Дела прошлого

Обучение проходит успешно – это Франсуаза поняла, когда в следующий раз они с сестрой посетили церковь: Жули сидела рядом на скамье, не подносила подушечку и молитвенник Франсетте, и на них смотрели с вопросом, поглядывали, пока не понимая, кого перед собой видят, но склонялись к тому, что они равные. Разумеется, мадмуазель де Бертран понимала, что им предстоит еще много работы, но такое успешное начало придавало уверенности. Жульетт поступала… наверное, как ребенок, стараясь повторить движения сестры, но сейчас это самое верное решение, потому что пока все, что она может сделать – это притвориться дворянкой, как это делают бродячие актеры, порой излишне преувеличивая, поскольку внутреннего состояния женщины, достойной своего положения, у бывшей горничной не было. Вторым успехом посещения мессы стало знакомство с мадам дю Боден – дамой средних лет, супругой одного из влиятельных людей округи. Вела она себя несколько надменно, когда подошла к Франс, но та не показала, что это ее как-то задевает, хотя отвечать спокойно, не отводя взгляд и не опуская глаз, было непросто. - Приятно видеть новых людей в этих краях, - сообщила мадам дю Боден таким тоном, словно ненавидела появление посторонних. - Я тоже дорожу такими встречами, - отозвалась Франсетт без капли интереса, настолько холодным тоном, насколько только могла. И добавила, понимая, что ее некому более представить: - Мадмуазель де Бертран, а это моя сводная сестра, мы рады знакомству с вами, мадам! - Вам известно, кто я? - Разумеется, - уверенно отозвалась Франс, хотя в тот момент представления не имела, кто перед ней. - Значит, вам повезло больше, - голос дамы капельку потеплел, однако угадать насмешку не представляло труда: - А я вот совершенно не представляю, кто вы и ваша спутница. И вы… слишком молоды, чтобы быть тут одной. Вот оно! Столь уверенное поведение юной особы, никем не сопровождаемой, все же привлекло к ней взгляды. - Однако я не смогла затеряться тут, в провинции, - не удержалась от намека Франсетт, заодно проверяя, каковы настроения здесь – если, разумеется, эта дама пожелает делиться таким. - Ах, вы из Парижа! – протянула мадам с явным интересом. - И оттуда тоже, - игра в даму света увлекла Франс, может быть, она перенимала манеру сестры, но постепенно держаться получалось все увереннее. - Так кто же может говорить о провинциалах… О! Собеседница прервалась сама, наконец сообразив, что намек относился к «городу» заговорщицы, а может быть, аж самих королевы-матери и принца. - Да, - Франсуаза постаралась скопировать скучающий тон, который пару раз слышала у кого-то при дворе, протягивая даже самые короткие слова. – В провинции всегда все так предсказуемо… - Вы полагаете? – дама наконец оценила выдержку новой знакомой и заинтересовалась ею, все больше подпадая под ее лукавство. - А вы полагаете иначе? - Мой муж, месье дю Боден, очень близок с бароном де Шовиньи, - дама невольно представилась, но, что более важно, столь же невольно взялась оправдываться. – И наш дом может похвастать самым изысканным обществом. - Это очень любопытно, - уже с улыбкой отозвалась Франс. – Однако вы должны простить нас, нам следует торопиться… - Тогда, может быть, вы заедете ко мне? Скажем, во вторник? - Во вторник? – девушка ненадолго задумалась, будто бы припоминая. - Ах, во вторник у меня собираются мои лучшие подруги, - уже почти взялась уговаривать мадам, но одновременно в ее голосе послышалась обида. – И вы прекрасно украсите наше общество! - О, я вовсе не сомневаюсь в ценности нашей встречи, - немедленно отвергла Франс подозрение в принижении провинциальности новой знакомой. И сделала вид, что тщательно подбирает каждое слово в своей речи. – Однако… должна признаться, что я не могу… мне не следует появляться… я не хотела бы, чтобы о моем присутствии в Шатору знало слишком много народу. Мадам дю Боден едва не подпрыгнула от восторга. - Моя дорогая, вы можете полностью мне доверять… вы и ваша сестра, разумеется, - добавила она, сама додумав некий статус для Жульетт. - Право, вы ставите меня в неловкое положение… Франсуаза думала о том, что у нее при себе нет ни одного