Дела прошлого

Отчего-то Франсуазе до этого момента чудилось, что все будет как-то иначе. Да она просто не задумывалась о том, каким образом граф осуществит ее просьбу! Он ведь был почти всесилен на своих землях! Но… в том и дело, что «почти». Лишь теперь Франс задалась вопросом, а как все это сделает Оливье? Батюшка, разумеется, вынужден слушаться приказов графа, он должен будет принять волю арендодателя, но насколько он готов будет это исполнять? Франсетт не может постоянно держать подле себя защитника… Разве что какой-то человек Атоса, например, тот же Гримо, вновь будет всегда рядом, как напоминание воли графа. Хотя что он может сделать, даже будучи возле нее? Он не может напрямую пойти против дворянина и хозяина поместья, в то же время не может и не следовать приказам своего господина – то есть окажется меж двух огней, его могут даже убить за непослушание или в гневе. Вряд ли Оливье выберет такой путь. А какой тогда? Он вроде бы не желал драться, не желал никого убивать, однако как сделать то, о чем она попросила, если отец будет упрямиться? А он будет! Только сейчас Франс поняла, что единственный путь позволить ей управлять – это напрямую объявить ее арендатором. Не просто подписать какие-то документы, но назвать ее владелицей тут, представить ее таковой обществу. Как это возможно, если отец поднимется и скажет, что не признает подобную сделку? Атос дал ей слово. Это значит, он согласился сделать все, чтобы дать ей желаемое, он не отступит ни перед чем… - Ты наверняка преувеличиваешь, - успокаивала Жульетт, узнав о страхах сестры. – Господин граф такой благородный человек, он не станет… убивать отца своей старой подруги. Разве что ранит… - Жули! - Что? – с самым невинным видом переспросила та. И тут же перешла на серьезный тон: - Извини, я пошутила. Но я хотела сказать, что его сиятельство не станет никого убивать, тем более того, кто слабее его, однако если месье де Бертран попытается пойти против его воли, господин граф может применить силу, но не станет этим… пользоваться более, чего того потребуется. - Ты… уверена? - А ты? Ты ведь с самого детства его знаешь, ты рассказывала о нем мне – пусть немного, но рассказывала! Разве такой человек может убить просто… чтобы… ох, Матерь Божья, я даже не знаю, как сказать! - Чтобы отстоять свое мнение? – отчего-то шепотом уточнила Франсуаза. – Мне кажется, что да. - Боже, Франс! - Жульетт! Разве мужчины не дерутся по любому поводу? Ты ведь тоже слышала те разговоры в трактире: мушкетеры задираются с гвардейцами, с какими-то еще военными, а причиной становится что угодно, от высокой службы до неудачного толчка в плечо. Так чем этот повод хуже? - Тем, что это причинит тебе боль. Франсуаза слабо улыбнулась. Она ведь тоже думала схожим образом, она тоже считала, что Оливье разве что пригрозит отцу – не более. Вот только ныне она продолжала эту цепочку вопросов: а если батюшка не испугается угроз, что делать? Граф вовсе не из тех, кто зашвырнет непослушного подданного в темницу, он предпочтет честно убить лицом к лицу, но не подло держать в заключении. - Может быть, отец проявит благоразумие, - наконец вздохнула она. – Или… может быть, слово сюзерена для всех будет важнее… Или, наконец, может быть, Атос обратится с этим к его величеству? - А король может в этом приказать? – встрепенулась Жули. – В самом деле, Франс, мы же могли обратиться к нему! - Нет, все верно, хорошо, что мы не обратились к его величеству, нас он не стал бы слушать. Я не уверена, что и Оливье послушает, - со вздохом признала девушка. – В подобных вопросах закон на стороне отца. Сестра тоже сочувственно вздохнула. - Но не можешь же ты… отказаться от того, что решила? Франсуазе припомнились ее сны, то ощущение страха и немыслимой свободы, которые окутывали ее. Она шагнула в темноту, прыгнула в неизвестность, она решилась – и внезапно получила поддержку! Безумием было бы отступать сейчас, в чем был бы смысл все это затевать, чтобы ныне отступить? Она решилась на побег от отца, до конца не осознавая свои