Я в моменте

      Игорь не знает, сколько проходит времени, прежде чем он возвращается к ребятам. Ему кажется, что на улице уже глубокая ночь, потому как за окнами — непроглядная тьма: даже молодой месяц утонул в облаках, и совсем не видно звёзд.       Тем не менее, спать никто не ложится. Оно и понятно: его ждут. И объяснений, которых у Грома практически нет.       Что тут скажешь, если он и сам практически ничего не знает? А Серёжу допытывать прямо сейчас — гиблое дело. Ему отдохнуть нужно и мысли в порядок привести. Игорю, кстати, тоже не помешало бы.       Юля встречает его долгим, неодобрительным взглядом. Денис в его сторону вообще демонстративно не смотрит. Только Дубин не видит в нём врага народа, но тут ничего личного, наверное, — просто это Дима, и с ним по-другому не бывает. — Денис рассказал, что вы нашли его в пещере. Ты узнал, как он там оказался? — сразу спрашивает Пчёлкина, стоит только Игорю сесть за стол.       Он себя чувствует как на допросе. Впрочем, от правды это недалеко. — Ничего я не узнал и, как он там оказался, понятия не имею. Ему нужно для начала прийти в себя, а там уже будет видно.       Денис язвительно фыркает, постукивая длинными пальцами по старому столу, накрытому пожелтевшей скатертью. — Прийти в себя? Кто-то явно упускает из виду то, что он псих.       Денис извёл себя дурными мыслями, пока Игорь там миловался со своим рыжим. Обещал сам себе больше не устраивать истерик, а сейчас вот смотрит на эту каменную рожу — и так кулаком съездить хочется! Может быть, тогда легче станет? — Всё с ним нормально, — твёрдо заявляет Гром, хотя сам себе не особо-то верит: те, у кого всё нормально, людей не сжигают. — Игорь, ты, конечно, извини, но я согласна с Денисом. Никто из нас не может знать, что у него в голове. Он ведь и в прошлый раз тебе улыбался и невинно хлопал своими глазками, а потом бутылкой огрел по голове и подставил. Жизнь тебе едва не испортил, — замечает Юля.       Игорь всё это и сам прекрасно понимает. Он ведь тогда ещё обещал себе, что вот так доверять этому человеку больше не станет. Себя корил за то, что увлёкся, что пустил в душу и проглядел главное, но теперь, когда он знает, что не всегда то, что кажется правдой, на самом деле ею является, он не может так просто отдать человека под суд. — Ты ведь сама видела детали дела. Сама знаешь, что портрет Чумного Доктора с Разумовским вообще не сходится. Я не психиатр и всю эту хрень разобрать не могу, но тот Серёжа, которого я доставал из этой пещеры, кто готов был в казино собственной грудью людей закрыть, и псих, который поднял на уши весь Питер, — совершенно разные люди.       Эта идиотская вера в Разумовского Дениса злит и вызывает зависть. Он бы тоже хотел, чтобы на этом свете был хоть один человек, веривший в него так же сильно. Особенно когда он сам в себя уже не верит совершенно.       Наверное, этим Гром и привлекает — готовностью защищать дорогих ему людей до последнего. Самоотверженно бросаясь в бой, не думая о последствиях. — Игорь, психиатрия — наука сложная, и ты никогда не можешь ничего знать наверняка. Его поэтому в клинику и положили, чтобы разобраться с его проблемой и помочь, — мягко проговаривает Дима.       Он ведь сам от Разумовского такого не ожидал. Он давал ему веру в хороших людей, осознание, что не всё человечество ещё прогнило, а потом такой вот поворот… Дима — идеалист, а таким всегда особенно сложно разочаровываться в людях. — Видел я, как ему там помогают. В гроб краше кладут, — злясь на докторов, отвечает Гром.       Ему эти синяки на рёбрах теперь в кошмарных снах являться будут! Серёжа ведь был там совсем один: ни поддержки, ни помощи, всеми брошенный, наедине с врачами, смотрящими на него как на научный эксперимент. — Да, медицина у нас в стране не самая гуманная. Но он должен ответить за то, что совершил, — говорит Пчëлкина. — И что ты предлагаешь? Вернуть его обратно в психушку? Наказать за то, чего он не делал, и с чистой совестью жить дальше? — громче, чем хотелось, бросает в ответ Игорь.       