Дела прошлого

Поначалу Атос собирался просто увести бывшую жену: час был поздний, помешать им было некому, а если трактирщик или кто-то из постояльцев попытается препятствовать, то клеймо мгновенно остудит их. Гораздо больше сложностей предстояло впереди, потому что нужно было проникнуть в город и добиться аудиенции Людовика. Для стражи на воротах у мушкетера был особый пропуск, а король часто не спал ночами и готов был принять по срочному делу, однако все это в любом случае заняло бы немало времени. Лично казнить граф более не собирался - это у него выходит плохо. Наверное, проще было бы передать преступницу городским властям. Но что делать дальше? Клеймо доказывало, что она девка и не может называться дворянкой, однако дела такого рода местные власти рассматривать не могут, а ждать, когда они обо всем сообщат королю – слишком долго. Можно, конечно, просто сказать, что воровка, но граф знал, как часто судейские смотрят на это сквозь пальцы и за небольшую сумму отпускают преступников, а уж особенно преступниц соблазнительной внешности и с толстым кошельком. Обвинение в покушении на убийство – об этом, конечно, выслушают. Но никаких доказательств Атос представить не мог: подкупленные ею убийцы были мертвы, причем один – от яда, который она подослала д’Артаньяну. Вряд ли возможно отыскать трактирщика или винодела, продавшего Миледи бутылки вина, которое она отравила. Упоминать о службе кардиналу и вовсе не стоило, услышав такое, местные судьи предпочтут отправить шпионку к ее хозяину, пусть тот разбирается. Так что Атос посчитал, что лучше сразу сообщить именно об этой службе – но королю. Людовик его знал, отчасти знал и историю графа, так что не придется объяснять, почему он ее узнал. Далее все, конечно, на усмотрение короля, но зато не было сомнений, что по приказу его величества никто не посмеет упустить преступницу, все проверят тщательно и сами отыщут все доказательства. Но план резко изменился, вернее, Атос его поменял, услышав про то, что должен прибыть Ришелье. Кажется, все можно было решить теперь гораздо быстрее. Или окончательно все потерять… Разговор с бывшей женой привел графа в состояние почти ярости, он даже выхватил было пистолет, когда внизу послышались голоса. Миледи несколько оживилась – она надеялась, что покровитель спасет ее. И в чем-то эти надежды были оправданны: шпионка знала очень многое о не самых благородных делах кардинала, тому вряд ли понравится, если она обо всем расскажет кому-то. Ну и конечно же, она хотела сразу указать на Атоса, как человека, который уже знает о многом, начиная от истории с подвесками и заканчивая возможными планами, еще не озвученными, а лишь привезенными сюда. Но и граф уже все просчитал. - Кто идет?! – умышленно грубо бросил он, едва заскрипела дверь, но при этом наводя пистолет на Миледи, чтобы не позволить ей сбежать. - Что здесь происходит? – кардинал замер на месте. - Пустяки, ваше преосвященство, - Атос чуть поклонился и сразу сообщил главное: - просто я совершенно случайно обнаружил в этом трактире преступницу, скрывающуюся под именем благородной дамы. - Преступницу? – изумился кардинал, и было непонятно, честен он или искусно притворяется. - Нет никаких сомнений, - спокойно кивнул граф. - И в чем вы ее обвиняете? – Ришелье прошел в комнату и сел на стул, который ему предназначался по догадке мушкетера. - Ваше преосвященство! – игнорируя направленный на нее пистолет, заговорила Миледи. – Я умоляю вас заступиться за меня! На самом деле преступник – именно этот человек! Он однажды повесил меня! Кажется, лишь произнеся эти слова, она сообразила, что не с того начала, ей следовало пугать Ришелье, а не просить его. - Повесил вас? – повторил кардинал задумчиво. Возможно, до этого момента он и намеревался выступить в защиту своей шпионки, не разбираясь в деталях, но теперь сообразил, что все не так просто, за всем этим стояло что-то очень непростое, что-то, ради чего мушкетер пойдет до конца. - И что же, господин… - Атос, - напомнил граф. - Господин Атос просто так пытался вас повесить? – кардинал взглянул на мушкетера. – Как вы это объясните, сударь? - Это объяснить легко, ваше преосвященство: у этой женщины клеймо в виде французской лилии на плече, - Атос приставил пистолет к виску