Дела прошлого

Франс была не в силах понять, что может подразумевать посыльный, зато, мгновение спустя, сообразила – это и вправду передал Оливье: он находится в том состоянии, когда нет возможности передать ей земли, но все-таки пытается как-то решить ее проблему, защитить ее от гнева батюшки… - С вашего позволения, - тем временем объявила Жули, - я пойду переоденусь, уверена, что вещи и лошади уже готовы. Вы же пока можете допить вино, прошу, чувствуйте себя как дома, месье! Мадмуазель де Бертран дождалась сестру все в той же соседней комнате, решив не вмешиваться, но плохо понимая, чего та желает. - Что происходит? – встретила она Жули. - Я хотела спросить тебя, что нам следует делать, - призналась та. – Рассказ этого месье де Ле Гро звучит очень правдоподобно. - Да, и поэтому… - Нет, - прервала сестра. – Ты же понимаешь, что все это мог сказать и обманщик, а не посыльный графа. - Он не может знать о том, что именно я просила у Оливье. - А он и не знает, - напомнила Жульетт. – Его ответ был… как ты такое называешь? Слишком утонченный и с возможностью двойного или тройного толкования. Тебе не кажется, что ты выбираешь только один ответ, хотя их может быть несколько? - Как еще можно трактовать слова этого человека? Тем более, что он лишь передает то, что сказал граф – он дает понять… - Он может ничего не давать понять, - прервала сестра. – Он сказал лишь то, что ты хотела услышать, при этом не сказав ничего: якобы господин граф не может решить, но может предложить что-то иное. Разве не так говорят те, кто не представляют, что сказать? Они не могут сказать «да», опасаясь быть уличенными во лжи, потому предпочитают сказать «нет», но добавляют неопределенное обещание, которое каждый поймет, как пожелает. Франсуаза, пусть и не до конца убежденная, все-таки начала колебаться – слова Жули звучали довольно правдоподобно, заставляя по крайней мере усомниться в своих суждениях. И если бы только не страх за Оливье… - Ему может быть нужна моя помощь, - пробормотала девушка. – Сейчас каждое мгновение может быть ценно! - А может быть он вернется и не найдет тебя! - И что же ты предлагаешь? - С этим человеком еду я, - категорично заявила Жули. – Он видит во мне мадмуазель де Бертран, я ею и останусь. - Но я не могу просто ждать тут! - Ждать и не надо. Ты можешь отправиться следом, я буду оставлять тебе подсказки, куда мы направляемся – если до того он не скажет об этом прямо. Ну или назовет одно место, а поедем мы в другую сторону. Франсуаза помолчала, оценивая предложение. - Однако ты в этом случае оказываешься в опасности. - Но ты будешь свободна, это важнее. Если понадобится, ты сможешь обратиться за помощью к его сиятельству. - Попросить его об этом можешь и ты. - Он скорее послушает тебя. - Следуя твоим подозрениям, он скорее отправится спасать меня, чем кого бы то ни было еще, хотя я уверена, что он поможет любой женщине, нуждающейся в беде. - Если только не преступнице… Франс вновь глубоко вдохнула и выдохнула. Получалось, что сестра снова была права, и если бы не этот риск, который она брала на себя, принять ее план было бы гораздо проще. Здесь, в замке, мадмуазель де Бертран могла хотя бы рассчитывать прийти на помощь, снаружи, без преданных слуг, одна, Франсетт была беспомощна. - Прошу, - продолжала настаивать Жули, - это лучшее, что мы можем сделать. Или мы никуда не едем вовсе. Тем более ведь нам следует устроить праздник… - Которого может не быть вовсе? - Зато это будет тот случай, когда тебе нельзя будет поставить в упрек нарушение приказа его сиятельства. - О, если его будет кому ставить! Франсуаза напряженно сжала кулаки. Да, она вновь должна выбирать между своими желаниями и обещаниями. Оливье просил никому не верить, никого не принимать и не получать никакие дары – кажется, все очевидно… Но как оставаться равнодушной, когда беспокойство за него буквально съедает девушку?! - Л-ладно, - скрипя сердце выдавила Франс. – Мы отправимся друг за другом, и ты останешься мадмуазель де Бертран. А я… поеду в мужском наряде и с кем-то из слуг замка, думаю, через час после