У него нервы и так на пределе. Ему бы просто отдохнуть, поспать хотя бы часов восемь. — Включи здравый смысл хоть на секунду и подумай хорошо своей башкой. Сейчас он там спит, слюни в подушку пускает, а через минуту у него шарики за ролики заедут, и пиздец всем придёт. Побежит вершить правосудие, а всё потому, что ты свои слюни подобрать не можешь и отделить желание где-нибудь его нагнуть от реальности происходящего. Я не хочу проснуться посреди ночи от того, что этот псих решит меня придушить. Его место в дурке, и туда он должен отправиться! — не выдерживает Денис.       А ведь обещал себе — без истерик. Только вот с Игорем по-другому не получается.       Гром прожигает Титова насквозь своими глазищами, смотрит так, будто Денис котёнка на улице отпинал. Вот только Разумовский ни хрена не котёнок. И зубы у него острые — если нужно, глотку перегрызёт.       Юля буквально видит, как между этими двумя молнии сверкают. Честно, она раньше даже и не предполагала, что Игоря так серьёзно клемануло на Разумовском. Думала, перегорит быстро, когда поймёт, что образ благодетеля был лишь фикцией. Она-то, в отличие от Игоря, людям не верит и в каждом ищет подвох. Поэтому Титов ей чем-то и импонирует — не строит из себя не пойми что. Да, он редкостный мудак, но хотя бы этого не скрывает.       У них с Игорем полярно разные взгляды на жизнь, так что немудрено, что они постоянно сцепляются, как кошка с собакой. — Игорёк, давай так. Ты с разговором не тяни и Разумовского, как принцессу, от нас не оберегай. Мы все тут хотим разобраться в ситуации, так что проснётся он утром — и сразу на разговор. Нам понять нужно: появление Чумного Доктора в Сети — его рук дело или нет, — говорит Юля.       Игорю совершенно не нравится идея коллективного допроса, но Пчёлкина права: следует узнать, что произошло, и, как бы ни хотелось, от этого разговора Серёжу всё равно не спасти. Так что лучше так, под присмотром, чем обманом и наедине. — Да вы тут ёбнулись все, или как? У меня уже такое чувство складывается, что психи тут вы, а не Разумовский. Вместо того чтобы вызвать людей с Питера и вернуть его в дурку, вы ему постельку стелете и разговоры разговаривать планируете! — вспыхивает Титов, резко поднимаясь с насиженного места. — Долбоёбы, блять!       Денис буквально вылетает на улицу, не забыв напоследок громко хлопнуть хлипкой дверью. Ему срочно нужны сигареты и возможность отдохнуть от этой благородной рожи. Спаситель, блять, больных и убогих! — Да уж… — тяжело вздыхает Юля, пытаясь переварить всё произошедшее. — Я с ним поговорю. Идите спать, — коротко бросает Игорь и выходит следом за Титовым.       Ночь сегодня особенно тёмная и какая-то холодная. Ветер колышет верхушки деревьев, и в воздухе пахнет дождём. Опять будет лить всю ночь, а утром придётся месить грязь, так как об асфальте в этом гиблом месте даже не слышали.       Игорь садится рядом с Денисом прямо на крыльце. Тот дымит, как обычно, агрессивно сжимая фильтр сигареты губами. — Дэнчик, ну ты чего? — мягко прикасаясь к его плечу, говорит Гром. — Я понимаю, ситуация получается дерьмовая, но Серёже действительно нужна помощь. И нам, кстати, тоже. Мы ведь всё ещё понятия не имеем, кто влез в твою Сеть.       Титов скидывает чужую руку со своего плеча и уже привычно хмурится. — Ну, я-то, в отличие от тебя, самообманом не занимаюсь. Есть тут коллега мой, так сказать, рыженький такой, людей на шашлык пускать любит. Сечёшь, о ком я?       