Дела прошлого

Несмотря на долгие поздние сборы накануне, Франсуаза встала с рассветом – заставила себя подняться, едва солнце проникло в комнату, чтобы графу не пришлось ее ждать, он ясно дал понять, что желает отправиться в путь как можно скорее. Это в целом отвечало и желаниям девушки побыстрее покинуть город. Раннее утро не располагало к разговорам, так что завтрак прошел в молчании, если не считать короткого приветствия, в путь отправились тоже молча: Атос присматривался к тому, по-прежнему ли девушки так выносливы, как раньше, Франсетт вновь думала о том, как поговорить с ним обо всем, что было в Шатору, стоит ли вообще об этом упоминать, а если да, то все ли надо обсуждать… Через пару часов остановились отдохнуть, и на этот раз, пока Гримо поил лошадей, граф заговорил с подругой. - Ваша… сестра сильно изменилась с нашей последней встречи. Франс отметила паузу перед словом «сестра» и мысленно поблагодарила Оливье за его любезность, он не проявил неуважения к Жульетте. - Да, Жули делает успехи, - кивнула девушка. - Вы желаете ее видеть… рядом с вами? Еще одна пауза, которую Франсуаза вновь истолковала верно, однако она ничего скрывать не собиралась, уж точно не в отношении сестры. - Я хочу для нее лучшего будущего, - пояснила девушка. – Пока точно не могу ответить, какого. Жули не верит в себя, она многого боится, но она старается, а я… я считаю, что батюшка не прав. Граф помолчал, хмурясь. - Франс, - медленно, подбирая каждое слово, начал он, - я понимаю ваши чувства. У вас доброе сердце, вы хотите справедливости для всех, а нет справедливости в том, что дети страдают за грехи их родителей. - Именно так, - уверенно подтвердила Франсетт, напряженно ожидая продолжения – не просто так Оливье говорит так осторожно. - Но в мире есть правила, - увы, и вправду продолжил Атос. – Возможно, они несовершенны, однако лишь благодаря им царит порядок. Мы не можем их нарушать – ради нас самих. Девушка подавила поднимающуюся в ней обиду. - Скажите, что ждет молодого человека, сына дворянина, но рожденного вне брака? – спросила она. – Особенно если его мать – не дворянка. - Вы имеете в виду, может ли он попасть в общество? - Разумеется. - Он, конечно, не станет герцогом, однако ему доступны некоторые пути, например, служба в армии, порой можно дослужиться до дворянского звания. - Отлично, - Франсетт и вправду довольно кивнула, поскольку граф озвучил то, что она и ожидала, можно было продолжать. – Тогда скажите также, а что ждет девушку, рожденную в подобной греховной связи? Атос заметил поклон Гримо, кивнул ему, показывая, что можно подводить лошадей, они готовы продолжать дорогу. - Франс, - повторил граф, - я и вправду понимаю ваши чувства. Именно родители должны понимать свой грех и, если они пошли на такое, позаботиться о том, чтобы их дитя не страдало из-за их пороков. - Вот только мой батюшка не посчитал это необходимым. - Это не значит, что вы должны взять на себя его обязанности. Кроме того, по-своему он устроил судьбу дочери… ну, насколько это в его силах. Девушка закусила губу. Гримо как раз подвел лошадей, так что Франсуаза молча позволила Оливье подсадить ее в седло и взяла поводья. После этого Атос занял свое место, не беспокоясь о Жульетт, правда, той уже помог слуга, потому нельзя было сказать, что граф поступил нелюбезно. Франс дернула уздечку, погрузившись в мысли, на этот раз очень невеселые. Оливье, к сожалению, прав, он сказал то, о чем Франсуаза не думала – у месье де Бертрана не слишком большое состояние. Девушка была обижена и оскорблена им, как дочь, зла, как управитель поместья, но рассудком понимала, что отец с трудом мог содержать их двоих. Он с трудом придумал, как устроить судьбу законной дочери, где уж тут думать о незаконной?! Место горничной в этом случае и вправду