Plague of fire

В пустой квартире стоит едкий запах одиночества. Делаю глоток горького и нехарактерного для этого времени суток кофе, сидя на кухонном стуле и наблюдая за качающимся в окне фонарём. На подоконник садится завсегдатая птица. Друг другом любуемся: давно не виделись. Я сбежала с работы подобно собаке с поджатым хвостом. Гарри ни слова мне не сказал, когда наблюдал за нервными действиями; и даже когда я случайно уронила на пол его пальто, снимая куртку. Проследил взглядом, молчаливо встал и повесил самостоятельно. Домой шла пешком. Погода совсем успокоилась, чему я могла позавидовать. «Какая же ты дрянь», — эхом резонировало где-то внутри по пути после каждого повторного проигрыша последнего разговора с Гудманом. Та же пластинка играла и сейчас. Неспособная контролировать себя, неспособная не поддаваться чужому влиянию дрянь, что срывается на каждом встречном; лает и лает, а когда прилетает — прячется в конуре. Взгляд плавно движется по кухонному гарнитуру и останавливается на держателе для ножей. Вырвавшийся изо рта смешок громко скачет от стен. «Не придуривайся», — шепчет мне разум. «Это в порядке вещей, ты просто устала от несправедливости», — успокаивает. «Ты человек, и тебе позволительно испытывать злость», — говорит голосом Пейна. «То, что ты сорвалась на близкого члена семьи, не делает тебя последней тварью. Он сам виноват. Рой виноват. И Томас, и Гарри». — Одна я тут святая, — вслух себе отвечаю, иронизируя. Физическое состояние отражает сейчас мою эмоциональную истощенность — я чувствую себя измученной и обессиленной. Мной овладевает глубокая грусть, и слёзы, будто дождевые капли, начинают спускаться по щекам, неся с собой все неудовлетворенные надежды и обиды. День не задался ещё с самого утра, пошатнул равновесие и разбил его на куски. Казалось, что я не заслуживаю ни любви, ни доверия, ни уважения. Череда обвинений и упреков вызывает ощущение полной несправедливости. Почему мне приходится нести эту гору на своих плечах, когда единственное, что я пытаюсь — это делать свою работу и быть хорошей для всех? Разговор с Гарри породил во мне беспомощность и укрепил никчемность. Податливость на провокации победила над моим достоинством. И как удачно решил солгать Томас. Обо всём. Боль прошивает мою грудь, словно жгучий огонь, и с каждым глотком раскаленного кофе я клянусь, что больше никогда никому не поверю всецело, не отдам своё сердце на растерзание. Но самым жестоким был Рой, обвинивший в бездельничестве и глупых мальчишеских ссорах. Как он посмел с такой легкостью разбить последний крошечный остаток моего самоуважения? Я извергнула на него всю свою ярость, все те слова, что гнили внутри меня. Но после этого взрыва ненависти моя душа заполнилась гнетущей виной. Глубокое чувство съедало меня изнутри за свои же слова, которые не подчинялись обычной доброте и терпению. Каждая произнесенная фраза казалась ножом (тем самым, к которому сейчас прикован взгляд), пронзающим сердце не только моего собеседника, но и моё собственное. Мне еле удаётся сдержаться, чтобы не начать вырисовывать сталью узоры на собственной коже уже наяву. Я звоню Лиаму.

***

Оставшиеся два дня прошли дома за разработкой эскизов. Рой вовсе не злился, сам же первым пошел на контакт, извинившись; и положительно отреагировал на моё желание от всех абстрагироваться и, наконец, завершить начатое. Элоиза была предупреждена, остальные же сообщения от Адриана, Томаса, Ребекки и даже Гарри — проигнорированы. Поражаюсь, как Ло вытерпела весь этот напор. Ворчала мне в трубку и причитала: «Всё ради того, чтобы оторваться с тобою в пятницу». Честно? Мне никуда не хотелось. Сердце сопротивлялось, словно пугливая птица, боясь высоты. Но Лиам сумел вразумить; одарил вчерашним вечером, когда мы во второй раз созвонились, невидимыми крыльями, даже если сам же опускал меня в прошлые сессии на колени. Я снова начинаю чувствовать, что могу летать выше облаков. Прикрытое лёгким чёрным платьем тело делает шаг в неизвестность, полную ритма и энергии. Мы переступаем порог Viper Rooms; нас окатывает волна звуков и пульсирующего света, лабиринт криков и движений. Басовая линия проникает в кости; внутри всё пульсирует в такт с ходом ночи. Воздух пропитан запахами танцующих тел и ароматом свободы. Элоиза с Ребеккой теряются где-то в толпе, мы же остаёмся у бара. — Скажи мне, Милли, — Луи чуть наклоняется, когда пытается привлечь внимание, — ты снова была у Лиама? — Мы не трахаемся, — закатываю глаза, рассмеявшись и толкнув его в бок. — Сияешь, как после очередной сессии, — улыбается, прикусив губу. — Мне двойной виски со льдом, — обращается к бармену, а после ко мне. Качаю головой, отказываясь от предложения. Мой разум должен быть ясным, а эмоции настоящими, не придуманными волшебной жидкостью, готовой тотчас окунуть в беспамятный мир. — Я всё ещё не простила тебе наш вечер кино, — разворачиваюсь, прислоняясь спиной к стойке. — Вы так сладко спали, — повторяет движения за мной, скорчив милую рожицу. — Теперь зато будешь воображать себя