Дела прошлого

Следующие несколько дней Франс была занята спокойной работой: благодаря Валери у них с сестрой были ткани и кружево, чтобы подправить наряды, на чем они и сосредоточились, тем более, что это отлично помогало отвлечься от всех мыслей, что ныне было просто необходимо Франсуазе. Вторым занятием было обучение Жули. Мадмуазель де Бертран не оставила это, хотя думать о будущем не желала. То есть о своем лучшем будущем, но ей казалось, что сестра вправе получить свой шанс на иную жизнь. Особенно теперь, когда отец или граф де Ла Фер могут отправить Франс в монастырь, Жульетт вправе рассчитывать на что-то получше, чем идти наниматься в новый дом. Что до нее самой… Франсуаза просто решила для себя, что честно перескажет Оливье все, как было, покается, чтобы принять ту судьбу, которую ей определят. Потеряла все… наверное. Но она всегда будет понимать, что сделала это по собственной глупости. В монастырь, правда, не хотелось совсем. Если раньше девушка полагала себя слишком живой для него, но полагала, что сможет смириться, сможет научиться радоваться проведению дней в посте и молитве, то теперь монастырь равнялся для нее темнице, Франсетт так надеялась на иное! Гостей она пока по-прежнему не принимала – опасалась того, что может услышать. Несомненно, от реальности никуда не сбежать, в любом случае, отправившись в церковь, она столкнется с тем, что о ней говорят. Вообще Франс подумывала не ходить в этот раз в храм, она ведь совсем недавно исповедалась, можно и пропустить. Вот только от сплетен это ее никак не избавит, нет сомнений, что даже сидя дома взаперти, она услышит о себе – хотя бы Валери принесет слухи с лавок и рынка… И все равно Франсетт не хотела никого видеть, она не представляла, о чем с ними говорить: никем притворяться она не желала, а любой, кто явится сюда, не откажется от идеи видеть в ней соблазнительную интриганку. Наверное, в этот раз и никакой наряд не испортит это – гости сами придумают причину, отчего она выбрала корсет и юбку из дешевой ткани, а не щеголяет в шелке. Да боже мой! Она ведь уже все придумала за них – скрывающаяся заговорщица, которая тут с тайной миссией. Если бы она пожелала, то развила бы эту идею еще при визите к мадам дю Боден… Кстати, она присылала письмо. Ничего любопытного: благодарность за то, что навещала ее, и уверения в радости от знакомства. Но подобное сообщение требовало ответа и, желательно, ответного приглашения, пусть даже сюда, в небольшую квартирку, ее временное жилье. Франсуаза некоторое время бессмысленно смотрела на послание, пытаясь придумать достойный ответ. «Моя дорогая мадам дю Боден, Я также рада нашему знакомству и уверена, что дальнейшее общение с Вами будет приносить мне удовольствие, так что я могу лишь сожалеть, что пока это общение возможно лишь в письмах. Надеюсь, Вы не откажите мне в этом, я буду всегда рада получить любую весть от Вас. С уважением и с уверением в дружбе, Мадмуазель де Бертран». Вроде бы вышло неплохо: она дала понять, что не ждет к себе в гости (и не понять, потому что не может принять или не хочет), при этом была любезна, ее нельзя упрекнуть в дурных манерах. Мадам может думать в дальнейшем о ней хоть как о заговорщице, хоть как о глупой девчонке – Франс ничего из этого поддерживать более не станет, что бы там ни рассказывал о ней барон. Кстати, о нем. Выходит, пока он ничего не сказал… Либо ему все-таки никто не поверил, во всяком случае в данный момент общество было настроено верить ей. Это тем более вынуждало Франсуазу сидеть взаперти, чтобы не поддерживать ложь. Вся иная почта – ее было немного, несколько коротких записок – подтверждала те же мысли, это были такие же любезные послания, как и от мадам дю Боден. Франсетт ответила им схожим образом, отсекая все контакты. Если она и отправится к мессе в это воскресенье, то пусть эти люди сами придумают ей оправдание, как они придумали за нее все остальное, у них точно лучше получается, чем у нее. Пожалуй, еще одно, отмеченное девушкой, важное событие – Гримо проявлял к ней внимание. Это