; щеки потихоньку окрашиваются в розовый. О чем я, блять, думаю? Господи, мне просто нужно с кем-нибудь переспать, иначе я прямо сейчас блевану от мысли, что почти не сдержалась той ночью. Алкоголь. Это всё алкоголь. Каждая встреча с Гарри, за исключением той единственной на рабочем месте, была под действием алкоголя. Чертова смесь спиртного, пленившая, манящая, играющая по его правилам против меня! А ведь после вопроса: «Тогда чего же ты ждешь?» — внутри всё предательски защебетало, заволновалось, защекотало. Мелкой дрожью разлилось по каждому участку кожи, а тело противилось озорным мыслям, казалось, хотело большего — почувствовать вкус пьяных губ и ядовитого языка, с которого с легкостью спадали все самые неприятные слова и с такой же легкостью убаюкивающие, поддерживающие монологи, околдовывающие, затуманивающие, вынуждающие сомневаться в тёмном нутре. Я вдруг поняла, что, будучи победительницей во вчерашнем бою, всё равно была проигравшей. Всё. Мне больше нельзя пить. Точно не рядом с ним. И точно не в ближайшее время. Мне надоело иллюзорное присутствие самоконтроля, а ещё разбитое самочувствие по утрам. Тем более, что Лиам не раз упоминал о влиянии спирта на психическое состояние. — Мы просто ужинали, — продолжаю после долгой паузы. — Гарри спросил, как она умерла, а после вдруг начал говорить о сожалении и о беспомощности. О том, что воспоминания и мысленные разговоры с усопшим лишь стопорят процесс и вызывают тревогу. О том, что у меня не так много времени, и, чтобы избавиться от этого сожаления, необходимо действовать, — неловко пожимаю плечами. — Наверное, поэтому сегодня я здесь. — Мне кажется, сегодня ты здесь не потому, что это было чьей-то идеей, засевшей в твоей голове, а потому что этого действительно захотелось тебе. — Может быть, — тихо отвечаю. — Судя по твоим рассказам, он не похож на «мудака», — Лиам заключает в кавычки прозвище, дарованное ему мной ранее. — Да, только вот большую часть времени Гарри типичный нарцисс, — показательно закатываю глаза. — Не терпит, когда ему не подчиняются, когда всё идёт не по его плану. Считает, что может позволить себе говорить то, о чём вздумается, даже если это причиняет какую-то боль. — Он говорил что-то, что причиняло тебе боль? — Говорил. Не такое ужасное, как та же Линдси, но всё же услышать что-то вроде «Ты слишком обычная» не сказать, что очень приятно, — упоминаю о первом пришедшем в голову случае. Об остальных даже думать не хочется, иначе совсем потеряю хорошее настроение. — То есть Гарри говорил о том, что ты слишком обычная, и тем не менее проводил время с тобой наедине? — Лиам тянется к стакану с водой. — Ну… Да. Решаю умолчать о вынужденном нахождении в одном офисе и о крупной сумме денег за алкоголь, которую хотела отбить этим ужином. Пейн этого не оценит, решит ещё, что дела со мной совсем плохи. — Хм, — слышится характерный звук чернил о бумагу. — А Томас? Он как-либо отреагировал в тот момент, когда вы были все вместе, и Линдси рассказала о смерти Грейс? Имя матери лезвием проходит по горлу. Слишком долго никто не решался произнести его вслух, и я почти что отвыкла от ощущения приставленного к телу ножа. — Нет, — глотаю невидимый ком. — Кажется, что он был просто шокирован, — пожимаю левым плечом и неловко перевожу взгляд. — Вы говорили с ним после об этом? — Хотели вчера. Он предложил перенести на вечер, но ты знаешь, что было потом. — Разговор неизбежен, если ты хочешь наладить контакт. Ты этого хочешь? — Хочу. — Я рад это слышать. Ты не представляешь, как я хочу. Особенно после подробностей, что открылись мне прошлым вечером. Линдси Гриффин, моя подруга детства, была беременна! Когда? Как? Почему не сказала? Нет, ну, как — это еще понять можно, но… Эти и все остальные бессмысленные риторические вопросы до сих пор не дают мне покоя. В какой-то момент я даже готова была отменить встречу с психологом, но посчитала всё же, что мне нужен как минимум день на обдумывание дальнейшего диалога. Могла на эмоциях высказать лишнего, а мне этого не желалось. Вдруг Томас решил бы умолчать о чем-то, а под словесным напором выявить ложь или намеренное сокрытие не представлялось возможным? Тем более, что после всех этих идиотских ненужных пьяных мыслей о Гарри, мне всё больше хотелось узнать историю Томаса и, может быть, даже дать ему шанс. Хотя о каком шансе может быть речь, если, казалось, что он был совсем не против жадно впиваться в девичьи губы на том балконе? Почему же тогда так быстро отлип, словно совсем передумал, когда я подошла в образе незнакомки? Вот та самая путаница, которую мне хочется разгадать. — Ты делаешь большие успехи, Миллисент, — размеренный голос врывается в размышления. — И сегодняшний твой визит — ещё один шаг на пути к твоему спокойствию. Спрошу о…? — Лиам дотрагивается большим и средним пальцами до запястья, и я понимаю его намёк. — Нет, — отрицательно качаю головой. — До этого не доходило. Он удовлетворенно кивает головой. — Знаешь, я просто устала от бесконечных разрушающих меня мыслей, которым некуда деться. — Мыслей о Грейс? — Лиам будто намеренно снова называет её по имени. — В том числе, — коротко отвечаю, не реагируя не провокацию. — То, что я сейчас скажу, возможно, тебе совсем не понравится, но мне хочется, чтобы ты это сделала. Напиши ей письмо. — Маме? — уточняю, словно не поняла, о ком речь, и корчу лицо в недоумении. Лиам, ожидавший смятение, продолжает говорить дальше: — Да. Изложи на листке всё, что чувствуешь. Это