Накажи меня, Сереж

Олег знает, что и когда Сереже нужно съесть. Знает, когда ему нужно ложиться спать. Помогает с выбором одежды по утрам. Сережа специально ленится, выставляя назад руки, чтобы Олег надел на него рубашку. На секунду их руки соприкасаются, и разряд тока пробегает по всему телу. То же и со штанами. И с обувью. Если это единственный способ быть друг к другу как можно ближе, почему бы им не воспользоваться? Для Олега эти действия привычны, как будто он все время одевал кого-то. Олег тщательно зашнуровывает его кроссовки, обхватывает его ножку своей большой грубой ладонью. По вечерам он даже может сделать массаж, разминая стопу уверенными движениями. Один раз Сережа от этого даже кончил и тут же залился румянцем стыда. Олег тогда ему ничего не сказал. Не осудил, не посмеялся, только спросил, принести ли ему новое нижнее белье. Сережа согласился. И воспользовался тем, что Олег никогда не отводит от него взгляда. Глядя Олегу прямо в глаза, Сережа стягивает испачкавшееся белье, не стесняясь своей наготы. Очень долго водит по паховой области салфетками, даже когда уже все чисто. И с ужасной неохотой одевается снова. А Олег, не разрывая зрительного контакта, берет его белье и громко вдыхает его запах. Сережа вновь краснеет. — Эй, не надо так делать! — Почему? — спрашивает Олег хрипловатым голосом, от которого мурашки бегут по всему телу. — Ты меня смущаешь! Олег кивает, сочтя это достаточно весомым аргументом, и отдает ему белье обратно. После этого случая Сережа постоянно напрашивается на массаж. Но Олег соглашается не всегда — только когда считает, что Сережа себя хорошо вел. И Сережа из кожи вон лезет, чтобы вести себя хорошо. Держит спину прямо, не ругается с инвесторами, не пьет ни в рабочее время, ни после него, раздает интервью налево и направо, делая вид, что его совсем не пугают люди. Соцсеть, над которой он так долго работал, завирусилась, сразу же став популярной, и все вроде бы стало хорошо. Наверное. У Сережи глаза закрыты плотной темной тканью. Он стоит на коленях на кровати, широко раздвинув ноги, и радуется, что пальцы Олега хозяйничают в нем, ведь это еще один большой шаг вперед в их отношениях. Психолог бы сказал, что все идет подозрительно быстро для настолько травмированного человека, как Олег Волков, но Сережа все равно не стал бы его слушать. — Ты мне доверяешь, Сереж? — спрашивает Олег, уверенно кладя свободную ладонь ему на поясницу. Сережа старается как можно сильнее насадиться на пальцы, но Олег удерживает, не позволяет. Сейчас они делают это не ради удовольствия. Это всего лишь очередная проверка. — Д-да… — стонет Сережа. А ведь это он должен проверять Олега на доверие, а не наоборот. Но Олег ему этого просто не позволит. — Тогда прими в себя все, что я тебе дам. Сережа напрягается, когда Олег всовывает в его задний проход что-то твердое, холодное, металлическое. И это что-то — слишком длинное. С ужасом Сережа понимает, что это бита. Та, что он купил, когда Олега еще не было, потому что ему было слишком страшно оставаться одному даже в своем собственном защищенном от всех офисе. Сережа начинает дергаться, но все те же уверенные руки удерживают его на месте. — Ты хотел понять меня. Узнать, что со мной делали. Я тебе покажу. Но я буду нежен, Сереж. Просто доверься мне. Сережа стискивает зубы и кивает. Если Олегу это нужно… Если это позволит ему справиться с тяжелыми воспоминаниями… Сережа покажет ему, что с этим можно справиться. Они переживут это вместе. Бита ужасно распирает его изнутри, к тому же, Сережа боится все себе отморозить. Но, хотя он и чувствует себя чересчур растянутым, боли нет. Олег и правда осторожен. Сереже уже не так страшно. — Дальше, Сереж? — заботливо интересуется Олег. Сережа кивает. Ледяной металл покидает его тело. А потом на его месте появляется кулак. И Сережа снова непроизвольно дергается. — Тише, тише, — шепчет Олежа, обхватывая его второй рукой поперек груди. — Я достаточно тебя подготовил. Все будет хорошо. Сережа всхлипывает. Хотя Олег и обещал, что больно не будет, его движения внутри ощущаются довольно болезненно, несмотря на то, какое количество смазки он на себя налил. Его рука движется все глубже и глубже, и Сережа не выдерживает, срывает с себя повязку и вскрикивает: — Хватит! Прекрати! Олег послушно останавливается и вытаскивает из него руку. Сережа дышит, как загнанный зверь. Ему страшно, и хочется, чтобы его обняли, утешили, но он понимает, что Олег этого не сделает. Не сейчас. Рано. — За что они с тобой так? — говорит Сережа, стараясь сдержать ужас. Через что пришлось пройти его