Поговорить нормально снова не получается. Денис как ёж — весь колючий и всегда готовый защищаться, даже если на него никто не нападает. — Ты этого не знаешь. Нечего вешать на него все смертные грехи только потому, что у тебя к нему, судя по всему, личная антипатия. — Да ебал я твою антипатию, майор! — шикает Титов. — Иди трахай своего Разумовского и пылинки с него сдувай, до меня-то чего доебался?       Игорь тоже вспыхивает, как спичка. Вечно с ним так — из крайности в крайность бросается. — Да ты уже от своей ревности совсем умом повредился! Сам ведь кричал, что мы трахаемся без обязательств, а мозги выносишь, как жена!       Титов от возмущения аж на ноги подлетает. Глаза его горят огнём, губы поджаты и руки стиснуты в кулаки. Весь — как натянутая струна. И в своём гневе особенно красивый. — Нахуй ты мне не сдался, чтоб ещё тебя ревновать, герой-любовник, блять! — диким зверем рычит Денис. — Иди вон психопатку свою рыжую еби, вы так-то охуенная парочка. Стоите друг друга! Будешь его в дурке навещать и поёбывать, а чё? Удобно. В смирительную рубашку — и никакого сопротивления!       Грома тоже накрывает — как он оказывается рядом и хватает Дениса за шкирку, даже не помнит.       Его тяжёлое дыхание оседает на губах, а чёрные глаза тянут в свою бездну. Хочется то ли хорошенько Титову въебать, то ли его как следует выебать. С этим у Игоря постоянная дилемма.       Впрочем, в голове она всегда разрешается не в пользу насилия. Всё по обкатанному сценарию: Игорь даже не понимает, кто кого целует первым. Только вылизывает чужие губы и млеет от того, как Дениска мстительно, до боли кусает его за нижнюю губу.       И в этот момент на всё становится глубоко насрать, все проблемы кажутся пустяковыми, он почти что всесильный, когда своими грубыми руками прижимает столь желанное тело к себе.       И всё так идеально, пока Денис резко не отстраняется, а на лице его не проступает боль — да такая, что Игорю становится страшно.       Титов хватается за голову и оседает прямо на холодную землю. Воет, как зверь раненый, на одной ноте. Игоря от этого прошибает дрожью, и он падает рядом, пытаясь оторвать дрожащие тонкие руки от спутанных волос. — Дэнчик, ты чего? Я больно тебе сделал? Что болит? — обеспокоенно сыплет вопросами Гром, пока Денис продолжает хрипло скулить. — Голова… Таблетки в кармане… — Игорю едва удаётся что-то расслышать через этот вой.       Он сам вспоминает, что Дениска вечно жрёт колёса, и быстро шарит по карманам, пока не находит заветную баночку с лекарством. Гром сам запихивает в рот Денису таблетки — сразу две для надёжности, укладывает его голову себе на колени и начинает гладить по спутанным, мокрым от пота волосам, нашёптывая какую-то успокаивающую чушь.       В последний раз Игорю было так страшно, когда Серёжа смотрел на него не своими глазами и с хищным оскалом палил из огнемётов.       В себя Титов приходит только через долгих пятнадцать минут. Глаза его шальные, мокрые от слёз. Ничего не говоря, Денис садится рядом с Громом и тут же рыщет по карманам в поисках сигарет. — Денис, что это сейчас было? — требовательно спрашивает Игорь — он не готов слушать очередную ложь, а с Титова станется затереть и про внезапную мигрень.       Тот горько усмехается, смотря куда-то прямо в темноту и заламывая пальцы. Врать дальше смысла он не видит. — Рак у меня. Опухоль неоперабельная. Так что ты, Игорёк, практически труп ебёшь. Но ты не парься: недолго уже осталось. Я уже, можно сказать, на финишной прямой.       Денис похлопывает Игоря по плечу и уходит, оставляя Грома переваривать эту информацию. Смотреть на печальный взгляд и жалость в этих глазах Титов не хочет — это больше, чем он может вынести.       Уже в доме Денис смотрит на Разумовского, свернувшегося в клубок на чужой постели, и думает, что, наверное, он тот ещё мудак, раз позволяет своей ревности напрочь убивать всякий здравый смысл.       