желания, она посмела ехать через треть страны, она выжила среди войны вокруг нее – все это ведь не для того, чтобы теперь просто принять старую жизнь?! - Нет, - наконец произнесла мадмуазель де Бертран, - я не могу сдаться. Оливье понял меня – и я не могу не воспользоваться этим. - Прекрасно, тогда… давай не будем об этом думать, - предложила Жульетт. – Его сиятельство гораздо лучше знает, как следует поступить, не так ли? - Д-да… пожалуй, да. - Нам же стоит заняться тем, что в наших силах, разве нет? - А ты согласна… учиться? – Франсетт решилась заговорить с сестрой прямо. – Не только ведению хозяйства, но и… этикету, поведению? - З-зачем? – недоуменно моргнула Жули. Франсуазе пришлось несколько раз глубоко вдохнуть и выдохнуть, собираясь с духом, подбирая слова, которые побыстрее убедят сестру. - Я бы хотела, чтобы ты поднялась на… полступени выше, - объявила девушка. – Ты не мещанка, но тебе не позволяют быть и дворянкой. Я хочу тебя признать, как и полагается, хочу, чтобы ты стояла рядом со мной, а не позади меня. - Это невозможно, - Жульетт сникла на глазах. – Франс, меня никогда не примут… в твоем обществе. - Они принимают таких, - уперлась та. – Да, многим это не нравится, но ведь это есть везде, разве не так? Разве не смотрели бы косо на меня, надень я чепец кухарки? Вспомни тех торговцев, с кем мы путешествовали, - для них мы тоже были чужими! Нас принимали, в чем-то завидовали, над чем-то втайне смеялись… - Да, наверное, ты права, - медленно проговорила Жули. – Когда ты не на своем месте, ты всегда чувствуешь это. Но люди благородные все же стоят выше иных. - Выше? – впервые усомнилась в этом Франсетт. – Если это и так, я же не королева, даже не баронесса. Поверь, я столь же неуютно себя чувствую, появляясь в обществе графинь и маркиз, они смотрят на меня… как на грязь под ногами! Но единственный способ противостоять этому – идти с гордо поднятой головой и делать вид, что не замечаешь этого, напоминать себе, что ты не ниже их, а ровня! - Я… не уверена, что смогу, - пробормотала бывшая служанка. – Да и… зачем это? Франс, милая, я готова просто быть рядом и помогать! - Жульетт, я не встречала никогда никого добрее! Я стольким обязана тебе… и отец так виноват перед тобой, что я хочу помочь тебе. Я не хочу, чтобы ты провела жизнь, прислуживая и поднося еду. - Но на что я могу надеяться? - А… чего бы ты хотела? Франсуаза ответила вовсе не так, как собиралась. Все эти мысли, одолевавшие ее в последние недели, заставили вдруг принять иную идею: если она вправе принимать решение о своей судьбе, если она может выбирать будущее для себя, то и Жули имеет на это право, пусть все обдумает и определится сама. *** Граф рассказал другу все, упустив свои мысли о странных чувствах, которые вдруг все чаще занимали его. - Я удивлен, - объявил д’Артаньян. И тут же поправился: - Но удивлен приятно, дорогой Атос! Признаться, сколько я вас знаю, я так привык к тому, что вы держитесь в стороне от дам… Потому я никак не ожидал, что вы вновь влюбитесь! - Я – что?! – отшатнулся мушкетер. Звучало безумно, но, кажется, более чем правдоподобно. Почему он так заботится о Франс? Почему идея о помолвке с ней не кажется ему отвратительной? Почему готов идти против общества ради чужой правды? - Д’Артаньян, вы шутите! – тем не менее покачал головой граф. – Уж не думаете ли вы, что я могу жениться? - Не думал, - честно признал гасконец. – Я действительно полагал, что это для вас невозможно, особенно после того, как вы рассказали мне о вашей жене. Однако не кажется ли вам, что с ее… настоящей смертью ушло и ваше прошлое? - Вы предлагаете мне жениться на девушке без рода, без приданого, с незаконнорожденной сестрой и идущей против воли ее отца?! - То есть сам брак вы уже не отрицаете? – усмехнулся д’Артаньян. Атос бросил мрачный взгляд на друга, которого, кажется, начинал забавлять их разговор. А он-то ожидал помощи и совета! - Нет, - несколько резче, чем хотел, произнес мушкетер. – Я хотел сказать, что брак по-прежнему не кажется мне… чем-то подходящим