была не та старательность, которую он проявлял в первые дни, когда его тут оставил граф, тогда слуга был скорее отстранен и делал только то, что от него требовал долг; это была не та забота, которую он показывал после их первого нормального разговора, тогда Гримо был признателен ей за ее внимание к нему. Это было искреннее желание помочь и угодить ей, такое, пожалуй, которое он проявлял исключительно к своему господину – за их короткое путешествие Франс успела заметить, насколько почтителен с графом слуга и как он пытается угадывать его желания. Жульетт, тоже отметившая это внимание, заговорила с сестрой, что это может означать, строя предположения, что Гримо после их последней беседы все-таки встал на сторону мадмуазель де Бертран, но та эти разговоры прервала. Франс из своих наблюдений сделала вывод, что слуга прислушался к ее просьбе и смог понять ее мотивы, он и вправду более не осуждал девушку. Однако это не значило, что он будет лгать Атосу. Зачем? Гримо прямо сказал, что не поступит так, и Франсуаза его полностью одобряла, не ожидая ничего иного. И в отношении слуги девушка полагала верным довольствоваться малым: она хотела разбудить в Гримо как можно больше чувств, отчасти ради него самого, отчасти, чтобы рядом с Оливье был по-настоящему заботливый человек – у нее это получилось! Пожалуй, ей следовало бы не только думать об этом, надо было проводить больше времени в смиренных молитвах, но Франс нашла для себя оправдание: у нее будет достаточно дней и ночей в будущем, когда это занятие станет для нее основным, то есть когда ее отправят в монастырь… Вечером второго дня, когда Франсуаза примеряла обновленное платье, Жульетт не удержалась от восклицания: - Как же ты хороша! Неудивительно, что его сиятельство так восхитился тобой! Уверена, если бы ты только позволила ему, если бы намекнула ему, что его чувства могут быть взаимны… - Нет, Жули! – оборвала эти надежды сестра. – Я не хочу… - Франс! – сделала новую попытку та. – Мужчина не станет упекать в монастырь женщину, которую он любит! Ну если будет знать, что она отвечает ему взаимностью. Что дурного в том, чтобы показать ему?.. - Нет! – твердо повторила Франсуаза. – И ты сильно заблуждаешься: граф не пощадит ни любимую женщину, ни себя. - Ты – не та преступница, - не хотела сдаваться Жульетт. – Ты достойна хотя бы того, чтобы выслушать объяснение всему случившемуся, то, как ты видишь все это. Его сиятельство мне показался человеком рассудительным… - Жули, прошу тебя! – почти простонала девушка. – Конечно, я поговорю с графом, я расскажу ему все, как есть… Но я не буду просить больше того, что я заслужила, я не буду лгать и… я не собираюсь показывать ему свои чувства, использовать это – вести себя как продажная женщина, соблазняющая мужчину. Нет, никогда! Сестра уныло кивнула, она точно не была согласна с Франсуазой, но спор прекратила, правда, какой-то лукавый взгляд вынуждал думать, что у Жульетт что-то на уме, однако что тут можно сделать? *** Как и собирались, друзья выехали сразу после рассвета. И, не сговариваясь, они выбрали верную дорогу – сначала к востоку, а не сразу на север. Первое время ехали молча, погода и пронзительный ветер не располагали к беседам, да и каждому из друзей было о чем подумать, так что даже шуточки никто не отпускал, хотя вроде бы отправлялись они более на прогулку, чем по делам. Кстати, именно по этой причине поначалу мушкетеры не торопили лошадей, все выглядело так, словно они и вправду отправились в отпуск. Путники ненадолго остановились в придорожном трактире, дали отдохнуть животным и выпили по стакану горячего вина, отчего сразу стало теплее на душе. Говорить дорогой, особенно пуская лошадей рысью, было непросто, но все же на этот раз мушкетеры ехали парами и порой перекидывались фразами. - Итак, мы все же едем к моей даме сердца или к вашей? – д’Артаньян улучил момент, когда друзья дали передышку животным, перейдя на шаг. Атос мысленно вздохнул – он этого ожидал. - Дорогой друг, - хмуро отозвался граф, - я полагаю, вам стоит