Дела прошлого

Сказать, что Атос испытал облегчение, было бы равносильно не сказать ничего. Он был до последнего уверен, что Констанция Бонасье мертва, бедный д’Артаньян измучен гибелью любимой, а оказалось, дело лишь в разочаровании гасконца в королеве. Неприятно, однако… однажды это все равно случилось бы – невозможно находиться при дворе и постоянно закрывать глаза на правду. - Дорогой друг, как бы я ни хотел думать о ее величестве только лучшее, - начал было граф. - Но наш юноша вовсе не глупец, - согласился Арамис. - Именно так, возможно, это даже и к лучшему, хотя я и сожалею, что это вышло столь грубо, я очень старался этого избежать. Однако… что случилось, того не изменить, давайте сосредоточимся на насущном. - Вы имеете в виду монастырь? - Да. Вы уверены, что мы получим эту бумагу? Я понимаю, что это следовало сделать мне и еще там, где я их встретил… - Вы бы этого никогда не сделали, - покачал головой Арамис. – Не беспокойтесь, в данный момент разум нашего юного друга занят не переживаниями, а возможностью освободить любимую, он не упустит этот шанс! - Хорошо, но час уже поздний, нам не успеть… - О, ну вот в этом вы можете довериться мне! – тонко улыбнулся будущий аббат. – Подобные приказы можно требовать исполнять немедленно. - Что ж, я действительно вам верю, - кивнул Атос. – Тогда все-таки объясните, отчего вы уверены, что мадам Бонасье жива? Ведь никто из вас так и не смог проникнуть в монастырь, а та женщина… - А, простите, я не успел рассказать всего! Это довольно забавная история, но мне она известна со слов наших друзей. - Итак? - Итак… *** Отправляясь ночью к монастырю, д’Артаньян был почти уверен, что к нему никто не выйдет. Молодой человек в записке просил Констанцию подойти к стене за постройками, неподалеку от сада – рассчитывая, что там кладка будет не такой толстой и будет возможность перекинуться хотя бы парой слов, узнать о распорядке дня и, может быть, о местах, где можно попробовать проникнуть внутрь монастыря. Однако же после того, как он узнал о яде, гасконец не сомневался, что некому будет с ним говорить. И все-таки он отправился ночью к назначенному месту – просто более не зная, что еще можно сделать. Портос увязался за другом, мотивируя это необходимостью помочь, потому на постоялом дворе остался один Мушкетон, присмотреть за вещами, как он сказал, Планше отправился с господами. Они спешились в нескольких шагах от намеченного места, оставили слугу с лошадьми, сами прошли вперед. - Да тут метров пять, не больше! – оценил Портос. - Не больше?! – поразился д’Артаньян. – Вы что же, полагаете, что мы все равно сможем перелезть?! Как?! - Если я буду сидеть на лошади и возьму вас на плечи… Гасконец представил себе эту пирамиду и невольно вздрогнул, вообразив, как пытается удержать равновесие, сидя на этой вершине. - Даже если мы будем сидеть друг на друге, - возразил юноша, прерывая эту картинку, - я не дотянусь до верха! И, прошу, не смейте и говорить о том, что вы меня подкинете! После, как, по-вашему, я буду слезать оттуда? - Вы же не боитесь прыгать? Д’Артаньян предпочел проигнорировать это замечание, тем более, что у него был аргумент получше: - Хорошо, а как я после выберусь оттуда? - Главное ведь найти мадам Бонасье, - пробормотал Портос, который не заходил так далеко в планах. – А у седла есть веревка, вы можете придумать, к чему ее там привязать… ну, мне кажется, что-то было, Мушкетон так любит свое лассо… - И карабкаться по этой веревке Констанция будет в платье? Сказав это, гасконец напомнил себе, что, вероятнее всего, его возлюбленной больше нет в живых, так что никто попросту не выйдет к нему, а потому похищать тем более будет некого, нет нужды придумывать какие-то планы. Время шло, д’Артаньян прислушивался к тому, что происходит за стеной, но не слышал там ни звука, надежды таяли, юноша понимал, что его опасения сбылись, слабая вера в то, что все каким-то чудом обойдется, уходила, но все-таки принимать это гасконец не желал, пока не