для меня. Хотя и признаюсь: я думал о том, что на мне лежит ответственность продолжить род – пусть мы не были очень богаты, но древность и знатность нашей семьи не может так просто прерваться. - О! Тогда позвольте уточнить, дорогой друг, а эти мысли начали посещать вас когда? Случаем не после возвращения в вашу жизнь подруги из прошлого? - Дорогой д’Артаньян, - граф решил окончательно оборвать эти насмешки, - я хотел обсудить это с вами, потому что надеялся на вашу поддержку и дружеский совет. Если же вам не с кем упражняться в остроумии… - Атос! – почти вскричал юноша. – Ну не скрестите же вы со мной шпаги? - Нет, - серьезно отозвался он. – Но именно не желая такого окончания, я предпочту прервать этот разговор. - Простите меня! – искренне выдохнул д’Артаньян. – Если это так задевает вас, я умолкаю. Скажу лишь, что мои слова хоть и были шутливы, однако я искренне не считаю для вас невозможным подобное счастье. О, постойте, не возражайте! Вы говорите, что эта девушка бедна и не знатна, но это не было для вас препятствием в первом браке. И пусть у нее будет хоть десяток незаконнорожденных сестер, право, Атос, кого это интересует ныне? Если ваши чувства к ней искренни, а ваша уверенность в ее репутации… - Нет никакой репутации, - мушкетеру наконец удалось прервать друга. – И нет никаких чувств. Если позволите, давайте завершим эту беседу. - Как вы скажете, - согласился юноша. – Но ведь не полностью? - Что вы имеете в виду? - Вы хотели совета… - И вы его дали, вы полагаете за лучшее объявить о помолвке. Простите, мне это не подходит. Как Франс не подойдет обман, чтобы спустя некоторое время объявить о разрыве – это испортит ее репутацию. - Я понял вас, давайте поговорим о другом. - Что вы предлагаете? - Просто отошлите этого месье де Бертрана. - Я думал об этом, однако он вправе отказаться, - пожал плечами Атос. – Или согласиться, но после вернуться, когда пожелает. - Значит, он не должен вернуться! - Д’Артаньян, вы же не имеете в виду… - даже вздрогнул мушкетер. - Бог с вами, дорогой друг! – рассмеялся гасконец. – Как вы могли такое подумать обо мне? Хотя, скажу вам честно, этот господин заслуживает хорошего удара, который уложит его в постель на несколько месяцев. Но вы это не одобрите, так? - Этого не одобрит Франсуаза, - отозвался Атос, успокаиваясь – в любом случае, юноша мог помыслить о ранении, но не об убийстве, пусть и на дуэли. - Тогда давайте придумаем для этого господина… поручение. - Какое поручение? – растерялся мушкетер. - Матерь Божья, да любое! – широко улыбнулся д’Артаньян. – Оно может исходить от вас или от самих короля и кардинала, может заключаться в необходимости подписать какие-то бумаги или привезти что-то очень важное для всей Франции. - Хорошо, - понимающе кивнул Атос. – Он уедет с неким поручением, на которое ему потребуется некоторое время. Но что потом? - Ну это «потом» будет, я полагаю, не раньше, чем через год… - Бросьте, что это за поручение?.. - Важно не поручение, а то, к кому мы отправим этого господина. Подобные люди мнят себя очень ценными, почему бы этим не воспользоваться? Мушкетер потряс головой – смысл слов друга от него все больше ускользал. Атос налил вина себе и гасконцу, решив, что так либо он сам начнет лучше понимать, либо юноша станет говорить яснее. - Ну хорошо, - кивнул д’Артаньян, лукаво улыбаясь и догадываясь, что его замысел непонятен. – Давайте вернемся к вашему рассказу. Вы упоминали, что месье де Бертран приезжал в Париж, толкался в приемной Лувра, ожидая аудиенции короля, а после, кажется, был изрядно разочарован его решением? - Черт побери! Я бы тоже был разочарован, если бы после стольких дней ожидания услышал, что моим вопросом не станут заниматься. - Прекрасно! – воскликнул д’Артаньян. Атос выпил залпом свой стакан – пока он ничего прекрасного не видел. И только отличное знание друга, понимание того, что тот и вправду что-то замыслил, заставляло мушкетера терпеливо ждать разъяснений. - Как думаете, чем все это время был занят данный господин? – задал новый