Дела прошлого

Оливье, конечно, был потрясен. Однако же он ничего не сказал. Может быть, решил, что это просто добровольное решение девушки. Поэтому он лишь поклонился и, дождавшись позволения короля, покинул его кабинет. - И что же вас сподвигло на такой шаг? – повернулся к мадмуазель де Бертран Людовик. – Неужели детская мечта? Франс проглотила то объяснение, которое придумала. - Ваше величество… смеется надо мной? – только и смогла пробормотать она, уловив в фразе короля насмешку. - Скорее это вы, мадмуазель, хотите посмеяться надо мной, - резко бросил тот. – Неужели вы думаете, я поверю в то, что вы всю жизнь мечтали принять постриг? Что же вам до сих пор мешало? Может быть, то, что до сих пор граф де Ла Фер не принимал невыгодного для вас решения? Франсуаза побелела, затем покраснела от того, что ее столь легко разоблачили, а она ведь почти ничего и не сказала! - Мне нечего вам ответить, государь, - взяла себя в руки девушка. – Но я осмелюсь повторить свою просьбу, поскольку иная судьба, выбранная моим батюшкой для меня, кажется слишком тяжкой. - Вы смеете спорить с решением отца? – удивленно оборвал ее король. – Однако, вы дерзки, сударыня! - Я смиренно приняла бы его волю, если бы… Франсуаза замялась. - Вам было предложено что-то унизительное? – невольно заинтересовался Людовик. – Ваш батюшка настолько жесток? - Может быть и нет, государь, - вздохнула девушка. – Однако его решение я никак не могу принять, поскольку наше бедственное положение он не может исправить никак иначе, но моим браком с человеком ниже меня по положению. - А вы горды, - задумчиво протянул король. – Кого же вы видите для себя в качестве жениха? - Возможно, ваше величество, я слишком горда, - согласилась Франс. – Но, именно осознавая этот свой грех, я готова искупить его в монастыре. К несчастью, мое нынешнее положение сейчас не позволяет мне оплатить постриг. Людовик кивнул, показывая, что понимает ее намерения, как понимает и отчего она обратилась к нему. - Я обдумаю вашу просьбу, сударыня, - объявил он. – Но пока вам придется обождать… хотя бы месяц. Ваше намерение прекрасно, но ваши мотивы нет, я же не склонен поддерживать те решения в отношении Господа нашего, что идут не от сердца. Потому если вы всего лишь желаете сбежать от воли отца, я откажу вам. Франсетт склонилась в поклоне, понимая, что большего просить и не вправе. Достаточно того, что ей пока не отказали напрямую. Это все равно было лучше, чем отказ. Именно так она думала, покидая Лувр. Оливье она не встретила ни в приемной, ни во дворе замка, так что поговорить больше не было возможности. Король дал ей время на то, чтобы еще раз обдумать решение. Месяц или чуть более – пустяки, за это время отец даже если и подыщет ей жениха, успеет разве что объявить о помолвке, свадьбы не будет. Пожалуй, за это время она и вправду сможет настроиться на то, что монастырь – ее путь, ее решение и даже желание. Так что домой Франсуаза возвращалась в смятенных чувствах. Она не получила отказ, но пока будущая жизнь казалась ей туманной, монастырь виделся ей еще очень и очень не определенным. *** - Победа! О, Франсетт, вы представляете! – на пороге ее комнаты, даже не постучав, появился отец. Девушка удивленно поднялась из-за туалетного стола – в столь благодушном настроении она батюшку не видела уже многие годы, а уж после их приезда сюда, в столицу, тем более. Что же могло произойти? - Моя девочка! – восторженно продолжал месье де Бертран и наконец перешел к сути своего сообщения: – Только что приезжал курьер от его величества! Оказывается, граф де Ла Фер еще до своего исчезновения оставлял своему поверенному распоряжения! И о тех угодьях тоже! Новость и вправду поражала. Выходило, что Оливье все же отступил от своего инкогнито и передал свою волю королю. Любопытно, это было до ее появления? Или после? - Какая удивительная удача, - пробормотала Франс, стараясь сдержать смех – вот, значит, как! До своего исчезновения! Однако переубеждать батюшку и раскрывать правду об Оливье девушка не собиралась, пусть и вправду считает, что это было некое распоряжение графа до его отъезда из замка. Главное ведь совсем не это? - Удача, моя дорогая, такая удача! – взволнованно говорил отец, размахивая посланием от короля. – Граф распорядился впредь, до своего возвращения, а ежели такое не последует, то после его смерти, владеть этими угодьями нам. Мы сможем рассчитаться с долгами! Не сразу, но сможем! Франс невольно ахнула: она никак не ожидала столь щедрого распоряжения от графа – не просто право владения, но и фактически передача этих лесов