быть несколько серьезнее. Я обдумывал то, что происходило последние дни, и пришел к выводу, что мадмуазель де Бертран может угрожать опасность… исходящая не только от ее отца. Гасконец не отшутился в ответ, пораженный серьезностью слов друга, он сам немедленно сосредоточился. И догадался о смысле слов Атоса. - Кардинал? – немедленно переспросил юноша. – Но… зачем ему? - А я не говорил вам? Франсуаза была в том трактире, она слышала наш разговор… и об этом может быть известно не только нам. - Вот черт! – выругался д’Артаньян. Атос грустно усмехнулся: судя по реакции друга, он тоже сделал вывод о намерениях Ришелье, а это означало, увы, что все догадки верны – уж гасконец не станет переживать по пустякам. - И вы оставили ее одну? – поразился д’Артаньян. – Да ее надо где-то спрятать! Под другим именем и… не знаю, но в любом случае под защитой! - Что ж, я полностью согласен с вами и намерен так и поступить. - То есть мы едем все-таки за вашим сердцем? - Я не успел это обсудить со всеми, - вздохнул Атос, - но, полагаю, что последнее слово в любом случае за вами. Я намерен отвезти мадмуазель де Бертран в Ла Фер под защиту своей прислуги, а после отправиться за мадам Бонасье. На ваше усмотрение, мы это сделаем все вместе или я ненадолго вас покину. Д’Артаньян помолчал, обдумывая. Неудивительно: наверняка он настроился, что совсем скоро обнимет возлюбленную, он не хочет откладывать это свидание ни на минуту, но понимает он и ту опасность, которая нависла над другой женщиной, а потому допускает, что графу одному будет непросто, вот и разрывается между опасениями за друга и за любимую – не исключено, что юноша догадывается и об опасности, угрожающей Констанции. Правда, скорее всего, лишь в отношении Ришелье, в силу своей молодости вряд ли гасконец плохо думает о королеве. - Давайте сначала заедем за вашей знакомой, - наконец определился д’Артаньян. – Насколько я понимаю, это не очень большой круг. - Не знаю, - признался Атос. – Для нас с вами – несомненно, что до Франс… - Она не очень хороший наездник? - Да нет, за время нашей поездки она показала, что неплохо держится в седле. Однако вы же понимаете, что с ней мы не можем гнать галопом. - Мы и сейчас не торопимся, - заметил гасконец. - Это лишь небольшая передышка. - Конечно. Но, я думаю, что мы сможем поменять лошадей в том городке, где вы оставили мадмуазель, а после, пожалуй, у вас в поместье, не так ли? - Разумно, - согласился граф. – Итак, поторопимся? - Поторопимся! Они пришпорили, и Портос с Арамисом последовали их примеру, привычно не задавая лишних вопросов. Вторую передышку Атос использовал, чтобы перекинуться парой слов с Арамисом. Может быть, это было и не нужно – молодой человек отлично понял все еще в лагере, – но граф желал услышать еще одно мнение, тем более, что ему более не с кем было обсудить возможности Анны Австрийской. - Думаете, она попытается избавиться от бывшей помощницы? – сразу спросил главное Атос. - К сожалению, не исключаю, - ответил Арамис, привычно угадывая всех, чьи имена не прозвучали. – Мне ничего об этом неизвестно, я не получал даже намеков. Однако я не знаю… только ли нам сообщили место нахождения женщины. Граф кивнул, тоже понимая, о чем речь: королева могла сообщить Шеврез о том, где находится мадам Бонасье, не ради д’Артаньяна, но дав распоряжение отыскать того, кто избавится от галантерейщицы, а вот чем руководствовалась герцогиня, передавая это послание, - искренне желала помочь или развлечься, устраивая что-то вроде смертельной гонки, - понять было нельзя. - Мы решили сначала заехать… в Шатору, - Атос посчитал за лучшее пока не вдаваться в детали. – И в мой замок. Думаете, это разумно? Я не посвящал его в детали, чтобы он не разочаровался… - Если хотите… я могу отправиться в Тур. - Вы полагаете, что сможете узнать подробности? Арамис помедлил с ответом. Кажется, поначалу его предложение носило более эмоциональный порыв, не очень обдуманный. То есть, конечно, он считал, что в силах разговорить свою возлюбленную, что она доверяет ему, но прямой