могут быть два-три предложения или несколько полностью исписанных листов бумаги. Ваши отношения были наполнены в большинстве своем добрыми, теплыми воспоминаниями, поэтому я рекомендую написать ей слова благодарности. Он уже предлагал эту идею несколько месяцев назад, но я наотрез отказалась делать подобное. Посчитала, что тем самым совсем её отпущу, а я не готова была так скоро проститься. И даже сейчас, когда казалось, что состояние прогрессирует в лучшую сторону, слушала Лиама я с большим скептицизмом. Не отказывалась, но и не соглашалась. Быть может, всё же настал тот самый момент? — Когда все эмоции будут прожиты, боль постепенно стихнет, и начнется адаптация к новой жизни. Не бойся мечтать, строить планы, пусть даже и самые бытовые: поход в магазин, уборка, прогулка, работа, новые хобби и люди. Придется набраться терпения, прежде чем душевные раны заживут. И не нужно ждать, что все станет как прежде. Как прежде уже никогда не будет, но как будет потом — ты в силах решить сама. Лиам закрывает блокнот, намекая на завершение сессии. Мельком смотрю на настенные часы и чувствую вибрацию телефона в кармане, убеждаясь в своих размышлениях. Догадываюсь, кто написал, но не хочу быть бестактной и проверять сообщение, хотя этого мне сейчас хочется больше, чем принимать и признавать то, что Лиам прав. Я понимаю, что сегодняшний визит был исключительно моим желанием, неким безмолвным криком о помощи, и всё же тяжело отказываться от всех ощущений, в которых варишься уже больше года. Кажется, что курить и пить бросить легче, чем выкинуть из головы все эти мысли. — Не избегай окружение, будь частью его. Первое время может быть трудно, особенно после продолжительных пряток. Ты сразу почувствуешь взгляды, ощутишь всё внимание, от чего точно появятся мысли: «Со мной что-то не то, и они знают об этом». С каждым что-то не то в этом мире, Милли, но каждый борется за то, чтобы быть тем, кто он есть. Теперь, как и всегда, была его очередь говорить и говорить много, поэтому перебить я не решалась; да и отвечать мне было нечего. — Ты можешь вновь начать вести дневник эмоций, будь то хороших или плохих, ведь та же большая радость не всегда является положительной. Она туманит твой разум, чем вызывает последствия, которые тяжким грузом оседают на твоих плечах; избавиться же от них куда сложнее. А потом мы вместе с тобою обсудим их. Лиам видит, как я поджимаю губы, вспоминая прошлую тетрадь, в которую не заглядывала уже несколько месяцев. — Для меня эта методика ценна тем, что это не просто способ избавления от каких-то своих эмоций и изменения своего мышления, что, несомненно, очень важно, но еще и тем, что она является цивилизованным способом контроля своего состояния. — Я тебя услышала, — тепло улыбаюсь и перевожу свой взгляд на окно. — Наше время подошло к концу. Я бы хотел увидеться с тобой на следующей неделе. — О, вижу, ты всё же дал цветку имя! — игнорирую его слова. Лиам следует глазами за мной и усмехается, когда видит горящий, почти ребяческий взор на коричневый горшок с криво наклеенной бумажкой. — Боб теперь неотъемлемая часть наших встреч. — Ну что же, Боб, приятно с тобой познакомиться, — подмигиваю и встаю с дивана. Подхожу к вешалке и снимаю с неё теплую куртку; на улице холодает с каждым днём. — Я рад, что ты была так открыта сегодня со мной, — встаёт рядом. — Не думала, что скажу это, но я тоже, Лиам, — застёгиваю куртку и проверяю содержимое своей сумки. — Не забывай, я всегда на связи. Хорошего тебе дня, — улыбается и еле касается предплечья ладонью. — И тебе.***
— Господи, ты снова светишься как грёбаная новогодняя ёлка, — Луи задорно смеётся, когда я сажусь в его машину. — Точно не хочешь сказать мне, что вы просто трахаетесь? — Замолчи, — смущённо отвечаю, пристегивая ремень. — Эй, я вообще-то имел ввиду, что рад видеть тебя такой счастливой! — Я тоже рада тебя видеть, Лу. А ты? — указываю на здание клиники, махнув головой. — Всё ещё ходишь к нему? — Угу, — мычит в ответ. Машина плавно трогается. Из колонок доносятся популярные песни, а в нос ударяет знакомый запах лака для волос и табака. Дым не раздражает, но на удивление не просится в лёгкие. Наслаждаюсь лишь пассивным курением, хочу отказаться от вернувшейся привычки. Навсегда ли — думать слишком рискованно, но пока есть возможность, я определенно ей пользуюсь. — Помогает? — Знаешь… — делает тише играющее радио. — Бывают те самые абсолютно идиотские вечера, когда на отхоженном до автоматизма маршруте кухня-кровать вдруг встречаешь дверной косяк. Неловко улыбаюсь, не понимая, к чему тот завёл об этом речь, и внимательно смотрю на него. — Сообщаешь косяку всё, что думаешь о нём, трёшь лоб, трёшь горячее кофейное пятно на футболке, от чего оно расплывается ещё шире, и попутно нащупываешь где-то вот в этом месте дыру, — Луи указывает на ребра под грудью с левой стороны. — Ну, дыра и дыра, не новость. Разве не привык к ней так, что нет смысла ни латать, ни трогать? — Ну… — медлю с ответом. — Наверное, привык. — А вот вспомнил как назло, — чуть приподнимает ладони с руля. — Прости, — смущенно шепчу. Мне вдруг искренне захотелось извиниться, поскольку чувствовала я себя в этот момент паршиво. Сама же избегала совместные с коллегами обеды, поверхностно отвечала Элоизе на расспросы о состоянии, при этом умудрилась в первые же минуты докопаться до Луи, что, казалось, ненавидел подобные сессии гораздо сильнее меня. — Давай только не о дыре, — на секунду переводит