на той фотографии. Перед глазами всплывает момент, как Луи застал меня за пристальным изучением навсегда запечатленных спящими двух друзей. — Пошел ты, Томлинсон, — фыркаю в ответ и невольно морщусь. — Двойной виски со льдом, — слышится ещё раз где-то поодаль. Голос чужой. Машинально поворачиваюсь боком. Взгляд останавливается на силуэте, и прежнее противоречие мигом всплывает на поверхность, отражаясь на моём лице. — Что он тут делает? — тихо бросаю в сторону Луи, но глаз своих не отрываю. Элоиза не выдержала моего напора и раскрыла все карты, рассказав, что сегодняшний вечер мы проведем вчетвером вместе с Ребеккой и Зейном. Я же настояла на присутствии Луи, потому что очень хотела разнообразить его утомленную жизнь; да и в целом просто хотела увидеться. И всё же тень моих прошедших дней стоит непозволительно близко, готовая в любой момент разрушить броню и привести в движение всю эту гамму разногласий, которые я испытываю по отношению к Гарри. Воспоминания о наших взаимодействиях сравнимы с куском осколка, который берешь в ладони в надежде не пораниться. Глубины абсурда, где ненависть и дружелюбие складываются в необычные формы, вызывают сейчас искреннее отвращение и одновременно странное ощущение притяжения. Каким мудаком бы Гарри не представал, он единственный, кто был правдив со мной в тот злополучный день. — Я его пригласил, — покачав плечами и задев меня, спокойно отвечает Луи. Я совсем его не слушаю. Неожиданно останавливается время, а весь мир сокращается до мгновения, когда пересекаются наши взгляды. В толпе, волнующейся и шумной, Гарри смотрит именно на меня. Переливающийся свет выделяет черты и подчеркивает мимику; наружу так и просится: «Страшно красив». Замешательство в виде отголосков прошлых конфликтов, мелькающее в его глазах, быстро сменяется изумлением. Вижу, как его лицо оживает, а свет вдруг проникает в закоулки души. Мысли переплетаются во внезапной сети; пытаюсь понять, о чём же он сейчас думает. Наверное, готовится сказать очередную чушь. И тогда, внезапно, слабая улыбка мелькает на его губах, сохраняя в себе нечто более глубокое, знакомое мне, но скрывающееся в тени. Гарри явно услышал звонкий голос Луи. Между нами возникает молчание, сбавляющее инородные звуки вокруг, затянутое напряжением и вопросами. Мой противник импровизированной игры в гляделки наслаждается реакцией на своё неожиданное появление, но не догадывается, что перед ним стоит девушка, не желающая более быть марионеткой в руках. Взгляд его остаётся на мне, словно заклинание, не давая мне отвернуться, до тех пор, пока ему в руки не отдают стакан с алкоголем. Сердце начинает биться сильнее, когда я всматриваюсь в уходящую спину, сокрытую за черной футболкой, а внутри пробуждается неподвластное желание узнать, что же ждёт нас в этом новом витке нашей сложной истории. — Видимо, не зря, — Луи смеётся, выводя меня из транса. — Я подговорила бармена, чтобы он подмешал тебе яд, — теряю Гарри в толпе на лестнице и обращаюсь к своему собеседнику. — Как славно! Я как раз хотел умереть сегодняшней ночью, — задорно отвечает, делая сразу несколько глотков. Одариваю его сомнительным взглядом, в котором читается: «Ты же несерьезно?». — Шучу, — наигранно закатывает глаза и указывает ладонью куда-то в толпу. — Тебя заждались. Следую взглядом и вижу тоненькую ручку, поднятую вверх. Элоиза двигается в такт музыке и начинает медленно шевелить пальцами, как бы зазывая. Оборачиваюсь на Луи, молча спрашивая: «Идёшь?», и он встаёт следом за мной. Толпа пульсирует как единое целое. Вихри движений и разнообразие стилей сливаются в одну энергию, заполняющую всё пространство. Кажется, нам пора перебираться на второй этаж. Мы с Луи, находясь внутри этого живого моря, делаем глубокий вдох и смело проникаем сквозь него, двигаясь с определенной ловкостью и решимостью. С каждым шагом и попыткой уклониться от чужих рук и ног, идём глубже к самому сердцу, стремясь достичь центра, где нас ждут остальные. — Ты не пьёшь? — озадаченно спрашивает Ребе, когда видит, что ладони мои пусты. — Она беременна, — отвечает за меня Луи. — Вы не знали? — Что?! — буквально слетает со всех ртов, но с моего громче всех. — Давай, Милли, расскажи им про нашего малыша! — самодовольно закидывает руку на плечи, второй же почти касается платья, делая круговые движения. — Кажется, тебе уже хватит, — я пытаюсь вырвать из его хватки первый за вечер бокал. — Тебе нельзя пить! — звонко хохочет, когда опережает мои движения. И только тогда до всех остальных доходит, что мы на самом деле просто дурачимся. — Я почти поверил, — усмехается Зейн, а после тянется к нему поздороваться. — Рад тебя видеть. «Они знакомы?», — мелькает в мыслях. — Гарри когда-то давно нас познакомил, — словно читая мысли, говорит Луи, когда обменивается рукопожатиями. — А... — задумчиво киваю головой. Тихонько дергаю Элоизу за запястье, чем отвлекаю её внимание от любования своим парнем. Или не парнем... Она давно не рассказывала мне об их взаимоотношениях. — Гарри здесь, — шепчу ей. Так только