стоящего наряда, в котором можно было бы появиться в обществе, однако новая знакомая поняла ее по-своему, видя в этом очередные сомнения. - Вы найдете у нас лишь понимание, - едва ли не полушепотом уверила мадам дю Боден, не желая упустить такую «добычу». Внезапная идея заставила Франсетт улыбнуться и ответить: - Я непременно буду, мадам, благодарю вас! *** - Будем считать это нашей маленькой победой! - Нам ведь надо не привлекать к себе внимание, - удивилась Жули, когда дома сестра принялась делиться с ней своими радостями. - Мы не можем сидеть взаперти всегда, - возразила Франсетт. – А кроме того, такое общение необходимо нам: тебе – чтобы потренироваться, мне – чтобы привыкнуть выходить в общество самой, самой… представлять себя. - Я не понимаю, - пробормотала сестра. - В тебе увидели девушку хоть и не из высокой знати, но все же не простую. Однако если ты не хочешь, можешь пока не ходить… - Нет, нет, - замахала руками Жульетт, впервые так легко прерывая бывшую хозяйку, сама того не замечая, - я поняла, чего ты хочешь для меня, но я не понимаю, что значит, представлять себя? - Ты ведь слышала вопрос этой дю Боден о моем сопровождающем? Ну, то есть отце или муже. - Она о таком спрашивала? - Ну хорошо, не спрашивала, - вздохнула Франс, понимая, что сестра совершенно не привыкла к подобным беседам с двойным смыслом. – Но, когда она сказала о том, что меня никто не сопровождает, она имела в виду что-то такое: «Кто вы, что находитесь тут без отца или мужа, притом что вдовий чепец вы тоже не носите?». Мадам пыталась определить, кого во мне видеть. - И… что ты дала ей понять? - Что мне доводится бывать в салонах небезызвестных герцогинь в Париже и Туре, при дворе в Блуа, - широко улыбнулась мадмуазель де Бертран. – И это же мнение я знаю, как подтвердить, появившись в гостях у нашей новой знакомой. - Нам надо сшить новые наряды, хотя бы тебе! – встрепенулась Жули. – И всего за день… нет, мы не успеем… - Ничего не надо, - лукаво улыбнулась Франсетт. – Я знаю, как обойтись без этого. Важнее то, что для меня это будет проверкой – могу ли я отстоять свое положение в обществе, свое… свою… самостоятельность. Девушка наконец подыскала подходящее слово. Да, она покажет всем и самой себе, что может держать удар. Разумеется, мадам дю Боден – обычная провинциальная зажиточная дворянка. Кто у нее может быть в гостях? Самой высокой знатью, пожалуй, будет барон де Шовиньи с женой, если она у него есть. Однако и общество Берри в основном состоит из таких же провинциальных дворян, столь знатные господа, как граф де Ла Фер, там выделяются среди всех. А потому, если она сможет показать здешнему обществу, что сама ведет дела на своих землях, то она сможет это же сделать и когда Оливье будет ее представлять у себя. - А самостоятельность – это хорошо? – наивно спросила Жульетт. - Сейчас да, я должна доказать, что не нуждаюсь в покровительстве отца, потому это отличный случай потренироваться. - Но господин граф не увидит этого. - Если у меня все получится, то он увидит это позже, в его поместье, а если нет… может быть, я зря затеяла все это. Мне предстоит противостоять батюшке, терпеть нападки всего общества – они не пощадят меня, даже приняв волю Оливье, они будут выискивать недостатки в каждом моем шаге. - А ты уверена, что никто ничего не сообщит месье де Бертрану? - Конечно! – расплылась в широкой улыбке Франсуаза. – Мы для этого общества будем заговорщицами! Именно так, поверь мне, они истолковали мои слова. Забавно, согласись, как легко можно играть словами? - Ты говорила, что господину графу это не нравится, - напомнила Жульетт, пряча улыбку в уголках губ. - Ну… Франс даже смутилась. Да, выходило, что она лжет, а Оливье всегда ненавидел вранье, не терпел обмана. - Я ничего не придумывала, - оправдалась она, - я была честна, когда говорила, что бывала в Париже и намекала на Тур, я не сочиняла ничего, давая понять о самом высоком обществе – кто может быть выше короля? Конечно, я понимала, как истолкуют мои слова и хотела этого, когда упоминала, что не хочу излишнего внимания к себе, но разве на самом деле это не так? Я ведь не хочу, чтобы обо мне узнал