настоящая удача. Вот только мириться с этим очень не хотелось, Франсетт столько преодолела, что возвращаться к представлениям о том, как к этому относится общество, очень не хотела, пусть и понимая, что ей придется с этим сталкиваться. Граф пустил лошадь рядом с девушкой, но некоторое время молчал, кажется, позволяя ей все обдумать. - Франс, не сердитесь на меня, - спустя некоторое время проговорил он, пользуясь тем, что они по-прежнему ехали рядом и достаточно медленно. – Ваши намерения благородны, но… я не хотел бы, чтобы вы заблуждались. Она не ответила, пыталась придумать, как лучше объяснить, что она и не заблуждается, лишь верит, что сможет добиться своего. - Я не могу так, - наконец твердо произнесла девушка. - Простите, как? - Я не в силах лицемерно делать вид, что моя горничная – всего лишь служанка, я не могу стереть из памяти то, что у нас один отец. - Понимаю, - согласился Атос. – И полностью вас одобряю… Он прервался, о чем-то задумавшись, затем вдруг добавил совершенно неожиданное для девушки: - Конечно, если вам нужно мое одобрение. - Я… мне приятно его получить, - только и смогла пробормотать Франсетт, ошарашенная такой скромностью человека, которым всегда восхищалась. - Благодарю вас! Так вот… - Я очень хотела с вами обсудить некоторые события в городе, - встряхнулась мадмуазель де Бертран. - Простите, Франс, я с удовольствием поменяю тему позже, - мягко прервал ее Атос. – Но позвольте мне все-таки сказать вам, что ваши действия ведут к непростым последствиям, не только для вашей сестры, но и для вас самой. - Я осознаю это… - Вы уверены в этом? - Не считайте меня ребенком, Оливье, - вздернула голову выше девушка. – Я отлично понимаю, что общество не желает принимать тех, кто идет против правил. Однако… я знаю также, что обществом можно управлять. - Это мало кому подвластно, - возразил граф. – Так или иначе, но обществом управляют правила. - А также страсть к интригам, - пробормотала себе под нос Франсуаза. Но желание спорить пропало: девушка понимала, что Атос пытается ее уберечь от неприязни дворянства, вот только сейчас она лично проверила, насколько может влиять на мнение общества… И с удовольствием поделилась бы этим опытом, если бы отыскала нужные слова, чтобы наконец поговорить о своем переодевании. Граф ее больше ни о чем не расспрашивал, они пришпорили лошадей – и Франс решила, что пока стоит помолчать, напомнив себе о том, что Оливье очень торопился. Что ж, любая беседа подождет до следующей остановки. Или непосредственно до Ла Фера. Если стоит ждать. Судьба так успешно отводит от нее необходимость этого разговора. Не следует ли просто поблагодарить своего Хранителя? *** Арамис проводил это время гораздо приятнее, чем его друзья, вынужденные трястись в седле – он был в обществе прекрасной «белошвейки», одной из первых красавиц королевства, герцогини де Шеврез. Если вечер, когда к ней прибыл мушкетер, был горячим и страстным, то утро – расслабленным и ленивым. - Вы прекрасны, моя богиня, - прошептал молодой человек, опираясь на локоть и любуясь полуобнаженным телом дамы. - М-м, вы банальны, мой рыцарь, - отозвалась герцогиня. - Банален?! – все еще лениво возмутился Арамис. - Этот комплимент я слышала от вас тысячи раз, мой дорогой. Неужели вы не скажете мне что-то новое? - Я преклоняюсь перед вами, Вас божеством зову своим, Покорный раб ваших желаний… - он запнулся, с утра складывать строки получалось не очень хорошо. - Ваш долг – мне подарить весь мир. - Моя богиня, ваши рифмы тоже так банальны! – тихо рассмеялся мушкетер. – Впрочем, я готов уверить, что исполню любое ваше пожелание! - Любое? - А вы желаете мир, мадам? Клянусь, я принесу его вам на кончике своей шпаги и подпишу своим пером! - О, возможно, - медленно протянула герцогиня, лукаво прищуриваясь. – Я