им. После его смерти… Эти слова так и засели у нее в голове, девушка никак не могла понять, что скрывается за этой вроде бы обычной формулировкой. - О, какая удача! – продолжал надрываться отец. – И как хорошо, что мы задержались на эти несколько дней в Париже, а не уехали немедленно! Какие известия! Какая удача! Даже король не может ничего возразить против такого! - И вправду, какая удача, - прошептала девушка. Ее очень смущало то, как зло и неприязненно последнее время батюшка отзывался о короле. Каждый, разумеется, вправе думать так, как он желает, но счастьем будет, если все ограничится лишь мыслями и словами в кругу друзей. Но что если эти разговоры заведут его к заговорщикам? Сам месье де Бертран не был способен на цареубийство, но его ведь могли использовать вслепую – а до Франс доходили разные слухи о тех действиях, которыми не брезговали разные высокородные мерзавцы. - Мы немедленно отправляемся домой! Теперь нам есть, что показать этому выскочке Моло! Мы… - Нет! – вскричала девушка. Страх от внезапного решения отца был столь силен, что Франсетт не сдержалась, подскакивая на ноги. - Простите? Батюшка недоуменно уставился на дочь. - О, папа, пожалуйста! Давайте задержимся… Еще хотя бы на день, - Франс спешно искала какой-то повод. – Я… раз уж так сложилось, я хотела бы сходить в церковь и помолиться за графа. Месье де Бертран только растерянно кивнул. *** Слова Франс о намерении уйти в монастырь и вправду поразили Атоса. В какой-то миг он даже собирался возразить, сказать, что в этом нет нужды, он уже все обсудил с его величеством и… Остановила графа мысль о том, что это намерение девушки может быть никак не связано с проблемами ее отца. Наверняка, конечно, связь была, Атос прекрасно понимал, что у девушки в ее ситуации нет выбора, ее будущее простое: или выйти замуж за кого-то ее положения, или принять постриг. Но именно то, что выбор у нее был, заставляло графа молчать – если бы девушка хотела, то подыскала бы себе подходящую партию… Это у них ловко получается, сам себе напомнил Атос. Так что во дворце граф попросту откланялся и ушел. И, пользуясь тем, что сегодня не нес караул, покинул Лувр, отправившись сразу на свою квартиру – сидеть с друзьями в трактире он тоже был не расположен. Зато у себя дома Атос засел с бутылкой. Что случилось с его милой маленькой соседкой? Она стала глупой девицей, способной лишь на то, чтобы молить о помощи или проситься в монастырь? Или?.. Была еще одна мысль. Что если Франс, напротив, стала коварной ловкой девицей, всеми способами желающей обогатиться? Ее страдания, ее показательные вздохи нацелены лишь на одно – вызвать желание ей помогать. Облик детской подруги не вязался с этими мыслями. Но когда это все было! За годы девушка могла измениться несколько раз. Атосу не хотелось так думать о Франс, но брак показал ему, как обманчив бывает внешний вид, как коварны бывают те, кто выглядят невинными жертвами. И сейчас он готов был это видеть во всех, конечно. А здесь все очень удачно складывалось. Услышав от короля про графа де Ла Фер, Франс могла припомнить, что вроде бы видела его на карауле. И вот она уже направлялась к нему, чтобы проверить догадку. После она сделала вид, что нуждается в помощи – и он отправился в церковь, чтобы поговорить с ней, где услышал уже новую просьбу, при этом хорошенько спрятанную, словно бы она только-только вспомнила о том, что именно он может разрешить их проблему… Граф поморщился, опрокидывая в себя стакан. Кажется, он просто играл по ее правилам, делал все то, что она желала! Или все-таки нет? Может быть, перед ним была все та же Франс? Она просто поделилась с ним своей проблемой… Да что там, это ведь и вправду его обязанность была – разрешить спор с де Моло, который посмел претендовать на то, что ему не принадлежит! Так что Атос всего лишь исполнил свой долг, а не проявил какую-то любезность к Франсуазе… Как распознать, где женский обман и коварство, а где просто желание поделиться своей бедой с тем, кто может ее решить? Но ведь Франс не назвала его имя королю… Это был жест благородства? Девушка хотела тем самым показать, что готова принять все так, как будет, не прося никакой помощи, не выдавая инкогнито графа, в то время как она могла бы это сделать? Или это был тонкий расчет? Ослепленный ее благородством Атос бы точно принял решение в пользу ее отца и сообщил бы это королю, даже если бы до этого ничего тому не говорил – а ведь она никак не могла знать, о чем до сих пор беседовал Людовик со своим мушкетером. Граф имел беседу с королем дважды. Первый раз, как и