Олеже? Почему он все это терпел? — За неподчинение приказам. За то, что хамил старшим по званию. За то, что единственный выжил в рейде, и это показалось им подозрительным. Много причин, Сереж. — Олег медленно, осторожно гладит своего возлюбленного кончиками пальцев по щеке. — Ты должен понять одну вещь: теперь я такой. — Но я не хочу, чтобы ты был таким! — выкрикивает Сережа запальчиво прежде, чем думает. А затем дает сам себе пощечину. — То есть… Я не то хотел сказать. — Мне уйти? — спокойно спрашивает Олег. И почему-то сразу ясно: соберет свои вещи и уйдет в тот же миг. Не оставит ни нового номера телефона, ни адреса. Исчезнет и больше не появится в его жизни, сколько бы Сережа ни пытался его найти. Разум быстро-быстро качает головой, вцепляется в руку Олега, хотя и понимает, что нельзя так делать. Олег не отстраняется, ждет, что Сережа скажет. — Мы с этим справимся. Вместе, слышишь? — Сережа проталкивает свою ладонь в ладонь Олега, сцепляя их пальцы, а затем смотрит на них, как на подтверждение своих слов. — Почему ты от меня скрывал? — Боялся, что ты не примешь меня таким. — Каким? — Олег молчит. Не хочет — или боится — говорить вслух, ведь тогда сказанное станет реальностью, которую он желает избежать. — Каким, Олеж? — настаивает Сережа, сжимая его пальцы сильнее. — Тебе нужен защитник. Сильный воин, а не раскисший салага, зациклившийся на своих проблемах. Сейчас, когда я с тобой, — он кладет вторую руку поверх их сцепленных пальцев, и Сережа замирает, почти не дыша, — я могу позволить себе думать только о тебе и твоем благополучии. Если тебе будет противно, я пойму. — Мне не противно. Сережа целует костяшки грубых мозолистых пальцев, которые совсем недавно побывали внутри него. Олег руку не отдергивает — пусть так. Постепенно он все больше позволяет себя касаться. Сережа напомнит ему, что прикосновения могут нести не только лишь боль. Но одной только его помощи будет недостаточно. — Пожалуйста, Олежа, прошу, давай сходим к психологу. Тебе станет легче, правда. И мне тоже. Сделай это ради нас. И Олег со скрипом зубов соглашается. Просит только об одном — чтобы Сережа не присутствовал на сеансах. Это слишком личное, и Олегу достаточно того, что это будет знать один человек. Сереже всего этого знать не обязательно. — Пойми, я пытаюсь тебя от этого отгородить. Так будет лучше для тебя. А психолог… Так и быть, пусть слушает. Сережа нервно поджидает Олега около кабинета. Олег выходит задумчивым, более хмурым, чем обычно. Сережу замечает только, когда тот слегка тянет его за рукав и сажает на скамеечку рядом с собой. — Ну, что, что он сказал? — Что мне надо попытаться отвлечься и завести себе хобби, которым я еще не занимался. По типу шитья крестиком. Должно помочь. Только я в это как-то не верю. — Ну, Олеж, ну ты чего. Это очень хороший специалист. Давай вместе тебе что-нибудь подберем, вдруг и правда что-то получится? Они опробовали, казалось, все. Рисование, шитье, танцы. Сыграли в настолки, в компьютерные игры, спели в караоке. Попробовали алкоголь — под ним все шло как-то легче. Олег, правда, разбуянился и разбил все бутылки, а потом ползал по полу, пытаясь собрать стекло голыми руками и постоянно извинялся. А Сережа узнал, откуда у Олега множество мелких шрамов на руках. — Тоже так… разбил… Еще чуть-чуть, и заставили бы вылизывать все и стекло жрать. Сжалились, дали просто руками собрать. И на бутылку потом… посадили. Сережа не может поверить. Его Олежа, он же такой сильный. А так поступают только со слабыми, с теми, кто отбился от стаи, кто не похож на других. — Возникал много, — пожимает Олег плечами отстраненно, равнодушно. Как будто нет в этом ничего удивительного. — Против всех шел. Насиловать не давал, красть не давал, приказы глупые оспаривал. Если бы дали возможность все переиграть — ничего не изменил бы. Я поступал правильно. О чем он только не говорит, так это о том, что сейчас во всем этом уже нет смысла. Что весь его мир сжался до одной точки, которая не может дать ему всего, что ему нужно. Годами подавляемые чувства, спрятанные под ледяным спокойствием, изливаются наружу внезапными вспышками ярости, актами неконтролируемой агрессии. Олег предупреждает, что Сереже нужно учиться его сдерживать, но Сережа видит лишь одну его сторону — сильную, уверенную, всегда готовую прийти на помощь, — совершенно игнорируя другую. Он его не сдержит. Олег это понимает вдруг резко, отчетливо, когда сжигает Гречкина и признается в этом Сереже. — Что бы ты не подумал обо мне, — говорит Олег, — знай: я хуже. И если ты правда хочешь это прекратить, сделай это сейчас.