верю, что вы, мой друг, способны очень и очень на многое. Может быть и вовсе на все. Или для вас есть препятствия? - С моей стороны было бы нескромно поддержать это мнение! - Мой милый мальчик, скромность – весьма скучная добродетель! Разве не обсуждали мы это с вами… все ночи, когда были вместе? Надо сказать, что вы неплохо научились откидывать эту добродетель, забывать о ней, помогая мне обнажаться. - Моя милая госпожа, это лишь заставляет меня вновь и вновь задаваться одним лишь вопросом: зачем вам я? - Что вы хотите этим сказать? Это ревность?! - Ах, если бы я был вправе ревновать! - Вы преувеличиваете, мой дорогой! Вам прекрасно известно, что мой брак – лишь договор… - Кто может говорить о вашем муже?! – фыркнул Арамис. - О ком еще вы можете говорить? - О тех поклонниках, что окружают вас, о тех мужчинах, что вхожи не только в вашу гостиную… - Фи! Не думала, что вы такой ханжа! - Моя милая богиня, разве я не прав? Разве вы были одиноки в те ночи, когда меня не было тут? - А разве, когда вы прибыли сюда, здесь был кто-то? - Я смею думать, что своим счастьем я обязан той богине, что управляет случайностью, а не той, что управляет моим сердцем. - Вы умеете ранить словом, мой поэт. - Я лишь учусь этому. - Надо полагать, у меня? Ваши намеки столь тонки, что их совершенно невозможно пропустить! – герцогиня села на кровати, наигранно надувшись от обиды и отворачиваясь от собеседника. - Ну, мой очаровательный ангел, не сердитесь! – Арамис послушно обнял возлюбленную, хорошо зная, что именно этого от него ждут. - Я должна смиренно принять оскорбления? - Вы знаете, что я готов в любой миг обнажить шпагу во имя вашего имени, вашей красоты и… Увы, мадам! Я знаю, что я вовсе не один такой. И, что гораздо ужаснее, есть так много тех, кто готов для вас не только обнажать шпагу. - А! Вы из тех, кто любит обвинять меня в смерти бедняги де Шале?! Полагаю, бесполезно говорить, что это не так? - Полагаю, что вы не сможете привести довод, который оправдает вас. Хотя, поверьте, я не пытаюсь вас упрекнуть, - торопливо добавил Арамис. – Можно сказать, что это – одна из черт, которая влечет меня к вам. Мари поднялась с кровати, оправила сорочку и после этого обернулась к мушкетеру, задумчиво изучая его. - Что если я скажу вам, что сама могу постоять за себя? – спросила она. - Вы отлично держитесь в седле, моя амазонка, - покачал головой молодой человек. – Но я не верю, что вы умеете фехтовать. - В этом я соглашусь, шпага создана не для таких рук, как мои! Герцогиня подняла руки так, чтобы утренний свет освещал ее алебастровую кожу. Красовалась! Но мушкетер не мог ей отказать в этом, воздавая должное всему тому уходу, который осуществляла эта дама: все те кремы и мази, пудры и масла, на которые шли деньги Шеврезов, вовсе не пропадали зря – «белошвейка» обладала той кожей, которой не обладала ни одна женщина «ее» специальности. И в данный момент перед глазами Арамиса были длинные пухлые белоснежные ручки, переходящие в покатые плечи, а ниже… Молодой человек запретил себе увлекаться, чтобы их беседа не прервалась на глупую страсть. - Вы правы, - согласился Арамис, - эти руки созданы не для оружия, я знаю, сколько некрасивых мозолей могут оставить тренировки со шпагой. Что же может помочь вам, моя разъяренная Диана-охотница? - Диана? – повторила герцогиня. – Неплохое сравнение. - О, значит, стрелы? - Стрелы всегда несут… смерть, - проговорила Мари, соблазнительно проводя языком по губам. - Конечно, - понимающе кивнул Арамис, стараясь не следить за движениями языка любовницы. – У вас столь точный глаз, вы так хорошо знаете самые слабые точки противника… - Порой даже легкие раны начинают гнить и убивают. Вы ведь военный, мой друг, вы знаете об этом. - О, они и вправду самые опасные! – поддержал