собирался, после охоты. Тогда он спросил Людовика, ожидает ли тот и вправду его решения, ведь разрешить спор он вправе и сам. - Решение за вами, граф, - подтвердил король. – Вы лучше знаете этих людей и справедливость требований месье де Бертрана. И Атос озвучил ему это решение. А вот зачем Людовик вызвал его второй раз, перед приходом Франс, граф не знал. Может быть, хотел показать ему, что девушка решилась сама просить аудиенцию? Хотя король и сам был немало удивлен ее просьбой… Что ж, если вдуматься, Луи был прав, что показал ему, как судье земель в Бэрри, к чему привел отказ Атоса от своего положения. Но от всего этого графу не было легче, потому что сейчас он продолжал задаваться вопросом: во Франс говорили благородство и отчаяние или коварство и расчет? Принимал ли он решение, как все обдумавший беспристрастный судья, или вновь поддался чарам невинного облика? Атос провел почти весь день за бутылкой вина, так и не находя ответа на вопросы, которые его мучили. Единственное решение, к которому он пришел – ему надо еще раз поговорить с Франсуазой. Может быть, он так ничего и не выяснит, но зато хотя бы попытается понять ее мотивы. Или хотя бы поймет, насколько он сам принял верное решение, когда объявил свою волю королю… Где ее найти, Атос знал. Правда, она могла больше тут не появиться, особенно если она добилась своего – ей даже невыгодно видеться с ним больше. *** На этот раз она увидела его сразу, как только он вошел в церковь – и мысленно поблагодарила Бога, что пришел, потому что где искать мушкетера с неизвестным ей именем, Франс так до сих пор и не знала: она не пыталась нарушить его инкогнито и выяснить прозвище, под которым он скрылся. - Я вряд ли смогу выразить словами, как признательна вам, - произнесла она, едва граф опустился на скамью позади нее, не давая ему минуты даже поприветствовать ее, сразу переходя к делу. – От себя и от отца… Она прервалась, потому что услышала его тихий вздох. - Не надо, - услышала она его шепот. – Вам не за что благодарить меня, мадмуазель. Я сделал то, что должен был сделать еще до своего… исчезновения. Мне жаль, что вы пострадали из-за этого. - Вовсе не из-за вас! – немедленно возразила она, забывая о том, что недавно сама его обвиняла в своих мыслях. - Разве нет? – удивился он. - Нет, - уверенно заявила Франс. – Это месье де Моло осмелился покуситься на то, на что у него нет прав. Теперь помолчал Атос, оценивая то, насколько честна с ним девушка. Она все же пришла сюда, она сразу принялась благодарить его, одновременно говоря о вине, она вроде бы была честна, считая, что вины графа в этом нет. Это новая игра? А в чем тогда ее смысл? - Спасибо, - наконец решился ответить он. И перешел к иной беседе: - Могу я спросить вас? - Разумеется. - Ваше решение уйти в монастырь… вызвано проблемами в вашем поместье? – в голосе графа послышалось напряжение. - Н-не совсем… - Простите, вы вправе не отвечать. Атос предпочел бы услышать ответ, конечно, но понимал, что в этой ситуации расспрашивает ее о личном. Ситуация в ее семье была столь непроста, что выбор монастыря был вполне обоснован. Но именно подтверждение этого заставило бы его еще больше задуматься о ее планах. Тем не менее Франс не спешила это подтвердить: продолжала играть с ним, изображая скромность? Или просто была с ним честна, как в детстве? - Нет, что вы! – тут же заверила его девушка. – Это вовсе не тайна, хотя, боюсь, мне еще придется это объяснять моему батюшке, вряд ли мое первое упоминание об этом он воспринял всерьез. - Ваш отец не знает об этом решении? - Отчасти мое решение вызвано именно его волей. Возможно, ваше распоряжение… несколько изменит и решение моего отца, и я смогу рассчитывать на его более милостивое к себе отношение. Если же нет… его величество обещал мне покровительство. Хотя я не уверена, что передумаю, если изменится отец. - Я не посмею отговаривать вас от такого решения, но уверены ли вы, что это разумно? Разве не желаете вы, как обычно мечтают девушки, удачно выйти замуж, родить детей и что там еще? - Свои чувства я… девушке моего положения не полагается иметь чувств, - поправилась Франс. - Я не говорил о чувствах, - как-то стушевался граф. - Ваше сиятельство отказывает мне в том, что было позволительно вам? – не удержалась девушка. И на этот раз она не стала извиняться, чувствуя себя задетой: Оливье женился, души не чая в своей невесте, но о ней же, Франс, говорил так, словно считал ее просто разменной монетой, как и ее отец… - Простите, мадмуазель, - тихо покаялся граф. – Но, если позволите мне дать вам совет, то не ищите