вопрос гасконец. – И чем занимался, пока вы не дали ему желаемое? - Не имею ни малейшего представления. - А мне вот представляется, что этот месье пытался попасть в общество тех или иных господ-заговорщиков. Ну то есть поначалу, наверное, не заговорщиков, конечно, а просто искал выходы в свет Парижа. Однако его недовольство королем не могло не привлечь к нему соответствующее внимание. - Да, вполне вероятно. И что же? - И, с одной стороны, месье де Бертран наверняка мнит, что его причастность к делам таких людей – очень ценна и важна, а, с другой стороны, эти люди могут им управлять и чего-то требовать от него. - А! – наконец начал понимать граф. Он призадумался. Что ж, если отец Франс будет уверен, что он делает что-то очень нужное для кого-то вроде герцогини де Шеврез, то отказаться он не посмеет точно. А еще он будет прятаться и дрожать от каждого шороха, уверенный, что его всюду преследуют ищейки кардинала – отличный стимул надолго не появляться в своих землях. - Ваш план неплох, - признал Атос. – Но в нем есть один недостаток. Люди, подобные месье де Бертрану, непредсказуемы. Что если он вытворит какую-нибудь глупость и в самом деле попадет в передрягу? - Право, дорогой друг, тогда вы со спокойной душой оставите земли за этой вашей знакомой детства! - Д’Артаньян! - Ну хорошо, хорошо! – улыбнулся юноша. – Это просто шутка. Но я потому и хочу отправить этого господина к кому-то, кто нам знаком и может помочь. И чем больше месье де Бертран будет получать указаний, тем лучше. - Вы хотите?.. - Ну конечно! Пусть он получает одно поручение за другим, пусть носит никому ненужные записки или что-то подобное. Сам он будет чувствовать себя необычайно важной личностью, а если и решит кому-то рассказать о затеянной интриге или попадется кардиналистам, то ничего и не раскроет. - И кого же вы видите в качестве адресанта и адресата? - О, это несколько сложнее, я никак не могу определиться, как лучше поступить, просить помощи у ее величества или у нашего друга. Атос приподнял брови. - Да, я понимаю, - вновь рассмеялся гасконец. – Поверьте, я прекрасно осознаю, что во всех случаях ваш дорогой месье де Бертран окажется посыльным одной и той же милейшей белошвейки. Я лишь пытаюсь понять, что для нее может быть интереснее: оказать услугу своей сестре по нашей просьбе или подшутить над этим смешным господином, вообразившим себя интриганом. - А вы не опасаетесь, что эта дама может и вправду решить использовать де Бертрана в своих целях? - Хм… Д’Артаньян с досадой покусал ус – кажется, он действительно подобного не предполагал, считая неизвестного ему человека, описанного другом, слишком неподходящим для подобных дел. Но ведь заговорщики порой потому и привлекают таких людей – прекрасно осознавая, что их никто не будет подозревать. - Какого черта, Атос?! – наконец объявил гасконец. – Если этот господин влезет с головой в петлю – разве это будет не его решение? Мушкетер промолчал, не зная, что возразить. Конечно, предложенная авантюра ему не очень нравилась. Это был розыгрыш, мальчишеская выходка – но она могла иметь последствия. И нести ответственность за это действительно должен был тот, кто это затеял. В то же время юноша был прав, речь ведь шла не о том, чтобы подшутить над молодой девушкой, вроде Франс, что действительно было бы жестоко: она не знает жизни, не знает света, ее легко обмануть и этим обманом втянуть в интриги. - Признаюсь вам, - вдруг мрачно заявил д’Артаньян, отвечая мыслям друга, - что мне совсем не нравится вмешательство Констанции в дела одной известной вам особы. И пусть эти дела более любовные, чем иные, но они уже стоили мадам Бонасье свободы. Не дай Господь, будут стоить и жизни! - И потому вы хотите предоставить этим… особам иную игрушку? - Почему нет? Пусть милейшая белошвейка в шутку или всерьез использует этого господина де Бертрана, но пока она занята этим, не подумает даже привлечь Констанцию. Возможно, что и служба кардинала будет занята тем, что начнет следить за этим месье, а не искать укрытие мадам