мушкетер. – Плохо обработанная царапина начинает гноиться, причинять боль, но на них не обращаешь внимания, уверенный, что та рана была пустяком… - Все так, - глубоко вдохнула Шеврез, заставляя грудь соблазнительно колыхнуться. – И разве не богиня-охотница знает, как наносить раны? Как делать их опасными? - Я ничуть в этом не сомневаюсь, - Арамис по-прежнему не спешил вернуть возлюбленную в постель, он задумчиво щурился на утреннее солнце. – Что ж, я рад, что вы охотитесь не на меня, милая богиня. - А! Неужели вы меня боитесь? - Как может простой смертный не бояться гнева богини?! – отшутился молодой человек. – Впрочем, должен сказать, что у меня есть спасение. - Спасение? – Мари подхватила шаль, накинула на плечи. Невнимание любовника ее задевало, пожалуй, но пока она видела причину в его желании подольше поиграть, растянуть удовольствие, чтобы не поддаваться страсти как можно дольше, потому герцогиня пыталась всеми способами спровоцировать его. - Уж не собираетесь ли вы бежать? – протянула Шеврез. - Это очень соблазнительно. Тем более, что я должен вам признаться: я прибыл сюда совсем ненадолго. - Вас снова влекут трубы Марса? - Вы знаете, что я всегда разрываюсь меж ними и их отрицанием. Но я не вправе пренебречь долгом. - Я не могу не восхититься этим! - Однако я помню легенду об Актеоне, - продолжал тем временем Арамис. – Потому не могу не сказать, что порой сбегать надо вовремя. - И когда же это время? - До того, как богиня выпустит свою стрелу. - О, мой милый, я не хотела бы стрелять в вас! – страстно выдохнула Мари, опускаясь в кресло напротив кровати. – Хотя, должна признать, что натравить на врага его же собак… соблазнительно. Нет? Мушкетер мысленно выругался, но внешне оставался невозмутим. Она хочет столкнуть их с друзьями?! - Вы и вправду опасны, - вместо этого проговорил он. - И потому вы не приближаетесь ко мне? – герцогиня чуть прогнулась в спине, бесстыдно выставляя себя на показ. - Да, я разрываюсь между желанием сбежать и… - И? – поторопила Шеврез, наблюдая за тем, как молодой человек с трудом сглатывает слюну. - И желанием остаться за деревом и продолжать подглядывать. - Ах, мой скромный Актеон, я не знаю, что вам посоветовать! Быть может, ваша богиня не будет гневаться на вас… - Но, может быть, мне лучше бежать? Вы пугаете меня! - Попробуйте сбежать, дорогой мальчик, - фыркнула герцогиня. – Однако я не могу не предупредить вас, что некоторые стрелы летят… очень далеко. - Это и вправду звучит как угроза! - Теперь вы верите мне? - Что вы непричастны к гибели несчастного Шале? Моя милая богиня, но разве не его настигли те псы, которые были при нем? - Если бы я пожелала, - не выдержала вдруг Мари, переходя на резкий тон, - я бы иначе разобралась с Шале, так, чтобы он ни о чем никому не мог рассказать! Я сделала это совсем недавно! Скептическая усмешка на лице Арамиса только подстегнула герцогиню, решившую, что он ей не верит. - Я делаю то, что важно для королевы, для меня, для всех нас! – выпалила она. – Да, мой милый мальчик, богини умеют быть жестоки, но их жестокость необходима, она справедлива! А тот, кто стоит у них на пути, должен опасаться получать от них что угодно, пусть даже небольшие дары! - И вы щедры на дары, моя милая? – прищурился мушкетер. – Говорите, что недавно отправляли такой? Она дернулась, видимо, сообразив, что сказала слишком много. - Надеюсь, небезызвестный герцог в красной мантии будет доволен даром богини, - проговорил Арамис, медленно, следя за реакцией любовницы. - О да! – рассмеялась та. Этот смех был наигранным – мушкетер отлично это видел, когда-то она обманула бы его этим, но не сейчас, когда он знал каждую ноту ее голоса, каждую улыбку и складочку у глаз, читая ее, как открытую книгу. - Вы смерть несущая Диана, - восхищенным тоном прошептал