кажется. Громкой музыке не удаётся меня перекричать. — Гарри здесь? — удивлённо спрашивает Зейн. — Ага, — Луи кивает головой вверх. Четыре человека заинтересованно и одновременно следуют за его глазами, обращая взоры на второй этаж. Вскоре мы обнаруживаем своего знакомого — он стоит у перил, облокотившись на них, и с любопытством следит за нами, держа в руках бокал виски и перебирая пальцами в знак приветствия. Зейн кивает в ответ, девушки же дружелюбно ему улыбаются. Зелёный отблеск мечется от Луи ко мне, а после вдруг куда-то вдаль. Губы образуют тонкую линию, на лице начинают играть желваки, а опущенные брови в полутьме создают черную и густую линию. Он недоволен. — Ооо! — восклицает Ребекка, отвлекая всех и смотря за мою спину. — Томас! Нет! Нет, нет, нет! Я глотаю внезапно появившийся в горле ком и не хочу оборачиваться. Вы, блять, просто все издеваетесь! Пожалуйста, скажите, что мне послышалось. Но перешептывания говорят об обратном. Сердце неприятно сжимается, зрачки мельтешат между Элоизой и Луи. Мысли мгновенно и суматошно начинают плыть в голове. Если я сейчас не отреагирую, Томас точно поймет, что что-то не так. Незаметно сжав кулаки, я медленно разворачиваюсь, придерживая небольшую сумку на плече, и сначала даже его не нахожу. Лишь где-то вдали замечаю знакомый силуэт, изучающий меня со стороны. Вежливо киваю головой, чуть скривив губы, и тут же встаю на исходную. — Милли, сходишь со мной? — отвлекает Элоиза и намекает, что хочет выпить. Натягиваю на лицо фальшивую улыбку и отвечаю: «Конечно». — Я пойду с вами, — встревает Луи; он будто спрашивает, а не констатирует факт, и мы обе ему киваем. — Мой как раз опустел, — допивает последний глоток. Ребекка и Зейн остаются ждать, когда Томас, наконец, подойдет к ним. Толпа чуть рассасывается, и нам с лёгкостью удаётся пробраться к бару. Я забираюсь на стул, кладя сумку на бедра, и прикрываю недовольство волосами; Риттер и Томлинсон же встают с двух сторон. — Просто скажите мне, что вы решили пригласить весь гребаный офис, чтобы я больше не ждала сюрпризов! — тяжело вздыхаю. — Милли, я не знаю, почему они здесь, — растерянно отвечает Элоиза. — Martini Dry, пожалуйста, — нетерпеливо стучит картой по столу, когда сообщает заказ. — Луи пригласил Гарри, — обращаюсь к ней. — Томас же — я без понятия, как он тут оказался. Глаза её перемещаются за меня и сужаются, походя больше на два остро отточенных ножа, готовых пронзить воздух и направиться навстречу своей цели. Она смотрит на Томлинсона с напряжением и презрением; в её взгляде отсутствует теплота и доброжелательность. — Что? — Луи вскидывает ладони. — По-моему, она больше расстроена появлением Парсона, — заключает в своё оправдание. — Виски со льдом, — говорит уже не с ней. — Хочешь, уедем в другое место? — аккуратно спрашивает Элоиза, игнорируя его. Темно-синий свет, озаряющий всё помещение, создаёт атмосферу безмятежности и умиротворения. Но внутри меня сейчас гнездиться непокой и тревога. Судьба, коварная и непредсказуемая, вновь неумолимо подкидывает сложный выбор. Я поднимаю вверх голову и смотрю на зеркальное отражение на стене, сокрытое за множеством бутылок. Кажется, что силуэты Томаса и Гарри проецируются на стеклянной поверхности в разных уголках клуба, как призраки прошлого, возвращающиеся, чтобы потревожить тихое существование. Внутри что-то сжимается, пытаясь сопротивляться вторжению неприятных воспоминаний, но я ведь не могу так просто сбежать. Не могу ведь? Отступление означает признание поражения, признание слабости. Я не могу позволить себе проявить страх, даже если он преследует меня на каждом шагу. В голове бардак. Разум подсказывает мне покинуть место сейчас же, спастись от грозящей опасности. Но сердце, эмоциональный компас, укрепляет мою решимость. Остаться и противостоять своим страхам — вот что от меня требуется. Даже если возникнут трудности, я должна показать себе и другим, что я не слабая и могу побороть все вызовы жизни. Смотрящая на меня в зеркале девушка преодолевает свои сомнения, отказываясь быть пленницей собственных переживаний. Она делает глубокий вдох, прежде чем ответить: — Нет, — качаю головой. — Три «Кровавые Мэри», — быстро говорю подошедшему бармену, чем удивляю своих друзей, и сразу же оплачиваю заказ. — Я надеялся, ты увезёшь меня домой, — Луи пытается разрядить обстановку. — А я надеялась отдохнуть, — сухо ему отвечаю. — Не всегда всё случается так, как нам этого хочется, — пожимаю плечами и смотрю на него с досадой. Мне вдруг хочется извиниться за резкость, но я тут же себя одергиваю. Как минимум, он мог бы предупредить о появлении Гарри, даже если не подразумевал ничего плохого. — Ты уверена? — Элоиза недоверчиво смотрит на три небольших шота, которые бармен только что поставил передо мной. Нет. Я твёрдо была убеждена, что алкоголь не является выходом из проблем. Однако, внезапный всплеск, как бушующий океанский прилив, перевернул всё с ног на голову. Потоки нервного напряжения и беспокойства начали проникать в самые глубины души, оставляя лишь