убедится в этом лично. И постепенно предложение Портоса начинало казаться все менее и менее безумным. Высота лошади, плюс гигант может приподняться в стременах… впрочем, и тогда д’Артаньяну еще минимум метра полтора придется лететь… Это если вверх, вниз будет гораздо больше и больнее. Гасконец поискал глазами. Неподалеку от монастыря было дерево, нижние ветки не были доступны ни пешеходу, ни всаднику, однако с плеч Портоса взобраться может получиться, а оттуда уже перебраться на стену, там он отыщет, где привязать веревку, хочется верить, что ее длины хватит. Как выбираться из монастыря, он придумает после. Юноша пересказал свой план другу, тот, вдохновленный тем, что его идея, пусть и измененная, принята, немедленно согласился на все. Удача сопутствовала д’Артаньяну, ловкость и гибкость помогла взобраться на стену, там гасконец, потратив несколько минут, отыскал возможность привязать веревку – и вскоре был на другой стороне. Правда, длины не хватило метра на полтора, но юношу это не остановило, это была не та длина, которая могла бы создать проблемы, он был уверен, что даже сможет вернуться, не особо прикладывая усилия. Д’Артаньян прошелся по территории, держась в тени стены, чтобы его не заметил кто-то, какая-нибудь бдительная монашенка. Двор был пуст, и, разумеется, тих, потому, спустя насколько минут, гасконец уже более свободно себя чувствовал, он прогуливался из стороны в сторону, пытаясь придумать, что же делать дальше. Стены самой обители были еще более неприступны, а если и пытаться влезть, то куда? Наверняка он сможет попасть в какое-то общее помещение, пройти после в келью не составит труда, однако не может же он заглядывать во все подряд! И ведь он сам это все говорил раньше Портосу, сам думал именно так, но поддался эмоциям и страхам, чтобы тут же оказаться в тупике. Отступать, правда, он тоже не хотел… Мысль о том, что Констанция может нуждаться в его помощи, что еще есть несколько минут, чтобы ее спасти, заставила мозг юноши работать скорее. А почему это он не может пройтись по кельям? Час уже поздний, монашки должны спать или будут так заняты молитвой, что не будут видеть, кто заглядывает в комнату, надо только действовать тихо. Для верности надо закутаться в плащ – удача, что он не оставил его Портосу, хотя лезть в нем было не очень удобно… *** - Черт побери! – пробормотал Атос. – Я начинаю жалеть, что сам не был свидетелем всего этого! Догадываюсь, что наш друг отыскал вход в обитель и?.. - Вы сомневаетесь в его настойчивости? - Отнюдь. Но я рад, что он смог увидеться с Констанцией. И, могу предположить, что он успел как раз вовремя? - О, вы прервали меня на самой любопытной части истории! Дело в том, что та женщина, которая взялась передать сообщение, никак не могла это сделать в течение дня, она осталась на ночь в монастыре и… выбрала поздний час, чтобы поговорить с послушницей. Она как раз кралась по коридору, когда… - Встретила д’Артаньяна? - Угадали, дорогой друг! - Ему пришлось уносить ноги? - Совсем нет! Видите ли, как все необразованные деревенские женщины, эта тоже верила в самые разные легенды. - О, вы же не хотите сказать, что она?.. - Приняла гасконца за какого-то призрака, - уверенно кивнул Арамис. – И настолько перепугалась, что уронила все, что несла. - Чем и воспользовался д’Артаньян? - Конечно! Он подхватил тот пакет… кстати, в нем оказался пропитанный ядом платок, наш друг после сжег его. - Платок с инициалами? – скривился граф. Это было особо цинично: белошвейка не просто взялась убить мадам Бонасье, но еще и давала понять, что это делается по приказу той, которой Констанция так преданно служила всю свою жизнь! - Боюсь, что именно так, - подтвердил Арамис. - Жестоко, - вздохнул Атос. – Однако что же мадам Бонасье? Если она получила письмо д’Артаньяна, то отчего не пришла на встречу? А если не получила, то почему его не доставили, кто-то помешал? - А, это было всего лишь недоразумение! - Она неверно его поняла? - О нет, она поняла совершенно