тебя. С этим они отправились наверх, чтобы приготовиться к поездке. Но перед этим Франсуаза велела слугам присматривать за гостем и сообщить обо всем, что он будет делать или что кому-либо скажет – не столько из-за недоверия, сколько для собственного спокойствия, чтобы убедиться в происходящем. Девушка тысячу раз предпочла бы обман, ведь это значило бы, что Оливье здоров, но верила в это все меньше… - Я попробую разговорить этого человека, куда мы направляемся, - говорила Жули, пока Франсетт помогала ей переодеться – для достоверности в дорожное платье самой Франс, которое выглядело более дорогим. - Хорошо, я буду рядом, надеюсь все услышать. Но тебе тоже следует взять с собой кого-то из слуг, в конце концов, ты не можешь ехать без сопровождения. - И он тоже будет в опасности! - Но он может справиться с этим человеком, если тот задумал недоброе! Он в силах уберечь тебя от насилия и опасности! - А это может насторожить… - В этом нет ничего, что вызывало бы подозрения, - на этот раз Франсуаза была непреклонна. – Благородная дама не отправляется в путь одна или с малознакомым мужчиной, это неприлично! - Я могу взять с собой оружие… - И возьмешь, - подтвердила девушка. – Бери кинжал, и можешь не прятать, нет ничего предосудительного, если в пути будет на поясе висеть оружие. Однако это не отменяет твоего сопровождающего. - Уговорила, - сдалась Жульетт. – Но мы никого не знаем здесь… - Зато, думаю, мы можем положиться на мэтра Журнэ, у него наверняка есть распоряжения на этот счет… ну или он хотя бы знает, кто наиболее надежен для подобных дел. Я собиралась как раз обсудить с ним отъезд и подготовку к празднику во время нашего отсутствия… Договорить она не успела – в дверь постучали и, после приглашения войти, появился сам управляющий. *** Д’Артаньян натянул шляпу на лицо и плотнее укутался в плащ, а для верности сделал еще один шаг назад – все только чтобы его не разгадали раньше времени, пусть Констанция выйдет за ворота, дальше уже их будет не остановить. Арамис скрывался меньше, он лишь поправил шляпу, чтобы укрыться в ее тени, но посчитал это достаточным, ведь мадам Бонасье не была в него влюблена, темноты довольно для его сокрытия. Несколько мгновений, в течение которых открывались ворота и Констанция ступала за них, казались вечностью. - Но что это? – аббатиса придирчиво глянула в темноту. – Вы прибыли верхом? - На карете в этот час проехать сложно, - не задержался с ответом Арамис, для верности чуть понизив голос, чтобы не быть узнанным. - Разве женщина должна ехать таким способом? – упрямая дама аж придержала за локоть Констанцию, останавливая. – Вы прибыли для ее сопровождения или для разврата?! Я не позволю ей сесть с вами на одну лошадь… - Темнота подводит ваше зрение: лошадей три, одна стоит привязанной за деревом, - с легкостью солгал Арамис. - Но… - Простите, сударыня, - уже с напором прервал спор мужчина, - однако мы бесполезно теряем время. На постоялом дворе нас ожидает карета, далее мы сможем ехать уже уверенно. Если вы более не намерены нам препятствовать и нарушать приказ, с которым недавно ознакомились. Это была почти угроза, и аббатиса отлично все поняла, потому только молча отпустила мадам Бонасье, позволяя уйти. Арамис жестом предложил женщине пройти к лошадям, последовав за ней не оглядываясь – он не сомневался, что ворота сейчас закроют, но какое-то время за ними еще будут наблюдать, потому нет нужды показывать свои слабости и страхи. Тем более, д’Артаньян продолжает наблюдать за монастырем, этого довольно. Можно было бы, наверное, довериться аббатисе: раз она старается опекать Констанцию, не желает отдавать «людям кардинала», то не должна мешать влюбленным соединиться. В то же время эта женщина была предана королеве, она честно расскажет Анне Австрийской о судьбе мадам Бонасье – и пусть лучше она передаст, что Констанцию увезли по приказу Ришелье, так затеряться будет гораздо проще. Гасконец наконец подхватил любимую под локоть, будто боясь, что она куда-то исчезнет (впрочем, зная умения этой женщины ускользать, нельзя было не думать о