взгляд с дороги в мою сторону и улыбается. — Давай о косяках, вечерах, да хоть о кофе или о тебе. Я хорошо слушаю, забавно шучу, ругаюсь как черт, а когда напьюсь, то цитирую греческих классиков. В салоне раздаётся громкий задорный смех из двух голосов. — Сказал бы, что я — твой типаж, да нам с тобою это не нужно. — Лу… — И всё же от стаи бродячих псов защитить смогу, а ещё на гитаре сыграть под окном. Не фальшиво, как твой бывший, — перебивает. — Кто укусил тебя, Томлинсон? — продолжаю сидеть в изумлении, раскрыв рот. — Я впервые слышу так много слов! — Неправда. Ты уже слышала, как я пою, — ухмыляется. — И то верно. Нетактичность еле заметно крадётся за мной по пятам. В воздухе ощущается лёгкость, но я до сих пор переживаю, что могла как-то задеть своим вопросом Луи. Хотя в этом уверена не была — зная его развязанный язык, тот тут же бы сказал что-то едкое и опустил бы на землю, несмотря на появившуюся близость между. — Всё торгуешь лицом? — прерывает мои переживания. — Если бы, — вздыхаю с досадой. — Рисую эскизы для этикеток. — Кем ты вообще там работаешь? — спрашивает, когда мы останавливаемся на светофоре. — Помощником руководителя. Просто наш прошлый дизайнер ушел со скандалом, не было времени искать нового, а в коллективе все знали, что я могу сделать из этого что-то дельное. — Буду знать, к кому обратиться, — широко улыбается. — А ещё ждать приглашения на закрытую дегустацию! — Ты разве не завязал? — сузив веки, будто подозревая, смотрю на Луи. — Черт, Милли, я же не буду там в хлам нажираться! — наигранно закатывает глаза. Машина незаметно проезжает охранный пункт и останавливается на уличной парковке вблизи невысокого многоквартирного дома богатого района. — Ты живешь здесь? — удивленно разглядываю здание через окно. — Да. — Мы же могли дойти пешком! — Не особо хочу выёбываться, но, кажется, я знаменитость, Милли. — Ах, ну да, — нарочито вскидываю руки. — И как же я могла об этом забыть? Слышу, как он смеётся, и наблюдаю за тем, как натягивает на глаза солнечные очки и прячется за капюшоном. — А это нормально, если нас увидят вместе? — с осторожностью смотрю по сторонам. — По-твоему, я не могу ни с кем видеться или общаться? — начинает собирать свои вещи с полок. — Тогда зачем это всё? — Сила привычки, — пожимает плечами. — Не бойся, не буду делать вид, будто не знаю, кто ты такая. Хочешь — за руку даже возьму. Побесим всех вместе. — Луи Томлинсон, ты играешь с огнём в лице своих фанаток! — Я играю с огнём в лице Гарри и Томаса, — подмигивает и быстро выходит из машины, не давая мне возможности как-либо возразить в ответ. Выбираюсь вслед за ним. На всякий случай надеваю капюшон куртки и прижимаю сумку ближе. На предложение не соглашаюсь, иду просто рядом. И с чего Луи взял, что Гарри есть какое-то дело до того, что мы возьмемся за руки? Мне скорее кажется, что он больше никогда не будет жать руку другу во время приветствия из-за неприязни ко мне, чем по какой-то невозможной причине вдруг решить ревновать. Сама мысль об этом уже абсурдная. Мы молча проходим мимо консьержа и заходим в лифт. Луи нажимает на кнопку с цифрой «четыре» и двери закрываются почти беззвучно. — Обижает тебя? — внезапно спрашивает. — Кто? — хмурюсь в непонимании и перевожу взгляд на него. — Гарри. — Не то, чтобы обижает… — делаю паузу, немного опешив. — Просто я не особо его понимаю. — А конкретнее? — От бродячей собаки защитить меня хочешь? — неловко смеюсь, покусывая внутреннюю сторону щеки. Луи непроизвольно хихикает, но ничего не отвечает. Лифт открывается. Думаю о том, не слишком ли я резкая по отношению к его другу детства. На этаже всего две квартиры, и мы следуем к одной из них. Он открывает дверь ключами, чуть придерживает её и впускает меня первой. — Почему ты живёшь в квартире? — спрашиваю, когда вешаю куртку на крючок и начинаю разуваться. — Ну, знаешь, это гораздо удобнее, чем жить на картонке у Мэдоухолла, — шутит, закрывая дверь, и тоже снимает с себя всю маскировку. — Я имела ввиду, почему ты не живешь в частном доме? — объясняю, словно он не с первого раза всё понял. — Не знаю, — пожимает плечами и бросает ключи на полку. — Тапочки там. — Я не люблю ходить в тапочках, — неловко улыбаюсь. — Пол чистый и с подогревом, так что чувствуй себя как дома. Да уж… Находясь здесь впервые, как дома себя почувствовать здесь довольно трудно. Мы проходим вглубь и оказываемся в зале, совмещённом небольшой аркой с кухней. Я впервые в таком огромном жилом помещении. Вспоминаю маленькие комнаты в квартире отца и чувствую себя здесь совсем крохотной. Белая мебель разнится с тем, что я видела в чужом доме в Манчестере. Посередине на ковре молочного цвета напротив пустой стены стоит такого же цвета большой диван, окружённый темными пуфиками и кофейным столом; рядом с люстрой замечаю проектор. Слева от меня на выходе висят черные полки, и я не могу унять любопытство подойти и рассмотреть различные музыкальные награды. — Ого… — случайно вырывается из моего рта, когда я вижу выгравированное имя певца, названия его альбомов и количество общих прослушиваний. И как мне удалось избежать с ним знакомства в пределах социальных сетей? К счастью, Луи не слышит моего восхищения, находясь в дальней части кухни, скрытой за стенкой. Прохожу чуть дальше и замечаю несколько фотографий в черных рамках. На одной из них он стоит в окружении четырех молодых девушек, у одной из которых волосы такие же светлые, как и у меня. Две крайние очень похожи между