горький привкус безысходности. Я понимаю, что это временный иллюзорный способ справиться, но в этот миг он кажется мне непременным спасением. В омуте слабости и растерянности спиртное обещает дать мне хоть каплю облегчения и временно затмить тягостные эмоции, позволив найти укрытие в мутном море проблем. — Да. Тихая и злая улыбка играет на моих губах, когда я беру стеклянный стакан, наполненный густой жидкостью тёмно-алого цвета. Моя рука, парящая и решительная, не колеблется перед предстоящим испытанием. Огонь в глазах отражает мрачную цель, а сердце бьется с нетерпением, готовое ощутить всю мощь моих неправильных действий. Беру лимонную дольку, воображая в её кислоте своё презрение к слабости, которую искалечивает пикантность Мэри. Заострённый нож красоты пронзает цитрусовую плоть, выделяя аромат мякоти, смешивающийся с запахом табака и приправами. Глоток осторожно приближается к моим губам, мягко скользя по их контуру. Заслонив мир от своих глаз, я выпускаю сомнения, чтобы привлечь их кровавое волшебство. Жидкость, втягивающая в себя весь мой внутренний мир, окутывает горло ощущением теплоты и нежности, подобно бархатному и одновременно шершавому поцелую ночи. Острые нотки специй и соусов наполняют каждую клеточку тела, принося пьянящее возбуждение. Бурлящий энтузиазм смешивается с огненной страстью, и я ощущаю, как моя душа пламенеет в кипящем котле желания. Три шота, словно тройная доза желания жить, за считанные секунды выстраивают мосты между моим существованием и мирами независимости. В каждом глотке я нахожу силу и вдохновение, огонь, который преображает и перерождает. Это не просто алкоголь, это ключ к освобождению от цепей обыденности, ритуал, который подчеркивает мою свободу. — Идём танцевать, — тут же произношу, когда ставлю последний опустевший шот на стойку. Решительно встаю со стула, хватая опешившую Элоизу за запястье. Легким касанием меня останавливает Луи, наклоняется ближе, так, чтобы слышно было мне лишь одной, и шепчет: — Я же говорил тебе, что защищу от бродячей собаки. — С одной ты меня уже спать уложил, — обжигаю дыханием его шею. — Не покусала же, — язвит и получает в ответ недовольное цоканье. — Ты идёшь? Луи отрицательно качает головой, и мы с Элоизой теряемся в толпе. Встаём где-то неподалёку от того места, откуда ушли ранее, но остальных там не находим. Тем лучше, мне совершенно не хочется ни с кем сейчас видеться. Лишь мимолётный взгляд падает на балкон, и когда не находит то, за чем изначально туда стремился, теряется в ярких огнях и полуприкрытых веках. — Ты в порядке? — голос Элоизы звучит не громче музыки. — Угу, — мычу в ответ, хватаю её за обе руки и поднимаю их вверх. Несколько раз покачавшись в такт, отпускаю подругу и растворяюсь в песне сама. Под властью удивительно быстро раскрывшегося алкоголя оживает и тело; внутренний огонь разгорается ярче. Пульсация ритма проникает в каждую клеточку. Моя рука поднимается вверх по бедру, но не выше дозволенного, когда вторая с таким же интересом исследует остальную часть тела. Звонкие ноты пронизывают воздух, создавая электрическую атмосферу, а световые лучи, играющие в красках, превращают элитный клуб в магическое место. В этот момент я становлюсь единой с толпой, с каждым движением соединяясь с энергией музыки и остальных присутствующих. Теряюсь, позволяю всему направлять моими движениями; ощущаю себя живой эманацией своего существования. Бедра кружатся в согласованном ритме. Моментами ловлю взгляды людей, забывших о суете повседневности, и к счастью не встречаю знакомых. Все беспокойства, тревоги и проблемы растворяются в воздухе, как отпущенные невидимые нити. В этот момент я лишена страха и сомнений, я свободная и лёгкая; и вовсе не крохотная серая мышь. Омрачающий ум отступает перед алкогольным омутом, потихоньку завладевающим телом. Это происходит до тех пор, пока я не ощущаю на своей талии чужие массивные ладони и не дёргаюсь в сторону. — Прости, — испуганный парень передо мной тут же вскидывает ладони вверх. — Не хотел тебя напугать. — Да уж, — губы кривятся в неестественной улыбке. Сердце всё ещё беспокойно стучит. — У тебя не получилось. — Красиво танцуешь, — он подходит чуть ближе и слегка наклоняется. — Спасибо, — вежливо ему отвечаю. Зрение фокусируется, и я впервые могу его отчётливо рассмотреть. Черт, он слишком похож на... Волосы, густые и пышные, словно золотая пыль, падают на лоб, обрамляя искрящиеся глаза. Цвет их в зависимости от ярких вспышек колеблется от нежного песочного оттенка до богатого медного, создавая фантастическую гамму, которая добавляет загадочности образу. Глубокие и проницательные глаза меняются от интенсивной синевы до теплого орехового оттенка, как отражение разных настроений и эмоций, которые живут внутри него. Его улыбка, светлая и искренняя, оживляет всё вокруг и придает ему неподдельную привлекательность. — Я Найл, — воодушевленно заявляет новый знакомый. Мне плохо слышно из-за внезапных криков, подпевающих популярной песне. — Нейл? — хмурю брови в неверии. Кто в здравом