вопрос вынудил взять паузу, чтобы не давать бессмысленных надежд. - Да, думаю, что смогу, - определился молодой человек. – Если будет что-то срочное… я пришлю Базена, мне нужны будут только адреса. - А что Портос? - Простите, но мне он будет… немного мешать. Атос хмыкнул – как-то он не сообразил, что предлагает другу отправиться к любовнице в компании болтливого свидетеля, после распускающего слухи, граф был слишком занят мыслью о том, что Портос будет подсмеиваться над его возможными отношениями с мадмуазель де Бертран. - Могу я спросить, что вас ждет в Шатору? – поменял тему Арамис. – Конечно, если это не что-то личное. - У меня нет секретов от вас, но, боюсь, я не смогу вам пересказать это в нескольких словах, однако мне и вправду надо побывать в поместье – есть дела, которые требуют моего немедленного участия. - А что если мы отправим их вдвоем? – кивнул на друзей Арамис. - Тогда нужно ли куда-то ехать вам? – не удержался от усмешки Атос. - Не думайте, я не поддаюсь чувствам в данный момент, - покачал головой будущий аббат. – Но мое присутствие поможет прояснить ситуацию и, может быть, задержать того, кому не следует торопиться. - Как вы предлагаете это озвучить друзьям? - Уверяю вас, я отыщу нужные слова, тем более, что один из них и сам об этом сильно мечтает. - Но я только что убедил его в другом. - А я смогу переубедить, - лукаво улыбнулся Арамис. – Давайте пообедаем в Пуатье, там и разделимся. *** Иногда Атосу казалось, что Арамис обладает каким-то разговорным даром – как иначе объяснить то, что он мог повлиять даже на д’Артаньяна, то есть того, кто поступал исключительно так, как решил он сам, руководствуясь своими соображениями? Однако результат был налицо – друзья разделились. Граф волновался, от этого было никуда не деться, но понимал, что это не зависело от выбора: он беспокоился бы о Франс не меньше, отправься он с друзьями. Тут не было решения, которое давало бы спокойствие, а он не в силах контролировать всех разом. Итак после обеда Атос распростился с друзьями и поторопил коня, стремясь добраться до Шатору как можно скорее. Добрался до нужного дома он поздно вечером – как и в прошлый раз, дорога заняла сутки. Впрочем, граф был уверен, что поздний час неважен, все-таки он направляется с визитом не к посторонним, Франсуаза готова будет его принять когда угодно. Так и вышло: дверь ему открыл верный Гримо, восторженно всплеснул руками и пригласил в гостиную. Оказалось, что Франсетт еще не спала, хотя и готовилась ко сну – после того, как услышала о прибытии графа, появилась из спальни в спешно натянутом верхнем платье и с волосами, заплетенными в простую косу. - Оли… Атос, простите, я не ждала вас так поздно! - Это вы меня простите за поздний визит, - чуть поклонился ей мужчина. – Я выехал на рассвете, но раньше все равно не вышло. - Нет, что вы! Так здорово видеть вас… мне столько надо вам сказать! - Что-то случилось? – взволновался Атос. – Вас отыскал батюшка? Или… у вас был кто-то еще? - Нет! То есть да… но этот человек не опасен для меня сам по себе. - Однако может рассказать вашему отцу? – угадал граф, выдыхая про себя, осознав, что никого из людей Ришелье не было. Правда, это было лишь мнение девушки, надо бы обсудить еще с Гримо, возможно, он видел кого-то, кто следит за домом или ходит за Франс, пусть даже та почти не покидает свое временное жилье. - Боюсь, что так, - вздохнула девушка. – Именно поэтому я хочу… - Если все так, как вы говорите, - прервал ее мушкетер, - то это не имеет значения. Завтра утром мы уезжаем. Ну или… когда вы сможете? - О, когда угодно! – с готовностью отозвалась Франс. Атос помедлил. Он торопился, поэтому и объявил, что они уезжают сразу, как только возможно, то есть утром следующего же дня. И уже после того, как это сказал, сообразил, что девушкам нужно гораздо больше времени на сборы. - Давайте отправимся после завтрака, - предложил мушкетер наконец. – Но если не успеете, то позже. - Я успею, - уверила его Франсуаза. Она помялась, кажется, все-таки желая что-то обсудить. - Друг