собой, словно с одного человека срисовали сразу двоих. Сразу понимаю, что они близнецы. На другой, кажется, изображена вся его семья; каждый показывает в камеру средний палец. Готова поспорить, что Луи всех их подговорил. Различаю бабушку с дедушкой, ещё одного мужчину, двух женщин и тех самых девушек, что видела на фотографии рядом. Не хватает только одной. В третьей рамке вижу на диване Луи и Гарри, уткнувшегося головой в живот друга. Оба спят. Кажется, им тут лет восемнадцать. Никогда ещё не видела этих двоих такими расслабленными и умиротворенными. Невольно улыбаюсь тому, как это мило выглядит. На остальных фотографиях Луи в окружении других знаменитых людей, и я даже нескольких узнаю среди них. Это кажется мне слишком странным, потому что он вовсе не вызывает впечатление какого-нибудь богатенького и известного паренька, получившего все эти многочисленные награды и находившегося в столь популярных кругах. И почему теперь я в его доме? Как стала внезапно частью его окружения? «Потому что теперь вы друзья?», — мысленно сама себе отвечаю и не могу в это поверить. Хочу уже пойти на кухню и отыскать хозяина, но останавливаюсь; одна из фотографий не даёт мне покоя. Снова смотрю на Луи и Гарри. Невесомым касанием дотрагиваюсь пальцем до стекла. Что я делаю? — Я не люблю жить в домах, — звонкий голос словно из ниоткуда появляется за спиной. От неожиданности вздрагиваю, случайно толкаю фотографию и быстро оборачиваюсь. Только бы она не упала! Сразу же раздаётся стук. Черт. — Прости… — поджимаю губы в стеснении и поворачиваюсь вновь, поднимая рамку и проверяя, цела ли она. Цела. Ставлю на место и скорее от них отхожу, надеясь, что Луи не увидел, какую именно я уронила. Хотя кто знает, сколько он за мной наблюдал…? Он садится на диван и хлопает ладонью рядом, и только сейчас я замечаю в его руках пиво. Сажусь на расстоянии в пару человек. — А тебе можно? — настороженно спрашиваю, позабыв о его словах. — Честно? Я заебался, а это — первая за долгое время, — поднимает стеклянную бутылку вверх и делает вид, будто чокается с воздухом. — Ты будешь? — Спасибо, — уголки губ расплываются в улыбке, но я отрицательно качаю головой. — Почему не любишь? — Одиноко. Напоминает о жизни до всего этого, — указывает ладонью на все награды, хотя взгляд его задерживается совсем не них. Луи смотрит на фотографии. Прослеживаю в его лице щемящую тоску. Бутылка появляется передо мной и закрывает обзор, однако когда она опускается, я вновь вижу знакомые голубые и оживлённые глаза, направленные теперь уже на меня. Выжидает ещё с минуту и спрашивает: — Гарри точно не обижает тебя? — Точно, — тихонько киваю. — Я просто его не понимаю. Такое чувство, что у него биполярное, — неуклюже опускаюсь на спинку дивана и поджимаю ноги к себе. Луи лишь молчит, словно ожидает какого-то продолжения. Сомневаюсь, надо ли говорить, но если он знаком с ним с самого детства, значит, может внести немного ясности в поведении. — Вчера повёл меня в ресторан. — Серьёзно? — на лбу проступают морщинки от удивления. Не хочу упоминать про шесть тысяч. Почему-то боюсь, что Луи подумает как-то иначе, учитывая, что сумма немаленькая. Посчитает ещё, что намеренно обдурила старого друга, вдруг, и его обдурю? В конце концов, размеры квартиры и, в целом, профессия Томлинсона ясно дали понять, что в деньгах он не нуждается. А мне и без того было чуточку дискомфортно, особенно после того, как я уронила их общую фотографию. Луи вдруг напрягается, даже по-другому садится, запрокидывая руку на спинку дивана. — О чём говорили? — спрашивает крайне спокойно, хотя тело его противоречит голосу. — Да ни о чем, — качаю плечами и думаю, что мне кажется. — В основном, о работе, коллегах, о прошлом. Просто он странный… Слушатель кивает головой, вынуждая меня продолжить то, о чем говорить, наверное, не особо хочется. — Ведёт себя так, будто совсем меня не переносит. А моментами бывает очень даже приятным… Ну, знаешь, когда не ведёт себя как полный мудак. Луи потирает ладонью глаза, подавляя громкий вздох возмущения, но ничего не говорит. Переводит свой взгляд куда-то вдаль, делает несколько больших глотков, и никак не реагирует на сказанное. Черт, ну почему он молчит? Осторожно смотрю на него, поджав губы в тонкую нить. Может, сказала что-то не то? — Прости… — смущённо поправляю рукав кофты, — …за то, что я резко так. Друг всё же твой. — А ты подруга, — быстро выдаёт, чуть качнув головой, выходя из раздумий, словно из транса, и смотрит на меня, улыбаясь. — Не все всегда уживаются вместе, так что просто забей. Я даже не удивлён твоим словам. — Ты сейчас вообще чем занимаешься? — решаю перевести тему. — Выпиваю по двадцать баночек пива и целыми днями пинаю хуи, — поднимает стеклянную бутылку вверх. — Луи! — недовольно повышаю голос. Уже хочу потянуться и забрать алкоголь. — Да всё, всё, — громкий смех раздаётся на всю квартиру. — Не делай такое лицо, будто за спиной мою мать увидела, — делает ещё глоток. — Господи, тебя так легко убедить, изобразив серьёзную морду. Неестественно скрещиваю руки на груди и в ложной обиде выпячиваю губу. Луи забавляет моя реакция, но он отвечает вполне серьёзно: — Тексты песен пишу, на природе бываю, диеты придерживаюсь. Вчера вот на йогу ходил. — Ты и йога? — переспрашиваю, не поверив. — Чего ещё о тебе я не знаю? — Ага, только к черту всё это. Час сидеть в одной позе — можно кукухой поехать. — Ну, нам с тобой это точно не светит, — громкий хохот из-за абсурдности