Миледи, давая понять, что настроен решительно и не позволит ей противиться. После этого он свободной рукой вытащил кинжал из-за пояса, одним движением распорол рукав дорожного колета дамы. И, убрав обратно оружие, сильнее обнажил плечо, показывая Ришелье. – Вы можете видеть сами, ваше преосвященство. Она выдает себя за знатную английскую леди, но никак не может носить это имя. Кардинал и вправду был удивлен, подавить это изумление было трудно. Некоторое время он молчал, попутно обдумывая происходящее и свои возможные действия. - Я направлялся к его величеству, - наконец заговорил он. – Но несколько изменил свои планы, потому что по пути сюда встретил ваших друзей, господин Атос. Они рассказали мне о драке, случившейся здесь, в этом трактире. Вы все поступили очень благородно, вступившись за женщину, которую даже не видели, однако… Он сделал паузу, подбирая слова. Угадать, к чему Ришелье понадобился весь этот рассказ, было нетрудно: он понимал, что его появление в этой комнате выглядит очень двусмысленно, потому в первую очередь хотел оправдать самого себя, вот и придумал, что ехал он к королю, а здесь очутился случайно, из любопытства решив проверить историю, которую ему рассказали Портос и Арамис. Но Атос предпочел сделать вид, что верит в слова кардинала. - Однако ваше преосвященство еще не убедились в чем-то? – уточнил граф, по-своему истолковывая паузу. - Однако вы остались в трактире… А, понимаю! Вы решили подняться и узнать у спасенной женщины, все ли у нее в порядке, но обнаружили, что знаете ее… Могу я узнать, откуда? - Разумеется, монсеньор. Дело в том, что однажды эта женщина, под именем Анны де Брей, стала моей женой, графиней де Ла Фер. - А! – неопределенно отозвался Ришелье. Атос выложил свой козырь, понимая, что пока он остается мушкетером, кардинал может посчитать, что шпионка ему дороже, но спорить с графом уже не так просто. Конечно, сейчас, находясь тут один на один, можно сказать, что все это еще требует доказательств, пообещать справедливый суд, а после устроить Миледи побег, отправив ее с той миссией, с которой Ришелье хотел ее отправить раньше. Однако не исключено, что граф в своей ненависти отправится к королю – и вот тогда уже вылезет вся правда, тогда придется оправдываться перед Людовиком о связях с женщинами подобного рода. - Монсеньор! – Миледи тоже обдумала это все и поняла, какой вывод собирается сделать Ришелье. – Выслушайте меня! Этот человек… - Весьма убедителен, сударыня! – кардинал поднялся, по-своему истолковав намерение женщины, он решил, что она не хочет предупредить его о том, что Атос знает о делах Ришелье, но напротив, что именно Миледи хочет раскрыть правду о своей службе на него. – Более я ничего не желаю слушать. Господин граф, закройте рот преступнице! Ни к чему, чтобы она начала звать на помощь. Скрытый смысл этого приказа тоже был очевиден, но Атос послушался, не позволив бывшей жене сказать ни слова, тем самым позволяя кардиналу якобы не выдать тайну о его связи с убийцей. - Ваши друзья внизу, господин граф, - продолжил Ришелье, уже спокойно выдохнув и чувствуя себе увереннее. – Вместе с ними возьмите на себя труд стать караульными для преступницы. Вы вместе со мной направитесь к его величеству… и можете быть спокойны, я уделю часть времени на то, чтобы обсудить с королем казнь женщины. Атос только поклонился, берясь за какие-то вещи Миледи, сооружая из них веревку, связал ею руки бывшей жены. Он не сомневался в исходе разговора с кардиналом. Разве что допускал, что Миледи все-таки успеет «пригрозить» Ришелье. И если бы с тем прибыл солидный эскорт, то участь мушкетера была бы решена – его под любым предлогом, например, из-за той же трактирной драки, отправили бы в тюрьму. В отсутствие же гвардейцев Ришелье сделал бы вид, что договорился с Атосом, но после все равно отправил бы в тюрьму. А может, от него бы и попытались избавиться. Правда, вряд ли и шпионка выжила бы: услышав, что Миледи готова потопить своего нанимателя, тот наверняка в самое ближайшее время нашел бы того, кто избавился бы от этой опасной женщины. Но Миледи не успела сказать ничего. И сейчас граф не сомневался, что кардинал сделает все, чтобы она и не смогла рассказать. Вероятно, по прибытии к королю Ришелье найдет