любви. Франсетт помолчала, но затем выдохнула: - В этом нет нужды, ваше сиятельство. Понял ли Оливье или нет, но он ничего не ответил при этом. - Я просил вас, мадмуазель, - вместо этого напомнил он. - Простите, Оли, я не специально. - Я… могу как-то помочь вам? – вдруг спросил граф. И Франс на какие-то мгновения замерла. Соблазн подробно рассказать ему о решении отца, о своих мыслях и чувствах был велик… Но нет. Оливье всегда был слишком благороден, он ведь и вправду может предложить ей брак – только чтобы спасти от ухода в монастырь и гнева батюшки. И как бы соблазнительно это ни было, но девушка понимала, что не может так пользоваться его честностью. Никакой титул графини ей никогда не заменит его к ней дружеского отношения. Нет и нет, лучше быть другом с ним, чем врагом после венчания… Возможно, она сама себе все это придумала, а граф вовсе и не предложил бы ей ничего, разве только увеличить приданое… Но проверять это все Франсуаза не собиралась, оставаясь верной своему идеалу. - Вы уже сделали более, чем я могла бы надеяться, - отозвалась наконец девушка. – И я не попрошу у вас ничего сверх этого. Атос чуть приподнял брови. Франс не могла этого видеть, как не могла знать, какие мысли бродили у него в голове, пока он ожидал ее ответа. Граф понимал то, что было спрятано между фраз девушки. Отец планировал для нее брак с кем-то, кто ей не по сердцу, и Франсуаза решилась поэтому уйти в монастырь, а поскольку денег у нее почти нет, то с этой просьбой ей пришлось обратиться к королю – его покровительство давало ей достойное место в святой обители. Но понимал Атос и то, что его положение графа позволяло исправить решение отца Франс. Например, он мог хотя бы сообщить о том, что видит мадмуазель де Бертран в браке совсем с другим человеком… И все же девушка не воспользовалась этой лазейкой, не обратилась к нему с просьбой заступиться за нее и кого-то еще, кто ей по сердцу (либо просто богаче и представляет более выгодную партию, если во всем этом она преследует исключительно корыстные цели). У нее был шанс, но она отказалась. Или она вновь кокетничает? - Я не стану настаивать, Франс, - наконец мягко произнес он. – Но все же скажу, что вы вправе рассчитывать на мою помощь. - Благодарю вас… Оли! Вот и все. Никакой просьбы, даже после повторного предложения. Атос устало усмехнулся над самим собой: он и сам не знает, чего ему опасаться и ведет ли он сейчас тонкую игру или выглядит глупцом в беседе с девушкой. С той Франс, для которой он в детстве просто был благородным рыцарем… *** Девушка помолчала, а затем решилась обратиться – не к графу де Ла Фер, а к тому другу детства, которого, может быть, сама себе придумала. Но их почти откровенный разговор, как в детстве, заставлял ее желать вернуть их прошлое общение, хотя бы на то короткое время, которое она находится тут. - Оли, я увижу вас еще? - Боюсь, что нет. - Граф, пожалуйста, - в отчаянии прошептала она, уже не понимая, сколь очевидно выдает свои чувства. К счастью или к несчастью, Оливье этого не заметил. Или попросту не желал замечать состояние своей собеседницы – в его холодном спокойном ответе не было ни капли эмоций и понимания: - Мадмуазель, я говорил, графа больше нет. - Кто вы сейчас? – ухватилась за эту фразу девушка. – Вы так и не назвали имя! Я обещаю, что никому не скажу! - Простите, я не думаю, что стоит об этом говорить. - Вы не верите мне? – почти со слезами спросила она. – Я клянусь вам, я ничего никому не скажу! Я буду очень осторожна и более не обращусь к вам никак иначе, чем как вы отныне назоветесь! - Это лишнее, вам не стоит знать. Нам и вовсе стоит забыть о том, что мы когда-то были знакомы. - Но все же… - Не надо, прошу. Вы… будете нитью к моей прошлой жизни. Но я не желаю о ней вспоминать. - Никогда? - Точно не теперь. - Оливье! Страшная мысль о том, что тогда, в той жизни, случилось несчастье более тяжелое, чем просто гибель жены, поразила девушку. Захотелось расспросить, утешить, помочь, может быть, чем-то… - Франс, я клянусь вам, - торжественно произнес Атос, - если когда-нибудь однажды так случится, что граф де Ла Фер вернется, он непременно нанесет визит подруге детства. Если, конечно, это будет еще уместно. Хотя я от души желаю вам больше не вспоминать старых друзей, а найти новых. - Вы не можете так говорить! - Именно так я говорю. Я надеюсь, что вы вернетесь домой достаточно завидной невестой, Франс. И храни вас Господь! Девушка обернулась, чтобы увидеть, как он опять уходит. Ну нет, подумалось Франсуазе. На этот раз она не отступит. Хотя бы пока не узнает его новое имя…