сказанного вновь эхом резонирует от стен. Каждый сидящий здесь считает себя чуточку сумасшедшим, учитывая посещения специалиста и потерю близких. Может, поэтому мы и сдружились? Хотя, наверное, это слишком громкое слово. Стали приятелями? Чувствую себя немного странно. Всё движется стремительно быстро, и не сказать, что я не рада новым знакомствам, просто удивительно, что с его статусом он мог бы давно найти кого-то ещё. Или, как минимум, не обращать внимание на обычную смертную. Почему Луи мне доверяет? Почему впускает в свою квартиру и потихоньку в свой мир? Кто знает, может я очередная фанатка, но просто умело лгу? Или, наоборот, неумело. Потому-то и впускает — знает, что ничего от него не хочу и не жду. Сказала бы вслух свои мысли сейчас — точно бы засмеял, мол делаю из него кого-то нереального, словно он не человек, а некто с другой планеты. — Хочешь, закажем чего-нибудь и посмотрим кино? — склоняет голову на бок. — О, сто лет ни с кем не смотрела кино! — меняюсь в лице и радуюсь поступившему предложению. — Тогда тебе повезло! Мне как раз не с кем было пересмотреть «Бриолин». — А мне не с кем поесть хорошей пиццы! — ликующе хлопаю ладонью по ляжке и улыбаюсь. — Тебе же можно? — вспоминаю о его диете. — Я же певец, а не пловец, — усмехается. — Или, по-твоему, настолько хреново выгляжу? — Ты выглядишь просто отлично, — поднимаю палец вверх, взглядом проходясь по его фигуре. — Тогда мне пепперони. Двойную, — уголки губ расплываются в предвкушении. Луи встаёт с дивана и добавляет: — А я пока схожу ещё за пивом и настрою проектор. Карточка на тумбе у фотографий. — Я могу… — Даже не думай! — слышится с кухни. — Ты у меня в гостях, Блэк, и ты ни цента не заплатишь за эту чертову пиццу! — Ладно… — бубню под нос и достаю телефон. Ещё в прихожей заметила флаер одной из расположенных поблизости пиццерий, поэтому решаю сделать заказать именно оттуда. Откладываю в корзину то, что просил Луи, и выбираю для себя с грибами и беконом. Это была любимая пицца матери, а в последствии стала моей и отца. Луи появляется в зале через пару минут, принося с собой небольшой ящичек с пивом. В его взгляде прослеживается виноватый немой вопрос «Что?», когда я с удивлением разглядываю ещё шесть банок. — Ничего, — недовольно качаю головой. — Не подскажешь, где тут уборная? — Из зала и налево, — ставит ящичек у дивана и показывает ладонью куда идти. — Благодарю, — тепло улыбаюсь и выхожу из комнаты. Следую по его указаниям и, к счастью, в небольшом коридоре встречаю лишь одну дверь. Запираюсь, подхожу ближе к зеркалу, включаю воду и начинаю мыть руки, разглядывая своё лицо. Замечаю рядом бумажные полотенца и радуюсь, что не надо спрашивать у хозяина, каким из тканевых могу воспользоваться. Вытираю ладони, прохожусь пальцем под левым глазом, стирая лишнюю тушь. — Всё хорошо, — тихо шепчу и криво улыбаюсь своему отражению. — Луи твой новый друг, и нет ничего страшного делиться с друзьями тем, что тревожит. Изнутри кусаю щёку, вспоминая свои слова о Гарри, и наш случайный утренний телефонный разговор с рассказом про Томаса, после которого Луи решил встретить меня сегодня у клиники и провести вместе день. Он признался, что выпросил номер у Гарри, потому что хотел знать, всё ли у меня в порядке после нашей последней с ним встречи в Лондоне. Больше мы не пересекались, потому что к Лиаму ходит он чаще, чем я. Ещё с минуту смотрю в отражение, убеждаясь, что выгляжу хорошо. Поправляю воротник кофты, выбрасываю полотенца в мусорку и выхожу из уборной. За это время Луи успел раскидать на диване несколько большущих подушек, принести пледы, расставить большие тарелки с чипсами на кофейном столе, стаканы, пиво и различные газировки, включить проектор и найти нужный фильм. — Черт, Луи, такое чувство, будто ты позвал ещё человек десять! — улыбаюсь, видя как он неловко поправляет сложенные одеяла, дергая их углы из стороны в сторону. — Я просто хотел, чтобы ты ощущала себя как дома, — отводит взгляд. Смущается. — У меня нет такого количества подушек и покрывал, — заливаюсь смехом и сажусь рядом. — Но мне приятно, что ты так постарался. Я бы сказала «перестарался». Мне вдруг показалось, что кроме Гарри у него совсем нет друзей. Он словно переживал сильнее обычного, резко сменился в лице и поведении, боялся спугнуть. Виделись мы не так часто, но что-то внутри меня сейчас кричало, что ему это важно. И если это хоть чуточку поможет нам сблизиться, а Луи — чувствовать себя гораздо лучше, то я искренне рада составить ему компанию. В конце концов, наверное, мне это тоже было нужно и важно. Свет во всём помещении гаснет, когда Луи нажимает на разные кнопочки пульта; включается заставка фильма. — Это один из моих любимых, — говорит чуть громче, чтобы услышала из-за музыкального вступления. — Надеюсь, тебе понравится. Тепло улыбаюсь его словам и погружаюсь в атмосферу кино. Проходит минут пятнадцать, и я изредка посматриваю на сидящего рядом, наблюдая за его завороженным взглядом. Темно-русые волосы разбросаны на подушках, а ноги прикрыты пледом. Только сейчас замечаю, что руки его покрыты чернильными пятнами разных размеров и оттенков; раньше они были скрыты под теплой одеждой или парадным смокингом. Думаю о том, как много татуированных мужчин окружило меня за последнее время, когда вспоминаю, как разглядывала ладони Гарри и воображала, есть ли совместные рисунки у него с Зейном. Уверена, что с Луи точно есть. Устраиваюсь на подушках удобнее, накрываясь пледом, и