верно! И после вечерней молитвы Констанция спряталась в какой-то пристройке – ее внимательность помогла ей, мадам точно знала, что этот сарай никто не запирает. Там она и находилась, выжидая позднего часа. Она не переживала, что придет поздно, уверенная, что ее возлюбленный подождет… - То есть они попросту разминулись? - Увы! Самое ужасное в этом, что пока один наш юный друг искал свою любимую и пугал припозднившихся вестниц, эта самая возлюбленная вынуждена была выслушивать иного нашего друга, который никак не мог объяснить, отчего они волновались, поскольку не хотел ее пугать. - Надеюсь, д’Артаньян не задержался? - Нет, после того, как его приняли за призрака, он поторопился уйти, опасаясь, что та женщина перебудит весь монастырь. К сожалению, из-за этого у него было очень мало времени на то, чтобы поговорить с Констанцией, д’Артаньян лишь пообещал ей, что отыщет способ вытащить ее из этой темницы. - Что ж, полагаю, они хотя бы не стали привязывать мадам Бонасье и вытаскивать ее за веревку? - Поскольку главная опасность миновала, в этом не было нужды. - Представляю, как был разочарован Портос, он наверняка уже вообразил это спасение, - флегматично вставил граф. – Кстати, судя по шуму внизу, они вернулись, нам стоит узнать, как прошла их новая миссия. - Уверен, они вскоре сами с нами этим поделятся. А я все-таки хотел бы узнать подробности о вашей знакомой… - В свою очередь я не уверен, что успею вам это пересказать. Атос оказался прав: едва он завершил эту фразу, как на лестнице раздались шаги, а еще через минуту друзья ввалились в дверь с победным ревом. - Мы сможем ее забрать! – объявил д’Артаньян. *** Франс чувствовала себя гораздо лучше, благодаря сестре, к мадмуазель де Бертран вернулись силы, она была захвачена идеей устроить самый лучший праздник, порадовав Оливье и подружившись со всеми в доме. Мэтр Журнэ оказался человеком приятным, главным для него было благополучие и процветание поместья, он желал угодить господину, потому готов был слушать любые советы, тем более, Франсуаза не просто говорила, что делать, она объясняла, отчего это необходимо. А именно, заговорив об изменении в праздновании, девушка пояснила: господин граф был склонен провести тихое Рождество с друзьями и домашними слугами, большой праздник пока не будет уместен, ведь он не объявлял о своем возвращении. Управляющий был польщен, что он входит в круг тех немногих, кто будет на празднике, а потому был вовсе не против такого подхода. - Кроме того, - продолжала Франсетт, - до Рождества осталось так мало времени, все арендаторы и соседи имеют собственные планы на этот день, возможно, они уже куда-то приглашены, не стоит ставить их перед столь неудобным выбором. - Вы правы, сударыня, - с поклоном согласился мэтр. Помимо прочего, это еще и экономия, подумала Франс, ведь любой прием обойдется в немалую сумму. Правда, оставались еще сомнения – кто-то все-таки может узнать о прибытии графа домой, да и о планах Оливье девушка лишь догадывалась. Но на этот счет у мадмуазель де Бертран была одна идея. Когда-то очень давно графиня де Ла Фер, матушка Оливье, под Рождество всегда наносила визиты арендаторам и крестьянам, последним непременно привозилось угощение, чтобы праздник удался даже у самых бедных семей, с дворянами надо было действовать аккуратнее, чтобы те не посчитали, будто их обидели, унизили, некоторые из них были весьма горды. И все же в памяти маленькой Франсетты осталось, как мадам графиня в свой визит к ним привезла небольшую корзинку, с кусочком рождественского полена и запеченной дичи – это сопровождалось словами о том, что в этот праздник будет приятно знать, что все они рядом, пусть каждый и отмечает у себя дома. После смерти графини Оливье, вероятно, не имел сил заниматься ее заботами, а его супруга то ли не хотела этого делать, то ли просто не успела – все же она носила этот титул не долго. Зато старый управляющий помнил, потому, когда Франс поделилась своей идеей, мэтр Журнэ был от