том, что она растворится в темноте среди деревьев). Арамис позволил им пройти дальше, отвязал одну лошадь, затем вторую, заставляя их какое-то время топтаться на месте… Окошко в воротах захлопнулось – аббатиса наконец поняла, что ничего сделать не может, все остальное посчитав для себя неважным. Вероятно, она немедленно напишет письмо королеве и отправит так скоро, как только может, но это не имеет значения, поскольку не позже рассвета они уедут отсюда, да и ее величество получит известие… которое ничуть не поможет ей, лишь может взволновать. Они начинали опасную игру, что только будоражило Арамиса: королева будет уверена, что Констанция в руках кардинала, а это заставит ее метаться в страхе, что все ее тайны сообщат мужу. Какие будут следующие шаги гордой испанки? И что предпримет его любезная герцогиня (кстати, надо бы сообщить ей об их «неудаче»)?.. Д’Артаньян больше не сдерживался, он крепко обнял возлюбленную, заставив вскрикнуть от неожиданности. И Арамис невольно вздохнул – все-таки подобные чувства, столь открытые и честные, ему не ощутить никогда! - Простите, дорогой друг, - выждав минуту, осмелился заговорить мушкетер. – Нам лучше уехать отсюда поскорее. - Вы правы! – немедленно засуетился юноша, помогая мадам Бонасье сесть на лошадь. – Едемте, надо поторопиться! Чем быстрее мы уберемся отсюда, тем скорее Констанция будет в безопасности, сможет отдохнуть и мы уедем от всех! - Прекрасный план, - согласился Арамис. – Давайте поскорее узнаем, как дела у наших друзей и дадим отдых вашей возлюбленной. *** Франсуаза улыбнулась – казалось, сегодня все решается само, управляющий и вправду очень предусмотрительный человек, умеющий угадывать намерения господ, это ускоряет все дела, ей не придется тратить время, вскоре она отправится к Оливье. - Сударыня, - поклонился мэтр Журнэ, - простите, если я смею спрашивать о том, что не касается меня, но могу я узнать о ваших намерениях? - Да, вы очень вовремя пришли, мэтр, - с воодушевлением отозвалась Франс. - Я рад услужить! - Прекрасно! Дело в том, что мы уезжаем, и я хотела бы обсудить с вами все то, что мы планировали ранее… - Простите, мадмуазель, - снова поклонился мужчина, - но я должен возразить: вы никуда не уезжаете. Его сиятельство очень ясно выразились перед отъездом, а потому я не могу вас отпустить. - Что это значит? – опешила Франсуаза. – Я… пленница тут? - Ни в коем случае, сударыня, - мэтр даже обиженно вздохнул. – Ваша милость могут гулять в свое удовольствие, если вы пожелаете прокатиться по окрестностям, я велю заложить лошадей и дам сопровождение, но велено не пускать вас ни с кем из посторонних людей. Дура-служанка не должна была даже передавать вам сообщение, я позволил это, будучи уверен, что вы подтвердите тот же приказ. Простите, сударыня, я не смею что-то запрещать вам! Но я не могу пойти против указаний его сиятельства. Франсуаза с досадой закусила губу. Неужели Атос так поступил?! Получается, он отдал распоряжение, которое сейчас может стоить ему жизни?! Что это за безумная попытка ее укрыть? От чего?! - Вы понимаете, что господин граф сейчас ранен? – стараясь сдержать слезы, выдавила девушка. – Он может нуждаться в помощи! - Оно, может быть, и так, сударыня, - развел руками пожилой слуга, - однако ведь приказ от того приказом не перестает быть. Его сиятельство осерчают, когда узнают, что я вас отпустил. А уж помочь-то вы ничем не можете, вы же не лекарь… Простите мою дерзость, мадмуазель! Франсуаза с досадой откинула в сторону камзол, который как раз держала в руках. Как вообще кто-то что-то смеет ей запрещать?! - Я все равно поеду! – почти выкрикнула она. - Вы не можете так поступить, сударыня! Пожалейте слуг, прошу вас, не заставляйте их поступать с вами жестоко. - А вы? Вы понимаете, как жестоко поступаете со своим хозяином?! - Пусть так, - перекрестился мужчина. – Сударыня, я верой и правдой служу семье графа столько лет, я доверия его сиятельства не предам никогда. За все, что говорю да делаю перед Господом отвечу после, а здесь мне упрекнуть себя не в чем. - И что же, вам велено меня