отец, а они… пусть думают, что я опасаюсь преследования его преосвященства. - Значит, это делается так? – стала серьезной Жульетт. – Слова имеют… всегда несколько смыслов? - Конечно, не всегда, когда ты говоришь с родными и друзьями, нет смысла играть или пытаться уколоть. Но когда ты оказываешься среди людей света, надо понимать, что любой разговор может быть и легкой развлекательной беседой, и желанием подсмеяться над тобой, и настоящей травлей. Сестра некоторое время молчала, задумчиво смотрела себе под ноги, никак не решаясь на что-то… - Франс, я так не смогу, - наконец прошептала она. - Что не сможешь? – не поняла та. - Я не смогу вести такие беседы, - пояснила бывшая горничная. – Мне с трудом удается держать голову прямо и не опускать плечи, но такое… - Хорошо, я пойду без тебя, - решила Франсетт. - Нет, я имею в виду не только этот визит во вторник, - вздохнула Жули. – Я вообще не смогу вести такую жизнь. - Разумеется, ты не сможешь научиться всему так быстро… - Франс, это невозможно, поверь! Моя жизнь состояла из того, чтобы подать тебе чистую сорочку или разгладить юбку, велеть поварихе приготовить любимое лакомство или нагреть вина – а теперь ты хочешь, чтобы я вела разговоры, в которых ничего не понимаю? Ты преувеличиваешь, думая, что я так умна! Да я умею лишь считать и пишу с ошибками. - Многие дамы тоже, - невольно рассмеялась мадмуазель де Бертран. - И все же… - Нет, я не приму возражений. Девушки замолчали, каждая из них не желала принимать точку зрения другой, а это грозило ссорой. Может быть, впервые с того времени, как они сбежали, став сообщницами и подругами. - Давай ты еще подумаешь и… просто подождешь с решением? – решила немного отступить Франс. - Это ничего не изменит. - Может быть. Но ты преувеличиваешь требования к себе. Это и моя вина, я должна была подумать об этом, когда затеяла эту игру с мадам дю Боден, прости! Вот только от большинства девушек даже благородного происхождения вовсе не требуется ничего, кроме умения вести небольшое хозяйство и следить за домом. Жульетт вновь вздохнула, но тоже решила отступить и не спорить, помня о том, что ни на что и не рассчитывала. *** Разговор с д’Артаньяном вовсе не успокоил Атоса: ушли только сомнения в том, как поступить с месье де Бертраном, - граф был уверен, что сможет осуществить то, что пообещал подруге. А вот с самой подругой все еще больше запуталось. Атосу не хотелось думать о шуточках гасконца, он желал бы просто отмахнуться от всего этого… но не мог, потому что теперь его одолевала мысль: если д’Артаньян из довольно скупого рассказа друга сделал вывод, что тот влюблен в девушку, то не значит ли это, что он и вправду увлечен ею? И – вновь к его удивлению – эта мысль вовсе не вызывала в нем отвращения, как раньше. Граф опять возвращался к размышлениям о том, что он должен продолжить род, ему надо кому-то передать титул и поместье – это тоже его долг, как и обязанность служить королю. Вот только этот долг так перекликался с долгом перед умершими родителями, тем самым, которым он пренебрег, когда запятнал их имя браком. Чем Франсуаза отличалась от Анны? Думать об этом, возможно, было некрасиво и неблагородно, однако если до того речь шла только о честности девушки, а потому Атос запрещал себе в ней сомневаться, то теперь… А что теперь? Может ли он всерьез рассматривать подругу детства в качестве возможной невесты? Если уж исправлять свои ошибки, то жениться надо на достойной девушке из знатной семьи. Да только где такую взять? Собственное имя он запачкал союзом с преступницей, о чем уже весь Берри знает точно, удивительно, почему до сих пор до Парижа не дошло, королю Атос отдельно рассказывал свою историю. Потому теперь вряд ли он может рассчитывать на брак с ровней ему, то есть дочерью какого-нибудь графа или маркиза. Вот и получается, что он вновь возвращается к тому, что жениться может лишь на девушке из благородной семьи, выбрав ту, которая не будет лжива, развратна и желать смерти собственного мужа. Можно ли такой считать Франс? Сообразив, что в своих мыслях он ходит по кругу, Атос решил зайти с другой стороны. А хочет ли он видеть Франсетт рядом с