Бонасье. - Полагаете, она еще интересна кардиналистам? Мне думается, что в этом было больше личной мести Миледи. - Кто знает, - пожал плечами гасконец. – Но если мне представляется возможность избавиться одним ударом от стольких проблем, я не понимаю, отчего бы этим не воспользоваться. Ну же, Атос! Вы слишком мрачно смотрите на жизнь! Этот месье еще никуда не поехал, а вы уже корите себя за его смерть. - Но что если он все-таки не захочет?.. - Тогда, черт возьми, я просто вызову его на дуэль и сделаю все, чтобы вы могли с чистой совестью объявить его неспособным управлять поместьем! Граф слабо улыбнулся. - Хорошо, давайте обсудим это с Арамисом, - кивнул он. – И… будет честно посвятить в это и Портоса, не так ли? Однако давайте отложим это... на момент после моего разговора с отцом Франс. - Как вы пожелаете. Но я согласен с вами, я предпочитаю быть в долгу у наших друзей, чем у сильных мира сего. К тому же, я уверен, что вы не сможете надавить на месье де Бертрана, так что без помощи нам не обойтись. *** Для Жульетт мысль о том, что она может что-то решать в своей судьбе, была и более немыслимой, чем для сестры, и… менее. Оставшись без матери, Жули была вправе выбрать иную жизнь для себя, может быть, и выбрала бы, если бы это давало надежду на что-то лучшее. Но место горничной при госпоже было вершиной того, что она могла бы получить. Так что этот выбор, сделанный за нее, был для нее идеальным. К некоторому подобию выбора Жульетт подтолкнула Франс, когда предложила побег – то, чего госпожа хотела, но на что не могла решиться. Однако ее собственное будущее виделось таким, каким его определит хозяйка. Разумеется, Жули не была глупа, она и раньше понимала, что госпожа может попросту выгнать ее, чем-то недовольная, а после, уже сестра, была вправе решить уйти в монастырь – и в обоих случаях горничная оставалась без работы. Но единственное, что для себя она видела в этом случае – это просить дать ей рекомендации для устройства к какой-нибудь другой знатной даме, на работу в иной дом. Подействовало ли на Жульетт настроение сестры? Влияли ли на нее почти мечтания Франс, но мечты сбывающиеся? - Я готова попробовать, - кивнула бывшая горничная. Франсетт радостно всплеснула руками. - Но я не думаю, что что-то получится, - поторопилась добавить Жули. – Меня никто не примет – и я займу место не рядом, а позади тебя. Однако я готова к этому и готова попробовать это исправить. - Лучше сожалеть о том, что не случилось, чем о том, на что не решилась? – понимающе кивнула Франс. - Да. Я готова к неудаче, но хочу попробовать, на что я способна. Это ведь не будет для меня лишним опытом, это будет возможностью, чтобы когда-нибудь после стать… ну, может быть, гувернанткой при каком-то ребенке. Мадмуазель де Бертран улыбнулась. У нее были иные планы на сестру, чем менять ей одну службу на другую, но она не стала давить: в самом деле, ни одна из них не знает, что же получится из их затей. Но, решившись однажды отправиться по этому пути, они не желали отступать. Пока им везло – так отчего бы не пытаться дальше? Франсуаза хотела свободы для себя, свободы решений и действий, и граф обещал ей поддержку. Жули хотела закрепиться в обществе – и сестра готова была ее поддержать, насколько это будет в ее силах. Если понадобится, то можно воспользоваться вновь защитой Атоса. - Что ж, - объявила Франс, - начнем с того, что тебе надо научиться реже делать реверанс и… держать спину прямо. - Мне не получить такую осанку, - тут же испугалась Жульетт. - Получить! – уверенно объявила сестра. – Поверь, я хорошо знаю, как этого добиться… и подходящий корсет у меня найдется. Бывшая горничная послушно вздохнула. Может быть, думалось ей, она поспешила с решением. Но, в то же время, если все, что от нее требуется, это научиться иначе держать себя, то она готова приложить к этому все усилия. В конце концов, надо признаться себе самой, что ей доводилось перед зеркалом порой не только прикладывать к себе наряды хозяйки, но и расхаживать по комнате, имитируя ее походку…