уме назовёт своего сына «Ноготь»? — Прости, здесь слишком шумно. — Н-а-й-л, — твердит он буквам, рассмеявшись. Интересно, сколько людей его уже спрашивали об этом за всю молодую жизнь? — Ааа, — смеюсь в ответ. — Рада знакомству, Н-а-й-л, — выделяю каждую, повторяя за ним. — Я М-и-л-л-и. — Сегодня здесь слишком много народу, Билли, — Найл улыбается моим передразниваниям, коверкая имя в ответ, и проходится взглядом по толпе; я вовсе не обижаюсь на шалость. — Не поверю, что ты здесь одна. «Хочешь узнать, занята ли я кем-то?», — улыбаюсь собственным мыслям. Конечно же, нет. Мне абсолютно плевать на присутствие Томаса, и если он что-либо посмеет сказать в сторону моих действий с противоположным полом, то явно пожалеет об этом. Я давно уже собиралась расслабиться, хоть и до последнего противилась сегодняшнему отправлению в клуб. Но раз уж мы тут — мне нечего терять. И в свете последних событий Парсон явно не тот, в ком мне бы хотелось забыться. — Не одна, — мелодичный голос вмешивается в наш разговор. — Но не в том плане, в каком ты мог подумать. Появившаяся рядом Элоиза проходится взглядом по внешнему виду. Готова поспорить, что она думает о том, как же он похож на моего бывшего парня, с которым мы встречались в университете. Тот лишь понимающе кивает и вновь ангельски улыбается. — Элоиза, — протягивает руку. — Найл, — жмёт ладонь в ответ. — Найл, — Ло повторяет имя без единой ошибки. — Не против, если я её украду? Это займет буквально пару минут. И я обещаю её вернуть. — Конечно, — в уголках глаз прослеживается понимание. Она хватает меня за руку, и мы отходим на расстояние в пару метров. — Что? — недовольно закатываю глаза. — Это просто копия Тео! — говорит мне на ухо, припоминая последние отношения. — Да брось, — выглядываю из-за её спины и встречаюсь с неприкрытым мужским интересом. Мы неловко улыбаемся, и я снова теряюсь в своей подруге, мельтешащей перед лицом. — У него даже ухо проколото в том же месте, — усмехается Элоиза. — У тебя тоже! — развожу в сторону руками. — И у меня, и у Зейна! — Ладно-ладно, — принимает своё поражение. — Как себя чувствуешь? — Так, словно мне не нужна нянька, — тяжело вздыхаю. Эти бесчисленные вопросы начинают надоедать. Давайте просто сделаем вид, что ничего не случилось, и забудемся в музыке, алкоголе и остальной толпе, как и хотели все изначально. — Не наглей, — ставит на место, осадив низким тоном. — Мы просто за тебя переживаем. — Вам не о чем переживать, — пытаюсь её убедить, оголив зубы в задорной улыбке. — Ну, хорошо, — Элоиза щурит глаза, а после вдруг заключает меня в свои объятия. — Ты же помнишь наш план на случай, если этот начнет чудить? При новых знакомствах в клубах, когда подошедший оказывался крайне странным, у нас всегда было несколько путей отхода. Как минимум, зацепиться за любого другого парня, состроив глазки и попросив о помощи, как максимум — начать выдавать себя за сумасшедшую, скорчив гримасу и неестественно шевелясь. Об этом она предупреждала меня и сейчас. — Помню, Ло, — неловко обнимаю её в ответ. — Господи, тысячу лет не видела тебя такой решительной и улыбчивой! Даже если сейчас в тебе кипит злоба и спирт. — Ну, всё-всё, — начинаю тихонько её отталкивать. — Я пойду ещё выпью и вернусь на танцпол. В этот момент к нам подходит Зейн, и я очень удачно ретируюсь спиной в сторону бара, подав мимолетный знак Найлу, что скоро приду. Аккуратно пробираюсь сквозь людей, стараясь не задеть чужие стаканы. Вдруг, в результате неосторожного движения, я случайно упираюсь в нечто массивное. Тут же охватывает волнение, и я чувствую, как теряю равновесие. Однако, прежде чем успеваю упасть, сильная рука оборачивается вокруг моей талии и ловко за неё хватается. Пульс учащается, а глаза широко раскрываются; узнаю несколько татуировок и яркий металл колец. «Ну нет, опять это всё повторяется...», — припоминаю случай в Лондоне. «Кто угодно мог быть! Но нет же!». Когда ноги становятся ровно, то я быстро одёргиваю чужое присутствие и разворачиваюсь. — Гарри, — звучит уже наяву, а не в мыслях; взгляд плавно поднимается снизу вверх. Он не успевает ничего мне съязвить, потому что с губ тут же слетает короткое и искреннее «спасибо». Подобие вежливой улыбки на лице отражается мужским смятением и непониманием, что позволяет мне запросто обойти Гарри стороной. Вскоре слышится голос Луи, который невозможно ни с кем перепутать. На секунду я оборачиваюсь, и вижу как эти двое удаляются в противоположную сторону. Спасибо, Томмо. Почему же я решила поступить именно так, хотя ещё пару дней назад гневно доказывала, что Стайлсу простое «спасибо» в жизни никак не сдалось? Потому что устала. Я была просто измучена всеми перипетиями нашей «дружбы». Мне казалось, что каждый раз, когда мы пытались разговориться, слова превращались в одни обвинения и упреки, не считая единичных случаев. А слушать его выговоры и прикрываться своими аргументами стало просто истощающим и бесплодным занятием. По крайней мере именно сегодня мне хотелось сбежать от этого; отправляться в борьбу, уже