ловлю себя на мысли, что мне становится очень уютно и даже спокойно. Разговор на экране прерывает звонок в дверь. Луи ставит на паузу, когда я радостно спрыгиваю с дивана, хватаю карточку с полки и бегу в сторону коридора. — Пицца, пицца, пицца! — Не упади, — кричит он вслед вместе с паролем, когда я поскальзываюсь на выходе из зала, но удерживаю равновесие. — Пицца, пицца, пицца! — игнорирую его наставление. Подлетаю к двери и, напевая вслух, поворачиваю замок. Кто-то нетерпеливо нажимает на ручку вместо меня. — Пицца, пицца… — голос становится тише. Передо мной в тени возвышается чужая фигура. Нечеткие черты лица кривятся в отвращении; глаза полны необъяснимой злобы. — Это не пицца… — шепчу. — Догадливая, — резко отвечает и чуть шагает вперёд. Я не двигаюсь с места. В коридоре срабатывает датчик движения, свет включается вновь и освещает мужское лицо. Мокрые кудри спадают на лоб, на иссохших губах виднеются трещинки и легкие капли крови. Гарри следит за взглядом, поднимает руку и убирает пятна, оголяя сбитые костяшки на ладони. — Что с тобой произошло?! — застываю от потрясения. — Отвали, — сухо бросает и, не дожидаясь, входит в квартиру. Не разувается, заворачивая за угол. Не замечаю, как автоматически закрываю дверь на ключ. Звонкий баритон выводит из транса: — Ну и где ты там со своей пиццей? — голос звучит совсем близко. Оборачиваюсь назад на звук включённого крана в правой стороне квартиры и вижу Луи перед собой в нескольких метрах. Качаю головой в сторону и пожимаю плечами. — Гарри… — Блять… — тяжело вздыхает. — Да он издевается! — ругается в никуда и поворачивается в сторону ванной. Я вдруг чувствую себя здесь лишней. — Милли, — тихо зовет меня Луи, остановившись и выглянув из-за угла, — я знаю, что тебе хочется, но никуда не уходи. Пожалуйста. Он скрывается за стеной, а после хлопает дверью, не дожидаясь ответа. Что это было? И что мне с этим делать? Им нужна помощь? Может, мне просто уйти, потому что Гарри выглядел не особо радушным? Вспоминаю свои слова о том, каким он бывает приятным, и морщусь, словно отнекиваюсь от всего сказанного. Нет, к черту! Это не его дом и не ему решать, что мне делать! Луи звучал слишком тревожно и даже немного умоляюще, прося меня остаться здесь. В конце концов, это Гарри ворвался в его квартиру, испортив нам вечер, а не я… Я здесь точно не виновата! А если он продолжит вести себя так, словно моё существование — это беда всего мира, то боюсь, что сегодня я не сдержусь. И чертовы кровавые ладони с губами меня не остановят. Что с ним вообще произошло? Его избили? Ран видимых заметить я не успела, значит… это он кого-то избил? Ну почему хоть один день не может пройти нормально? Почему он вечно появляется и всё разрушает? Заново склеивает, а потом снова разбивает на более мелкие части? Кажется, что получаемое им от этого удовольствие можно возвести в ранг абсолюта. Из размышлений вновь вырывает звонок. Прежде чем открыть дверь, смотрю в глазок; хочу убедиться, что не увижу там ещё одно знакомое лицо. Молодой парниша в кепке стоит с коробками в руках и нетерпеливо смотрит по сторонам. И на этом спасибо. Поворачиваю замок и слышу сквозь стены разговор на повышенных тонах. Не разбираю ни единого звука, молча умоляя их быть потише. Вдруг у Луи потом будут проблемы? Дергаю ручку и открываю дверь. — Здравствуйте, это пиццерия Napoli Centro, — улыбается он. — С вас двадцать пять фунтов. Не могу сфокусироваться, лишь выдаю подобие дружелюбия и поднимаю карточку вверх. Подношу её к терминалу и ввожу пин, который Луи сказал, пока я в первый раз бежала в сторону коридора, надеясь, что не забыла ни единой цифры. Из своего кармана достаю ещё пару бумажных купюр и отдаю на чай. — Спасибо, — вежливо улыбаюсь, когда курьер передает заказ. Меня перебивает мужской крик за спиной, от чего я невольно съеживаюсь. Кусаю губу, нервничая, и продолжаю хлопать ресницами, словно ничего не произошло. Удерживаю коробки одной рукой, второй же скорее хватаюсь за дверь. — И вам! — парень медленно поднимает свой взгляд с моих глаз выше, изучая домашнюю обстановку. Ну же, сделай вид, что ты ничего не заметил. Я не хочу показаться невежливой, хлопнув дверью перед твоим лицом. — У вас всё хорошо? — Да, не переживайте, — говорю быстро. Стараюсь вести себя как можно естественнее. — Мы просто смотрим футбол. Видимо, наша команда проигрывает, — губы продолжают неискренне кривиться вверх. — О, — курьер сменяется в лице, — Могу понять. Сам такой же. Уходи, просто уходи. — Что ж, хорошо провести время! — Спасибо, и вам. Толкаю дверь рукой, крепче придерживая еду, и поворачиваю замок. Кажется, он хотел сказать что-то ещё, но мне уже становилось не по себе. Кто знает, что эти двое смогли бы вытворить за последующие десять секунд? И кому из них принадлежал этот крик? Точно ли у них всё хорошо? Я начинаю паниковать. Отношу пиццу в зал, ставлю на стол и останавливаюсь, складывая руки на грудине крестом. Почему они снова молчат? Что, если Гарри ударил Луи…? Или тот его? Нет, это исключено. И к чему я вообще об этом всём думаю? Мне всё равно. Мне должно быть всё равно. Надо просто сесть и терпеливо дождаться. Сколько времени ещё ждать? Неуёмное любопытство нервирует. Я на цыпочках крадусь в чужой квартире к месту, где двое малознакомых мне мужчин пять минут назад о чем-то спорили. Дура, что же я делаю… На той стороне всё ещё тишина. Подхожу ещё ближе; меня выдаёт скрип половицы. — Ради всего святого, Миллисент! — слышу