По всей видимости, потому Игорь на Сергее так и зациклен — он всегда думает о себе в последнюю очередь, нет в нём эгоизма, и людей судить просто так — не в его правилах. Вот он, невинный такой, фиалка просто, в этом насквозь прогнившем мире.       Денис ведь понимает, что Разумовский на самом деле болен и что он себя, скорее всего, тогда не контролировал, но признаться в этом — значит выставить себя полным моральным уродом.       То, что Денис напоследок захотел поиграть в жизнь, никак не должно сказываться на других.       Игорь возвращается в комнату только через час. От него воняет сигаретами, и взгляд у него совершенно пустой. — Денис… — тихо зовёт он, но в ответ — тишина.       Титов не готов сейчас разговаривать — и жалости, сочувствия он тоже не хочет: хватит ему сполна. Поэтому и притворяется, что спит.       Игорь, правда, не настаивает. Уходит.       Он поправляет Разумовскому одеяло и устраивается около его кровати, укладывая голову где-то у него в ногах. Ну, точно верная псина.       Впрочем, картина эта всё равно заставляет сердце болезненно сжиматься. Холодно ведь. Замёрзнет… Но к себе его звать Денис не станет — не выдержит просто. Пусть уж лучше так.       Серёжа спит беспокойно. Брови его нахмурены, светлые ресницы дрожат. Он сжимает бледными пальцами одеяло и тихонько сопит.       А Игорь уснуть не может. Смотрит на спину Дениса, скрытую одеялом, и думает: как так вышло, что такой вот, весь полный жизни Титов так глупо умирает? А что, если врачи ошиблись? Что, если шансы всё же есть? Не может же всё быть вот так вот, несправедливо…       Зато теперь становится понятно, почему Денис его так активно отталкивал от себя. Почему ближе не подпускал. Игорь хотел хоть немного разобраться, а в итоге получил лишь ещё больше вопросов.       Серёжа беспокойно ёрзает и снова сжимает одеяло. Титов, напротив, не шевелится совсем. Как будто не дышит.       Игорь нежно проводит по бледным пальцам своими, осторожно поглаживает тыльную сторону ладони, и Серёжа расслабляется — даже морщинка между бровей разглаживается. Игорь тяжело вздыхает и поднимается на ноги: сегодня ему уже не уснуть, слишком много всего произошло. Слишком тяжело совладать с мыслями в голове.       Гром выходит на кухню в надежде заварить себе травяной гадости и хоть немного расслабиться, но там его встречает Юля.       Её волосы неаккуратно собраны в пучок на затылке, а сама она — в растянутой пайте и пижамных штанах. Но, когда видит Игоря, мягко улыбается. — Тоже не спится?       Гром садится рядом и тяжело вздыхает. — Уснёшь тут…       С такими событиями, и правда, бессонницу заработать легче лёгкого. — Игорёк, ты себя не накручивай. Я понимаю, о чём ты думаешь, но я хочу, чтобы ты помнил: мы на твоей стороне.       Слышать это приятно, Игорь до сих пор иногда не верит, что ему так повезло в жизни и что он встретил таких верных друзей. — Юль, я ведь не идиот и всё прекрасно понимаю, но и Серёжа… Он всего этого не заслужил. Я просто не хочу в очередной раз ошибиться, хочу разобраться во всём и понять, кто действительно стоит за всем этим. Легче всего повесить всё на Разумовского, и дело с концом, но я верю ему. Может быть, глупость совершаю, но верю.       Пчёлкина улыбается — светло так, понимающе, как умеет только она одна. Как жаль, что Игорь не смог её полюбить. Тогда всё было бы намного проще. — Ты веришь ему, а я верю тебе, — отвечает девушка. — И поэтому мы это дело на полпути не бросим. Мы должны влезть в дом к товарищу участковому. Игорь в Юле никогда не сомневался. — И у тебя, конечно же, есть план?       Пчёлкина по-дьявольски сверкает глазами. — Ещё бы.       Обычно Гром такие методы не одобряет, но сейчас это — вынужденная мера, от которой отказаться никак нельзя. Если будет нужно, Игорь этому стражу порядка дверь с петель вынесет. К тому же, с ним его друзья. Они обязательно со всем разберутся и в этот раз не допустят ошибок.