запереть, если пожелаю уехать? – никак не желала уступать Франсетт. - Велено не пускать вас никуда, - не стал более объяснять мэтр. Но по его виду было понятно, что поступит он, как посчитает нужным, понадобится – велит запереть и охрану поставит. - Я не могу даже думать о том, что сейчас с Оливье! – со всхлипом выкрикнула девушка. – Как вы сможете спать с этим?! Сколько времени вы готовы стоять на коленях и молить Богоматерь, что не уберегли господина?! - Велено вас никуда не пускать, - упрямо повторил мужчина. – И это оправдает меня и перед господином, и перед Господом. - А я? – вдруг вмешалась Жули. - Что вы? – повернулся к ней управляющий. - Меня вы тоже будете задерживать? Или я могу отправиться с этим человеком или куда угодно еще по собственному желанию? - Относительно вас приказов не было, - признал мэтр Журнэ. - Я не отпущу тебя одну! – возмутилась Франсетт, легко разгадывая намерения сестры. – Даже со слугой не пущу! Это может быть опасно! - Хорошо, что вы это признаете, - не удержался управляющий. И через мгновение поклонился, пряча за этим жестом ту дерзость, которую он позволил себе этим замечанием. - Я не боюсь опасности! – вздернула голову Франс. – И никогда не поставлю свое спокойствие выше спасения Оли… графа! Я стольким обязана ему! Попытаетесь меня запереть – я выберусь через окно! - Благодарю вас, что предупредили, - невозмутимо отозвался мужчина, - я велю слугам дежурить в саду. Мадмуазель де Бертран рассерженно отвернулась от этого человека, который, кажется, за долгие годы своей службы перенял у своего господина привычку насмешничать с самым флегматичным видом. - Я не могу отпустить тебя, - повторила Франсуаза, обращаясь к сестре. – Это касается только меня, ты не можешь ради меня рисковать. - Я разузнаю у этого человека, куда мы едем, ты будешь об этом знать, - взялась убеждать ее Жули. – А уж как будет на месте, никто не может угадать. Но если господину графу нужна помощь, я постараюсь это сделать или пошлю тебе весть. - А если он… хотел мне что-то сказать? - Не думаешь же ты, что я утаю от тебя какие-то его слова? – нашлась та. – Если есть что-то, что я могу сделать для тебя, я сделаю, обещаю! Франсуаза прикрыла глаза, пытаясь отвлечься от уверенного вида сестры и недовольного – мэтра Журнэ. Что за безумный выбор между волнением за любимого мужчину и переживаниями за единственную подругу и родственницу?! Наконец она заговорила – как можно спокойнее и рассудительнее. - Скажу честно, Жули, я никогда не смогу быть счастлива, если с ним что-то случится. Но я не прощу себе и твои страдания. Потому я умоляю тебя спуститься к этому месье и передать, что он может не ждать более. - Если так, я не стану настаивать, - поникла Жульетт, - я не хочу обидеть тебя, и мне остается лишь быть рядом с тобой в эти дни. - Благодарю, этого мне достаточно! *** Атос напряженно следил за прибывшими. Их было человек десять – одно это заставляло задуматься, отчего они здесь, ну не для сопровождения ведь одной слабой женщины! А значит, либо они направлены арестовать мушкетеров, либо это удивительная случайность… Хотя отчего удивительная? Граница отсюда недалеко, в нынешних условиях войны может возникать столько опасностей и деликатных миссий, что присутствие любых военных здесь естественно. И все же граф не исключал преследование д’Артаньяна и их всех, ведь Ришелье наверняка узнал, что они покинули полк – проницательности кардинала довольно, чтобы понять, куда они могут направиться, а зная о своих посыльных, легко догадаться, что столкновения не избежать, так отчего бы и не схватить сразу всех? Сам Атос сидел в углу зала, в стороне от всех, потому оставался пока незамеченным, если не считать того, что один из гвардейцев все-таки поглядывал на него, вероятно, не мог рассмотреть и не был уверен, кто перед ним. Что ж, Оливье мог бы подняться наверх, лестница была рядом – его никто и не разглядел бы. Вот только друзья ни о чем не знают, им не пройти незамеченными мимо гвардейцев… В этот момент положение графа оказывалось ловушкой: он мог неузнанным подняться наверх, но не