повод, чтобы получить разрешение на повешение преступницы без какого-либо следствия, уверив, что все доказательства уже есть. Или же отправит в темницу, где после верный человек тихо избавится от узницы. Атос предпочитал не думать о дворянах столь низко, но убеждался, что кардинал не стесняется никаких методов. Ведь если он собирался встретиться с Миледи, то наверняка не для того, чтобы побеседовать с ней о погоде. И если подумать, то можно было даже угадать намерения Ришелье: тот все силы тратил на взятие Ла Рошели, а этому мешали главы этого города и… герцог Бэкингем, который грозился оказать поддержку гугенотам. Вряд ли Миледи что-то могла сделать в Ла Рошели, да это было и не нужно: рано или поздно, но измученные голодом и жаждой горожане сдадутся. А вот Бэкингем представлял реальную угрозу. Поскольку Миледи уже однажды успешно украла у него подвески, не было сомнений, что в Англии леди Кларик пользуется доверием королевского фаворита. Так что легко было предположить, что задание кардинала – любыми способами нейтрализовать герцога. А уж переубедить или убить – это как пожелает Миледи (хотя наверняка Ришелье предпочтет труп врага ему живому). Однако Атосу не было дела до того, будет ли жив Бэкингем или нет, судьба врага его ничуть не волновала. Потому даже сейчас, допуская, какие планы строит кардинал (которому теперь придется искать другого исполнителя на эту роль), граф вовсе не собирался этим планам препятствовать. Все эти размышления были исключительно подтверждением мнения, сложившегося у Атоса относительно Ришелье. И то, насколько сам мушкетер собирался воспользоваться не самыми честными методами действий его преосвященства. Законно и правильно было бы отвезти Миледи в суд. И заставить всех этих ищеек разыскивать доказательства всех ее преступлений, после чего прилюдно казнить. Ничего этого не будет. Потому что все это не нужно Ришелье. И все-таки Атос не чувствовал ни капли угрызения совести. Бог свидетель всем тем преступлениям, что совершила эта женщина! Ни граф, ни кто-либо из его друзей не знает всех убийств и иных мерзостей, которые она сотворила. Наверняка и кардинал не знает всего, как не знал он про клеймо. Однако же Ришелье знает главное – он знает, насколько она порочна и что она заслужила казнь за свои преступления. Так что приговор будет законен, в каком бы виде он не был вынесен. Пусть не будет никакого суда, а преступницу тихо «казнят» в камере по приказу свыше – значит, такова мера кары, избранная для нее. Потому граф попросту вывел пленницу из ее комнаты, кивнул удивленным друзьям, чтобы шли следом. И небольшой отряд направился к королю. *** Франс слушала происходящее в соседней комнате с замиранием сердца. Спокойствие графа и его уверенные ответы Ришелье девушке было тяжело понять. Кардинал явился к своей шпионке, женщине, которая ему была нужна для чего-то, так что любой человек, угрожавший ей, во многом угрожал и его преосвященству. Однако Атос лучше знал кардинала, во всяком случае, он точно знал, что Ришелье хоть и использует не самые честные методы действия, но предпочитает скрывать это ото всех, оставаясь безупречно чистым. В тот момент, когда прозвучал приказ забрать преступницу и следовать вместе с ней к королю, Франсуаза наконец тихо выдохнула, только теперь понимая, что все это время почти не дышала. И еще осознавая, что от страха не могла даже двинуться, каждое мгновение ожидая приказа Ришелье об аресте. Безрассудная храбрость Атоса вызывала тем больше восхищения, чем более слабой и трусливой чувствовала себя Франсетт. Ей сложно было оценивать себя со стороны, поэтому она не представляла, насколько огромная пропасть лежит между той девушкой, которая боялась слово сказать против отца, и нынешней мадмуазель де Бертран, которая надеялась найти свой настоящий путь в жизни. Она просто продолжала считать, что слишком боится всего, ведь даже выйти из комнаты ей было тяжело. - Его сиятельство очень смелый человек, - заметила Жульетт, закрывая печную створку и лукаво глядя на сестру. - Очень, - растерянно подтвердила та. - Неудивительно, что он нравится вам, Франс, такой господин достоин восхищения… Ведь он вам нравится? Франсуаза резко встала, делая вид, что вспомнила о незапертой двери, задвинула засов, но понимала: скрывать это и вправду дальше бесполезно, лучше наоборот поделиться всем, что мучает и оставить это в прошлом. - Он мне очень нравится, - призналась девушка, принимаясь раздеваться – день был тяжелый, хотелось поскорее избавиться от всех одежд и отдохнуть. – Но господин граф никогда и не посмотрит на меня, как на возможную невесту. Поэтому я бы хотела перестать о нем говорить и думать. И усмехнулась над собой, вспомнив, что уже договорилась с мужчиной дождаться его завтра или послезавтра. - Почему это он никогда на вас не посмотрит? – Жульетт была почти возмущена таким предположением. – Вы так говорите, будто вы из чумного города приехали, убереги Богоматерь! Франс, вы же красивы и вы из благородной семьи… - Семьи разорившегося дворянина с… - С внебрачной дочерью? – Франсуаза не договорила фразу, а потому Жули додумала за нее. – Но мы можем никому не говорить об этом, поверьте, я ничуть не обижусь, я буду рада остаться при вас горничной. - Нет! – немедленно уперлась мадмуазель де Бертран. – Я не намерена отказываться от вас, Жульетт. И сказать я хотела вовсе не то. Я имела в виду, что дочь разорившегося дворянина с долгами и весьма сомнительными связями – это не лучшая партия для графа. Он и в прежние времена не пожелал бы жениться на мне, а уж сейчас… Тем более вы сами слышали, кем оказалась его жена! - Это ужасно, - поддалась новой теме Жули. – Какая чудовищная женщина эта… бывшая графиня! Его сиятельству и вправду не позавидуешь! - И это не все, - вздохнула Франс. – Я жила там, в детстве дружила с Оли… с господином графом. Потом мы повзрослели и общались гораздо меньше, но я хорошо запомнила их брак. Об этом говорили по всей округе, может быть, до вас доходили слухи тоже, потому что он так любил ее, что женился вопреки воли всей родни, которым совершенно не нравилась девица с неизвестным прошлым и непонятной семьей. - Ах, это он! – кивнула Жульетт. – Да, я слышала что-то, особенно много говорили про таинственное исчезновение графини. Ох, вы бы знали, что предполагали некоторые! Ходили даже слухи о ведьме, объявившейся в соседских лесах. Франс лишь удивленно покачала головой – чего только не придумают фермеры и крестьяне! - Значит, слухи были не так и неверны, - продолжала Жули весело. – Эдакая женщина пострашнее любой ведьмы. Странно, что его сиятельство не разделался с ней еще раньше, наверное, так сильно любил… - Она обвиняла его в том, что он ее повесил, - напомнила Франсуаза, - хотя мне сложно представить, он буквально боготворил жену! - Но ведь он же судья в наших землях. - Да, он судья… Девушка вздохнула, в который раз попытавшись представить себя на месте Оливье. Предпочесть долг чувствам – каково это? Как подавить себя, как собственные желания поставить ниже желаний всех людей, которые проживают на ближайших землях? Как не забыть, что ты должен именно им, обязан защищать их от преступников? Клятва против клятвы. Нарушить клятву оберегать жену во имя клятвы всем вассалам и крестьянам не допускать преступлений против них и по справедливости судить того, кто преступает законы на этих землях. Как принять, что любимый тобой человек – преступник? Ведь можно же солгать самому себе, убедить себя, что этот человек изменился, например. Что именно произошло между графом и графиней де Ла Фер, Франс не знала. Но не сомневалась, что эта женщина не стала бы признавать себя виновной, она придумала бы тысячу причин, как и отчего на ее плече появилось клеймо. А если Оливье обнаружил иные ее преступления, то она убеждала бы его и в том, что это вышло случайно или что это сотворил кто-то другой. Слушал ли Атос все эти объяснения? Стал ли он вообще выяснять, отчего у нее клеймо? Спросил ли он хотя бы, любила ли она его, хотя бы немного? Или все это неважно? Какая разница, что скажет преступница, ведь ясно же, что любые ее слова – ложь? Она не могла быть даже дворянкой, ведь девушку из благородной семьи никогда бы не заклеймили! Но и если вообразить, что неизвестным, но нечестным образом ей поставили клеймо, хотя она была ни в чем не виновата, то она могла ведь рассказать обо всем графу еще до свадьбы. Оливье столь жарко и сильно ее любил, что женился бы, несмотря на клеймо. Разумеется, он мог сначала проверить ее слова, если бы усомнился, но