мой, - улыбнулся ей Атос как можно мягче, - если вы не хотите сказать мне что-то, что необходимо решить немедленно… скажем, если вы хотите, чтобы я отправился ночью вызвать на дуэль вашего обидчика… - Нет! – в ужасе выкрикнула она. – Никогда, Оливье! - Тогда, с вашего позволения, нам лучше лечь спать. Все прочее мы обсудим уже завтра по дороге или в поместье. - О, конечно! – засуетилась Франс. – Я приготовлю вам спальню… - У вас есть еще одна спальня? – растерялся Атос, который точно помнил, что комнат здесь было гораздо меньше. - Нет, вы, разумеется, займете мою… Граф покачал головой. Теперь растерялась она. Неудивительно: по статусу лучшие условия принадлежали ему, его подданной следовало остаться где-то среди иных слуг. Вот только она была еще и дамой, а Атос… за эти годы он привык быть просто мушкетером. - Ох, - встрепенулась Франсуаза, - простите мне мою нелюбезность. Вы с дороги и наверняка хотите есть. Подать ужин? - Благодарю вас, Гримо справится, - вновь покачал головой граф, подавив в себе неуместное желание принять ее предложение – очень уж хотелось оказаться тем, о ком сердечно заботятся. Вот только девушке следует собирать вещи, он сам выделил ей мало времени, а еще надо успеть выспаться. - Но я могу, - начала было она. - Франс, к моему собственному сожалению, я очень ограничен во времени, - честно признался Атос. – Так, что даже после того, как мы доберемся в Ла Фер, я не представляю, сколько смогу уделить его вам. Она как-то странно закусила губу, не понять, то ли огорчилась, то ли наоборот… Но лишь послушно кивнула, принимая сказанное. - И все же вы уверены, что вам не нужна спальня? - Я переночую тут, на диване, - уверил ее граф, - так нам будет удобнее, прошу, не беспокойтесь, я давно всего лишь солдат. *** Франсуаза удалилась в комнату действительно ошарашенная. И внезапное прибытие Оливье было не тем, что так ее потрясло – все-таки девушка знала, что он может приехать в любой момент. Но немедленно с его появления Франс настроилась на признание в том, что произошло с ней за это время. Однако граф упрямо отказывался от разговора. Мадмуазель де Бертран не знала, что и думать. Судьба будто сама собой отводила от нее неприятности, внутренний демон так и нашептывал: это возможность обо всем промолчать, все скрыть! Атос приехал поздно вечером, а значит, просто не мог услышать ничего из сплетен о ней. И завтра они уедут утром, то есть крайне маловероятно, что за это время мушкетер от кого-то узнает что… Нет, разумеется, это было бы возможно. Если бы граф обладал иным характером, он побеседовал бы с хозяином дома, он вызнал бы подробности у слуги, он, может быть, принял бы кого-то с утра. Но это надо пожелать. Оливье никогда не тянулся за сплетнями, он презирал подобные разговоры. Зная, что в подобных беседах все-таки содержится часть правды, он все равно избегал их, он не станет сам их искать, все попытки таких разговоров он попросту прервет – вежливо, но твердо. Конечно, он спросит о том, что тут происходило, Гримо. Однако слуга не скажет ничего, Франс отлично понимала, что их разговор сведется к вопросу графа о том, все ли спокойно и не угрожает ли девушке опасность, на это получит молчаливые покачивания головы. Этим все и закончится. Франсетт бездумно собирала вещи, сосредоточенная лишь на одной мысли: следует ли ей рассказывать Атосу о визите к мадам дю Боден и последовавшем разговоре с бароном? Быть может, этот голос внутри – не враг, а ее ангел-хранитель, подсказывающий, что так можно избежать худших неприятностей? Все останется, как есть, уже совсем скоро они будут в поместье, где граф объявит отцу о своем решении… Оливье был так мил сейчас, когда приехал, так ласково говорил с ней – Франс едва не ощутила себя… Дома? Чудилось, что она супруга, столько времени ожидавшая возвращения мужа. И вот он приехал, а она предлагает ему поздний ужин, постель. От подобных мечтаний становилось даже страшно! Но что если барон уже написал ее отцу или непосредственно графу? Ее удача может в любой момент обернуться падением.