мог оставаться в тени, выходя на улицу, не считая того, что любой, кто сейчас направился бы из трактира, привлек бы внимание людей Ришелье. Кстати, сели они так, чтобы видеть двери, наверняка это тоже неспроста. Быть может, в нем говорило выпитое, но в этот момент Атос понимал, что у него только один выход – и действовать надо немедленно, поскольку друзья могут появиться в любой момент, их надо предупредить. Бросив на стол оплату за вино, мушкетер направился в снятый номер, что выглядело вполне достоверно, все-таки час был поздний, вряд ли он этим заинтересует кого-то из гвардейцев. В спальне граф открыл окно. Что ж, к счастью, это был не замок и не особняк в Париже, этажи тут были невысокими, потому вряд ли он разобьется, спрыгнув. Атос спешно огляделся. В комнате не оставалось никаких вещей, они не успели расположиться – это облегчало ему задачу, не нужно было придумывать, как что-то унести с собой. Так что мушкетер умело связал свое оружие в плащ и скинул вниз, туда же, еще одним свертком, последовала еда, а после, практически налегке, спрыгнул сам. Приземлился он удачно, почувствовав себя юным мальчишкой, как д’Артаньян – именно как гасконец, легкий и радостный, это была уже не та безумная смелость, которая вела его на бастион и к дуэлям, теперь его вела жажда жизни, а не смерти, это не значило, что он боялся сражений, вовсе нет, он готов был сражаться хоть со всем миром, но исключительно чтобы выйти победителем и быть с… Атос не позволил себе увлечься мечтами, тем более, что услышал стук копыт и, судя по громкому голосу, который сопровождал эту кавалькаду, сюда следовал Портос – более никто из друзей не будет так шуметь. Граф не стал откладывать и направился поскорее вперед, чтобы остановить гиганта. - Тише, милостивый государь, тише! – окликнул он, когда они сблизились. – Прошу, дорогой друг, нас не должны слышать! - Что случилось? – Портос искренне постарался приглушить свой бас, получилось наполовину, все-таки эта труба гудела даже шепотом, однако опасность быть услышанным на постоялом дворе пропала. - Случилось то, что трактир полон гвардейцев, - сообщил главное граф. - А! Нам предстоит поразмяться! – шире расправил плечи гигант. – Жаль, что мы не дождались этой драки, тогда бы нам не пришлось два раза таскать тела к монастырю! Но ничего, Мушкетону и Планше даже понравилось, не так ли? - Несомненно, господин Портос, - лукаво улыбнулся пикардиец. – Это такой великий опыт, месье! Никогда не знаешь, чье тело придется тащить потом… - Конечно, - невозмутимо кивнул силач-мушкетер. - Слуга всегда должен уметь перетащить господина, - продолжал Планше, пряча усмешку. – Иногда чужого, иногда… - Осторожно, парень! – скрыл улыбку Атос. – Мы ведь можем неверно тебя понять. Это же не угроза скрыть чужое преступление, предав собственного господина? Неужели д’Артаньян забыл тебя научить должному почтению? - Ни в коем случае, сударь, - немедленно отозвался тот. – Я лишь хотел сказать, что ныне столь счастливые дни, что порой господин может позволить себе выпить лишнего – и вот тогда-то и понадобится тот навык, которому этой ночью мы с Мушкетоном, Гримо и Базеном так старательно обучались. - Прекрасно, - кивнул граф, ничуть не обманываясь, но оценивая ловкость, с которой выкрутился слуга. – Но, Портос, должен предупредить, что вряд ли мы станем драться, на этот раз на их стороне численное и тактическое преимущество. - С каких пор мы считаем противников? - С тех пор, как нас двое, а не четверо, однако и вчетвером мы окажемся в меньшинстве, кроме того, я надеюсь, с нами будет возлюбленная нашего юного друга, что затрудняет наши маневры, нам придется постоянно думать о ее защите. - Вы же не предлагаете нам бежать? Ведь мы обсуждали это – мы не можем отправляться в путь в этот час. - Решим мы уезжать или сражаться – я еще не знаю, - признался Атос, у которого не было плана, - но решим мы это вместе, когда будем вчетвером. Потому я предлагаю оставить слуг у дороги, а самим пройти на задний двор, чтобы не привлекать к себе внимание, если кто-то из гвардейцев появится на пороге.