заранее зная, что она обернется бесконечными спорами, стало бы краем вечерней встряски. И, видимо, Гарри удивил мой ответ в такой же степени, как и меня саму, если быть честной. — Ещё три шота «Кровавой Мэри», — сажусь на стул и начинаю рыться в своей небольшой сумочке. — Ваш счёт оплачен, — говорит мне молоденький парень, когда я показываю ему карту. — Но я не... — растерянно смотрю на него, пряча её обратно и закрывая сумку на замок. Он кивает в сторону. Следую за взглядом и встречаюсь с кареглазым напором, явно удовлетворенным тем, что ему, наконец, уделили должное внимание. Мне хочется просто уйти и затеряться в толпе, но Томас слишком быстро обходит бар и встаёт рядом. — Привет, belle, — норвежский акцент встревает в моё смятение. Кажется, ему хочется потянуться и поцеловать ладонь, но я прячу руки в своих волосах, чем лишаю его этой почести. — Привет, Томас. Парсон облокачивается локтем на стойку, держа в другой руке стакан со спиртным, и неприятно улыбается. Совсем не догадывается, что я знаю о его лжи, а ещё о ребенке, который не появился. И бог знает, что ещё сокрыто в его истории. — Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались, — губы кривятся в полуулыбке. — Ребе сообщила мне за несколько минут до вашего выхода, что вы едете в Viper Rooms, — медленно глотает янтарную жидкость и наблюдает за реакцией. Я давлю из себя радость, пытаясь скрыть удивление. Просто замечательно! Теперь мне становится очевидно, что в следующий раз мы поедем тусить с Элоизой вдвоём. — Я не знала, что кто-то ещё придёт, помимо девчонок, — пытаюсь поддержать беседу, но умалчиваю о Зейне и Луи, — поэтому не удивлюсь, если через пятнадцать минут из-за угла покажется Рой. Низкий хохот разливается где-то над ухом. Мне не смешно. — Просто хотел убедиться, что ты в порядке. Я волновался, Милли. Ты не появлялась на работе, не отвечала на сообщения. Уж было подумал, что сделал что-то не то. Например, солгал и выставил себя идиотом? И к чему ты вообще снова думаешь о себе? Как будто мне делать более нечего, чем из-за тебя одного прятаться в своей будке. — Это мило, — поджимаю губы и перевожу взгляд на новенькие три шота. — Я в порядке, спасибо. Беру один шот в руку, уже готовлюсь залить это зелье забвения в себя, как меня тут же от этого отвлекают. — Ты... — мнётся под моим выжидающим напором, — ...говорила с Ребеккой? Ты, должно быть, издеваешься? — Томас, пожалуйста, — пытаюсь сохранить непоколебимость в лице и голосе. — Я приехала отдохнуть и не хочу обсуждать это сейчас. — Извини, — качает головой в сторону. — Просто мне кажется... Я больше не вникаю в его речь. Опрокидываю одну стопку и следом вторую. Морщусь, ощущая терпкий привкус и остроту на губах, и как только проходит жжение, делаю контрольный третий глоток. К черту рекомендации об употреблении спиртного и к черту кошмары, которые скорее всего мне сегодня привидятся. — Ты меня вообще слушала? — недоверчиво осматривает, когда не получает никакого ответа. — А... — перевожу взгляд на него. От резкого движения всё на секунду плывёт. — Да-да... — Не помешал? — слышится слева. Кто бы ты ни был, спасибо за моё небольшое спасение. Мы в унисон поворачиваемся. — Помешал, — недовольно фыркает Парсон в мой затылок. — Как грубо, — закатываю глаза и не подбираю выражений. Мне не нужна ещё одна драка, но чувствую, что в этот раз я сама её начну, если не подавлю в себе злобу, как в случае с Гарри. — Найл, это Томас, мой коллега. — Приятно познакомиться, Томас-коллега, — шутит и просит бармена налить ему пива. Мне хочется рассмеяться, но я сдерживаюсь и концентрируюсь на том, что на его фоне я кажусь законченной пьяницей. Надеюсь, Найл не видел, как я бездумно заливала в себя это кровавое месиво уже в шестой раз. — И мне, Найл-хочу-залезть-под-чужую-юбку, — ядовито ухмыляется. Мне противно и хочется врезать ему пощечину. Я чувствую, как внутренний огонь постепенно переходит в стадию взрыва. В глазах зажигаются искры ярости, а руки сжимаются в кулаки, дрожа от напряжения. Какая мерзость. Для этого человека любой мой контакт с мужчиной приравнивается к тому, что каждый желает меня трахнуть. Может, проблема не в них, а в тебе, Томас? И ты просто проецируешь своё тупое мышление на других? Или, может, напротив, это я, кто хочет залезть в чужие штаны сегодняшней ночью, а? Об этом ты не подумал? Но не в твои, поэтому закатай губу. Я проглатываю разочарование и тихонько кладу руку на ладонь Найла, давая понять, что разберусь сама. Разворачиваюсь в сторону и вижу, как Томас ехидно ухмыляется, словно думает, что смог меня вновь образумить и защитить. — Хорошего вечера, — медленно шепчу, хлопая ресницами и невинно улыбаясь. С этими словами крепче вжимаюсь в Найла, не успевшего забрать своё пиво, встаю со стула и тяну за собой в толпу, оставляя Томаса стоять в полном замешательстве. Шаги мои, гордые и уверенные, отталкивают всё негативное, что только могло ещё больше испортить ночь. Я снова выбираю тактику вежливости и сбегаю. Мы пробираемся сквозь толпу и следуем по лестнице