через дверь яростный хриплый возглас. Я прижимаюсь спиной к стене. Из меня самый никудышный шпион. — Заткни свой рот, Стайлс, — Луи огрызается в ответ. — Милли, будь добра, подожди нас на кухне. — Я просто слышала крик… — зачем-то начинаю оправдываться. — И курьер его тоже слышал… Дверь приоткрывается. В проёме появляется Луи, загораживая собой весь обзор. Он выглядит расстроенным. — Я сказала, что мы просто смотрим футбол. Кажется, он мне поверил, — сразу вываливаю и пожимаю плечами. — Так что из-за этого не переживай. — Это самая глупа ложь, которую мне доводилось услышать, — кричит голос из глубины ванной комнаты. Я впервые вижу такую резкую смену с сожаления до озлобленности. Кого-кого, а Луи, несмотря на язвительный и колкий характер, таковым увидеть я вовсе не ожидала. — И тем не менее он мне поверил! — кричу в ответ, не давая парню напротив за меня заступиться. — Спасибо, — тихо говорит Луи, благодаря за содействие. — А теперь, пожалуйста, дай нам ещё немного времени, — как можно спокойнее шепчет. Ему с трудом удаётся держать себя в руках. Читаю в его глазах угрызение совести, которое должно быть присуще сейчас совсем другому. Но Гарри явно не знаком с этим чувством. Киваю головой в знак понимания, молча разворачиваюсь и следую через зал в кухню, захватив с дивана свою сумку. Сажусь на барный стул и тут же встаю. Какого черта Гарри себе позволяет? Нет, я понимаю, у тебя что-то случилось, поэтому ты прибежал к своему лучшему другу, но, черт возьми, не надо срываться на мне! Я тебе ничего плохого не сделала! Кажется, послушаться Луи и не уехать к себе домой было плохой идеей. Хожу туда-сюда, судорожно кусая губу. Хватаю первый попавшийся стакан и наливаю себе воды. Делаю пару глотков, но больше не получается — от иллюзорного кома в горле меня начинает тошнить. Ладони потеют, сердце начинает стучать сильнее, дыхание учащается. Нет, нет, нет, только не сейчас, пожалуйста. Тревога медленно проникает из середины груди ко всем конечностями. Пальцы переплетаются в кривой замок и сжимаются в надежде, что сумбурные поглаживания по коже могут помочь успокоиться. Раньше всегда помогало! Но не сейчас. Глаза мечутся по всей кухне. Мне срочно нужно на воздух. Зрачки удачно останавливаются на двери, ведущей на незастеклённый балкон. То, что мне нужно. Быстро хватаюсь за ручку, перешагиваю порог и закрываю дверь за собой, оставляя небольшое расстояние. Не хватало ещё здесь застрять. Прохожу дальше, прислоняюсь спиной к стене и медленно опускаюсь на колени. Мне хочется исчезнуть от уличных глаз. Несмотря на темень вокруг, кто знает, что скрывается за тем кустом? Я не хочу, чтобы Луи потом пострадал. Точно не он. Машинально начинаю рыться в сумке. «Нет, Милли, даже не думай», — мысленно себя уговариваю, пока руки не слушаются, достают сигарету, вставляют в зубы и, трясясь то ли от холода, то ли от нервного напряжения, поджигают табак. Дым проникает в лёгкие и жжет горло. Даже дня не прошло, как я снова курю. Слабая. Провоцируюсь. Делаю глубокий вдох и выпускаю с серым облаком все свои страхи. Мне становится гораздо спокойнее. Фокусируюсь на ночном хмуром небе; где-то сквозь белесые щели мерцают золотистые точки. Ветер проникает под кофту, вызывает стаю мурашек; ветер бодрит и возвращает в сознание вместе с громким голосом Луи, послышавшимся издалека: — Молодец, Стайлс! Из-за тебя она ушла. В квартире включается свет. Ответа не следует, лишь чужое присутствие за соседней стеной, приближающее с каждой секундой. Дверь в моё укрытие резко распахивается, и человек переступает порог, закрывая её за собой. Я притихаю, пряча горящий уголек за своей ногой. Вышедший суетливо достаёт самокрутку из портсигара и поджигает её, освещая своё лицо. Медленно поворачиваю голову и вижу перед собой кудрявые пряди, скрывающие чужие глаза. Злится и о чем-то думает. Тишину нарушает мелодия. Гарри тут же переводит свой взгляд на меня, я же теряюсь глазами в сумке, стараясь найти телефон. — Мышь не сбежала, а просто спряталась, — чувствую его ядовитую ухмылку. — Ты охренел? — встаю с колен, проходясь ладонью по джинсам, стирая с них пыль. Гарри приоткрывает балконную дверь и безразлично говорит: — Она здесь, прекрати ей звонить. Поворачиваюсь и сквозь оконные рамы вижу, как Луи почти что вбегает в кухню и застывает, видя нас рядом. — Ты в порядке? — читаю сквозь отражение по его губам и киваю головой. Вспоминаю о сигарете. Она почти полностью стлела. Наслаждаюсь остатками табака, молча вдыхаю дым, игнорируя чужое присутствие, которое, казалось, тайком изучало каждое моё движение. Снова бросаю взгляд через стекло. Луи стоит, оперевшись спиной о кухонный гарнитур, и сердито смотрит на нас, сложив руки. Ждёт, пока мы докурим, но почему-то не присоединяется. — Где ты сегодня была? — Гарри переключает внимание на себя. Стряхивает пепел с самокрутки, прислонившись к обшарпанной кирпичной стене, и наблюдает за тем, как мои губы оборачиваются вокруг тоненькой сигаретки. — Какая тебе разница? — глаза перемещаются с одного парня на другого. — Тебя искал твой щенок. — Щенок? — удивляюсь и встаю точно также как он, опираясь о стену. Делаю ещё одну затяжку. — Кажется, я ясно выразился, Блэк, — недовольно отвечает и тушит сигарету о пепельницу. Складывает руки на грудине и чуть приподнимает голову, смотря свысока. Уходить явно не собирается, ещё и собой загораживает весь путь. Замечательно. — Если твой парень ещё раз ко мне притронется, то я выбью из него всё