убедившись, взялся бы за восстановление доброго имени жены. Нет, все было бы ложью, что бы она ни сказала! Может ли она любить? И это тоже неважно! Потому что мужа она не любила, он был ее возможностью попасть в высшее общество. Если бы она его любила, то не хотела бы ему плохого. Она или честно рассказала бы ему обо всем, или просто уехала бы, чтобы не очернить семью любимого. Однако же эта женщина слишком желала денег и титула, от такого она отказаться никак не могла! - Он судья, - задумчиво проговорила Франсуаза. – Это восхищает, потому что не каждый способен вот так помнить о долге, забывая собственные желания. Но это же и пугает, мне кажется, что сейчас он и вовсе не может… полюбить. Девушка залезла в кровать, Жули последовала ее примеру, занимая свою половину постели. Так, рядом и под одеялом, было уже не очень страшно обсуждать и преступницу, и ее казнь. Франс чувствовала себя маленькой девчонкой, обсуждающей с сестрой или подружкой страшные истории, услышанные в деревне. И даже немножко пожалела, что это не так, в детстве ей немного не хватало вот такой подруги, с которой можно было бы делиться секретами. В том числе сердечными. - А вдруг теперь сможет? – предположила Жульетт. - Теперь? - После того, как его супруга будет наказана, - пояснила сестра. – Правосудие наконец свершится, он сможет быть спокоен. - Не сможет, - Франс натянула одеяло почти до носа, но не от страха, а будто бы пытаясь так скрыться от своих собственных мечтаний. – Она не зря обвиняла графа в том, что он ее повесил, значит, он пытался ее казнить… - Но не смог. И после себя корил. - Боюсь, что нет, - вздохнула Франсетт, которая мельком подумала о том же, но отвергла эту версию. – Ведь он говорил, что считал ее мертвой, как и она его. Бывшая графиня полагала, что муж мертв, потому что он поменял имя и уехал из поместья. Возможно, она кого-то посылала выяснить что-то… - Кого? - Не знаю, может быть, своего «брата»-священника или иного помощника, - предположила Франс. - У нее был помощник? - Граф ее повесил. И считал мертвой, - принялась объяснять девушка. – Значит, он смог ее казнить. Но кто-то после вмешался и осмелился снять графиню. - Это должен быть кто-то отчаянный! – Жули даже перекрестилась от испуга. - Какой-то бандит, который не побоялся пойти против правосудия в тех землях, - кивнула Франсуаза. – А граф был уверен, что свой суд и казнь он совершил и вовсе ни за что себя не корил. Ну только за то, что пошел против родни, женившись на этой женщине. - Он поэтому уехал из своих земель? И это… он, человек, который разрешил все проблемы месье де Бертрана? - Да, я виделась именно с ним в Париже, - призналась Франсетт. – Его величество определил, чтобы все решил господин граф. Поначалу он отказал мне, а после… Думаю, он припомнил о своем долге. - О долге ли? – Жули вновь лукаво глянула на сестру. – Может быть, ему было приятно оказать вам услугу? - Вовсе нет! – возмутилась Франс, притом не притворно, уверенная, что личное отношение к ней тут не сыграло никакой роли. – Уверяю тебя, что Оли… граф ставит свой долг выше любых привязанностей, и я – не исключение! - Именно потому тебе позволено называть его сиятельство Оли… Оливье? Или это сокращение для подруги? - Нет, это… Погоди, ты обратилась ко мне на «ты»? - Ну… вы тоже так обратились, - смутилась Жульетт. – Простите, я вовсе не хотела обидеть! - Нет, напротив! – Франс схватила руку сестры, горячо сжала в своей. – Я рада, что ты смогла преодолеть все… предрассудки. Как и мне давно следовало это сделать. Мы ведь теперь вдвоем против всех! - И друг за дружку, - улыбнулась ей Жули. – Но тогда я хочу знать всю-всю правду об Оливье. - Прошу, не называй его так, - покраснела Франсуаза. – Я стараюсь забыть это имя, как стараюсь и не называть его господином графом, раз уж он отказался от этого положения. Сейчас он зовет себя Атосом. Хотя сегодня ночью и раскрыл инкогнито перед его преосвященством. - Думаешь, он решил вернуть себе положение его сиятельства? - Это было бы чудесно, он всегда был достойным господином тех мест, это положение его по праву! - А еще он замечательный сосед… - Ты опять? - Но ведь он просто отписал пользование теми землями… нашему отцу, как я слышала? А не стал разбираться, кто же прав в споре.