на второй этаж; ватные ноги подкашиваются, но крепкая хватка не даёт мне упасть. Своё укрытие находим где-то в тени помещения на диванчиках в глубине комнаты. — Прости за это, — неловко развожу ладонями в сторону и нервно хрущу пальцами. — Видела бы ты его лицо, — Найл смеётся и, не спрашивая, садится ближе; аккуратнее берёт за руку и начинает медленно поглаживать, еле касаясь оголенных коленей. Удобнее пристраиваюсь к мягкой спинке и сажусь боком, поворачивая корпус тела к нему. — Или лучше бы не видела, — поджимаю губы. — А ты сегодня один? Или мне стоит ожидать, что твоя коллега тоже начнет душнить? — Не один, — качает головой. — Но мои парни задерживаются. Уже хочешь выпроводить? — склоняет голову набок. — Нет, — мельком бросаю взгляд на его руки, находящиеся непозволительно близко к моим ногам. Найл наклоняется ещё сильнее. Он всё и так понял, когда вместо Томаса выбор пал на него. Я же смущённо теряюсь глазами в напольном покрытии, а когда их поднимаю, то за его спиной вижу ещё один тёмный диванчик, на котором сидят Гарри и Луи в окружении толпы девиц. Зелёный цвет пронзительно сверкает даже в темноте; зрачки стремятся проникнуть в мою сущность и раскрыть все слабости. Девушка на мужских коленях, кажется, не вызывает в нём интереса, хотя жадные касания до её бедер говорят совсем об обратном. Но Гарри смотрит именно на меня. Из-под его нахмуренного лба проскальзывает искра издевательства. Она полна вызывающей насмешки и подчеркивает стремление унизить и подорвать мою уверенность. Луи на фоне давит озорную улыбку и подмигивает. Мне хочется закатить глаза, но Найл, сидящий почти вплотную, этого не поймёт. «Ты слишком обычная», — эхом мелькает в моей голове. «Отъебись», — отвечает ему подсознание и тут же переключается на светлого ангела, противостоящего демону позади. — И чего же ты хочешь, Милли? — игриво спрашивает, когда будто случайно касается пальцем до подола платья. Взгляд Найла переливается между серьезностью и искушением и маняще приковывает внимание, от чего замирает сердце. Алкоголь обволакивает моё сознание подобно мягкому пледу. Вкус свободы, проникающий в каждую клеточку, заставляет плыть по течению смелости, беззаботно и грациозно. Внутри всё трепещет. Мне становится ясно, что именно этот момент сейчас определяет судьбу нашей встречи. Слегка покалывающая жара рдеет румянцем на щеках. Дыхание приподнимается, становясь более частым и суетливым. Нетерпеливые пальцы скользят по подлокотнику дивана; ищут опору, чтобы удержаться. Аромат парфюма Найла проникает в ноздри, пробуждая таинственные желания. Глядя в его глаза, я чувствую, как всё замедляется; взгляд становится линзой, увеличивающей каждую дрожь в наших сердцах. И вот, в безмолвии всего пространства, он наклоняется ещё ближе ко мне. Огонёк смущения и нерешительности, который раньше мелькал в моих глазах, уступает место игривой и сияющей частице. Я забываю обо всём вокруг и погружаюсь в своё собственное приключение, определяя судьбу. Приближаюсь медленно и осторожно не в силах устоять перед соблазном. Наши губы, чуть приоткрытые, влекут друг друга, создавая непреодолимое желание ощутить их соприкосновение. И тогда Найл целует меня первый. Касание нежное и незнакомое, но одновременно искристое и жгучее. Всё сливается в одну мгновенную экстазирующую симфонию, где останавливается время, а мир перестаёт существовать. Поцелуй становится глубже и интенсивнее; языки ласкают и терзают друг друга. Мои ладони, осмелевшие под алкоголем, приобретают изящность и провоцируют. Одна плавно скользит по мужской спине, вторая — изучает контуры его лица, обнимая щеки с нежностью и осторожностью. Руки Найла отвечают взаимностью, воплощая в движениях всю его страсть и желание. Они обнимают меня за талию, а пальцы исследуют мельчайшие изгибы тела. С тихим вздохом, наполненным благодарностью и возбуждением, мы медленно отступаем друг от друга и улыбаемся. — Я хотел именно этого с тех самых пор, как увидел тебя, — тихо шепчет Найл, облизнув губу. Смущенно отвожу затуманенный то ли из-за количества выпитого, то ли из-за случившегося взгляд, кусая щеку изнутри. Сердце все ещё отстукивает ритм подобно музыке; по телу разливается приятное тепло и покалывания. Это было самое лучшее, что произошло со мной за этот вечер. И мне определенно желается большего. Разум плывет в туманной глубине; мысли виляют как беспорядочные мотыльки в сумеречном танце. Реальность теряет свои чёткие очертания, всё расплывается, и слова медленно перетекают в пузырьки пустоты. Мои губы вновь ищут дорогу к другим губам, наслаждаясь мгновениями непринужденности и нежности, которые отражаются в сладостных поцелуях. Плененная ангельской милостью, теперь уже я продолжаю этот запретный танец, растворяясь в круговороте эмоций. Запускаю ладони в русые волосы и легонько тяну их на себя; с каждым движением локоны становятся чуть длиннее и приобретают иную структуру, менее прямую. Пальцы путаются в завитках и аккуратно движутся к лицу. Кажется, что подсознание играет со мной злую