собой? Может ли представить ее графиней? Когда-то он не сомневался, предлагая руку Анне – держалась она с такой надменностью и величием, что и королева позавидовала бы. Впоследствии он только убеждался в этом выборе, когда наблюдал за тем, как она принимала гостей, как умела ответить любому, не позволив никому насмешничать над собой. Тогда Оливье казалось, что все злые языки вскоре замолкнут, буквально падут пред ее очарованием и гордостью. И вот как бесславно все завершилось, он был обманут во всем! Франс была иной. Нет, разумеется, она умела держать себя в обществе, никто не принял бы ее за мещанку, однако же уверенности в ней всегда было меньше, чем следовало бы графине… Или он вновь ошибается? Кто еще мог бы попросить позволить ей самостоятельно управлять поместьем, как не уверенный в себе человек?! Решение было на поверхности. Надо просто подождать, сделав так, как она попросила. Пусть она покажет себя, он сразу сможет увидеть ее как владелицу поместья… во всех смыслах этого понятия: он увидит, как она ведет хозяйство, отметит, как она держит удар от тех, кто пытается ее побольнее задеть. И вот тогда… Атос мысленно покачал головой. Это и вправду было немыслимо совсем недавно! Но вот сейчас он всерьез рассматривал возможность жениться на Франсуазе. Когда-то его ужасала сама мысль о браке, слишком сильно было отвращение к женщинам после неудачи с Анной. Теперь же он больше сосредоточен был на необходимости продолжения рода. И, странным образом, ныне Франс казалась для этого идеальной кандидатурой, потому что из всех женщин ей он доверял больше всего. Возможно, она стала совсем другой, чем была в их далеком детстве, но об иных женщинах он знал еще меньше, а то, что становилось известно обществу, обычно характеризовало ту или иную даму далеко не с лучшей стороны. Граф встряхнулся – пора было идти, его ждали друзья, а он предается странным мечтаниям, какой может быть семейная жизнь с Франс. Может ли у него вообще быть семейная жизнь? Скорее следует думать о том, способен ли он на это? Возможно, в том, что он не смог продлить род, есть воля Господа? Надо принять это и более не корить себя за прошлое… Тем более, напомнил он себе, он вновь не учитывает в своих размышлениях желания Франсуазы. Она стремится управлять сама землями, судя по их разговору, она вполне в силах это сделать, притом ничуть не стремясь к браку. Может ли что-то изменить его внимание к ней? Вряд ли, ведь в нем она видит просто друга детства. Хотя это, пожалуй, было бы и к лучшему: он уже пытался создать семью, доверяя своим чувствам и веря в любовь женщины, однако не зря предки делали выбор в пользу брака по договору. *** Удачи Франс позволяли ей думать, что отчаиваться рано, потому и слова сестры она не хотела принимать всерьез. Разумеется, Жульетт принижает себя, не верит в то, что для нее возможна дорога в общество. Давно ли сама Франсуаза допускала ту жизнь, которая окружает ее в данный момент? Девушка не считала себя какой-то особенной, уникальной, хватало во Франции дам, которые позволяли себе жить так, как они желают, не оглядываясь на сплетни и требования этикета. Вот только когда ты носишь титул герцогини, любые поступки и слова можно списывать на чудачества, когда же все, что у тебя есть – это приставка «де» перед фамилией, – общество тебя изгонит, наказав презрением. Так что для себя, своего положения, Франсетт была более чем смелой девушкой, хорошо осознавая, насколько сильно она рискует в случае неудачи, понимая, что потеряет разом все. Однако понимала Франс и то, что без этого риска она не получит ничего. Так странно устроен мир: если ты занимаешь высокую ступень иерархии, тебе позволено все; все другие должны выгрызать себе положение, как смогут, от поисков покровителей до пробивания дороги силой. Понимала ли это бывшая графиня де Ла Фер? Чего она желала, когда соблазняла Оливье? Как далеко хотела зайти? Впрочем, ведь и дошла же, она получила в покровители кардинала – не ее вина, наверное, что он отказался от нее, едва узнав правду. Наверное, странно себя сравнивать с преступницей, ведь Франсуаза не намеревалась идти против закона, у нее мыслей не было о