дерьмо. Что за бред? У меня никого нет. — Он не мой парень, — резко отвечаю, о ком бы Гарри сейчас не говорил. — Да мне плевать, — смахивает с носа указательным пальцем невидимую пылинку. В последний раз затягиваюсь едкой смесью и тушу фильтр о пепельницу. «Тебя искал твой щенок». Томас? Мне вдруг становится стыдно за то, что он единственный, кто пришел на ум при упоминании собачьего детища. «Ещё раз притронется…». Они подрались? Нет, этого не может быть… Стоило мне пропустить один рабочий день, так там происходит какой-то пиздец. — Он с тобой это сделал? — осторожно спрашиваю, сомневаясь в своих размышлениях, перед тем как уйти. В ушах тут же разливается неприятный громкий хриплый хохот. Не он. — Ты вроде не глупая, а задаёшь такие вопросы. Мне нечего на это ответить. Как бы мне чуточку не хотелось узнать, что с ним произошло, Гарри точно ничего мне не скажет. И зачем он продолжает тут дальше стоять? Я ничего не понимаю и, честно говоря, уже ничего понимать не хочу. — Пропусти. На удивление Гарри отходит в сторону. Прохожу мимо, чувствую знакомый аромат парфюма и сладкий запах ванильных сигарет. Эта мешанина кажется слишком уж приторной, от чего непроизвольно хочется выпить воды. Когда тянусь ладонью к ручке, вижу в отражении Луи, встающего со своего места и шагающего к нам. — Я тебя предупредил, — тихо хрипит мне вслед. — Засунь свои предупреждения и самолюбие знаешь куда? — огрызаюсь сквозь зубы, стирая с лица остатки раздражения, и выхожу прочь, прижимая сумку крепче и не дожидаясь ответа. — Куда? — слышу за спиной ехидный смешок, когда Гарри выходит следом за мной. Мы втроем остаемся стоять на кухне. Беру свой стакан и выпиваю воду до дна, окончательно смывая с себя чувство унижения, злости и беспокойства. А ещё чрезмерной сладости. — Всё в порядке? — вопрос Луи звучит уже наяву. — Да, но я, наверное, поеду домой, — неловко пожимаю плечами. Всё ещё ощущаю себя белой вороной; и в буквальном смысле тоже, поправляя прядь светлых волос за ухо. Здесь я одиночка. У меня нет близких друзей, да и просто друзей, наверное, тоже. И не в ком искать спасение. Даже в своём новом приятеле. Сомневаюсь, что Луи будет на моей стороне, хотя до этого его поведение говорило иначе. Но это ведь странно и… глупо? Менять старого друга на незнакомку с общей больницы. — Нет! — резко выкрикивает Луи. — То есть… — в смятении смотрит на пол, а затем вновь на меня. — Я хотел спросить, ты уверена? — Уверена, — почти следом слышится со стороны. — Слушай, нет ощущения, что ему мало досталось? — Томлинсон кивает головой, вызывая на моём лице искреннюю улыбку. — Меня никто не избивал! — возмущается, разводя руки. — Значит, самое время начать, — подначиваю приятелю. — Ты доиграешься, Блэк, — Гарри начинает подходить ближе, я же машинально шагаю вперёд, прячась за Луи. — Так, — мой спаситель тяжело вздыхает. — Вы оба меня уже заебали! Мне абсолютно всё равно, что вы на дух не переносите друг друга, ведь даже кошка с собакой, бывает, иногда вместе лежат. Он обходит меня стороной и по-свойски кладет руку на плечи. Начинает тихонько тащить за собой и подходит к Гарри, делая с ним то же самое. Ему приходится чуточку встать на носочки, чтобы дотянуться. Разворачивает нас в сторону зала и продолжает свой монолог: — Так что сделайте мне грёбаное одолжение, просто заткнитесь, и давайте, наконец посмотрим это чертово кино! — переводит свой взгляд на меня и чуть смягчается: — Если, конечно, ты не против остаться. Поднимаю глаза и встречаюсь с чужими, смотрящими свысока; не голубыми и успокаивающими, а болотными, подавляющими. Нежелание течет по его венам, соприкасаясь с телом Луи, и медленно проникает в меня. Снова бросает вызов моей отважности, надеется быть победителем и в этот раз. Лицезреть, как надеваю осеннюю куртку, и с балкона смотреть, как сажусь в такси. Дразнится. И я отвечаю ему назло: — Не против. Гарри молча проглатывает мою вольность. В конце концов, мы изначально собирались смотреть с Луи кино, и если ему не хочется находиться в моей компании — он знает, где находится выход. — Это что, опять «Бриолин»? — вылезает из хватки друга и обходит диван. — Снова, Стайлс, — Луи отпускает меня и идёт за ним, занимая место посередине. Я же следую с другой стороны и сажусь с краю. Кладу сумку рядом и залезаю под плед, напрочь отказавшись от скованности в телодвижениях. — Ради всего святого, ты вообще смотришь что-либо кроме него? — Гарри откидывается на спинку, запрокидывает руки за голову и поднимает ноги уже без обуви. — Смотрю, — закатывает глаза. — Но Фелисити очень любила его, и, если честно, я не помню, когда в последний раз смотрел этот фильм с кем-то ещё. — Со мной полгода назад. — Полгода назад, Гарри! — взмахивает ладонями и тянется к пульту. — Я уже всё забыл. Тот лишь издаёт усталый вздох. Через секунду на стене вновь начинают мерцать картинки, освещение затихает, а голоса персонажей становятся громче. Луи открывает ещё одну баночку пива и тянется к пицце. Подаёт один из кусочков мне, и я с удовольствием его принимаю. Гарри же ничего не ест и не пьет, лишь изредка подключается к нашему обсуждению, отвлекаясь от телефона. Зачем остался, если видел его сто раз? Ещё через некоторое время я совсем забываю о его существовании, окончательно растворяюсь в удобстве, водрузив несколько подушек вокруг себя, и начинаю тихонько утопать в облачной нежности. Громкое и бойкое пение странным образом действует убаюкивающе, и я не замечаю, как погружаюсь в сон.