нее в восторге. Мадмуазель де Бертран решила, что в новых условиях эти дары надо несколько изменить, они должны быть достаточно скромны, чтобы никого не оскорбить, но при этом достаточно богаты, чтобы компенсировать приглашение на ужин, если кто-то его все же по каким-то причинам ожидает. Тем более, что эти дары еще и должны были говорить, с одной стороны, что господин граф вернулся в поместье, с другой же, не должны были обременять Оливье обязанностями сверх меры, ведь он наверняка в скором времени опять отправится на осаду Ла Рошели, от него не должны ожидать многого, а Франсуаза не хотела создавать трудности Атосу, чтобы он объяснялся с соседями. К сожалению, она не знала, как скоро вернется граф и есть ли у него намерение поохотиться с друзьями, тем самым добавив к праздничному столу что-то из дичи, более никто в усадьбе этим не занимался. В то же время в поместье было предостаточно всякой птицы, и девушка, обсудив это с Жули, посчитала это отличным выходом: для стола графа можно было приготовить каплуна и несколько гусей, а для угощения взять уток. Ну и паштеты, конечно. Они будут прекрасным дополнением в корзине, поскольку их можно не добавлять к рождественскому столу, а оставить до другого случая, ведь паштеты прекрасно хранятся! Таким образом Франс пересчитала весь бюджет праздника, заменив множество блюд и составив новое меню стола, а еще договорилась, что мэтр Журнэ подберет для подарков нужное количество корзин, вроде бы в кладовой их хватало. Жульетт при этом вызвалась украсить их, обсудив это с сестрой, девушки пришли к выводу, что отличным способом будет обычная салфетка, которой укроют корзину, но на ней можно вышить литеру F, чтобы платок выходил адресным, отсылающим к имени графа. Получалось, вроде бы, неплохо, Франс очень хотелось, чтобы Оливье оценил ее старания, пусть он увидит ее не такой ужасной и распущенной, как, возможно, она показалась после своих подражаний герцогине. А еще это позволяло не видеть батюшку, хотя бы пока, девушка не желала столкнуться с ним до того, как обсудит свое будущее с графом. *** - Мэтр Журнэ доволен тобой, - заметила Жули. Они вновь прогуливались по саду, пусть и пустынному в это время года, но подходящему для ведения бесед и тренировок в нужном общении. - Он доволен моим решением, - возразила Франсетта, - поскольку оно позволяет ему убить всех зайцев сразу: устроить праздничный обед, уделить внимание всем соседям, при этом никого не обидев, но и не нарушив уединения господина графа, если тот не желает никого видеть – а именно так было последние годы. - Но это решение нашла ты, - напомнила сестра. – А это немедленно сделало тебя здесь… как ты это говорила? Древней мудрой богиней. - Ну хоть для кого-то я буду богиней, - натянуто улыбнулась Франс. И через мгновение она встряхнулась, сообразив, что Жульетт пытается говорить комплименты в новомодной манере. - У тебя отлично получается, - похвалила Франсуаза. - Их названий я даже не помню, - покачала головой сестра. – Это звучит очень… жалко и глупо, я не подхожу для этого. - Ты преувеличиваешь, большинство дам в этом тоже плохо разбираются, а уж заезжие кавалеры тем более, поверь, не всякая герцогиня может поддержать подобную беседу, ты справляешься лучше, чем многие другие. - Что ж, тогда мы обе хорошо стараемся! - Да, мы умны и прикладываем много сил для успеха, - посмеялась Франс. – И потому мы достойны его. - Мне кажется… Жули прервалась, потому что заметила, как к ним торопится одна из служанок замка, ее сестра тоже обернулась. - Кажется, что-то случилось, - пробормотала она. - Сударыня, - с поклоном подбежала горничная, - там прибыл человек, он говорит, что его послал к вам господин граф. - О, тогда… Франс едва не предложила пригласить этого неизвестного, но немедленно вспомнила, о чем просил ее Оливье, так что осторожность взяла верх. - Я никого не жду от его сиятельства, - нахмурилась мадмуазель де Бертран. – Этот человек… он назвал мое имя? Вы сказали ему, что меня