том, чтобы кого-то убивать, обманывать – она лишь желала жить так, как жила, только без давления батюшки, без фальши и лицемерия, не притворяясь, что делами занимается отец, а состоящая при ней субретка – какая-то посторонняя девушка, не имеющая с ней общей крови. Так что откуда взялось подобное сравнение, Франсетт сказать не могла бы. Может, все дело в том, что после того, как ей открылась правда о жене Оливье, она постоянно себя сравнивала с ней… А еще, возможно, она вновь и вновь опасалась того, что именно так на нее будет смотреть граф. Какой она предстанет в его глазах, с этой ее решительностью? Он ведь одно ее появление под Ла Рошелью не одобрил, пусть и не осудил на словах. И все-таки ей везло, а связь между этим успехом и той решительностью, которую она проявляла, была очевидна, убеждая Франс в том, что следует продолжать в том же духе. Именно дерзкая просьба привела к тому, что Атос сначала подписал документы на имя батюшки, а после согласился назвать арендатором ее. И столь же дерзкое общение с мадам дю Боден позволило получить приглашение в местное общество. Мадмуазель де Бертран не хотела бояться и скрываться, уж точно не во всем, собственные намерения прятаться отступили перед мыслью о том, что можно напротив, идти вперед, проверять свои силы и отстаивать свое мнение… Потому Франсетт была уверена и в том, что внушит эту мысль сестре, Жули тоже осознает, насколько все – лишь в ее собственных руках! Хотя за свою настойчивость и спешку Франс себя корила. Не надо было так напирать, бывшая горничная пока в самом деле не в состоянии появляться в обществе, удивительно, что она смогла стоять перед мадам дю Боден, не сутулясь и не втягивая голову в плечи. А после Франсуаза еще и едва не накричала на свою единственную подругу, обиженная, что та не понимает ее и не хочет бороться. Так нельзя – это девушка прекрасно понимала, надо научиться сначала быть человеком иного сословия, невозможно перепрыгивать через несколько ступеней, она сама пока только начала учиться держать удар. Жульетт вроде бы была не в обиде, вечером, когда они вдвоем чистили всю свою одежду, сестра общалась легко и непринужденно, а потому и Франс решила обо всем забыть, помня только о том, что сама для себя решила: каждый вправе решать свою судьбу самостоятельно, если Жули не хочет большего, то может остаться с этим. Меняет ли это что-то для Франсуазы? У нее и так не много шансов удачно выйти замуж, совсем нет возможности быть с любимым, в ее биографии незаконнорожденная сестра мало что портит… А если ее догадки о том, как строить жизнь, добиваясь своего дерзостью и смелостью, то в дальнейшем она может иметь какую угодно родню, ее ценить будут за нее саму. - Ты твердо решила идти в гости? – уточнила Жульетт. - Ну если только к нам не приедет вдруг господин граф – тогда я вынуждена буду остаться, встреча с ним для меня важнее. - Ты… не сердишься, что я не пойду с тобой? - Нет, так даже лучше, - весело отозвалась Франс. – Тебе и вправду надо научиться многому, пока твое присутствие может только… раскрыть мое лукавство. А в качестве горничной я возьму с собой Валери – она вроде бы неплохо справляется, уж точно мне не отыскать тут никого более расторопного. Да и потом, она немного знает местных, может быть, что-то подскажет, если нужно. - Ты думаешь, ее пустят к господам? - Если я захочу – пустят, это же не королевский прием, здесь проведу с собой и ее, и Гримо. - О, это чудесная идея! – тут же поддержала ее Жули. – Он хоть и мрачен, но зато он сможет тебя защитить! Я так беспокоилась, что ты отправишься одна. - Не отправлюсь, правда, я надеюсь, что наш молчаливый слуга сыграет и еще одну роль – убедить наших новых друзей в том, что я… очень необычная личность, даже во многом загадочная. - Хорошо, если ты так видишь… Но все-таки что ты будешь делать с нарядом? Мы все почистили, можно выбрать… наверное, синюю юбку – она не кажется потертой, и… Я могу попробовать обновить серый корсаж, там только в одном месте вышивку поправить. Но все кружево в плохом состоянии, это за плащом его не было видно в церкви… - Не трудись, - отмахнулась Франсуаза. – У меня есть идея получше.