шутку, окуная в воспоминания студенческой молодости, где мы впервые целовались с Тео на задних сидениях кинотеатра. Брови, раньше такие обычные, приобретают пышность и уникальную форму. Челюсть становится более резкой и мужественной. Губы, скрывавшие искренность и улыбку, трансформируются в ухмылку и магнетическую привлекательность, соблазняющую своим идеальным изгибом. Касания мужских рук ощущаются более явными и требовательными. Неутолимая жажда пылает в моей груди, эхом отзываясь в нижней части живота. Каждая клеточка взывает к неподвластному, требуя более близкого слияния, более страстного объятия. Я не могу устоять перед этим влечением, которое словно магнитом притягивает к запретным границам. Пульс отстукивает с размахом, подчеркивая возбуждение, а кровь горячим потоком наливает каждую вену. Живой огонь тихим стоном срывается с губ наружу: — Найл... Он на секунду останавливается, а после принимается вновь изучать изгибы, целуя линию подбородка и хаотично, но так аккуратно, прикасаясь к остальному телу. — Да, Милли? — тихо шепчет мне в шею. — Я... Его губы призывают к глубоким ощущениям, создавая на коже невидимые следы нежности и страсти. Слова в голове путаются, не могут слететь со рта; им мешает учащенное дыхание. — Что ты? — спрашивает, будто совсем не догадывается, и продолжает ласкать меня. — Я... хочу тебя... — еле нахожу в себе силы ответить. Легкий укус подтверждает и его желание, а после залечивается мокрым касанием языка. Его чуткие пальцы осторожно касаются каждой изящной линии ключиц, чем снова провоцируют тихий вздох и нежный шепот: — Гарри... Найл останавливается почти в ту же секунду, а я не сразу понимаю почему. Время вдруг ещё раз замирает, и уже не так приятно. Мрачная пелена поглощает все мысли, парализуя меня. Смятение и смущение становятся похожими на зыбкий туман. Что я сейчас произнесла? Пучина неуверенности не дает прийти в себя. Непонимание маячит на горизонте. Отрицание пронизывает моё сердце, словно ледяной клинок, поражающий каждую прошедшую мысль о кудрявых волосах, пухлых губах и желанных касаниях. Нет, нет, нет. Этого не может быть! Это всё дурной сон! Пожалуйста! Я не говорила это чертово имя! Я вспоминала про Тео, но никак не про него! И в этот момент, когда ступор, удивление, смятение, смущение, непонимание и отрицание сливаются воедино, в костях начинает ощущаться дрожь. Руки немеют, а глаза беспокойно бегают из стороны в сторону, узнавая перед собой совсем другого человека. — Это твой бывший? — спокойно спрашивает Найл, чем только подтверждает произошедшее. На его лице нет раздражения или недовольства. Я отрицательно мотаю головой, все ещё отказываясь себе верить. К горлу подступает неприятный ком, и мир перед глазами вновь начинает искажаться. Желудок наполняется горечью. Я пытаюсь бороться с неприятным ощущением тошноты, стремясь сохранить контроль над своим телом и разумом, но ощущение оказывается неотступным. Громкая музыка и яркие вспышки только усиливают отвращение и отторжение. Мне срочно надо уйти. Я опираюсь о чужое тело и встаю с дивана, игнорируя еле прослеживаемое беспокойство в голубых глазах. Неосознанно направляюсь в сторону туалета, спотыкаясь о собственные ноги; чудом удаётся удержать равновесие. Ещё немного, и меня стошнит прямо здесь. Картинка перед глазами меняется с каждой секундой. Пихаю первую попавшуюся дверь в надежде, что это уборная; и в этом случае мне везёт. Правда, как назло, все кабинки заняты. Или так только кажется... Опираюсь руками об изумрудную столешницу, пытаясь всмотреться в черты своего лица. Этот блядский зелёный меня раздражает, и я стараюсь сфокусироваться на собственном отражении, игнорируя весь фон вокруг. Тело шатается из стороны в сторону. Открываю кран, набираю в ладони воду, еле чувствуя её консистенцию, и пытаюсь прийти в себя, потирая руки и шею. — Милли, — раздаётся рядом, а потом эхом отскакивает ещё со всех сторон и в разных тональностях. По мере нарастания тошноты, разум начинает погружаться в муть, пелену, которая медленно окутывает моё сознание. Отражение в зеркале теперь треснутое и искажает каждую мою мысль и представление о происходящем. — Милли, ты в порядке? — снова звучит со стороны. С трудом концентрируюсь и, повернувшись, вижу обеспокоенного парня, держащего мою сумочку в своих руках. — Т-телефон... — всё, что получается сказать. Тянусь к нему, опираясь одной рукой о столешницу и не чувствуя ног. Найл приоткрывает замок, и мне удаётся достать свою вещь. Подношу дисплей к лицу; мужская ладонь хватает за локоть, поддерживая. Яркий экран ослепляет и напоминает белую вспышку, которую обычно все видят, когда уходят из жизни. Пятно исчезает, и мрачные тени вновь скачут передо мной, проникают в мой ум и увлекают в бездну неизвестности. Реальность и фантазия смешиваются, увязают в мутной субстанции, вязкой гуще, и я теряюсь в этом пограничном состоянии. Всё рассеивается в пустоте. Тело полностью ослабевает, а сознание ускользает из моих рук, как пыль ветра. Наверное, стоило бы сказать: «Помогите...»?