Арамис. Герцогиня расслабленно прикрыла глаза, ожидая продолжение, вот только молодой человек уже вскочил с кровати, торопливо одеваясь. - Вы… уезжаете? – пробормотала Мари. - Увы, моя богиня! Я должен быть в лагере до вечера! *** В Ла Фер они приехали вечером. Час был не очень поздний, но дорога была достаточно утомительна, потому Атос решил, что отправиться догонять друзей сейчас – плохая идея, ему придется или медленно ехать в ночи, или останавливаться на ночлег в трактире, неподалеку от собственного поместья, что попросту не имело смысла. После их дневного разговора Франсуаза была молчалива и задумчива. Кажется, она о чем-то очень хотела поговорить, но вряд ли эта беседа подходила для дороги, так что остаток дня они общались короткими фразами, делясь планами на день. Кроме того, граф давал ей советы на те дни, когда она останется в Ла Фере. Делать это было тоже непросто, потому что Атос не хотел озвучивать свои страхи, в частности, прямо говорить о том, что Ришелье может желать убить девушку, но при этом считал необходимым предупредить Франс, что ей может грозить опасность большая, чем отцовский гнев на ее побег. Во всяком случае ей точно не следует пока принимать гостей… Правда, и в этом случае Атосу не хотелось, чтобы подруга считала себя пленницей в замке. Мадмуазель де Бертран вроде бы его опасения понимала, граф не знал, отчего, но девушка соглашалась с тем, что ей будет лучше пока не просто не объявлять о своем проживании в поместье, но и не появляться, если кто-то приедет в замок. По приезду в Ла Фер Атос распорядился приготовить комнаты для девушек, велел управляющему явиться в кабинет – нужно было дать и ему указания о том, какое почтение следует оказать даме и ее спутнице, а также предупредить относительно возможной опасности, на этот раз, к счастью, говорить можно было более прямо, то есть попросту велеть никого не принимать, всем говорить, что никого из господ в замке нет, любые подарки, если такие будут, не передавать девушкам. Так и вышло, что за поздним ужином граф был немало утомлен, не столько физически – верховой переезд был для него пустяком, – сколько духовно, мысленно перебирая, все ли указания им были даны. Собеседником он был неважным, неудивительно, что Франсуаза тоже молчала, лишь пару раз поблагодарив его за гостеприимство, уверив, что ей удобно в комнате и она всем довольна. - Вы уезжаете завтра утром? – спросила девушка. - Да, полагаю, что с рассветом. - И… я не могу попросить вас ненадолго задержаться? - Что-то случилось? – непонимающе взглянул на нее Атос. - Я не знаю… Их разговор прервали – молчаливый Гримо появился без предупреждения и вызова, но поскольку следом за ним шел Базен, граф не стал делать ему замечание. - Вам письмо, месье, - слуга Арамиса протянул бумагу. Франсуаза отчего-то побледнела, но Атос, сам взволнованный тем, что друг прислал сообщение, не обратил на это внимание. «К несчастью, Ваши опасения могут быть верны. Я тороплюсь в Б., надеюсь, Вы последуете моему примеру. Если будете там раньше, то обратите внимание на любые дары, которые были отправлены мадам». Ни обращения, ни подписи. Да их и не нужно было, граф отлично знал почерк Арамиса. Но то, что молодой человек пренебрег официальным тоном, ясно говорило, насколько он торопился. И неудивительно: судя по всему, герцогиня и вправду взяла на себя обязанность устранить мадам Бонасье, однако не лично – что привычно, она никогда не делала грязное дело сама, – а отправив какой-то смертельный дар Констанции. - Я уезжаю с рассветом, - объявил Атос. – Гримо, лошади должны быть готовы к этому времени! Франс… Он повернулся к взволнованной девушке, только теперь заметив ее страх. - Мой друг, вам нечего бояться, - граф порывисто взял ее ладонь в свою. – Здесь вы будете в безопасности!