нет? Господин граф предупреждал вас, чтобы… - Я знаю, сударыня, - закивала служанка. – Но этот человек настаивает, он говорит, что господину графу нужна помощь. - Помощь? – побледнела Франсуаза. – Что случилось? - Франс, ты не должна этому верить, - вмешалась Жульетт. – Это может быть ловушкой, его сиятельство не послал бы к тебе за помощью! - Да… наверное, - засомневалась та. Сестра была права, Оливье никогда не обратился бы за помощью ни к кому, а уж тем более к девушке. В то же время ситуация могла быть особой, у Атоса могло не быть иного выхода, а если он и вправду нуждается в помощи? - Этот человек что-то сказал о его сиятельстве? – уточнила Франс. – Он дал понять, что знает о том, что я тут? - Он сказал, что его послал господин граф после того, как попал в засаду господ гвардейцев кардинала. В этой драке его сиятельство был ранен… он просил передать, что это случилось при попытке помочь другу и забрать некую женщину из монастыря. Мадмуазель де Бертран закусила губу. Оливье ранен? Он не рассказывал о подробностях того, что собирался сделать, но звучало правдоподобно, это походило на намерения графа, он говорил и о помощи кому-то из друзей, и о спешке, и об угрозе со стороны кардинала. Но можно ли считать это доказательством? - Еще этот месье сказал, - вновь заговорила служанка, - он сказал… а, он сказал, что его сиятельство послал его, не потому что нуждается в помощи, но потому что желал бы принести вам извинения за… за поспешное решение, вот! Это звучало уже более чем определенно! Оливье действительно ранен, возможно, очень тяжело ранен, это заставило его задуматься о своем отношении к нерешенным вопросам, он наверняка вспомнил их последний разговор и пожелал передать ей… ну не договор об аренде, но хотя бы свои извинения за осуждение ее поведения. - Я иду туда, - кивнула Франс. - Ты уверена? – продолжала хмуриться Жули. - Конечно! Кто еще мог сказать подобное, если не граф?! - Ты сама говорила… что кое-кто очень коварен, он может знать обо всем и использовать это, чтобы заманить тебя. - Но что мне угрожает тут, в замке? - Н-не знаю, - замялась Жульетт, - если только… если только ты не уедешь отсюда! Ведь ты же собираешься уехать! Франсуаза вздохнула, не зная, что сказать. Она действительно собиралась отправиться к Оливье, она должна была услышать его слова лично, пусть ради этого придется поехать на другой конец страны! Девушка не хотела даже думать о том, что это может быть последняя встреча, но ни за что бы не упустила возможность вновь увидеться с другом… и любимым мужчиной. Может быть, это будет шанс сказать об этом… - Я должна выяснить, - почти простонала Франсуаза. – Я никогда не прощу себе, что не помогла графу, если ему это нужно. С этими словами девушка повернулась и направилась обратно к замку, Жульетт не оставалось ничего иного, кроме как последовать за сестрой, она сжимала и разжимала кулаки от досады, не находя решения, как обезопасить Франс, хорошо понимая ее чувства и страхи. Все, что оставалось, только ехать с нею… Они уже подошли к замку, когда Жули ухватилась за единственную идею, которая пришла ей в голову: - Позволь мне тебя заменить! – выдохнула бывшая горничная. - Что значит заменить? – растерялась Франсетт. - Ты говоришь, у меня неплохо получается изображать из себя даму, то есть я могу назваться мадмуазель де Бертран? Тем более, что это не совсем и неправда, отчасти это имя я тоже могла бы носить. - Да, но при чем тут?.. - Если этот человек примет меня за тебя, если он опасен, то мы разрушим его планы, он ничего не сможет тебе сделать. - Но… тогда в опасности будешь ты. - Франс, я стольким обязана тебе! – горячась, Жули схватила ладони сестры, чуть сжала их. – Это моя возможность вернуть тебе этот долг. - Нет у тебя никаких долгов! Наш отец… - Поступал так, как поступил бы любой дворянин на его месте. И любая дворянка на твоем месте отвернулась бы от такой обузы. Но ты, Франс, ты особенная. Пожалуйста, позволь мне сделать то, чему ты меня обучила.